Не обходилось без эксцессов, наветов и злобной клеветы завистников. В отрядах, выведенных из армейского подчинения, привыкших действовать автономно и полагаясь только на себя, понятие дисциплины носило весьма специфический характер. «Ягеры» были абсолютно преданы своей корпорации, командирам и нобилю, а остальной мир воспринимали как одну большую площадку для веселой игры. Это регулярно провоцировало скандалы.
Дело с работорговлей было самым шумным - в процессе «рейдовых операций» по Северной Америке «волки» организовывали целые рынки, где продавали антиквариат, драгоценности и рабов. Там же играли в карты и иные азартные игры, которые Астер объявил вторым наигнуснейшим изобретением плутократии после концепции всеобщего избирательного права.
Жалобщики упирали на подрыв дисциплины среди армейцев, которые там, на рынках, проигрываются и растрачивают казенные деньги. Кроме того, непрофессиональная распродажа живого товара противоречила поправкам к законам о расовой чистоте и отбореслишком много потенциально ценного материала, особенно женщин, было продано по демпинговым ценам или просто испорчено.
Ответ Томаса сводился к тому (примерно и в очень дипломатичных выражениях), что если армейские офицеры такие бедные, что купить девочку не на что, то пусть не ходят на рынки. А если «Фабрики жизни» перестали восполнять демографические потери и Нации приходится считать по головам инородных производителей, это вина не честных солдат, а тыловых горе-организаторов.
Дело замяли, «ягеры» продолжали свою нескончаемую войну со всем расово неполноценным миром. На заснеженных просторах русских степей, в убийственной сырости южноамериканских джунглей, под огненным солнцем северной Африкисолдаты с крыльями нетопыря на петлицах и волчьей мордой на штандарте, сражались с неизменной стойкостью и успехом.
Штадур был последней остановкой, доступной для обычных смертных. Дальше начиналось царство государственных тайн и строго ограниченного пропуска. Вагон почти опустел, осталось не больше десятка человек, все либо военные, либо тот сорт людей, в которых наметанный глаз сразу узнает государственных служащих высокого полета. Томас спустился на первый этаж вагона, в буфет, и выпил стакан яблочного сока. Сейчас, против обычных привычек, он с удовольствием принял бы чего-нибудь покрепче, но здесь алкоголь не подавали. Чистые помыслы, незамутненный разум и что-то еще Фрикке не помнил.
Так он и стоял у окна, отпивая по глотку, а поезд, меж тем, стремился дальше, на северо-запад, к центру мира. Если прежде путь пролегал по открытому пространству, то теперь состав двигался в специальной защитной трубе. За стеклом мелькали бетон и стальные панели, подсвеченные редкими плафонами и светом самого поезда. Изредка «Breitspurbahn» проносился мимо грузовых платформ, наполненных техникой и какими-то грузами в разнообразной таре.
Томас взглянул на часы, затем на табло у входа в вагон, где с помощью схематичной карты и светящихся лампочек отмечалось продвижение состава. Томас знал, что в действительности показания несколько искажены, на случай, если некий террорист все же пройдет сквозь сито проверки и пронесет на борт бомбу с намерением взорвать ее по пути. Но все равноконец пути уже близок. Фрикке пошел за багажом.
Если начало путешествия прошло под знаком уверенности и готовности принять любой исход, то сейчас, когда финал стал так близок, Томас чувствовал неуверенность, и даже робость. Все-таки в опале была какая-то определенность, однозначность. А вот что ждет его сейчасне дано предсказать никому.
Но вряд ли что-нибудь хорошее.
Гениальный физик и математик Айзек Айнштайн привлек внимание вождей Евгеники давно, еще в конце двадцатых годов. Исследуя теорию чисел, неевклидову математику и риманово пространство, профессор Айнштайн обнаружил странный, в высшей степени загадочный эффект, проявляющийся при специфической комбинации электромагнитного излучения и сложносоставных резонаторов. Сам ученый полагал, что сумел материализовать теоретическую абстракциюматематический ноль. «Эффект Айнштайна» был крайне многообещающ, но обладал одной неприятной особенностьюактивация неизменно влекла волну «энергетического отката», разрушающего все вокруг. Профессор и его ассистент чудом остались в живых после первого опыта и потратили много лет, безуспешно стараясь обуздать явление.
Ученые Евгеники смогли воспроизвести «эффект», но так и не справились с откатом. Профессор находился вне досягаемости, успев вместе с помощником сбежать в Америку. Но, судя по обрывочным слухам, добытым разведкой, Айнштайн все же нашел решение. И Координатор доверил Томасу решить этот вопрос. Так повелось, что в Евгенике ответственные задания поручались не формально ответственному, а наиболее достойному и подходящему для этой роли. Томас с блеском справился, он сумел вернуть профессора и «убедил» его поделиться тайной укрощения побочных последствий.
Казалось, это вершина, наивысшая точка карьеры и славы нобиля, ярчайший след, который ему было суждено оставить в истории Нации.
Поезд прибыл на конечную остановку. На маленькой платформе, похожей скорее на почтовый склад, Томаса встретило специальное сопровождение дворцовой охраны, отчасти похожее на конвой тюремщиков. Далее их ждали еще десять минут путешествия в небольшой, но комфортабельной вагонетке по туннелю, соединяющему собственный вокзал Болафьяудля и жилой комплекс резиденции Координатора. Отец нации уже два года, с момента начала похода на ту сторону, не покидал Эсгарт.
В небольшом медицинском кабинете Томаса подвергли полной проверке, обычной для всех гостей резиденции. Рентген, проверка зубов и волос, прощупывание одежды по всем швам. Проверка ранца, который все равно не дозволялось взять с собой, да и незачем. Краткий инструктаж, который Томас и так знал наизусть по прежнему опыту, но все равно терпеливо прослушал.
«Не переступать отмеченную черту не делать резких движений говорить строго по означенному вопросу, избегая лишних и бесполезных формулировок»
И, наконец, он вошел в Зал Собраний.
Реакция отката оказалась непреодолимой, защититься от нее было невозможно. Однако Айнштайн нашел способ нейтрализовать поток энергии, перенаправляя и рассеивая его в нейтральной среде, с помощью сложной системы антенн и конденсаторов. Величайшее изобретение в истории, «машина ноля», или просто «дифазер» - наконец-то заработала.
Потенциальная возможность извлекать энергию из ниоткуда представлялась весьма любопытной, но для державы, которая обладала монополией на все энергетические ресурсы четырех континентов это не было первоочередно. Куда больше создателей дифазера и вождей Евгеники заинтересовал другой аспект «Эффекта» - возможность формировать своего рода «червоточину» в материи, пространстве и времени, абсолютное «ничто».
Эксперименты заняли три года, но увенчались успехом. Дифазер открыл Евгенике проход в иные миры. Точнее, в один, крайне любопытный и необычный, обозначенный как «Мир Воды». Его техническая эволюция пошла по пути освоения Мирового Океана, а общественный и экономический прогресс развивался в сторону «социального империализма». Мир Воды был очень слаб в военном отношении, но при этом весьма богат и, что хуже всего, безвозвратно погряз в пучине плутократического правления и отвратительного расового хаоса. Его участь решилась в тот момент, когда мощность дифазера достигла порога, позволяющего проводить через портал крупные корабли и авиацию.
Подобно тому, как решение проблемы несговорчивого профессора стало наивысшим достижением Томаса, война с «водными» обещала стать самым блестящим и чудесным деянием Евгеники. Идеальная война против многочисленного, но плохо вооруженного и слабого духом противника. Достаточно легкая, чтобы не опасаться поражения. Достаточно тяжелая, чтобы общество и армия могли в полной мере реализовать себя, эволюционируя в борьбе, как и завещал Отец Астер.
А еще проект обещал огромные доходы промышленникам, новые почести и награды военным и многое-многое иное Но, безусловно, подлежит страшной каре тот, кто клеветнически объяснял вторжение отчаянной попыткой решить за чужой счет опасный и запутанный клубок внутренних проблем Державы.
Война началась крайне успешно, но спустя несколько месяцев открылась страшная и неожиданная правда.
Профессор Айнштайн и его ассистент все же обманули Евгенику. Демпфер, нейтрализующий разрушительные побочные явления, не устранял их полностью, рассеивая в миллионах кубических километров воды. На самом деле, происходило фазовое смещение и постепенное накапливание энергии, которое не регистрировалась обычными приборами. Долгие месяцы работы дифазера, по сути, планомерно превращали Мировой океан в гигантский конденсатор. И по достижении определенного порога, началась обратная разрядка.
Неестественные аномалии начали проявляться на третий месяц кампании, стремительно усиливаясь и приумножаясь. Температурные скачки и опреснение морской воды нарушили карту океанических течений, а вслед за ними полностью «сломался» климат. Упорядоченная, самоподдерживающаяся климатическая система планеты обратилась в непредсказуемый хаос. Засухи выжигали целые сельскохозяйственные регионы, невероятной силы ливни буквально смывали города. Экономика гибла, медленнозапас прочности у Евгеники был весьма высокно неумолимо.
Волшебная машина, которая обещала открыть золотой век процветания, превратилась в адского могильщика цивилизации. Процесс разрушения, раз начавшись, был неостановим. И Томас стал тем человеком, который открыл дорогу демону разрушения, ведь именно Фрикке позволил обмануть себя безумному Айнштайну, скрывшему самую главную тайну.
Люди исчезали бесследно за меньшие, тысячекратно меньшие проступки, тем удивительнее, что Томас Фрикке отделался всего лишь отстранением от всех должностей и настоятельной рекомендацией самоизолироваться от общества. Опала продлилась без малого год, до сегодняшнего утра, когда нобиль получил приказ без промедления явиться на аудиенцию в Эсгарт, к Координатору.
Огромный сводчатый зал без окон уходил вдаль, подавляя человека площадью и тридцатиметровой высотой, превращая в муравья, застывшего пред величайшим творением человеческого гения. За счет архитектурных ухищрений и особой подсветки скрытыми светильниками Зал казался раза в полтора больше своих истинных размеров. Белый, с черными прожилками мрамор, холодно блестел в лучах электрического света. Мраморные плиты сочетались со вставками из черного гранита, которые в свою очередь складывались в десятиметровые буквы - Изречение великого Астера:
ЖИЗНЬ ЕСТЬ ЭВОЛЮЦИЯ, ЭВОЛЮЦИЯ ЕСТЬ БОРЬБАна левой стороне
ОТРИЦАЮЩИЙ БОРЬБУ - ОТРИЦАЕТ ЖИЗНЬна правой
Число слов на противоположных стенах не совпадало, но дизайнеры столь искусно подобрали форму и размер отдельных букв, что обе надписи казались совершенно одинаковыми по размеру.
Томас сжал челюсти, поправил фуражку, провел кончиками пальцев по платиновому, с бриллиантами, значку трикселя на лацканенаграде, приравнивающей его к генералу армии. И сделал первый шаг в сторону почти незаметной арки с двустворчатыми дверьми на другой стороне зала. Полированный мрамор под ногами отозвался гулким эхом.
Глава 4
Зал Собраний все тянулся, тянулся и тянулся Томасу уже начинало казаться, что глухой стук от его подошв вибрирует, нарастает, превращаясь в оглушительный гул, словно целая дивизия маршировала за мраморными стенами. И неожиданно двери оказались совсем рядом. Фрикке потянулся к золотой ручке в виде оскаленной головы горгульи, но, едва коснувшись ее, отдернул пальцы, как будто металл был раскален. Он внезапно поймал себя на том, что чувствует собственное ничтожество, слабость, какую-то «мелкость» и собирается робко протиснуться в полуоткрытый проход.
Нет! Пусть его вина огромна и не подлежит искуплению, оннобиль ягеров. Сжав губы в тонкую линию, Томас ухватился за обе ручки и открыл двери, похожие на маленькие крепостные воротаобе створки сразу. Это оказалось неожиданно легкотщательно сбалансированный механизм сработал идеально и без шума. Пройдя по короткому коридору, ослепительно белому, с укрытыми за полупрозрачными узорчатыми панелями светильниками, Томас ступил в святая святыхместо, где проходила ось мира, точка равновесия цивилизации.
В рабочий кабинет Координатора.
Кабинет бы огроменКоординатор, начинавший службу на подводных лодках, любил простор, обширные пространства, где взор мог разгуляться вдоволь, без препятствий. Зал, площадью почти шестьсот квадратных метров, незаметно сужался к тому концу, где располагался стол повелителя, так, чтобы у посетителя не возникало ощущения ничтожности Координатора в сравнении с его обителью. Вся стена, обращенная к посетителю, за спиной вождя Нации, представляла собой один сплошной книжный шкафсводы законодательства, евгенические кодексы и справочникистрогие черные и коричневые тома, переплетенные в тончайшую кожу, с золотым тиснением и тончайшими, каллиграфическими нитями букв. На стене справа, строго по центру, висела картина известного живописца, имя которого Фрикке, к собственному стыду, запамятовал. Выдержанная в песочно-желтых тонах, она изображала подростка, воспитанника третьей ступени «Фабрики жизни», запускающего планер. Переданные филигранными мазками плавный изгиб крыльев модели, порыв мальчика, небо с редкими тающими облачками, как всегда, заставили сердце Томаса забиться чуть чаще. Слишком красиво, слишком выразительно кисть мастера отразила метафорический взлет Нации, очищенной от вериг, столетиями сковывавших стремительное течение мыслей, чувств, возможностей.
Над картиной расположилась несколько меньшая по размерам черно-белая фотография, старая, но очень тщательно отреставрированная. Шестеро молодых людей, стоящих в два ряда, в шахматном порядке, строго и сдержанно смотрели в камеру. Одинаково светловолосые, подтянутые, спортивные, в строгих галстуках, с чеканными бляхами на широких ремнях. Рубеж двадцатых-тридцатых годовмолодежная секция Евгенической Гвардии. Одним из юношей был нынешний повелитель Евгеникикрайний справа, во втором ряду.
- Во имя борьбы!рявкнул Фрикке, выбрасывая вперед правую руку и только по окончании заученного, сотни тысяч раз повторенного приветствия, понял, что приветствовал пустое кресло.
- Приветствую вас, Томас, - произнес глубокий, серьезный голос слева и словно чуть сзади.
Рефлексы опытного бойца, оказались сильнее протокольной привычки, Четким движением Фрикке развернулся в пол-оборота, чуть ссутулившись в готовности отразить нападение.
У каждого Координатора когда то были и имя, и собственная история. Но получив легендарные Регалии, он терял и то, и другое, отдавая себя беззаветному и безвозмездному служению. Даже внешне вожди традиционно стремились повторить облик Основателя, отращивая бородку и короткие бакенбарды. В первое мгновение Томасу показалось, что сам Юрген Астер восстал из Пантеона в Берлине, чтобы явиться во плоти своим верным и достойным последователям.
Координатор, стоявший слева от входа, на фоне огромного, во всю стену, окна, усмехнулся, оценив секундное замешательство гостя
- Приветствую вас, Томас, - повторил он все тем же глубоким, проникновенным голосом.
- Во имя борьбы!вновь воскликнул Томас, охваченный благоговейным восторгом. Ведь Отец Нации крайне редко встречал кого-либо лично, как правило, аудиенция проходила совершенно иначепроситель стоял на порядочном отдалении от стола, излагая суть вопроса.
- Во имя, - полуответил, полусогласился хозяин кабинета.Истинно так. Прошу вас, сюда.
Координатор указал на место рядом с собой, почти у самого окнагигантской прозрачной пластины, единственной вещи, привезенной в Эсгарт из мира, пораженного грибком расовой скверны. «Водяные» были предсказуемо неразвиты технически, но все же некоторые вещи умели делать на удивление хорошо. В том числе большие листы сверхпрочного стекла, лишь немногим уступающего металлу. Впрочем, и сталь у них получалась гораздо качественнее, но это, конечно, являлось уже чистой случайностью, отрыжкой общего технологического упадка, не позволившего создать даже нормальный самолет.
- Я люблю смотреть на чистую, девственную природу этого святого места, - доброжелательно сообщил Координатор.