С какой целью прибыли в Париж? этот вопрос охранника приводит меня в недоумение.
Простите? С каких это пор охрану полпредства стали интересовать подобные вопросы? Если Валериан Савельевич сочтёт нужным, он Вас проинформирует. с минуту бодаемся взглядами и гебешник сдаётся.
Оружие при себе имеется? утвердительно киваю, раскрываю саквояж достаю кейс. Так же молча расстёгиваю пиджак и вынимаю дерринджер из кармана жилетки. Под напрягшимся взглядом чекиста разряжаю пистолет и показывав ему разряженные стволы упаковываю пистолет вместе с патронами в кейс и вкладываю обратно в саквояж.
С саквояжем в здание полпредства входить нельзя! всё также молча пожимаю плечами, достаю из саквояжа два конверта с направлением на стажировку и «гастроли», после чего передаю «запрещённые вещи» охраннику. Затем демонстративно распахиваю полы пиджака показывая, что больше у меня ничего нет. Интересно, а он будет меня обыскивать или не станет? Сейчас-то никаких рамок и металлоискателей нет. Но видимо мой юный возраст и демонстративная «покорность» убеждают охрану в моей безопасности.
Семёнов! Проводи товарища Лапина в приёмную. из соседней комнаты выглядывает второй «штатский» сотрудник и я чуть было не ржу во весь голос. Ну очень уж он походит на того «Семёнова» из «особенностей национальной охоты» в исполнении Сергея Гусинского. Вот только раз он находится на должности при посольстве, то ничего общего с «тем» недотёпой-участковым не имеет. Таких сотрудников и на таких должностях в ОГПУ не держат. Здесь люди служат «серьёзные» и проверенные.
Но моё настроение немного улучшается, может быть и оттого, что не приходится долго ожидать приёма у посла. Даже как-то не верится, но сейчас всё намного проще и бюрократии пока намного меньше чем в будущем. Хотя, зараза такая, в СССР она уже начала своё победное шествие по «присутственным местам». Получаю назад свой паспорт и под предводительством «Семёнова» иду на встречу с Довгалевским.
* * *
В приёмной жду не больше четверти часа, наконец секретарь или кто он там, затрудняюсь сейчас определить должность этого молодого человека, поднимает трубку телефона слушает, а затем подходит ко мне и сообщает, что полпред готов меня принять и провожает до дверей кабинета. Вхожу и с интересом оглядываю помещение. В общем-то мало что изменилось в обстановке с того времени, что видел в своём прошлом.
Всё та же лепнина в стиле рококо, тот же полированный паркет, даже мебель похожа на прежнюю, чего конечно не может быть. Вот только на месте портретов графинь и маркизов висят портреты членов нынешнего полит бюро с Иосифом Виссарионовичем во главе и с его же бюстом на постаменте. Я знаю, что все те портреты что висели на стенах раньше и теперь сняты, не уничтожены, а хранятся пока в пыльных запасниках, как и царский трон. Придёт время, и они вновь вернутся на своё место.
В кабинете находятся двое, но кто из них Довгалевский не имею понятия, как-то товарищ Перцов упустил этот момент и словесного описания полпреда у меня нет. Разговор уже заканчивается и один из них, по виду так самый типичный «местечковый» еврей-портной собирается уходить.
Валериан Савельевич, Вы-таки уверены, что они на это подпишутся? и с иронией добавляет на идиш. Таким скупым не был даже мой дедушка Ицхак! на что Довгалевский с ухмылкой отвечает:
Если с того соглашения Нарком не поимеет гешефт, серьёзные люди начнут немножко нервничать и спрашивать с меня. Мне зачем? К мине вопросов быть не надо!
Я не выдерживаю и начинаю улыбаться. Оба мужчины это замечают, и «портной» с большими залысинами ото лба переводит на меня свой взгляд слегка выпуклых карих глаз:
И что так развеселило молодого человека? в его вопросе слышится лёгкое раздражение, а модные в это время небольшие усики «под Чаплина» начинают смешно шевелиться, словно живут своей жизнью отдельно от остального лица. Стараюсь убрать с лица улыбку, но это мне не удаётся. Снимаю шляпу и здороваюсь:
Добрый день! Я Михаил Лапин, с поручением к Валериану Савельевичу. Дело в том, что я месяц как выехал из Одессы, но мне сейчас показалось, что я никуда так и не уезжал, а вокруг по-прежнему «все наши». Прошу меня извинить за эту нечаянную улыбку, но ваш разговор мне невольно напомнил анекдот, недавно услышанный от моей соседки. и видя заинтересованность в глазах моего визави продолжаю:Она работает в Черноморском пароходстве и рассказывала, как к ним приходил устраиваться один молодой человек:
Я смотрю, Вы принимаете на работу только наших?
В каком смысле «наших»?
В самом прямом. Я читал объявление в газете что Вашему пароходству срочно требуются на работу Штурман, Боцман и Лоцман. Это так?
Да, это так. Простите, а Вы кто?
Как это кто? ЯКацман!
Дружное мужское ржание показывает мне что анекдот хоть немного не в тему, но успех имеет. «Портной» забирает со стола какие-то бумаги и посмеиваясь выходит из кабинета. Ну что ж, начало положено. Я подхожу к столу и выкладываю перед Довгалевским оба конверта. Валериан Савельевич открывает очечник вынимает очки водружает их на нос и берёт в руки первый конверт с направлением на стажировку в Парижскую Консерваторию. Но, прежде чем он его открывает я произношу:
Валериан Савельевич, меня просили передать Вам привет от Вашего старого знакомого по Киеву, Перцова Юрия Моисеевича. Довгалевский на миг задумывается и видимо вспомнив о ком идёт речь, улыбается и кивает. Как же, помню! Отчаянный был парень, ничего и никого не боялся. И как он сейчас поживает?
Когда мы с ним в последний раз виделись, как раз накануне моего отъезда из Одессы, товарищ Перцов «поживал» хорошо. Нынче он занимает должность начальника Одесского оперативного сектора ГПУ, но по всей видимости в скором времени возглавит всё Одесское областное ГПУ.
Понятно. А ты значит к нам прямо из Одессы? полпред с минуту сосредоточенно меня разглядывает. Твой приездэто спецоперация ОГПУ?
Что-то такое я и ожидал от него услышать. Сам бы в первую очередь об этом подумал если бы мне передали такой «привет». Немного заминаюсь с ответом, есть искушение просто согласно кивнуть, и моя жизнь во Франции намного бы упростилась. Ещё бы, с такой-то поддержкой полпредства! Но не стоит «заигрываться». Слишком высоки ставки чтоб засыпаться на ерунде, которая мне в общем-то не так уж и нужна. Отрицательно мотаю головой:
Нет. Это не спецоперация и я не агент ЧК, если Вы об этом. В том конверте, что Вы держите в руках моё официальное направление на стажировку в Парижскую Консерваторию. Направление выписано от Одесского Муздрамина сроком на два года. Так что во Франции я буду находится на вполне легальных основаниях. Во втором конверте предписание от Одесской Филармонии о моей командировке в распоряжение полпредства тоже на два года. По мнению Юрия Моисеевича так нам проще будет встречаться, если в этом появится необходимость.
Мою заминку полпред заметил, но вида не подал. Открыв конверты, он внимательно прочитал оба мои документа и вернул мне тот, что был с направлением на стажировку. Затем ещё раз прочитал предписание от Филармонии и задумался.
И чем я могу тебе помочь? С этим я вообще не знаю, что делать. Довгалевский кивнул на «гастрольный» конверт. Мы раньше никогда концертами наших артистов не занимались.
С этим как раз нет никаких трудностей. Назначьте кого-нибудь из сотрудников полпредства ответственным за «культурные мероприятия», и мы с ним через неделю согласуем график моих выступлений. В самом полпредстве могу выступать по праздничным датам или на протокольных мероприятиях. Лёгкая музыка во время праздничного застолья на официальных приёмах или во время фуршета не только способствует пищеварению, но вызывает доверие у собеседников и облегчает общение. А по поводу гастролей я что-нибудь придумаю. Надо только подобрать хороший зал для концертных выступлений. Думаю, что за месяц-два я с этим определюсь.
Довгалевский внимательно слушает, с некоторым изумлением смотрит на меня, немного колеблется и всё-таки спрашивает:
Михаил, а тебе сколько лет? По виду так больше шестнадцати-семнадцати и не дашь, но рассуждаешь ты здраво и планы у тебя амбициозные. Ты действительно такой хороший пианист и организатор что готов взяться за это дело? А мы не опростоволосимся если организуем такие концерты? В Париже очень много известных и просто хороших музыкантов и нам нельзя ударить лицом в грязь перед этой публикой. Ты представляешь, какой будет скандал если ты провалишься со своим выступлением? Это будет удар не только по тебе и твоей репутации, но и по репутации всего Советского Союза!
Официально мне четырнадцать лет! и видя расширившиеся в немом изумлении глаза полпреда нахально улыбаюсь и продолжаю:
В начале мая этого года я прошёл эмансипацию, так что совершенно дееспособен и сам несу ответственность за все свои поступки. А чтоб Вас не смущал мой возраст, то скажу следующее. Я с отличием закончил Одесский Муздрамин, по образованиюоперный дирижёр, пианист и композитор. Кроме того, моим голосом занималась сама Юлия Александровна Рейдер, так что ещё и певец.
У меня неплохой баритон, но надо дать ему время окрепнуть. И чтоб уж окончательно расставить точки над «и» скажу Вам что последние пять лет я дирижировал ВИА «Поющая Одесса» при Одесской Филармонии. И мой ансамбль на сегодняшний день один из лучших оркестров в Украине! А за Одессу я просто скромно промолчу, как все великие люди.
По ходу моего монолога у Валериана Савельевича брови поползли вверх чуть ли не на самый лоб, а глаза раскрылись настолько широко, что я даже начал за них беспокоиться. Моя финальная фраза рассмешила его до слёз, и он захохотал, прикрывая лицо руками. Приятно иметь дело с людьми, обладающими чувством юмора. Отсмеявшись, он вытер глаза платком и с иронией спросил:
Михаил, это хороший спич, но сколько в нём правды? Любая легенда рано или поздно проверяется. Ты этого не опасаешься?
Нисколько. Всё что я рассказал, самая настоящая правда и есть, и проверяется легко. Поверьте, мою «легенду» ОГПУ изучало под микроскопом и не нашло к чему придраться. Так что и никто другой не найдёт.
Всё-таки ОГПУ? из голоса полпреда как-то вмиг улетучилась вся весёлость.
Я этого не говорил. И ещё. Юрий Моисеевич просил Вам передать, что мне «рекомендовано» пропагандировать советскую музыку и песни в среде белой эмиграции. То есть у меня будут встречи с поэтами, музыкантами, художниками и прочей эмигрантской богемой. Хочу, чтоб Вы об этом знали заранее и от меня, а не от добровольных осведомителей.
Как себя вести в белоэмигрантской среде товарищ Перцов меня проинструктировал лично. Так что не беспокойтесь, ничего лишнего я не сболтну и честь советского гражданина не опозорю. Но вот Ваше прикрытие от излишне ретивых работников нашего полпредства мне понадобится. В этом Юрий Моисеевич полностью полагается на Вас.
Так всё-таки ОГПУ? в голосе Довгалевского послышалась лёгкая досада. Я не стал его в очередной раз разубеждать. Я этого не говорил, а что уж он там себе сам напридумывал это не моё дело, лишь бы мне на пользу было. Но счёл нужным предупредить его отдельно, чтоб не ловить на себе неприязненных взглядов работников полпредства. Не дай бог ещё кто-нибудь что-то лишнее на стороне сболтнёт, а оно мне надо?
Товарищ Перцов особо подчеркнул, чтоб моё имя никак не связывали с этой организацией, даже косвенно. Поэтому прошу Вас никому не говорить, от кого я передал Вам «привет».
Ну, об этом мог бы и не предупреждать, что такое конспирация я получше тебя знаю! полпред морщится и прижимает руку к животу. Проклятая язва! Иногда ничего, а иной раз так придавит, что хоть волком вой. он поднимает трубку внутреннего телефона. Саша, принеси нам чай с печеньем и чашечку сливок. виновато на меня посмотрев и как бы оправдываясь произносит:Вот выпью пару глотков сливок и вроде бы как полегчает. Врачи говорят оперировать надо, а когда мне под нож ложиться? Дел-то невпроворот!
Сочувственно киваю полпреду. Язваэто такая зараза что сама никогда не отцепится. Даже в моё время зачастую длительное лечение язвы, где бы она ни находилась чаще всего заканчивалось на столе хирурга. Но то в моё время и с новейшим оборудованием, а сейчас такая операция не только надолго выбивает человека из делового ритма нарушая все его планы, но и просто опасна для жизни самого больного. Спустя пять минут «Саша» приносит небольшой поднос с двумя стаканами чая, сахарницей, вазочкой печенья для меня и небольшой чашечкой со сливками для Довгалевского.
Мы пьём чай и в общих чертах рассказываю о своём «круизе». Естественно, без излишних подробностей и даже сам удивляюсь тому, какой аскетичный образ жизни я оказывается вёл на лайнере! Понятно, что никакой Агнешки в рассказе нет, да и Лещенко упоминается только вскользь. Мол да, выступал такой певец по вечерам в ресторане во время ужина. Голос великолепный, но репертуар в целом откровенно слабоват, хотя есть и дельные песни. Довгалевский даже пытается заступаться за певца. По всему видно, что Лещенко как артист ему очень нравится.
Посмеялись над моими приключениями при путешествии из Афин в Венецию. Особенно когда с жаром рассказывал о плавании под парусом и как мы в первую ночью чуть не утопили лодку уснувшего рыбака, после чего ночных плаваний больше не было. Но услышав о моём знакомстве с Майером и Вонтобелем, а особенно о вскользь упомянутом приглашении последних на мои будущие концерты Довгалевский немного напрягается. Видимо ему померещились «кровавые щупальцы ОГПУ на горле мировой финансовой гидры». Но эту информацию он «принял к сведению» никак её не прокомментировав.
Немного поговорили о текущей ситуации во Франции. Валериан Савельевич особо подчёркивает, чтоб я зря не афишировал своё гражданство где ни попадя. Отношение белой эмиграции к советским гражданам крайне негативное, хотя в последнее время эксцессов и нет, но различные провокации возможны. И посетовал на то, что ОГПУ могло бы прислать и более «опытного и подготовленного сотрудника». Мне остаётся лишь пожать плечами и согласиться что обстановка во Франции сложная и рекомендации полпреда учту. Реплику о ГПУ оставил без комментариев, пусть думает что хочет, разубеждать его не стану.
Познакомился и с «портным», который вновь заглянул к нам «на огонёк», да так и остался пить с нами чай. Им оказался Марсель Израилевич Розенберг, Временный поверенный СССР во Франции, а по существу, заместитель Довгалевского. Нихренасе, какие у меня теперь здесь знакомства! Валериан Савельевич ввёл последнего в курс дела насчёт моих «гастролей» и у того аж глаза загорелись в предвкушении будущих «культурных мероприятий».
Пришлось остудить этот пыл сообщением, что всё-таки на первом месте у меня учёба, но утешил тем, что через неделю зайду в полпредство. Сразу, как только улажу свои проблемы, связанные с поступлением в консерваторию и поиском жилья, и мы всё согласуем при новой встрече. От гастролей отказываться не собираюсь. И не только по причине полученного аванса, но мне банально будет нужна хоть какая-то известность во Франции. Чтоб в нужный момент «Нотр-Дам де Пари» возник не на пустом месте, а из рук хоть сколько-нибудь известного в Париже музыканта.
Обсудив со старшими товарищами мои проблемы с учёбой, перспективы с гастролями и отказавшись от их помощи в поисках подходящей «скромной комнатки для проживания образцового советского студента» был милостиво отпущен «на волю» и мне даже не пришлось писать в трёх экземплярах подробный рапорт о моих приключениях. За что бесконечно благодарен полпреду. На это даже не надеялся, но видимо «тень ОГПУ», незримо нависшая над моей головой, не давала повода усомнится в моей благонадёжности.
Более того, порученец «Саша» что сидел в «предбаннике» проводил меня до поста охраны и предупредил бойцов, что б они меня хорошенько запомнили, фамилию записали и впускали на территорию полпредства в любое время дня и ночи даже без документов. Однако приятно! Под бдительным присмотром охраны вновь заряжаю дерринджер, запихиваю в карман жилетки и подхватив саквояж выхожу на улицу. Ну что, Париж? Давай знакомиться по новой!
* * *
Смотрю на часы и присвистываю. Однако! Вроде бы прошло всего ничего, а на часах уже без четверти двенадцать. И чем заняться? Надо бы сходить в консерваторию отметиться о прибытии да заплатить за обучение. И жильё пора подыскивать. Переночевать-то пару дней можно и в гостинице, но мне нужна нормальная квартира со всеми удобствами, в том числе с роялем, а не временное пристанище. И хочется сходить посмотреть на Монпарнас, а это совсем в другую сторону от консерватории, но зато менее получаса пешего хода от посольства, да и перекусить там можно. Решено иду в «Ротонду», уж больно знаменитое место по моим прежним отрывочным воспоминаниям о «старом Париже».