Лёнька
Странным оказался этот Богдан Перетрусов. На лицоребенок ребенком, ему бы в ризе на клиросе петь, ангела изображать. При этом не душегуб даже, а зверь какой-то, ни жалости, ни чести. Лёнька думал: зарежет сейчас, ни за понюшку табаку! Не успел Лёнька с жизнью попрощаться, как опять удивлениеразрыдался бандит, словно барышня кисейная. Читал Лёнька все эти сопливые истории, как заскорузлый преступник в святую ночь забрался в сиротский дом, усовестился и посвятил себя богоугодным делам. Не верилось ему в эти умильные сказочки. А тут прямо у ног злодей каяться начал. И, что самое удивительное, Лёнька ему почти поверил.
Однако в безопасности себя не чувствовал. Даже когда красный командир отправил на общее построение. Даже оказавшись в строю настоящей Рабоче-крестьянской Красной Армии, не чувствовал Лёнька спокойствия, потому что рядом находился бандит.
Горн стих. У штаба стоял караул со знаменем дивизии, рядом еще какие-то люди и среди нихвот тут Лёнька испытал настоящий ужас! он, Чепаев. Тот, кто ночью убил красноармейца и о чем-то договаривался с бандитами, был Чепаевым, по крайней мере он был единственным похожим на портрет, который Лёнька видел в газетах: тараканьи усы, подкрученные вверх, узкое лицо, прямой взгляд.
Лёнька опасливо посмотрел на Перетрусова. Тот, почувствовав внимание Лёньки, повернулся лицом, и стало понятно, что в нем так настораживало.
Глаза.
В сарае, когда Перетрусов приволок форму, его глаза были разного цветаголубой и зеленый. В проходе между сараями глаза были серыми с коричневыми звездочками, а сейчасснова разные. Колдун он, что ли? Или оборотень?
Гул голосов над площадью стих, от группы людей, стоящих подле знамени, отделился какой-то чернявый парень.
Товарищи бойцы! Чепаевцы! Сейчас перед вами выступит начальник дивизии Василий Иванович Чепаев.
Вопреки ожиданиям Лёньки, усатый продолжал стоять на месте. На середину площади порывистым шагом прошел, придерживая шашку, гладко выбритый худощавый человек в папахе с красным околышем, во френче и галифе, заправленных в слегка запылившиеся сапоги.
Товарищи! сказал Чепаев, и по спине у Лёньки пробежали мурашкинастоящий Чепаев! С ним сейчас говорит настоящий герой!
Товарищи! говорил начдив. Вы меня давно знаете, я вас никогда не подводил. Ведь не подводил?
Никак нет, Василий Иваныч! в один голос рявкнула дивизия.
Лёнька испытал непередаваемое чувство единения с этим могучим муравейником. Он умудрился рявкнуть «никак нет» одновременно со всеми.
Много мы с вами успели пройти, и никто повторяюникто не может сказать, будто Чепай прятался за спины или отдал несправедливый приказ. Все всегда было по чести: голодали поровну и пировали поровну. Так?
Так точно, Василий Иваныч!
Так вот, бойцы. Никогда и никого я не неволил и себя неволить не позволял. Но чем дальше мы с вами воюем, тем больше у меня сомнений, Чепаев взял паузу и осмотрел своих солдат.
Все молчали. Ни шепота, ни чиха, ни покашливаний. Все ждали, что командир скажет дальше.
За что же мы с вами воюем, братцы?! громко спросил Чепай.
Бойцы молчали.
Все помнят, что в марте нас собирались отправить воевать с кулацкой будто бы сволочью. Было такое?
Так точно!
Пошли мы воевать?!
Никак нет!
А почему?!
Молчание.
Я вам скажу, почему, товарищи бойцы. Потому что восстала там не кулацкая сволочь, а такая же, как мы с вами, крестьянская беднота. Что им обещали большевики? Что всем нам обещали?! Землякрестьянам! Фабрикирабочим! Хлебголодным! А что получилось?!
В воцарившейся тишине чей-то голос звонко выкрикнул:
Наеловка!
Толпа засмеялась.
Именно! сказал Чепаев, и все снова смолкли. Нас подло наели, не при барышнях будет сказано! Нас заставляют обирать и грабить самих себя! Большевики учат нас, что мы освобождаем мир от гнета буржуев, а сами тем временем хотят закабалить нас точно так же, как это делали баре и капиталисты. Они, как и капиталисты, пришли ограбить нас, бедноту, нашими же руками. А если мы откажемся, они нас нашими же руками и убивают. Вы думаете, нас здесь ненавидят и боятся, потому что мы пришли дать свободу? Дудки! Нас боятся, потому что большевики не платят нам жалованье, а мы, чтоб не подохнуть с голоду, обираем баб, стариков и детишек малых! Прав я?!
Прав, Василий Иванович!
Хватит ползать на брюхе! Мы не большевистские псы, мы армия! Рабоче-крестьянская Красная Армия, и мы будем защищать интересы рабочих и крестьян, а не кучки болтунов, которые говорят о диктатуре пролетариата!
Ура! заорала дивизия.
Отставить! Чепай поднял руку вверх. Я собрал вас не для того, чтобы горланить. У меня есть конкретное предложение, а если вы меня поддержитето и конкретный приказ. Говорить?
Так точно, Василий Иваныч!
Так слушайте все!
Снова все стихли.
Никого силой я нарушать присягу не заставляю. Кто считает, что я призываю к контрреволюции и собираюсь переметнуться на сторону белых, может прямо сейчас выйти из строя. Я не заберу у вас ни оружие, ни форму, ни лошадей, если кто лошадный. Можете собираться и уходить в Уральск, в штаб армии, либо оставаться здесь и держать плацдарм, мы все равно отбудем в течение нескольких дней. Даю честное свое чепаевское словоникто вас и пальцем не тронет. Остальным, кто решит пойти за мной, предлагаю пройти маршем до Гуляйполя и объединиться с войском Нестора Ивановича Махно.
Ура! закричала дивизия, и вверх полетели шапки.
Отставить! Есть те, кто против? Я знаю, что у нас сейчас курсантов много. Курсантам разрешаю вернуться, мне в походе нужны опытные бойцы, а не сопляки.
Строй курсантов, в котором стояли Лёнька и Богдан, заволновался, зашептался, но командиры быстро пресекли волнения, и из строя вышел тот самый рослый красноармеец, который загнал Лёньку и Перетрусова на всеобщее построение.
Они сегодня подумают. Кто захочет, тот уйдет.
Вот и ладно, согласился Чепай. Все, кто решил остаться под моим командованием и продолжать сражаться за свободу рабочих и крестьян против белогвардейцев и большевиков, слушай мой приказ! Устав и распорядок дня остаются прежними. Мародеров и грабителей расстреливаем, как и раньше, по решению революционного трибунала. Все свободны, разойдись!
С этими словами Чепаев развернулся и порывистым шагом ушел обратно к штабу. Красноармейцы повзводно начали освобождать площадь.
В Лёнькином строю раздавались противоречивые реплики:
Во дает Чепай!
Да какой это Чепай? У Чепаяусы!
Тебе он чтотаракан? Сбрить не может?!
Так что теперьпо домам, что ли?
Как знаете, а это контрреволюция! Вот не ожидал от Чепая!
Да какой это Чепай, у Чепая усы!
А я с Чепаем
Разговорчики в строю! Налево! Шагом-марш! Держать строй! Левое плечо вперед! Прямо!
Не обращая внимания, куда его влечет строй, Лёнька маршировал, и в голове его, как горошина в горшке, перекатывалась и гремела одна мысль: как же так? Герой, пламенный ленинеци пошел на поводу у анархиста Махно? Получается, Чепаев не за революцию, а наоборот?
Второе острое разочарование за одно утро.
Ну что? спросил марширующий рядом Перетрусов. Вот он, твой Чепаев. Ты-то думал, он за красных, а оказалось, что он вовсе даже не за, а против.
Заткнись.
Да ты что, не понимаешь? Это судьба! Она тебя ни к белым, ни к красным, ни к Чепаю не пускает. Каждый сейчас сам за себя. Нельзя счастье всем дать, тем болеедаром, иначе это не счастье.
А чтосчастье?
Счастьеэто когда у тебя есть, а у другихнет.
Отстань, это только буржуи так думают.
Что ж ты несговорчивый такой?
Вот и найди себе сговорчивого.
Не могу. Мой талисман на тебя указывает.
Засунь себе этот талисман куда-нибудь поглубже!
В общем галдеже было не разобрать их разговора. И если на улице стоял гул, то в казарме и вовсе гвалт, как на вороньей свадьбе. Насколько понял Лёнька, курсанты недавно прибыли из Уральска в качестве подкрепления и толком не успели познакомиться, так что затеряться среди них было несложно.
Я от тебя не отстану, сказал Богдан.
Сгинь, без тебя тошно.
Обед!
Богдан тотчас исчез. Видимо, он тоже весь вчерашний день был голодным.
Чепаев
После выступления из Чепаева будто все силы улетучились. До знамени он прошел бодро и подразделения проводил, отдав честь, но едва они разошлись, Василий Иванович в изнеможении сел на крыльцо и уставился перед собой.
Чепай, ну ты!.. восхитился Петька, но начдив перебил его:
Устал я что-то, Петр Семенович, тихо сказал он. Сердцу холодно.
Ты чего? Ты ж этот, как его Лев! Вон какую речугу задвинул, ажно небесам жарко стало. То-то всех завел!
Это, Петька, не Лев, это я сам. На такое дело людей надо честно звать, а не прикрываться волшебной цацкой.
Неужто сам?
А ты думал, зря я Фурману в рот заглядывал? Учиться, брат, никогда не поздно.
Как же ты решился, Чепай? Не хотел ведь.
Уйди, Петька, не мешай. Я думаю.
Подумать было о чем.
Если бы не Тверитинов, ни за что бы Василий Иванович не решился на этот шаг. Возвращение Аркани говорило об одномон уговорил Махно и вез от него пакет. Хотя зачем был нужен пакет? Хватило бы самого Тверитинова.
Отказаться от запланированного еще весной означало предать Арканю, да и самого себя.
Это же означало и другое. Бойцы верят Чепаеву, и не потому, что он в руке Льва сжимает, а потому, что заслужил доверие. Но одно деловыступать против большевиков самому, а другоелюдей за собой вести. Против белых воеватьэто одно, это хлам из дома на помойку выбрасывать. С большевиками труднее будет. Чепай новой власти присягу давал. Теперь, обманувшись ее посулами, он восстал.
А бойцыбойцы же не против власти идут, они за Чепаем идут. Значит, он один за них отвечает. Если ошибется и проиграетвсех бойцов под удар поставит, сам будет виноват в их гибели. Как такие вопросы решаются, Василий Иванович не знал. До сих пор он только в атаку ходил, политикой не занимался. Грязное дело оказалосьполитика. Одному за всех решать.
Рядом присел Ночков:
Ты понимаешь, на что дивизию подписал?
Уйди, самому тошно.
Это называетсягосударственная измена. Ты почему не сказал эти слова?
Мне снова митинг собрать?! Сами не дураки, понимают, небось. А кто не понял, я им повторю, когда все в поход готовы будут. Ты со мной?
Ночков молчал.
Помнишь, ты говорил, будто Колька Гумилев сейчас не воюет, а книжки издает? спросил Чепаев. Знал бы ты, как я ему завидую.
Ночков продолжал молчать.
Да я понимаюты офицер, белая кость, ты к присяге серьезно относишься, а я чуваш безродный: хочудаю слово, хочуобратно беру. Я не против присяги иду, я против людей, которые от собственного народа этой присягой отгородились. Не пойдешь со мнойлюбись ты конем, не обижусь. Только не смей потом за моей спиной про меня гадости говорить, понял?
Чепаев встал со ступеньки, отряхнулся:
Холодно становится. Пора уже теплые вещи примерять.
Перетрусов
«Казачок» сиротливо слонялся вокруг деловито жующих курсантов, видимо, так и не сумев отыскать себе ни котелка, ни ложки.
Эй, пролетарий, иди сюда! позвал Богдан. Он-то успел урвать кем-то опрометчиво оставленную без присмотра посуду и даже получить двойную порцию у кашевара.
Голод не тетка, и «казачок», хоть и не особо радостно, подсел к Богдану.
На, пошамай немного, бандит вытер ложку об штанину и протянул «казачку». Не давись, не отниму, сказал Богдан, когда «казачок» без благодарности начал жадно уплетать перловку.
Стук ложки о край котелка наконец стал пореже.
Ну что, решил уже, с кем останешься?
Отстань. Не с тобой, с набитым ртом ответил «казачок».
Вот никакой в тебе благодарности нет. Я тебя одел, накормил, в люди вывел, а ты со мной как с врагом. Даже как зовут тебяи то не говоришь.
«Казачок» продолжал молотить челюстями, не обращая внимания на Богдана.
Все на самом деле просто. Если я правильно понимаю, тот отряд казаков, от которого ты отбился, собирается напасть на Чепаева. Чепаев же собирается отсюда уйти. Ты можешь пойти с ним против советской власти, можешь остаться здесь и ждать, пока казачки тебя порубят в капусту вместе с этими желторотиками, а можешь уйти со мной. Между прочим, того усатого хмыря видел рядом со знаменем?
Впервые за последний час Богдан привлек внимание «казачка».
Ага, вижу, что заметил. Так вотон и нашим, и вашим.
В смысле?
Он же давно меня прикрывает. Так вот, он и красным гадит, и белым. Ты, небось, думал, что он только Чепаева предает? Так я тебе скажуотряд, с которым ты скакал, по его наводке сюда направляется. Бьюсь об закладкогда белые начнут ночью красных резать, он тревогу поднимет. Все всех перережут, а Ночков сам-герой возьмет, что ему надо, и поминай как звали.
А что ему надо?
Давай баш на баш?
А чего тебе?
Имя свое скажи?
Тьфу, пропасть, рассердился «казачок», я тебе девка красная, что ли? Имя он спрашивает!
Я ж тебе назвался. Справедливо будет.
«Казачок» помялся немного:
Ну, Лёнька Пантелкин.
Вроде не врешь.
Не вру. Ну, чего надо тому типу?
Да бог его знает. Он не говорил. Вернее, говорил, но как-то так, неконкретно. Вроде нужен ему сам Чепай, за голову которого белые обещали двадцать пять тыщ золотом.
Ни хрена у него не выйдет, сказал Лёнька и снова принялся за еду.
Почему?
Потому что этот как его?
Ночков. Начальник штаба, между прочим.
Вот тварь двуличная Лёнька на мгновение задумался. А, вспомнил. Голова этого Ночкова сейчас больше на голову Чепая походит, чем у самого Чепая. Ты видел, какой он?
Богдан ухмыльнулся.
Так что, ты со мной?
Душегубствовать? Нет уж, это без меня.
А если не душегубствовать?
Тогда что? Замуж меня позовешь?
Дурак!
Еще бы не дурак, если сижу тут и с тобой разговариваю.
Я говорютут скоро такая мясорубка будет, что я просто агнцем божьим покажусь
Не покажешься. Тут все умирать готовы, сами знали, на что идут. А ты безвинных людей жизни лишал.
Не бывает безвинных, все в чем-нибудь виноваты.
Ты, значит, судья?
Ну, ладно, ну, виноват я. Что мне сделать, чтоб отмыться?
Почем я знаю?
А что делать собираешься?
Лёнька вздохнул:
И этого тоже не знаю.
Богдан смотрел на Лёньку разными глазами, а потом вдруг спросил:
А давай подвиг совершим?!
Подвиг?
Ну, если мы Чепаю про предателя расскажем, это же будет подвиг?
Кто нам поверит? Наше слово против этого Ночкова. Чепай, поди, Ночкова давно знает, а нас впервые увидит. Документы чужие, форма чужая. Не поверит.
Молодые люди вновь погрузились в невеселые мысли. Бывает же так: решишь изменить жизнь, а так все запутал, что дальшетолько еще запутанней получается.
Черт усатый! в сердцах сказал Богдан.
Лёнька удивленно поднял на него глаза:
Точно!
Что точно?
Черт усатый. То самое, что нужно.
До Богдана дошло, что имеет в виду Лёнька.
Да ты рехнулся! заржал бандит. Даже мне такое в голову не пришло.
Ты со мной?
Шутишь? Ты без меня и пикнуть не успеешь, как тебя повяжут.
Они ударили по рукам. Богдан решил, что нашел подход к этому чистоплюю, а Лёнька думал, что иногда добро приходится делать из зла, потому что больше ничего под руками нет.
Петька
В станице творилось что-то невероятноевсе со всеми братались, пели песни, будто Чепаев объявил не об открытой конфронтации с большевиками, а об окончательной победе мировой революции. Казалось, что в дивизии каждый первый ненавидит большевиков.
Бойцы чистили оружие, чинили одежду, в походных кузницах шумно дышали горны, звенели наковальни и тревожно всхрапывали лошади. Все бывалые чепаевцы готовились в поход.
Петьке было не до того.
Он не собирался оставлять Чепая, уже давно решилидти с командиром до конца, даже на смерть. Но как-то легко после митинга все позабыли, что по гарнизону бродит диверсант или даже диверсанты. Поэтому Петька отобрал десяток проверенных ребят и методично, двор за двором, прочесывал станицу от площади к окраинам, постепенно расширяя радиус поиска.