Между тем принесли чай с легкими закусками, и хозяин спросил:
- Что вы думаете о нашей гвардии? Капитан заметно напрягся. Вопрос был странный, неуставной.
- В каком смысле? - переспросил он.
- В смысле боеспособности, - ответил князь.
- Я думаю, что победа над Наполеоном говорит сама за себя, - дипломатично ответил Соколов.
- Мне докладывали, что вы как-то упоминали, что в гвардии не продвинуться, если вы не графский сын, - сказал Николай Павлович и пристально посмотрел на капитана, проверяя его реакцию. Соколов немного смутился, но взгляда не отвел.
- Я сказал это, радея о пользе отечеству, - ответил он.
- А вы разве не знали, что такие речи мне докладываются, и быть может не только мне. Всегда найдутся доброхоты, знаете ли, - усмехнулся его высочество.
- Знаю, - хмуро ответил капитан.
- Не буду ходить вокруг да около, - сказал князь, - Я и сам так думаю, и ваша способность критически мыслить, эта одна из причин, по которой вы здесь находитесь.
- А какова другая причина? - поинтересовался капитан.
- Ваши заслуги, - ответил князь, - Я навел о вас справки: попав в гвардию, вы отличились под Бородином. Под Кульмом и во Франции вы проявили себя как знающий свое дело командир. Сослуживцы вас недолюбливают за прямоту и за ваши взгляды, верно? - скорее утвердительно спросил его высочество.
- Я не нахожу нужным скрывать свои взгляды, - ответил Соколов.
- Хорошо, - сказал князь, - а теперь перейдем к делу, для которого я вас позвал. Хочу еще раз повторить, что разговор этот конфиденциальный и о нем никто не должен знать, включая ваше непосредственное начальство. Капитан кивнул в знак согласия и его высочество продолжил:
- Я хочу создать канцелярию, которая будет заниматься сбором информации в империи и за границей. Разной информацией: о чиновниках, политиках, армейских и прочих чинах, а так же оценкой политической ситуации, численности армии и флота, его вооружения, намерений и интересах влиятельных людей. Пока я планирую группу в человек двадцать, а далее посмотрим. И я желал бы, чтобы вы, капитан, возглавили эту канцелярию, а так же озаботились подбором верных и толковых людей. Не думайте, что вам предлагается, дело недостойное чести офицера. Наоборот, работа этой канцелярии принесет великую пользу отечеству. Но я не хочу вас принуждать, ибо чтобы преуспеть, вы сами должны хотеть этого, - его высочество умолк и вопросительно взглянул на офицера.
- Я так понимаю, ваше высочество, что эта канцелярия не будет официальной? - спросил Соколов, еще раз подтвердив, что князь в нем не ошибся.
- Да, не будет,- ответил Николай Павлович, - вы, наверное, хотели спросить, знает ли об этой затее император? Так вот, он тоже о ней не знает. Я верный слуга и брат его величества, и давал присягу служить ему. А канцелярия как раз и создается, для охраны интересов императора и империи. Так что, как я уже говорил, вам не предлагается нечто, недостойное чести офицера.
- В таком случае я согласен, - ответил капитан.
- Хорошо, - кивнул князь, тогда обсудим детали.
Глава 18
17 апреля 1818 года, на свет появился мой первенец, которого мы нарекли Александром. Это событие ещё сильнее привязало меня к этому миру. В моем родном XXI веке, я был холост и детей не имел. Но, видимо я созрел для семейной жизни, так как отчетливо понимал, что мне повезло. Ведь, как поется в песне: короли не женятся по любви, и мой брак являлся, прежде всего, политическим. Браки моих братьев - Александра и Константина оказались несчастливыми. Настолько, что жена Константина попросту сбежала от него назад к родственникам в Кобург. Поэтому наши с Шарлоттой любовь и взаимопонимание являлись, скорее, исключением из правил. Жизнь великого князя имела много плюсов, но главным я считал относительную приватность. Я был гораздо мене значимой фигурой, чем мои старшие братья и не находился в свете прожекторов, как Александр.
Рождение сына - единственного наследника престола, укрепили мои позиции в семье. Александр и Константин так и остались бездетными. Даже моя деспотичная маман, Мария Федоровна, стала относиться ко мне с большим уважением, как к взрослому что ли. А через год я получил дальнейшее доказательство повышения моего статуса. Доказательства, которого я ожидал и к которому готовился. Но, я немного забегаю вперед.
После окончания войны в Александре, что-то надломилось. Он часто выглядел усталым и рассеянным. В нем не было той энергии и напора, которые помогли ему победить Наполеона. Может, сказалось усталость от войны, или разочарование реформами, проведенными вначале его правления. Я знал, что власть тяготит его и был готов к разговору, который произошел в дальнейшем.
Этот июльский день 1819 года я запомнил навсегда. На дворе стояла ясная и немного душная погода. Вернувшись с бригадных учений, я занимался делами, отложенными за время моего отсутствия. Александр, предупредил, что приедет к нам на обед. Он иногда приезжал пообщаться. Шарлотта оказалась прекрасной хозяйкой, и брату импонировала наша атмосфера семейного счастья и, вообще, молодости, которая воцарилась в Аничковом дворце.
За столом беседа шла ни о чем. Брат поинтересовался здоровьем маленького Саши, расспрашивал о полковых учениях и рассказал о недавно приобретенной им коллекции картин. Отобедав, мы перешли в малую гостиную, где и состоялся сей памятный разговор. Перед тем как начать, Александр заявил, что завидует нашему семейному счастью и рад, что мы ладим друг с другом. При этом он указал на живот Шарлотты, которая снова была беременна. После чего произнес, глядя мне в глаза:
- Александр, есть знак благодати божьей, символ благополучного продолжения царского рода. Поэтому, по общему моему и Константина решению, престол перейдет к тебе и твоему потомству. Я же считаю своим долгом отречься от правления с той минуты, как почувствую сему время.
- А как же Константин? - воскликнул я, после минутной паузы, делая вид, что поражен словами брата.
- Константин, сам мне сказал, что имея природное отвращение к сему месту, решительно не хочет мне наследовать на престоле, - ответил брат.
- Но как ты себе это представляешь? - спросил я, - Ведь для всех Константин и есть официальный наследник престола - цесаревич. Как это воспримут придворные и армия? По закону они должны присягать Константину, а не мне.
- Я издам соответственный указ, а Константин подпишет отказ от своих прав на престол. В свое время, мы этот указ обнародуем, - ответил Александр.
- А ты говорил об этом с матушкой? - спросил я, играя растерянность.
- Я рассказал ей об этом моем намерении. Она, так же как и я, считает, что Александр есть прямое указание на то, что твои потомки должны занять престол. Поэтому она согласна с моим решением.
Я посмотрел на Шарлотту и увидел у нее в глазах слезы. Она понимала, что становясь цесаревичем, я становлюсь фигурой официальной, и это означает конец нашему тихому семейному счастью. Она никогда не стремилась стать императрицей, напротив, она очень сочувствовала Елизавете Алексеевне, жене Александра, которая вынужденно несла бремя официальных церемоний, несмотря, на свое слабое здоровье.
- Не переживай ты так, - ласково сказал брат Шарлотте, видя насколько она расстроена, - Пока еще я император, - он усмехнулся, - и у Никса есть время подготовиться, так что вашему счастью ничего не угрожает.
Брат был довольно закрытым и противоречивым человеком, а потому я не знал точно, что с ним происходит и каковы на самом деле его мотивы. Помня, что межвластие после смерти Александра началось из-за того, что завещание императора и отречение Константина хранились в секрете, я выторговал у Александра обещание, что будет составлен официальный акт отречения Константина от прав на престол, а так же произойдет официальное назначение меня наследником. Акт этот должен быть составлен в нескольких экземплярах, и храниться, в том числе и у меня и у Марии Федоровны. Но, почему-то Александр не захотел обнародовать сей акт. Может он боялся, что кто-то в придворных кругах воспользуется этим, и уберет его с трона. Во всяком случае, причины этому он не объяснил. Как я уже упоминал, брат был скрытным и непоследовательным человеком.
Глава 19
Агнесс с помощью служанки украшала рождественскую елку. На подносе, который держала служанка, лежали: яблоки, золоченые орехи, конфеты и ленты. Елка уже была наполовину наряжена, и девушка отошла назад, чтобы полюбоваться получившейся красотой. Рождество 1819 года выпало снежным. Ночи стояли морозные, что аж деревья во дворе и оконные рамы жалобно потрескивали. Но в доме было тепло, даже жарко от горящего камина. Два года назад, приехав в свите прусской принцессы, она и предположить не могла, что останется в России, которая станет её новым домом.
Вскорости после венчания Агнесс должна была уехать назад, в Пруссию, но, на одном из званых вечеров она познакомилась с молодым гвардейским поручиком - Карлом Гофманом, из остзейских немцев, и осталась в России. Молодой офицер влюбился с первого взгляда, и Агнесс не устояла перед его натиском. Карл происходил из довольно богатого помещичьего рода и был принят при дворе благодаря семейным связям и знакомству с великим князем Николаем. Вскоре после свадьбы молодые уехали в Москву, новое место службы, уже капитана, Гофмана.
Шарлотта, то есть Александра Федоровна, привезла с собой обычай рождественской елки в Россию. Вечно зеленое дерево впервые нарядили в канун Рождества 1817 года в московском Кремле, где проводила зиму в том году императорская семья, специально для Шарлотты. И этот обычай быстро переняли в обеих столицах.
Девушке очень понравилась Москва, с её степенно-размеренной жизнью. Звон колоколов на праздники, посещение знакомых, или тихие вечера с любимым. Была в этом какая-то патриархальность, близкая Агнесс, воспитанной в семье военного.
«Интересно, каким он будет новый 1820 год, - подумала Агнесс, и кого он принесет: мальчика или девочку?». Девушка улыбнулась своим мыслям и погладила свой живот.
Глава 20
- Важно не только лично передать хану мое послание, но и разузнать какими товарами там торгуют, каково ханское войско, возможно ли перебросить через пустыню войска без потерь и каковые маршруты для сего потребны. Вдобавок, ежели удастся, разузнайте о судьбе русских пленных. Но это по обстоятельствам Генерал шагал взад и вперед перед штабс-капитаном Муравьевым, волнуясь за предстоящую операцию, - Впрочем, именно поэтому я выбрал вас, ибо в первую очередь ваше умение нравиться и находить общий язык с местными племенами должны стать серьезным преимуществом.
- Господин генерал, - ответил капитан, - цели миссии мне ясны. Каковые средства будут предоставлены для похода? Ведь для того чтобы пересечь пустыню, надобно заплатить местным туркменам, да и на подарки хану и его приближенным требуются средства немалые.
- Вам будут выделены все нужные средства для осуществления вашей миссии. Я уже отдал приказ штабному казначею. В Баку вас ждет корабль, который доставит вас Ленкорань, где вы сможете договориться с местными племенами и присоединиться к одному из караванов в Хиву. Капитан будет ждать вас полгода, после чего вы будете считаться погибшим. Как вы понимаете, ваша миссия не официальная и ежели вас постигнет неудача, и вас посадят в тюрьму или казнят, спасти вас будет невозможно. Государь не может потерять лицо от наших не официальных действий, - генерал умолк, и лишь его небольшие, яркие глаза, сощурившись, смотрели на капитана, пытаясь уловить его реакцию.
- Я осознаю эту опасность, ваше превосходительство, - ответил Муравьев, - но, также как и вы, считаю, что нам необходимо опередить англичан, и обезопасить южные рубежи империи. Во что бы то ни стало, - подчеркнул он.
- И еще, - добавил Ермолов, - когда вы будете говорить с ханом или его приближенными, не бойтесь льстить. Не рассматривайте лесть и подхалимство с европейской точки зрения. У азиатов она в порядке вещей, так что никогда не бойтесь с ней переборщить.
- Я приложу все усилия, дабы наладить отношения с Хивинским ханством, - ответил Муравьев.
- Знаю, - ответил Ермолов, - Ну, храни вас господь, - он перекрестил капитана и похлопал его по плечам, - До скорой встречи, сказал он на прощанье и улыбнулся.
- Буду рад вновь видеть ваше превосходительство, - капитан улыбнулся в ответ, но тут же, по-военному четко прибавил: - разрешите исполнять? - и козырнул.
- Исполняйте, штабс-капитан, - ответил генерал и козырнул в ответ.
Муравьев развернулся, и четким строевым шагом покинул кабинет наместника. А генерал еще долго ходил взад-вперед по кабинету, о чем-то размышляя.
Капитан, выйдя из губернаторского дома, направился к штабному казначею, для получения необходимых средств, так как через два дня он должен был отбыть в Баку, присоединившись к казачьей сотне, которая тоже направлялась в те края.
В утро отъезда вы могли застать молодого человека в недавно отстроенном православном храме, в центре Тифлиса. В церкви стоял полумрак, и все еще пахло известкой и краской. Капитан стоял в углу и молился за успех экспедиции, так как шансы вернуться у него были очень сомнительными.
Впрочем, для молодого офицера эта была не первая секретная экспедиция. В свои двадцать четыре года он имел за плечами огромный боевой и дипломатический опыт. Николай Николаевич Муравьев родился в семье генерал-майора - создателя Московского училища колонновожатых, готовившего штабных офицеров. Будучи юношей, он увлекался масонством и даже успел стать членом тайного общества. Правда, после увиденного за войну, его идеализм постепенно улетучился. Военную службу он начал в семнадцать лет - колонновожатым при штабе императора. Воевал под начальством генералов Толя и Милорадовича в Отечественной войне и участвовал в Заграничном походе русской армии. Отличился во всех значимых сражениях этой войны, в том числе под Бородино и под Дрезденом. В 1816 году его командировали на Кавказ, к генералу Ермолову. Так как он являлся квалифицированным военным топографом и знал татарский язык, он совершил ряд секретных экспедиций в Персию, под видом мусульманского паломника, дабы разведать пограничные территории на случай войны. После чего отправился в Персию уже в составе чрезвычайного посольства, для ведения переговоров. Поэтому выбор генерала Ермолова был не случайным, ибо, если кто и мог попасть в Хиву, закрытую для иностранцев, и вернуться оттуда живым, так это капитан Муравьев.
Капитану предстояло, переодевшись кочевником, проделать восемьсот километров через пустыню, чтобы передать послание губернатора Хивинскому хану. И это несмотря на недавнее предупреждение от южного владыки, что любой русский, который окажется во владения Хивинского ханства будет немедленно казнен. Неверных в Хиве не любили, ну разве что в качестве рабов. Но империя нуждалась в налаживании торговли с далеким ханством, также как и в прекращении набегов кочевников на свои южные границы, и ради этого стоило рисковать.
Месяц капитан провел в туркменских кочевьях, пока ему не удалось договориться с одним из племен, что он присоединиться к их каравану, идущему в Хиву. Было решено, что он будет путешествовать под видом туркмена Мараг Бега. И, хотя люди в караване знали, что он русский, за сорок золотых монет они согласились закрыть на это глаза. И все же опасность разоблачения была очень велика, и поэтому молодой офицер не расставался с парой пистолетов спрятанных под одеждой. Наконец, в конце сентября, когда жара начала немного спадать, а ночи стали прохладными, караван тронулся в путь. С собой Муравьев взял двоих: переводчика и проводника туркмена, по имени Сеид.
Поход через пустыню проходил без особых происшествий, не считая паразитов которые прямо таки кишели в одежде. Днем, одежду клали на раскаленный песок, но это мало помогало. Вдобавок, вся одежда пропиталась запахом пота и дымом костров, но Муравьеву, привыкшему к воинским тяготам, это не доставляло особых неудобств. Он был полон впечатлений от увиденного, и по вечерам, тайком, вел дневник, куда записывал все увиденное за день.
Но, когда до Хивы осталось всего пять переходов, счастье изменило капитану. В этот день они ушли с дороги, пропуская большой, в тысячу верблюдов караван, и один из купцов, видавший его мельком в Баку, узнал его, указав на него пальцем. О чем он говорил, Муравьев не слышал, но страх мерзким холодком разлился по его жилам. Другие торговцы и погонщики подошли к туркменам из его каравана и напрямую спросили кто он такой. Но глава каравана, как ни в чем не бывало заявил: что дескать да, он пленный русский и они везут его на продажу в Хиву. Торговцы заулыбались и закивали головами, в знак одобрения. Один из них сообщил, что сам недавно продал двух русских за хорошую цену. На этом инцидент был исчерпан и через пять дней на горизонте, наконец, показались белые стены и голубые минареты Хивы.
Остановившись в ближайшем к Хиве караван-сарае, капитан послал двух человек впереди себя, дабы известить хана и местное начальство о своем прибытии в качестве российского посла. Между тем он, наконец-то, тщательно умылся и переоделся в свой парадный мундир, чтобы предстать перед хивинцами как официальное лицо. Через несколько часов к караван-сараю подъехали двое всадников в богато расшитых халатах. Один из них - низкий, с обезьяньей мордочкой под большой белой чалмой, а второй - высокий и дородный, с рыжеватой бородой. Главным оказался высокий, который представился офицером ханской армии. Он и сообщил русскому послу, что хан примет его завтра, а пока попросил его подождать в небольшой крепости неподалеку, где, как он заверил, капитану будет оказан соответствующий восточному гостеприимству прием.