Давай, проходисказал Фрол и Наташа шагнула вперед, отметив про себя, что ее конвоиры ведут себя менее уверенно, будто боясь того, что ждет их наверху.
Кабина лифта плавно устремилась вверх, после чего остановилась, и двери бесшумно раздвинулись. Сейчас они находились в более благоустроенном местетщательно отполированные стены коридора, ковры на полу, даже картины на стенах. Наташа узнала некоторые: «Восстание на броненосце Потемкин», «Ходоки у Ленина», Сталина с бурятской девочкой на рукахсейчас, говорят, Марксина Князева отправилась вслед за репрессированным отцом по обвинению в участии в деятельности «Монгольской фашистской организации». В специальных нишах стояли мраморные бюстыМаркс, Ленин, Сталинсловно идолы некоей религии.
Коридор и тут закончился массивной дверьютолько не железной, а из мореного дуба. С двух сторон от нее стояли подтянутые молодые офицеры, в новенькой с иголочки форме и с кожаной портупеей на бедре. При виде охранников у обоих как по команде появилось на лицах одинаково брезгливое выражение.
Вот, подобострастно улыбнулся Фрол, привели вражину.
Вижу, кивнул чернявый парень, с явной примесью китайской крови. Его напарник напротив выглядел чистокровным русакомголубоглазый со светло-русыми волосами и россыпью веснушек на курносом лице. Он приоткрыл дверь и с некоторой даже галантностью пригласил Наташу внутрь. Не оглядываясь, та шагнула вперед.
За дверью обнаружилась большая комната, с яркими лампами и шикарным персидским ковром на полу. Прямо напротив Наташи возвышался массивный стол, над которым красовался вырезанный в стене барельеф с наложенными друг на друга профилями большевистской Четверицы: Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин. Над ними был растянут большой красный флаг.
Шагнув вперед, девушка заметила какое-то движение по бокам. Оказывается, возле двери стояли еще двое НКВДистов и Наташа почувствовала, как они напряглись при ее виде.
Не волнуйтесь товарищи, послышался громкий голос, пусть она теперь волнуется. Садитесь, товарищ Севастьянова. Разговор будет тяжелым, хотя и долгим.
За столом под изображениями вождей сидела колоритная троица. В центре ее находился худощавый мужчина с мелкими чертами лица и бегающими карими глазами. Темные волосы уже начинали редеть, хотя на вид этому человеку едва-едва перевалило за сорок. На петлицах суконной гимнастерки красовались три ромба комиссара ГБ второго ранга. Это был Евгений Свечкарев, официальный руководитель Центра, отвечающий за разработку проекта «Плеяда».
Слева от него сидела Алиса Барвазон одетая по форме майора НКВД. При виде Наташи она брезгливо скривила губы, однако девушка даже не посмотрела в ее сторону. Ее внимание привлек третий из сидящих за столомневысокий бурят лет сорока пяти, с пробивающейся сединой в черных волосах. Вместо формы на нем был синий бурятский халат и шапка из шкуры какого-то незнакомого зверька. Халат украшали вышитые золотом изображения причудливых созданий напоминающих помесь чертей и обезьян. Бесстрастные черные глаза казалось, смотрели куда-то вдаль, тонкие губы что-то беззвучно шептали, пока пальцы перебирали четки из змеиных черепов.
Какое-то время они молча мерялись взглядами, потом Свечкарев нарушил молчание.
Ну, что стала столбом Севастьяновасказал же, проходи, садись, он указал на стоящий перед столом одинокий стул, или стыдно стало? Или совесть проснулась, а Севастьянова?
Наташа не торопясь, прошла к стулу и уселась глянув в глаза Свечкареву. Превозмогая страх, она даже нашла в себе силы усмехнуться.
Нет, не стыдно, товарищ Свечкарев, произнесла она, чего стыдится-то? Того, что Борсоев меня пристрелить не успелтак в том извините, не виноватая я. Или того, что врали мне вы товарищ комиссар, вся контора ваша врала? И про отца моего и про Центр этот да и про врагов наших много чего недоговаривали.
Ишь, как запела контра! скривился комиссар, врали ей, скажите цаца какая. Про отца своего, троцкистское отродье, молчала бывон ведь где нутро гнилое вылезло, яблочко от яблони рядышком упало. А то, что не рассказывали тебе многогозначит тебе и знать то, не положено. Невелика птица, пигалица, он хохотнул своей рифме.
Может и не велика, товарищ Свечкарев, кивнула Наташа, удивляясь своей наглости, да вот только если бы знала я, что мой диагноз стольких девчонок под Титовскую сопку подведеттак лучше бы мне тогда и самой застрелиться, чем в проекте вашем участвовать. А что батя с Троцким в Гражданскую общалсятак было дело, много кто с ним тогда ручкался. Вон комиссарша нашанеужто не знала совсем, единокровника?
Ах, ты сука! прошипела Алиса, ее лицо пошло красными пятнамида я тебя
Спокойно, товарищ Барвазон, не нервничайте, успокаивающе приподнял руку Свечкарев, мы все знаем вас как проверенного товарища. Чего еще ждать от врага народа, кроме гнусной клеветы на честного коммуниста, при этом взгляд Свечкарева слегка вильнул и Наташа поняла, что он отметил реакцию Алисы на обвинение в троцкизме.
А тебя Севастьянова, значит внеклассовый гуманизм заел? обратился он к девушке, жаль врагов народа стало? Каждый день наши солдаты, летчики, разведчики рискуют жизнью, добровольно жертвуют собойа ты каких-то девок жалеешь?
Тех, кто добровольно на смерть идет, то одно, гнула свое Наташа, хотя если так дело пойдет и дальше, скоро так весь СССР сточится. А девок тех ни за грош угробили.
А японцы твои так не делают? презрительно бросила Алиса.
А японцы паиньками и не прикидываются, парировала Наташа, они о самом гуманном строе и светлом будущем не говорят, не лицемерят как наши. Потому и не так мерзко.
Мерзко ей! возмущенно воскликнул Свечкарев, чистенькой остаться хотела? Ладно, вижу с тобой говорить не о чем. Товарищ Барвазон, последовал кивок в сторону Алисы, уже доложила, как с тобой побеседовала и что ты ей рассказала. Отпираться сама понимаешь, бесполезнотак что будь добра повтори для всех. А мы послушаем.
При этих словах молчавший доселе бурят впервые поднял глаза на пленницу и от этого холодного бесстрастного взгляда Наташе стало неуютно. Ну, раз они все знаютзапираться смысла нет. Наташа откашлялась и принялась рассказывать. Говорила она долго, заметив, что бурят прислушивается к ее словам внимательней всех. Свечкарев время от времени оборачивался к нему, словно ища поддержки и каждый раз бурят кивал головой в меховой шапке..
Ну, что не врет? обернулся чекист к буряту, когда Наташа, наконец, закончила. Тот отрицательно покачал головой и Наташа вдруг поняла кто он. Шаман! Бурятский шаман, вроде тех, о которых говорила Илта. И тут, в цитадели «самого прогрессивного в мире учения» прислушиваются к «мракобесу», «представителю реакционного духовенства». Нет, прав был Маккинес, большевизмпросто форма фетишизма, самых примитивных верований человечестваи ничего более.
Поняла она и еще однопока этот шаман не подтвердил сказанное, они не могли быть уверены в ее словах. И Алиса тоже была не уверена. А там, на берегах Гилюяона тешила свой садизм на пару с азиаткой Сун. И новая волна омерзения захлестнула девушку.
Ну, что же с тобой все ясно, продолжал Свечкарев, настала пора, наверное, удовлетворить и твое любопытство. Тебе предстоит общество одной очень важной персоны в некотором роде знаменитости. Товарищ Барвазон, вполоборота он обернулся к коммисарше, надеюсь, вы уже сообщили Доктору?
Он ждет ее, товарищ комиссар государственной безопасности, улыбнулась Алиса, причем с большим нетерпением.
Наташа заметила, что даже на лицах НКВДистов мелькнула тень страха, когда они услышали это звание, произнесенное со значимостью королевского титула. Что же, черт возьми, они ей готовят?
Не будем заставлять Доктора ждать, Свечкарев кивнул охранникам и они встали за спиной Наташи, вы жаловались, что от вас скрывают правду? Сейчас вы ее узнаете, хотя это вас и не обрадует. Адкурорт рядом с местом, куда вас проводят.
Ее вывели из комнаты оба энквэдэшника, передав с рук в руки еще двум людям в форме. Наташу провели по коридору обратно к дверям лифта. Лифт медленно полз вниз, причем, насколько могла понять девушка, спускался он куда глубже того места, где было ее узилище. Наконец дверь бесшумно отъехала в сторону и перед глазами Наташи предстал очередной темный коридор. В свете из кабины лифта можно было обнаружить разноцветные провода, проходящие под самым потолком. Похоже, они забрались глубоко внутрь тех самых легендарных пещер. Из коридора тянуло странным запахомсмесью сырости, мокрой шерсти и сладковатого запаха разлагающейся плоти.
Эй, есть кто живой! крикнул над ухом у Наташи один из ее провожатых. Она подняла глаза и заметила странную вещьпо лбу у чекиста стекла тонкая струйка пота. Похоже, он чего-то боялся. И тут же страх объял и еекто же обитает в здешних подземельях, кого боятся даже эти закоренелые убийцы?
Словно в ответ из глубины коридора послышалось невнятное бормотанье и во тьме нарисовались неясные фигуры медленно ковыляющие к лифту. В этот же момент кто-то в лифте с силой уперся в плечи девушки и чуть ли не выпихнул ее наружу. Она обернуласькак раз, чтобы увидеть, как другой чекист нажимает красную кнопку, закрывающую дверь в кабину. Лифт унесся вверх и Наташа осталась в темноте, ожидая неспешно подступающие темные фигуры. Что-то подсказывало, что бежать бесполезно, да она бы сейчас и не смоглаее ноги дрожали и подкашивались, так что едва хватало сил стоять на ногах. Чьи-то крепкие пальцы сжали ее локти и Наташа удивленно охнуларуки новых конвоиров были в перчатках.
Ей уже казалось, что весь этот Центр состоит из одних коридоров и ее переводят из одного в другой. Наташа пыталась разглядеть стражников, но было слишком темно. На них была вроде форма сотрудников НКВД, но к ней добавился такой странный элемент как перчатки, да и сидела она на конвоирах как-то неестественно. Странной была и походка, к которой девушке волей-неволей приходилось приспосабливаться. Из уст конвоиров не раздавалось ни одного слова, только невнятное бормотание, вслушиваясь в которое Наташа обливалась холодным потом. Неужели ее передали душевнобольным?
И еще один момент приводил ее в ужаскак только эти провожатые приблизились к ней, запах гниющей плоти и мокрой шерсти стал столь сильным, так что девушку слегка подташнивало.
Наконец и этот коридор закончился железной дверью, из-за которой раздавались невнятные звуки. Один из провожатых Наташи стукнул в нее и произнес фразупрозвучавшую вроде бы и членораздельно, но девушка не смогла разобрать ни слова. Однако за дверью понялипослышался лязг и дверь бесшумно отворилась.
Внутри было все также темнотолько мерцали разные огоньки, света которых было достаточно для конвоиров, судя по всему прекрасно видящих в темноте, но никак не для самой Наташи. Комната была заставлена шкафами и столами, воняло звериной шерстью, падалью и экскрементами.
Но напугал Наташу настоящий гвалт, поднявшийся едва они вошли, кто-то кричал, в ответ ему раздавался почти человеческий плач и тут жеистерический смех. Не обращая внимания на этот шум молчаливые провожатые Наташи, повалили ее на один из столов, привязав руки и ноги к ножкам. После этого они удалились, однако один щелкнул выключателем и над девушкой вспыхнула большая лампа.
Щурясь от яркого света, Наташа осматривалась по сторонам. Она находилась в некоей помеси научной лаборатории, анатомического музея и мини-зверинца. На столах стояли многочисленные микроскопы и другие приборы, пробирки, колбы, заполненные разного рода жидкостями, большие стеклянные банки где в формалине плавали части телчеловеческие и звериные. Чем-то это напоминало лабораторию в Чите, однако здесь экспонатов было на порядок больше. В стеклянных шкафах стояло множество приборов, другие шкафы переполняли книги по анатомии, зоологии, антропологии и, как не странно, по этнографии и истории.
Однако все эти детали отступили на второй план, когда глаза Наташи привыкли к свету и она смогла увидеть источник непрекращающегося шума. Дальняя стена лаборатории была сплошь уставлена клетками, в которых кривлялись, кричали и показывали на нее пальцами большие обезьяныто мохнатые и рыжие, то гладкошерстные и черные. В темных глазах устремленных на Наташу читалась целая гамма чувств, самым безобидным из которых было любопытство. Наташа уже видела этих зверей в Центре, но то была парочка клеток со зверями, которых им показывали там наверху, как образец удачного применения вакцины. И те обезьяны вели себя тихо, видимо усмиренные успокаивающими средствами. Здесь же они вели себя куда активнеекричали, трясли решетку, а один большой черный самец усевшись на корточки и теребя свои мужские достоинства смотрел на Наташу взглядом, живо напомнившим ей охранника Фрола. Наташу уже было трудно смутить чем-либо, но сейчас она с отвращением отвернулась.
Ай-яй-яй, какое непочтение к нашим родственникам, раздался откуда-то сзади мягкий, укоряющий голос, разве у советской девушки могут быть такие предрассудки?
Послышалось негромкое звяканье, потом негромкое шуршание. Кто-то сидел за столом позади нее, заставленный пробирками и колбами. Кто-то кого Наташа не могла видеть.
Впрочем, вас сложно осуждать, продолжал говорить этот некто, увы, немногие прониклись истинно революционным пониманием дарвинизма. Люди пренебрежительно относятся к нашим ближайшим родственникам по планете, а ведь у них, неиспорченных классовой борьбой и эксплуатацией, есть чему поучится.
Наташа вертела головой пытаясь разглядеть обладателя голоса, но без особых успехов.
Кто вы? наконец произнесла она.
Я? послышался добродушный смешок, моя личность не столь значительна, чтобы о ней стоило много говорить. Я лишь слуга Госпожи Науки, которому был предоставлен шанс перевернуть все представления человечества о мире да и о самом человеке тоже. Сказать по правде, я не очень верю в учение господина Маркса, но я благодарен советской власти за то, что она дала мне шанс отринуть замшелые предрассудки и нелепые запреты, дабы показать миру величие человеческого разума. Вы же сами врач, вы должны понимать.
Наташа по-прежнему крутила головой, хотя уже и поняла, что это бесполезно. Взгляд ее остановился на большом портрете висевшим над столамичеловек с седым венцом волос на голове и с внимательно глядящими серо-голубыми глазами на тонком, худом лице строго смотрел на Наташу. Где-то она уже видела этот пронзительный взгляд, эти внимательные глаза, в которых горел неутомимый пламень познания.
Я вижу вас заинтересовал мой портрет, сказал ее собеседник, таким я, впрочем, был довольно давно. Еще когда в Африке добывал материал для опытовкое-что от тех первых экспериментов, осталось со мной и сейчасвернее кое-кто. Увы, в Африке мне пришлось свернуть деятельность, но к счастью, мне предоставили все возможности для работы тут. Проклятая болезнь чуть не вогнала меня в гроб, так что пришлось пойти на некоторые жертвы. Впрочем, наверное это и жертвой нельзя назватьведь опыт прошел удачно. Вы молоды, красивы и вам, наверное, покажется чрезмерной цена вопроса, но поверьте, когда старость начнет брать свое, вы подумаете иначе. У меня не было выборабез инъекции определенной витальной силы, я бы умер в Казахстане. А такполучилось удачная инсценировка. Хотя в каком-то смысле ее тоже можно считать смертью. Смертью и воскресеньем.
Раздался дребезжащий смешок. Что-то шевельнулось за колбамиНаташа поняла, что это венчик седых волос. Что-то она должна была вспомнить, что-то очень важное.
В статусе умершего есть свои плюсы, продолжал ее собеседник, это и заставляет человека больше задуматься о смерти. Раньше я считал поповским вздором любые разговоры про загробную жизнь, однако пообщавшись со здешними товарищамиособенно с товарищем Сагаевым, я изменил свое мнение. Легенда о Мечите прелюбопытна и, если отбросить от нее все наносное, вычленить рациональное зерно
Собеседник Наташи продолжал что-то бубнить, но она уже не слушала его, пытаясь, сосредоточится на воспоминаниях. Где-то она уже видела этого человека, причем ровно такой же портрет. Где-то что-то слышала именно в связи с обезьянами.
Я вижу, вы заскучали, моя дорогая, ставший громким голос вернул Наташу к действительности, это не беда. Думаю, больше нам с вами скучать не придется. Мы ведь коллеги, моя дорогая Натали, и думается вам будет небезынтересно принять участие в грандиозном эксперименте, который я провожу уже двадцать лет. Принять участие не на десятых ролях, как раньше, даже не зная толком, ради чего вы стараетесь, но в полной мере осознав всю важность и ответственность нашей работы. Я уверен, мы сработаемся.
Седой венчик покачнулся и поднялся вверхтот, кто сидел за колбами встал и шагнул вперед. Истошный крик вырвался из уст Наташи, ибо она вспомнила, кем был человек с портрета. Илья Иванов, гениальный российский и советский ученый, мастер искусственного оплодотворения, выступивший в свое время со смелой, граничащей с безумием идеей, о скрещивании человека с человекообразными обезьянами. Наташа помнила, как ей рассказывали о нем на медицинских курсах, добавляя при этом, что к величайшему сожалению великий советский ученый скончался в 1931 году в Казахстане от кровоизлияния в мозг.