Агент - Валерий Большаков 4 стр.

Он увидел лишь тень человека, сидевшего за столом в углу,  чёрный силуэт с нечёткими очертаниями.

 Здравствуйте, товарищ Юрковский,  сиплым голосом сказал «невидимка».

 С революционным приветом,  сухо ответил Кирилл.

Мысли сыпались горохом. «Визирь» это или кто? Тот самый резидент или чекист рангом поменьше? Или тут вовсе западня?!

 Понимаю!  хохотнул грузный визави Авинова.  «Маска, я тебя не знаю!», да?  и протянул из тени на свет мозолистую пятерню:Афанасий Терентьич.

 «Визирь»?  ляпнул Авинови ужаснулся.

Но резидент лишь лапищей своей махнулдескать, ну их, эти кликухи, давай уж по-человечьи.

 Слыхал я,  деловито начал «Визирь»,  «дроздов» обратно отправляют, вроде как в Новочеркасск?

 Дроздовская дивизия вливается в Добровольческую армию.

 Ага-а Ага-а  оживился чекист.  Кадеты укрепляют Добрармию

Авинов мрачно улыбнулся.

 Да-с! А обмундирования шьют на полтора миллиона штыков и сабель. Корнилов объявил мобилизацию. Чуете, чем пахнет? Наступлением по всему фронту!

Чекист до того разволновался, что вскочил, вышел из тени и заходил по скрипучему паркетусутулясь, сложив руки за спиною, словно на прогулке в тюремном дворе.

Походив из угла в угол, резидент остановился перед Авиновым, помахивая мухобойкой.

 Когда белые перейдут в наступление?  спросил он.

 В июле «кадюки» возьмут Царицын,  раздельно сказал Кирилл в ответ.

 Хрен они возьмут  проворчал Афанасий Терентьич.

Походив, почесав концом мухобойки под лопаткой, чекист приподнял шторы, впуская свет из провала двора-колодца. «Как в Питере»мелькнуло у Кирилла.

 Мне нужны будут связники,  медленно проговорил он, глядя в широкую сутулую спину «Визиря». Афанасий Терентьич покивал: понимаю, мол.

 В Задонье действует наш Регистрод,  неторопливо проговорил он,  регистрационный отдел Южного фронта. «Регистрод» занимается военной разведкой по всему Северному Кавказу. Регистрационный пункт номер три находится как раз в Новочеркасске, а есть ещё особые пункты Ортчк и тайные станции. Службу связи товарищи из Регистрода наладили хорошо, так что За вами будет закреплён курьер Рафаил Курган Фоля.

 Рафаил Курган,  повторил Авинов.  «Фоля».

 Этот жидок жидковат,  хохотнул чекист,  но на безрыбье и ракулов! Так что

Он красноречиво протянул могучую дланьмол, аудиенция закончена, и Кирилл пожал руку врагу.

Глава 4ДРОЗДОВЕЦ

1

Пути двух самых славных дивизий Белой армииМарковской и Дроздовскойрасходились. Марковцы отправлялись за семь морей, к суровым мурманским берегам, а дроздовцы как будто возвращались домойна Дон. До Таганрога добирались на транспорте «Кронштадт», а в Новочеркасск отправились поездом.

Заняв место в пульмановском вагоне, Авинов хмыкнул: словно и не случилось революции и войны не было. Ну это если не приглядываться, не видеть тщательно вымаранной похабщины на стенках, не замечать пулевых отверстий в окнах, стыдливо прикрытых занавесочками

Всё так же перестукивались колёса, будочники с зелёными флажками провожали поезд. Чубатые казаки, возлежа на возах, равнодушно поглядывали в окна «пульмана».

Громкий смех сбил задумчивое настроение Авиновав купе, похохатывая, ввалился темноволосый невысокий офицер, налитой здоровьем, с серыми глазами, с широким круглым, чисто выбритым подбородком. Его твёрдое лицо отдавало броской, чуточку азиатской красотой.

Кирилл напрягся, памятью возвращаясь к групповой фотографии офицеров-дроздовцев, которой его снабдил Ряснянский. Лица, лица, лица Имена, звания Петерс!

Командир второй роты 3-го Офицерского стрелкового полка капитан Евгений Борисович Петерс. Да, это был он. Сын учителя гимназии, студент Московского университета, Петерс ушёл на большую войну в чине прапорщика 268-го пехотного Новоржевского полка, а то быть бы ему учителем

 Юрковский?  удивился Евгений Борисович.

 Как вы угадали?  откликнулся Авинов, ухмыляясьи страшась: Юрковский-то во второй роте служил В животе у него словно бабочки запорхали.

Петерс наметил робкую улыбку.

 А вы изменились  протянул он.

 Вы даже не представляете себе насколько,  криво усмехнулся Кирилл.  Кузьмич!

Исаев явился тотчас и щёлкнул каблуками.

 Ракия ещё осталась?  поинтересовался штабс-капитан.

 Да есть маленько. Кхым-кхум

 Тащи!

 Слушаю, ваш-сок-родь! И закусь?

 Всё тащи!

Проводив Елизара Кузьмича глазами, Петерс только головою покачал:

 Вы же не признавали вестовых и ординарцев,  проговорил он.

 Признал-с,  с усмешечкой сказал Авинов.

А тут и денщик Евгения Борисовича нарисовался, старый солдат Ларин. Он приволок особый чемодан для папирос и табаковбыла такая странность у Петерса. Всюду капитан таскал с собой коробки по сто штук «Лаферм» и «Шамшалов», «Месаксуди» и «Стамболи», «Асмоловых  7» и «Ферезли». Клад!

Правда, на табак был Евгений Борисович скуп. Чаем делился и сахарку отсыпать мог, а вот в куреве отказывалтакую характеристику выдал на Петерса полковник Ряснянский

Строго поглядывая на Кирилла, Ларин выудил из поклажи наливку в плетёной фляжке, достал серебряные стаканчики. Тут и Кузьмич подоспелвыставил бутылку ракии на столик, мигом вскрыл «аглицкую консерву».

 Ну-с, поехали!  сказал тост Авинов.

Крепкая ракия подрастопила отчуждённость, напряг помалу отпускал штабс-капитана.

Ларин, забившись в угол, бубнил что-то про гвардию, про георгиевские петлицы, а Исаев, сидевший широко, разлаписто, руки уперев в колени, щурился презрительно: «Да куды там Гвардея тоже Что гвардея, когда мы, сибирячки, с ашалонов Аршаву брали!»

Захмелевший Петерс вдруг прочистил горло, да и молвил с постной любезностью:

 Виктор Палыч, разрешите вам папиросу.

Кирилл до того удивился, что и слова не сказалухватил пальцами коричневую «пушечку» Асмолова да и сунул в рот.

 Благодарю-с!  улыбнулся он, вытягивая из кармана свой кожаный портсигар, набитый турецкими пахитосками, изысканными «Кара-Дениз».  Тогда и вы угощайтесь, Евгений Борисович!

Исаев чиркнул спичкой, поднося огоньку сначала «своему» капитану, а опосляларинскому.

Авинов курил редко, но папироска «от Петерса» была крепка, вкусна, душиста.

 Прелесть!  похвалил он табачок.  Сладенький дымок такой Газообразный десерт!

В улыбке Евгения Борисовича уже не было прежней кислой приветливости. Он затягивался пахучим «Кара-Денизом» так, что западали щёки, и выпускал дым неторопливо, смакуя, щурясь и стряхивая пепел трёхгранным ногтём.

 Господа, слышали новость?  донеслось из соседнего купе.  Барона Врангеля назначили командующим Добровольческой армией.

 А выпивоху Май-Маевского выгнали!

 Выпьем за командармдобра!

 Командармдобр телеграфирует из штарма начштабглавупробормотал Петерс, словно в скороговорке упражняясь.  Виктор,  неожиданно спросил он, ударяя по-французски, в последний слог,  а вы верите в нашу викторию?

Авинов подумал.

 Верилось мне зимой,  сказал он,  а ныне я уверен.

Сказали почувствовал лёгкий укол совести. Почудилось ему, что не его это слова были, «не по-честному» выговоренные,  он будто произнёс заученный текст, пробуясь на роль Юрковского, которому, по легенде, полагалось сгорать от энтузиазма и стоя петь «Боже, царя храни!». А он сам был ли уверен?.. Если руку на сердце, то не очень. Надежда была, и ещё какая, и огромное желание победить, но та бессмысленная громада двуногих, противостоявшая Белой гвардии, пугала. У большевиков в залоге была вся Россиязаводы её и фабрики, склады, поля И покорный народ, который миллионами забривали в Красную армию. Сумеют ли белые одолеть задуренную, умученную чернь, ползучее серое число? Возмогут ли?..

 Господа, господа!  бушевали соседи.  Мы едем на войну, а на войне За победу, господа!

 Ура-а!

 Баклажка, запевай нашу боевую!

Высокий, совсем ещё детский голос зазвенел, выводя:

 Смелей, дроздовцы удалые

И всё купе дружно подхватило:

 Вперёд без страха, с нами Бог!..

Дроздовцам отвели для постоя пустые дортуары Новочеркасского девичьего институтани одной свободной казармы не нашлось, всё было забито офицерами и солдатами. Правда, генерал-квартирмейстер Кусонский не учёл, что в верхних дортуарах жили отрочицы, сироты-институтки, которых княгиня Голицына вывезла из Смольного. Замотался.

Командовал 3-м Офицерским полком седой Жебрак-Русакевич, строгий, заметно подволакивавший ногу, простреленную под Мукденом. Увидав пепиньерок в серых платьях, в белых передниках и пелеринках, стайкой бежавших по блестящему паркету, полковник крякнул. Сказал, пощипывая ус:

 Господа, мы все бывалые солдаты. Но стоянка в девичьем институте, на мой, по крайней мере, век, выпадает впервые. Впрочем, каждый из вас, без сомнения, отлично знает обязанности офицера и джентльмена, которому оказано гостеприимство сиротами-хозяйками.

Дроздовцы чинно разместились на ночлег. Добродушный капитан Китари, с длинными, обвисшими усами, одетый мешковато, словно форма была с чужого плеча, вздохнул мечтательно:

 Поесть бы

И тут же, словно исполняя его желание, явилась строгая чопорная даманачальница института. Подозрительно оглядев офицеров, она певучим голосом пригласила всех откушать. Дроздовцы живенько построились парами, да и тронулись в институтскую столовуюобедать побатальонно. Твёрдо печатая шаг, они посмеивались и перешучивались. Видать, кадетская юность пришла на ум.

 Стой, на молитву!

Батальон хором выдал «Отче наш» и расселся за длинными монастырскими столами. Институтки, мило краснея, разносили щи да кашу. Кирилла умиляли девичьи головки в мелко заплетённых косичках, а вот начальница не теряла бдительностиофицерики-то все молодые, красивые, здоровенные, а юные девушки так влюбчивы

Отпросившись у Петерса, Авинов до самого вечера бродил по новочеркасским проспектам, слонялся у Атаманского дворца, кружил у собора, добрёл до речки Тузлов и вернулся в девичий институт, едва не опоздав на вечернюю зорю «с церемонией».

Полк выстроился на институтском плацу.

 Смирно, господа офицеры!  скомандовал полковник Жебрак, и фельдфебели начали перекличку:

 Поручик Вербицкий!

 Я.

 Поручик Дауэ!

 Я!

 Поручик Димитраш!

 Я!

 Капитан Рипке!

 Я!

 Капитан Туркул!..

Трофимов Туцевич Храмцов Шубин

 Капитан Юрковский!

 Я!  гаркнул Авинов, холодея, ибо почудилось ему, что он взаправду оборотился в Вику Юрковского

Дроздовцев подняли на рассвете, когда Новочеркасск ещё почивалдворики невысоких домов хранили сонную тишину, не хлопали калитки, не скрипели вороты колодцев, не перекликались голосистые хозяйки.

У Кадетской рощи, посреди площади, где был чуть влажен песок, поставили аналой, и дроздовцы в походном снаряжении, позвякивая котелками, полязгивая винтовками, стали покоем вокруг. Заря разгоралась, обещая ясный день, щебетали ранние птахи, а полковой батюшка читал напутственную молитву. Далёкие горнисты пропели: «В поход!»

2

Манычский фронт, станица Великокняжеская.

Степь лежала широко и плоско, вся отданная выцветшему, словно линялому, лазурному небу. Тёплый ветер колыхал растрёпанные кустики, чесал невысокую траву, уже выгоравшую,  зелень бурела, высыхая на корню.

Маныч был совсем близко, да только свежестью от него не тянулопересохла река, мелкой стала, болотистой и чрезвычайно топкой. Ни пройти ни проехать.

Добровольческая армия выдвинулась на линию фронта, заняв позиции от села Бараниковского до станицы Новоманычской. Конница генерала Шатилова гарцевала на правом фланге к востоку от железной дороги «ЦарицынТихорецкая», 5-й конный корпус Слащова«генерала Яши», как ласково звали командира бойцы,  растянулся вдоль Маныча к западу, имея главные силы у переправы Казённый мост, а части генерала Кутепова стояли на путях.

С колокольни хорошо было видать расположение красных9-й армии командарма Егорова и 10-й армии Клима Ворошилова. Весь северный берег Маныча у Великокняжеской переправы и сама станица были усилены окопами, извилисто рассекавшими чернозём. Из выбитых окон куреней, со звонниц двух станичных церквей грозили пулемёты, а за околицей выстроились батареи орудийпятидюймовых гаубиц Шнейдера.

Мощная «совдеповская» артиллерия мигом остудила горячие головыпереправа белой кавалерии на «тот берег» окончилась неудачей. Астраханская бригада понесла большие потери, а бойцов Терского пластунского батальона красноармейцы выбили чуть ли не полностью.

Даже такому любителю лихих наскоков, как Шкуро, стало ясно: без хорошей артподготовки Великокняжескую не взять. Пушки-то были, но как их переправишь вброд по манычской болотине? Завязнут!

Пётр Николаевич Врангель собрал командиров Добрармии в Новоманычской, прямо на майдане. Генерал Кутепов, небольшого роста, коренастый, с чёрной густой бородкой и узкими, несколько монгольскими, глазами, доложил первым:

 Офицерские разъезды исследовали течение Маныча и наметили пункт переправы в восемнадцати верстах восточнее Бараниковскогоэта линия реки противником только наблюдается.

 Замечательно!  громко сказал Врангель, оглядываясь на север.  Вот что Наводка мостов будет сразу же обнаружена, так мы лишимся внезапности манёвра. Не хотелось бы! А посему применим переносные щитысколотим из заборов, погрузим их в водуи быстро наведём настил. Ну, как быстро Сапёрам и пластунам всю ночь придётся работать по пояс в воде!

«Чёрный барон», костлявая громадина с зычным голосом, всё оборачивал к северу своё узкое рыцарское лицо, щурил серовато-зелёные глаза.

Генерал Фок, начальник артиллерии 1-го корпуса, кивнул:

 Может получиться Если позволите, я опробую такую переправу на окрестных бочагах.

 Разумно,  согласился Врангель.

Шатилов со Слащовым переглянулись, и «генерал Яша» пожаловался:

 Ваше превосходительство, сейчас ни в штарме, ни в штакорах нет ни единого автомобиля! И как тогда управлять операциями? Как поспевать? Штарму срочно нужны хотя бы шесть мощных легковых машин и не менее двух для каждого из корпусов!

 Докладываю,  усмехнулся Пётр Николаевич, недолюбливавший Слащова, но благоволивший к Шатилову:Автомобили уже следуют к нам поездом. И шпалы, и рельсы для ремонта путей, и грузовики, и десять телеграфных аппаратов с кабелями, с искровыми станциями Довольны?

 Так точно!

В небе зажурчали моторы. Словно перелётные птицы, пронеслись три аэропланных отряда, собранные с бору по сосенке,  крылом к крылу летели британские «хэвиленды», русские «анатры», французские «ньюпоры», даже парочка немецких «роландов» затесалась.

 Танки нам тоже подкинут.  Врангель поглядел в небо, словно ожидая, как оттуда посыпятся бронированные чудища

Кирилл Авинов въехал в станицу Новоманычскую, когда уже начало темнеть. Полки длинной лентой вытягивались в степь. Бодро тарахтя, проезжали повозки, лазаретные линейки, походные кухни.

Передовые эскадроны, форсировавшие Маныч с вечера, оттеснили неприятельские разъезды, а на рассвете началась переправа. Грохотали по доскам колёса орудий, дробно тюпали конские копыта. Над колоннами реяли разноцветные значки сотен.

Мелководный, местами высохший до вязкой чёрной грязи, покрытой солью, Маныч ярко блестел на солнце среди голых плоских берегов, лишённых и пучка полыни.

Далеко на север тянулась унылая и безрадостная степь, кое-где прорезанная солёными бочагами. Там маячила лава астраханцев, изредка стучали выстрелы, гоготали пулемёты.

Седой Жебрак-Русакевич напряжённо всматривался вдаль. Пощипывая ус, он отдал команду:

 Выдвигаемся к Бараниковской переправе!