- Я не могу, - просто сказала Ютта.
- Женщина!Иван посмотрел на нее уже с откровенной злостью и даже угрозой.Не надо со мной спорить! Если ты не дорожишь своей жизнью - Терентьев бросил взгляд в сторону детской.Вы оба можете быть в опасности. Ведь ты же мать!
- Иван, - Ютта смотрела ему прямо в глаза, прямо и очень спокойно, в ее взгляде появился твердый металлический отблеск непреклонной решимости и воли.Ты тоже не понимаешь Ты не самый известный человек в стране, но тебя знают многие. В армии, правительстве, в медицинской службе. Знают и меня, как твою жену и помощника-консультанта Мобилизационного Бюро. Если я все брошу и уеду с Яном, как ты думаешь, что они подумают? Что скажут?
Иван нахмурил брови и собрался сказать что-то резкое, но женщина быстрым движением накрыла его крепко сжатый кулак узкой ладонью.
- Ты ведь сам рассказывал мне про вашего Сталина который не оставил Москву и принимал парад, - быстро, торопливо заговорила она.Правда это или нет, но люди верили, что их лидеры с ними. А если бы командиры дрогнули и побежали? Ты знаешь, какое у нас сейчас опасное положение. И ты сам сегодня говорил про «термитов». Если сейчас, перед решающим сражением, жена одного из приближенных императора сбежит подальшеэтого не удастся скрыть. И люди, пусть не все, но многие, подумают, что если даже такие персоны не верят в победудело совсем плохо. Я хочу уехать Правда, очень хочу - ее голос упал почти до шепота.Мне страшно и хочется оказаться подальше отсюда, там. Куда война не дотянется. Но я не могу.
Иван зажмурился, сжал челюсти, сдерживая надрывный стон. Каждое слово, сказанное Юттой, было правдой. И тем больнее они ранили его, как мужчину и мужа.
- Так надо, милый, так надо, - нежно проговорила женщина со слезами на глазах, срывающимся голосом, поглаживая его напряженную и твердую, как камень руку.Мы останемся и будем очень-очень осторожны. А когда вы, мужчины, победите, ты вернешься к нам. И все будет как тогда, в Барнумбурге, только нас будет уже трое. Ты, я и наш Ян. И у нас будет еще много-много детей, только ты вернись
- Когда мне будет восемьдесят пять - неожиданно проговорил Иван, криво улыбаясь подрагивающими губами.
- Что? - растерянно спросила женщина.
- Когда мне будет восемьдесят пять,
По дому буду твои тапочки искать,
Ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
Носить какие-то нелепые шарфы
Из тех, что для меня связала ты.
А утром, просыпаясь до рассвета,
Прислушаюсь к дыханью твоему,
Вдруг улыбнусь и тихо обниму.
Когда мне будет восемьдесят пять,
С тебя пылинки буду я сдувать,
Твои седые букли поправлять,
И, взявшись за руки по скверику гулять.
И нам не страшно будет умирать,
Когда нам будет восемьдесят пять...
- Иван - рассмеялась Ютта сквозь слезы.Ведь там наверняка есть и продолжение?.. С ее стороны?
- Есть - промолвил Иван и закончил стихотворение.
- Когда мне будет восемьдесят пять,
Когда начну я тапочки терять,
В бульоне размягчать кусочки хлеба,
Вязать излишне длинные шарфы,
Ходить, держась за стены и шкафы,
И долго-долго вглядываться в небо,
Когда всё женское, что мне сейчас дано,
Истратится, и станет всё равно
Уснуть, проснуться или не проснуться,
Из виданного на своём веку
Я бережно твой образ извлеку,
И чуть заметно губы улыбнутся
[Евгения Иванова, «Когда мне будет восемьдесят пять»]
Ночь вступала во все права, а в небольшой квартире, обнявшись, сидели два человекаосновательно потрепанный жизнью мужчина, и молодая женщина. Они очень любили друг друга, и очень хотели состариться вместе, дожив до восьмидесяти пяти, а может быть и больше.
Глава 3
Обычно Томас предпочитал нормальные самолеты. Ракетная техника вызывала у него некоторое опасение, понятное и простительное для того, кто застал время аэропланов-«этажерок». Было что-то противоестественное в том, чтобы лететь верхом на ракетном двигателе. Противоестественное, потаенно-опасное и потомупритягательное.
Томас давно вышел из того возраста, когда, чтобы ощутить жизнь во всей полноте, опасностью нужно приправлять каждый прожитый день. Но его натуре все равно периодически требовался адреналин. Поэтому Фрикке занял свое кресло с приятным предвкушением интересных и щекочущих нервы переживаний. Место рядом пустовало и, хотя в узком вытянутом салоне без иллюминаторов были и другие свободные кресла-ложементы, Томаса грела мысль, что его демарш в зале ожидания скорее всего избавил от неприятного соседства.
Улыбающиеся стюарды прошли вдоль салона, проверяя амортизаторы и ремни безопасности, изредка помогая нерасторопному пассажиру. Все-таки, взлет на ракетопланах по-прежнему оставался весьма суровой процедурой. В хвостовой части что-то загудело, негромко, но басовито и очень внушительно. За бортом отозвался протяжный звон и одновременно мигнули информационные табло, сообщая о начале предполетной подготовки.
В ракетоплане не было ни окон, ни иллюминаторовнагрузка на аппарат не позволяла ослабления прочности корпуса. Даже в кабине пилотов все управление осуществлялось по приборам и специальным выдвижным перископам. На новейшей модели «Зенгера» обещали специальные экраны в салоне и проекцию изображений с телекамер, но внедрение этого технического чуда откладывалось. По понятным причинам - армия и План теперь съедали все ресурсы Державы.
Впрочем, Томасу не нужно было смотреть, чтобы подробно представлять происходящее. Вот корпус дрогнулспециальные захваты переместили ракету на стартовый станокогромную многоколесную тележку с твердотопливными ускорителями. Далее последует примерно десять минут полной проверки всех систем, синхронизации запалов, состояния рельсовых направляющих. Занятие для самых лучших, обученных и ответственных сервов, отвечающих жизнью за функционирование всей системы старта.
Томас неожиданно обнаружил, что слишком напряжен, как будто перед рукопашной. Волевым усилием он заставил мышцы расслабиться и утонул в объятиях амортизационного кресла. Еще толчок, загорелось новое таблокрасная многолучевая звезда на желтом фоне. Предстартовая готовность. Слева от значка запрыгали числаобратный отсчет, тридцать секунд. Фрикке начал дышать глубоко и равномерно, насыщая кровь кислородом.
Десять, девять
Шум в хвосте перерос в пронзительный гул, словно шквал замерший на наивысшей ноте. Пол под ногами задрожал, свидетельствуя о включившихся разгонных двигателях толкателя.
Ноль. Томас резко выдохнул и закрыл глаза, за мгновение до того, как ускорение тяжелым прессом навалилось на грудь, сжимая легкие. Разгоняемый собственными двигателями и стартовым станком ракетоплан ринулся из бункера, в огне и дыме, по массивным направляющим, вздыбившимся гигантским горбом. На обычном самолете это сопровождалось бы непременными криками ужаса, слишком уж непривычным и резким оказывался переход от покоя к стремительному движению, ясно ощутимому даже без иллюминаторов. Но в ракете на старте из-за перегрузок не кричат и даже не дышат, что весьма хорошо для человека, ценящего душевный покой и не переносящего бессмысленных звуков.
Миновали считанные секунды, и аппарат вновь содрогнулсясработали замки, отделяющие узкий стреловидный корпус от ускорителя. Ракета устремилась в небо, опираясь на огненный столб, пронизывая тучи и непогоду как раскаленная игла, а многоколесная «тележка» помчалась дальше по нисходящей рельсовой дороге, постепенно замедляя ход. Потом ее откатят обратно, тщательно проверят, перезарядят и используют вновь.
Тяжесть в теле немного ослабларакетоплан выходил на заданную траекторию. Томас глубоко вздохнул, с удовольствием отмечая, что тело работает исправно, как механизм винтовки, и почти десять секунд без кислорода не доставили ни малейшего неудобства.
Остальные пассажиры приходили в себя. Кто-то судорожно втягивал воздух, кто-то взахлеб рыдал. Стюарды уже спешили на помощь с кислородными подушками и ароматическими салфетками. Этих отличали угодливость и цифровые коды на вискахтоже сервы. Забота о пассажирах после взлета - слишком тяжелая и нервная работа, чтобы утомлять ей людей.
Томас брезгливо скривился и ушел в свои мысли.
Когда сверхскоростная пассажирская техника только появилась, ей пророчили быстрый закат, слишком уж ненадежной и неудобной оказалась новинка. Впрочем, деловые круги и армия быстро оценили фактически единственное преимуществоскорость. С помощью укрощенной ракетной тяги можно было за сутки совершить путешествие на другой континент, обсудить конфиденциальный вопрос и вернуться обратно. Со временем доктор Зенгер сконструировал сверхзвуковой самолет, чуть менее скоростной, зато куда более комфортабельный. Однако в свете новых событий разработка отошла для армейских нужд, а дальние и сверхбыстрые пассажирские перевозки по-прежнему обеспечивались уже устаревшими ракетопланами с рельсовыми ускорителями.
Впервые Фрикке полетел на ракетном аппарате пятнадцать лет назад, когда возникла срочная надобность в вооруженной силе на западном южноамериканском побережье. Людей требовалось немного, но очень быстро, в течение считанных часов. Тогда Томас предложил использовать пассажирский ракетоплан с военными пилотами и штурмовой группой «ягеров». И сам же возглавил операцию. Это было опасно и тяжело, но никому и в голову не пришло орать, стенать и тем более блевать. В спецкоманды брали только лучших из лучших.
Было время
Идея о формировании специальных отрядов легкой пехоты пришла в голову Томасу еще в юности, когда он работал на украинских латифундиях, в охране. Обычные войска не могли отвлекаться на то, чтобы гонять всевозможных «партизан» и прочий вооруженный сброд. А частная охрана сельскохозяйственных угодий не обладала для этого ни должной численностью, ни оружием, ни навыками. В итоге меры борьбы сводились к карательным походам, которые, конечно, тешили самолюбие и неплохо развлекали, но в конечном итоге оказывались весьма непрактичны. Требовался инструмент, который сочетал бы силу, должную многочисленность, вооруженность и специализацию. По собственной инициативе и с благословения нанимателя молодой Томас сформировал самый первый «летучий отряд самообороны», чья эффективность превзошла все ожидания.
Новая Германия выгодно отличалась от предшествующей плутократии умением ценить таланты и должным образом их использовать. Сам Фрикке рассчитывал лишь на славу и определенное вознаграждение, а в итоге стал основателем нового вида вооруженной силы«ягеров», «волков Нации». Бессменным руководителем, а так же «нобилем», то есть отцом и духовным наставником, подобно римскому патрицию, опекающему клиентеллу.
Полет длился недолго. Посадка получилась жестковатой, но в пределах допустимого. Маленькие треугольные крылья ракетоплана позволяли лишь планировать на завершающем отрезке траектории, относительно смягчая соприкосновение аппарата с длиннейшей посадочной полосой. Сразу вспомнилась та, южноамериканская посадка, в которой искалечилась треть отряда
Пока тягач катил машину в подземный ангар, Фрикке представил свой будущий маршрут и мимолетно подумал, что прогрессэто хорошо. Тридцать лет назад подобное путешествие заняло бы как минимум пару суток. Сегодня же он покинул дом менее трех часов назад и прибудет на место еще до полуночи.
Ракетоплан опередил движение терминатора, поэтому из достаточно позднего вечера Томас попал в день, клонящийся к завершению. Впрочем, за огромными бронированными стеклами правительственного ракетопорта у Хердубрейда царили непогода и тьма.
В свое время административный аппарат Евгеники почти целиком перебрался из Берлина в новопостроенный Астерполисгород из бетона, асфальта и стекла, олицетворяющий деловую строгость и технократический прогресс. Берлин же остался крупнейшим архитектурным памятником мира, Иерусалимом для туристов и паломников, стремящихся ступить на священную землю, с которой началось победное шествие евгенического учения.
Однако, десять лет назад, Координатор счел, что помимо огромного Астерполиса Нации необходим еще один административный центр, который вместил бы личную канцелярию Лидера, штаб, государственные архивы и контролирующий аппарат. Решение о местоположении нового города оказалось необычнымотец Державы избрал Исландию, как землю Великого Севера, не оскверненную плутократией и засильем низших рас. Так возник Эсгартвеличайший, и самый закрытый город мира. Точнее, целая сеть поселений, городов, лабораторий, исследовательских центров и командных пунктов, покрывших весь остров.
Томас неоднократно посещал Исландию, для личных консультаций с Координатором, и был знаком с ее красивейшей природой. В иных обстоятельствах он с большим удовольствием поднялся бы на смотровую площадку, одну из доброго десятка, чтобы полюбоваться зрелищем Хердубрейда, «королевы гор», а так же красивейшим водопадом неподалеку.
Но не при нынешнем разгуле стихий. И не в ожидании ответственной встречи.
Из-за урагана, пришедшего с запада, пришлось отказаться от легкого курьерского самолета. После небольшой консультации с местным пунктом армейского контроля Томас покинул вокзал Хердубрейда на огромном роскошном «Breitspurbahn» - специальном железнодорожном составе.
Резиденция Координатора располагалась у подножия Болафьяудля, горы на северо-западе острова. С учетом пересадки в Штадуре, Томасу предстояло преодолеть около шестисот километровнемногим более трех с половиной часов пути. Огромный, кажущийся непропорционально узким и высоким «Breitspurbahn» длинной гусеницей мчался по двойной нити железнодорожной колеи, пробивая беспросветный сумрак мощным прожектором. Успокаивающе перестукивали на рельсовых стыках стальные колеса. За окном кружились мириады снежинок, влекомых ураганом, они словно стремились пробить прочное стекло, но бессильно скользили по нему.
Томас прошелся по коридору, покрытому бордовой ковровой дорожкойв одну сторону, вдоль всего вагона, затем обратно. Исландиядостаточно небольшой остров, поэтому курсирующие по двум веткам «семейные поезда» не имели классических купе, только сидячие места. Но как раз сидеть Фрикке не хотелось. Шестьдесятвсе-таки возраст, тело несколько утомилось в процессе полета и требовало активности. Поэтому Томас оставил свой невеликий багаж в специальном контейнере под креслом и ходил по второму этажу вагона, наслаждаясь движением, игрой все еще сильных мышц.
Прозрачный потолок в общем коридоре казался окном, прорубленным прямо в непроглядный мрак, а в самом поезде было тепло и очень уютно. Редкие встречные, спешащие по своим надобностям, уважительно приветствовали нобиля или отдавали честь, в зависимости от статуса. Все как прежде, до того как Томас сделал роковую ошибку
Появившиеся как сугубо «противопартизанские» отряды, «ягеры» очень быстро множились. Начиная с тридцатых годов Евгеника непрерывно воевала, причем акции на подконтрольных территориях требовали как бы не больше сил, чем общевойсковые операции. Фрикке хватило ума и организационного таланта с самого начала формировать свои отряды не как чисто карательные, а именно как боевые части. Способные выжигать все вокруг, утилизируя неполноценный человеческий материал, и биться в открытом бою против врага, не отягощенного избытком тяжелого вооружения. Армия испытывала к детищу Фрикке смешанные чувствас одной стороны, «ягеры» служили очень весомым подспорьем, зачищая тылы и зачастую сражаясь бок обок с линейными войсками. С другой, Томас буквально перехватывал у армейских наиболее перспективные кадры. Когда Астер, незадолго до своей печальной кончины, сформировал еще одну милитаризованную структуру - «Черное Братство», которая так же собирала солдат, офицеров и оружие, армия встала на дыбы, требуя отказаться от чего-то одного«ягеров» или «братьев».
Астер в последний раз показал, кто истинный повелитель Евгеники, заметив, что стул о трех ножках стоит гораздо устойчивее, нежели на двух, и хорошо проредив командный состав вооруженных сил. Ягеры сохранили свое привилегированное положение и много лет верой и правдой доказывали, что Астер принял мудрое решение. Там, где оказывались бессильны военные и «братья», вперед выходили отдельные батальоны «волков», со временем заполучившие даже собственную бронетехнику.