Реконструктор - Александр Сергеевич Конторович 3 стр.


Съемки мною были остановлены, люди эвакуированы в безопасное место. Специалисты приступили к поиску и обезвреживанию боеприпасов.

Место огорожено, выставлено оцепление.

В результате взрыва пропал без вести гр. Красовский Максим Андреевич, 1984 г. р. Проведенными поисками его тело обнаружено не было.

Участковый уполномоченныйотдела полициилейтенант полиции Миклованов В. Ю.

Дым

И что-то хрустит в голове.

Отчего меня так шатает? Я иду нет меня несут. Куда?

Ничего не понимаю

 Was ist damit, Heinrich?

 Bombardierung. Verwundet, Schrapnellwunden an beiden beinen und der linken Schulter. Glück noch

 Bringt ihn in die zweite Kammer.

Ага, во вторую палату. Попал под бомбежку, ранения  это обо мне? Контужен тоже я?

А кто я?

Что-то скачет в голове. Отрывками и какими-то кусочками. Вижу человека в форме. Погоны  офицер? Да, обер-лейтенант. Откуда я это помню? Рука, передергивающая затвор,  это карабин Кар-98. Значит, я помню такие подробности?

«Руку неправильно держишь! Не в сторону затвор тяни, а ладонь к цевью прижимай! Пусть она у тебя вдоль винтовки скользит, тогда увод от цели минимальный будет. И стволом не маши, это не коса»

А это откуда?

Не помню

Перед глазами что-то белое. Несколько минут тупо пялюсь туда и только потом соображаю  потолок! Стало быть, если повернуть голову, то увижу стену? Попробуем

Да, стена тут имеется. И потолок не очень-то высокий. А из стены торчат какие-то деревяшки. Это черт, не помню, как это называется.

 Oh! Erholt?

 Nicht wirklich  срывается у меня с языка. Да, я пришел (приполз?) в себя. Хотя и не уверен в этом окончательно.

В поле зрения появляется мужик в белом халате. Лет сорок. На носу очки в круглой оправе.

 Ihnen sagen?

Могу ли я говорить? Ну отвечал же только что?

 Ja Was ist passiert?

Хорошо бы узнать, что же стряслось, наконец?

 Ihr Kolonne kam unter eine Bombe. Du hast Glück, erwischte einfach!

Ага, под бомбы мы попали. Мы  это кто? Легко отделался? Ну это еще как сказать  ног и рук не чувствую совсем. Пробую пошевелить пальцами правой руки  есть! Левой опа, в плечо отдается! Стало быть, туда прилетело. Ноги  тут хуже, болят обе. Не ходок

 Hetzen Sie nicht, Grenadier! Herr Gott gab dir das Leben, nicht in Sie haben es verloren, fallen aus dem Bett!

Нет, спешить я не собираюсь, тут дядька прав. И падать с кровати тоже не хочу. Вполне разделяю оптимизм собеседника относительно Всевышнего и не собираюсь его разочаровывать. Кого? Да их обоих! И Господа Бога, и своего собеседника.

 Gut! Hinlegen und an stärke gewinnen! Ich werde dir den Hauptarzt berichten.

Ладно, лежать так лежать. Последую совету и стану набираться сил. А там и главный врач удостоит меня своим визитом

Но сей уважаемый дядя, судя по всему, был занят и навестить меня не спешил. Вместо этого в палату подселили еще двоих пациентов, благо в сознание я пришел и полного покоя больше не требовалось. Комнатка оказалась небольшой, а то впихнули бы и четвертого.

Одним из подселенных оказался говорливый башенный стрелок-танкист Вилли Баум. Он так представился сразу, стоило санитарам затащить его носилки в палату.

 Hallo, Kameraden! Ich bin Pech Willi!

 Warum Mann?

 Im zwei Jahre Dienst bin ich ins Krankenhaus zu dritten mal?..

Хм, надо же  Невезучий Вилли! За два года загреметь в госпиталь трижды  тут кто угодно станет в затылке чесать понимаю этого парня.

Первый раз его придавило танком при погрузке  лопнул трос, и тяжелая машина качнулась вбок. Итог  месяц на больничной койке.

Второй раз повезло совсем уж невероятно  снаряд пробил броню и отправил на тот свет почти весь экипаж. Посчастливилось только Бауму  получил ранение в ногу.

И в этот раз он отделался от костлявой просто чудом  успел выбраться из горящего танка, оставив за спиной троих покойников. Слегка обгорел  ноги, малость оглох, но жизнерадостности не утратил.

Беседуя с ним, я все время пытался вспомнить хоть что-нибудь о себе. Безрезультатно. Окружающие говорили, что в моей речи слышен баварский диалект. Я не спорил  им виднее, они-то памяти не теряли. Первое время я говорил мало, с трудом подбирая слова, потом освоился, голова заработала лучше. Так что больше не приходилось напрягать голову, подыскивая нужное.

По моей просьбе санитар принес форму, в которой меня нашли. Точнее  ее остатки. Брюки превратились в рваные тряпки еще при перевязке. Оставались китель и шинель. Принесли китель. Перебирая в руках зажигалку, складной саперный резак (отчего-то я знал, что это именно он) и прочие немудрящие предметы, я силился натолкнуть себя на воспоминания. Окружающие были уверены в том, что я солдат, точнее, гренадер. Что это значило в моем положении, неизвестно. Осторожно расспрашивая санитаров, я узнал, что меня вместе с двумя десятками таких же пострадавших привезли с какой-то железнодорожной станции. На нее совершили налет бомбардировщики красных и перемешали там с землей около батальона пехоты и с десяток танков. Меня обнаружили около воронки и поначалу собирались оттащить к похоронной команде. Однако вовремя оживший «покойник» что-то прохрипел, и унтер-офицер, командовавший спасательными работами, распорядился отнести ожившего к медикам.

И теперь я лежу на узкой больничной койке и ломаю голову над своим прошлым.

Третий обитатель нашей палаты появился в ней на второй день, к вечеру. Уже немолодой, в годах, дядька, он был ранен в ногу во время обстрела колонны какими-то бандитами из кустов. Гюнтер Шульц (так звали этого третьего) прошел уже три войны, а ранен был впервые. Услышав об этом, Баум совсем расстроился:

 Везет же людям!  Он с досадой отвернулся к стене.

 Не переживай!  успокоил я его.  Наоборот, ты у нас везучий  кто сказал обратное? Тебя ранило уже трижды  и каждый раз незначительно! Посуди сам! Много ли шансов уцелеть под сорвавшимся танком? А взрыв снаряда внутри машины  это ли не чудо? Ты же уцелел, в то время как все прочие погибли! Так ведь?

Речь моя стала уже вполне связной, и окружающим больше не приходилось напрягать голову, пытаясь меня понять.

 Ты так думаешь, Макс?

 Да ты спроси кого угодно!

Меня уже зовут Максом, это имя  пока единственное, что всплыло из глубин моей уснувшей памяти

Впрочем, и на нашей улице случился праздник  так долго ожидаемый главврач наконец-то снизошел до посещения нашей палаты.

Штабсарцт Магнус Фогель оказался худощавым пожилым человеком с неприязненным выражением на холеном лице. Хотя, если верить рассказам санитаров, специалистом он был превосходным. Что называется  от Бога! Но, глядя на него, в эти рассказы не очень-то верилось

Покровительственно похлопав по плечу старину Шульца (которого он сам и оперировал), штабсарцт мимоходом осмотрел Баума и остановился перед моей кроватью. Не оборачиваясь, он протянул назад руку и взял у сопровождавшего врача историю моей болезни.

 Так что у нас тут имеется? Физическое состояние  хорошее, выздоровление идет нормально, даже чуть быстрее ожидаемого. Это что у нас тут? Понятно характер полученных ранений на пригодность к дальнейшему прохождению службы не повлияет так! Тяжелая контузия, вызванная близким разрывом авиабомбы, угу Обрывочные воспоминания, бред отзывается на имя Макс Макс?

 Яволь, герр штабсарцт!

 Значит, имя ты все-таки вспомнил? Что еще?

 Больше ничего, герр штабсарцт!

 Потише, мы не на плацу, и я не твой ротный офицер. Что ты еще помнишь, сынок?

 Девушек вспоминаю, герр штабсарцт. Еще товарищей иногда, машины всякие  я их чинил

 Ну девушки  это понятно! Кого ж еще вспоминать солдату? А вот твои друзья  какие они?

 Они тоже солдаты, герр штабсарцт. Командир поручил нам что-то выкопать и мы спорили по этому поводу Там еще вода была, наверное, река? Окоп стало заливать водой Не помню ничего больше.

 Хм! Физически ты вполне нормален, и в иной ситуации я бы уже через пару недель любого другого солдата направил на выписку. Но память! Как ты будешь воевать?

 Как и все, герр штабсарцт!

 Не сомневаюсь. И все же Лойземан!  поворачивается он к лечащему врачу.  Ваше мнение?

 Он быстро идет на поправку, герр штабсарцт. Но в подобном состоянии направить его на фронт  нецелесообразно, мы не можем предположить, как он себя там поведет. С вашего позволения, герр штабсарцт, я пригласил на консультацию оберарцта Киршбеера  он признанный специалист в подобных случаях.

 Разумно, Лойземан! Одобряю ваше решение! А Макса разрешаю использовать в работах по госпиталю  его физическое состояние вполне допускает небольшие нагрузки. Да и нахождение среди людей будет способствовать его психическому равновесию. Как, гренадер,  смотрит на меня главврач,  что ты скажешь на это?

 Я чрезвычайно признателен вам, герр штабсарцт! Мои товарищи по палате, конечно, помогают мне, как могут, но, может быть, разговоры с другими камрадами действительно помогут вспомнить что-то еще?

Штабсарцт покровительственно похлопал меня по плечу:

 Твои раны мы вылечим, а доктор Киршбеер поможет вспомнить прошлое. Ну а во всем остальном, Макс, положимся на Всевышнего  он не оставит нас своей милостью!

После ухода главврача с сопровождающими Вилли завистливо причмокнул губами:

 Везет же некоторым!

 Ты о чем это?  непонимающе гляжу на него.

 Работа по госпиталю  это усиленная кормежка! Вместе с медперсоналом! Им даже настоящий кофе положен! И дополнительные сигареты!

 А-а-а кофе  это, конечно, хорошо, но ведь я не курю

 А мы? Или ты забудешь своих товарищей?

 О чем ты говоришь?!  возмущаюсь я.

Действительно, положенные мне сигареты я отдаю им, а они за это тоже не остаются в долгу и помогают мне как-то вспоминать те события и факты, которые, по их мнению, я просто обязан знать. Да и много чего другого, в моем положении весьма полезного, они мне тщательно растолковывают и объясняют.

Слова у главврача с делом не расходятся, и уже на следующий день я топаю вместе с другими счастливчиками на станцию  встречать эшелон. Нас пятеро. Четверо солдат и санитар, который командует всей группой. Одного из своих попутчиков я уже знаю  это словоохотливый и неунывающий Ханс Циммерман, зенитчик. Его тоже контузило бомбой, аккурат в тот же самый день, что и меня. Вот только выздоровление у него идет куда быстрее, осколки бомб обошли Ханса стороной. Не за горами тот день, когда его выпишут в часть. Он старожил в нашей команде, по-дружески шутит с санитаром и чувствует себя превосходно. Еще одного своего сокомандника приходилось встречать на перевязках. Это прямая противоположность Циммерману  крепко сбитый Франц Кегель отличается редкой молчаливостью. Рослый, на полголовы выше любого из нас, и невероятно сильный (я видел, как он в одиночку, плечом, выталкивал из лужи застрявшую легковушку), он обычно не участвует в наших разговорах, а молча сидит в сторонке. Что-то у него на душе такое есть Его слегка побаиваются и стараются не задевать своими шутками. Даже наши записные остряки не рискуют оттачивать свои язычки на молчаливом баварце. Четвертого солдата я не знаю. Он впервые появился на построении, молча выслушал пояснения санитара и, не говоря ни слова, пристроился позади меня. Тоже, видать, молчун

Задание у нас сегодня простое. Ближе к обеду должен подойти поезд, на котором нам (то есть госпиталю) привезут медикаменты и продовольствие. Все это нужно перегрузить в автомашину, после чего мы можем топать восвояси. Собственно говоря, это даже не наше дело  чего-то там грузить. Но Ханс, который всегда в курсе происходящего, рассказал нам, что последнее время в прибывающем грузе постоянно чего-то не хватает. То бинтов, то нескольких упаковок с лекарствами Не исключено, что их уворовывают где-то по дороге. Но вполне может быть, что и на станции.

 Вагоны охраняет местная полиция,  сплевывая окурок в сторону, говорит Циммерман.  Те еще субъекты, я бы их и за свиньями ходить не приставил. Глаза вороватые, морды угодливые мусор!

 Так отчего же им доверяют?  искренне удивляюсь я.  Поставить наших солдат  и все! Не станут же они красть у своих товарищей!

 Хм Ну это еще как сказать Все равно  их нет! Людей мало, фронт загребает всех! Вот и приходится нам доверять этой сволочи

Отправляясь на станцию, мы имели все шансы опоздать к обеду. Но не слишком на этот счет переживали. Здесь была своя кухня, и наши команды обычно подкармливали. И весьма недурственно! Еще бы  через станцию шло множество грузов, в том числе и продовольствие. Поэтому здешняя кухня была весьма неплохой. Но, помимо этого, нам все-таки выдали и паек, положенный по такому случаю. Не бог весть что, консервы, но и это пришлось очень кстати  их можно сменять на курево. По правде говоря, меня эта перспектива не воодушевляла: сигарет в запасе и так хватало, но от голода я пока не страдал. А курево являлось неплохим подспорьем в любой беседе.

Вопрос с погрузкой продовольствия решили быстро. Пяток сигарет  и железнодорожники помогли нам перекидать ящики и бочки в кузов грузовика. Фыркнув на прощание дымом из выхлопной трубы, машина укатила в госпиталь. Теперь  ждать. Пока она доедет, выгрузит продовольствие  а тут уже и обед! Раньше чем через два-три часа она назад не придет. И очень неплохо! Ибо медикаменты занимали в кузове гораздо меньше места, и мы вполне могли рассчитывать на то, что назад поедем как приличные люди  на машине! Так жить можно! Настроение у всех приподнялось, и даже молчаливый Кегель выдавил из себя по этому поводу пару слов.

Воодушевленные этим, мы бодро направились к вагону с медикаментами  надо было прикинуть фронт будущих работ. Вагон этот стоял на отшибе, и требовалось решить  подойдет ли туда грузовик? Или вагон надо будет перегнать поближе к погрузочной платформе? За оставшееся время эту задачу вполне можно было решить. По пути от нас откололся Циммерман с санитаром  пошли менять консервы на сигареты. Они тут почти что старожилы: Ханс служил именно здесь и знает каждую дыру. Оттого и все обменные операции происходят в его присутствии  так выходит гораздо быстрее и выгоднее.

Старшим в нашей тройке остался Кегель. Пройдя по путям, мы подходим к вагону. Он здесь не один, рядышком стоят еще несколько. Неподалеку от них прохаживается какой-то местный в черном пальто и с винтовкой на плече. На руке у него белая повязка. Ага, так это, стало быть, и есть местная полиция? Нн-да видок у него прав был Ханс, такому типу  и свинарник доверить? Да ни за что!

Франц молча указывает ему рукой в сторону, и тот послушно отходит от вагонов. М-да знают тут старину Кегеля! И, надо полагать, с самой серьезной стороны.

Беглый осмотр подтверждает самые неутешительные прогнозы: машина сюда не пройдет! А таскать груз вручную  мы все-таки выздоравливающие, а не наказанные за проступки штрафники!

 Магнус!  поворачивается Франц к третьему нашему спутнику.  Нужен паровоз.

 На станции их нет,  лаконично откликается тот.

 Тогда пусть этот охранник пригонит сюда пару десятков человек из местных  они оттолкают вагон поближе к разгрузочной платформе.

 И где он их возьмет?

 Не мое дело. Отыщет где-нибудь

Магнус пожимает плечами и идет за полицейским. Как и что он там ему объясняет, неизвестно. Но спустя пару минут они оба направляются к станционным зданиям  договорились.

Здоровяк молча показывает мне рукой на скамейку  надо полагать, на ней раньше сидел караульный. Присаживаемся, нам спешить пока некуда. Кегель вытаскивает сигареты и закуривает. А я достаю из кармана галеты  не сидеть же просто так!

Тихо

Даже не верится, что где-то там, совсем недалеко, сейчас идет война. Грохочут разрывы, и падают на землю наши товарищи. Мы не говорим о ней, эта тема  негласное табу в наших беседах. Обсуждаем все  дом, знакомых девушек и чьих-то жен. Собак и кошек. Делимся планами на будущую жизнь и прикидываем, какой она станет после войны. Но никто не рассказывает о том, что ждет его в окопах. Да и мне тоже как-то не по себе от мысли, что очень скоро наши вечерние разговоры будут вспоминаться как что-то совсем невероятное. Спокойные разговоры в дружеском кругу, где нет нужды прятать голову от пуль вражеского снайпера. Не нужно торопливо задувать зажигалку, опасаясь зорких глаз чужого артиллерийского наблюдателя. Мы и о русских не говорим. Никто не хочет вспоминать рукопашных схваток и блеска ножа перед глазами, когда в твой окоп ночью прокрадутся их разведчики. Ложась спать, мы раздеваемся и вешаем форму на спинку кровати  на фронте такая роскошь просто немыслима. Мы просто живем  живем каждым этим днем

Но все же действительность постоянно прорывается к нам. Когда привозят новых раненых и санитары тащат их на носилках в дом. От них несет порохом и кровью, и лежащие на них люди в бреду еще отбивают вражескую контратаку. Когда появляются над нами чужие самолеты и мы слышим лай зенитных пушек неподалеку. А после этого со станции привозят новых раненых. Иногда, помогая санитарам разбирать вещи вновь прибывших, мы обнаруживаем в них застрявшие осколки. Для их сбора у нас на складе стоит железный таз, и порою он бывает заполнен почти на треть или наполовину. Война напоминает о себе каждый день. Я плохо помню свои воспоминания, в них только хриплые, плохо различимые команды и выстрелы  много выстрелов. Мы постоянно куда-то бежим, иногда едем,  но все как в тумане. Совсем не помню артподготовки  странно: все ребята вспоминают русскую артиллерию самым недобрым словом. А вот мины запомнились. Собственно говоря, не сами они, а то, как мы постоянно смотрели под ноги, опасаясь неприятных сюрпризов. Товарищи говорят, что русские  большие мастера по этой части, им верить нельзя! Можно ожидать любой неприятности. Рассказывают, что иногда по непонятным причинам взлетают на воздух дома, мосты и различные объекты: в них, оказывается, заложили мины с часовым механизмом! Кто знает, может быть, и под нашим домом сейчас тикает адская машина?

Назад Дальше