Как все пребывает в движении, так и предметы путешествуют по миру. От одного владельца к другому, от самого сотворения человека и до скончания веков. Иные лежат в потайных местах многие тысячи лет, другиеменяют хозяев стремительней, чем по осени меняет краски кленовый лист. Удержать у себя такую вещицу непросто.
Иван понимающе кивнул.
Иерей продолжал:
Некоторые вещицы были на Руси еще с языческих времен. Другие попали не так давно. Медведь и с ним еще пара фигурокбез малого две с половиной сотни лет назад, когда прибыли к нам беглые храмовники. От них и укрепилось одно из названийсеребро. Орден их был уничтожен. Ты же знаешь, государь, что церковь во все времена славилась стяжательством. Латинянские инквизиторы не исключение. А уж алчность короля Филиппа была вовсе безмерна.
Что верно, то верно!усмехнулся Иван.Короли галльские да папы-латиняне до золота всегда охочи!
Неожиданно Сильвестр тепло и просто улыбнулсятак улыбается отец, наблюдая за малолетним сыном.
Государь мой,мягко сказал иерей.Есть вещи в мире, цена которых неизмеримо выше золота.
Знаю,кивнул Иван.
Сильвестр вопросительно-иронично взглянул на юного царя.
Власть,просто пояснил тот.
Иерей подвигал бровями, обдумывая что-то.
Возразить трудно,наконец ответил Сильвестр.Тебе, государю, виднее. Грех стяжательства погубил и храмовников, и короля, и главных палачей. По ложному обвинению казнили сотни людей. Спасаясь от гонений и смерти, храмовники разбрелись по свету. Но им удалось заранее вывезти из своего храма самое ценное. И вот в лето шесть тысяч семьсот девяносто седьмое на Русь, в Новогородщину, прибыли восемнадцать их кораблей. Да не простыхнабойные мореходные насады, полные золотых монет и жемчуга. Среди несметных богатств, что они привезли, был небольшой кузовок. Но именно его храмовники оберегали пуще всего! В нем хранилось то самое серебро, что в свое время рыцари нашли в подземельях Храма Соломона. Часть этих находок они спрятали на тайном острове, а несколько штук привезли в наши земли. Русь православная надежно укрыла храмовников от латинянского папы. Встретил же корабли московский князь Юрий Данилович вместе с новгородским владыкой. Поклонились им храмовники и поднесли привезенное. Рыцарей приняли радушно. Решено было переправить их подальше от рубежей, в московскую Даниловскую обитель. Вот с того года и начала возвышаться Москва над другими русскими городами. Разве что Новгород не отставал. Но то не соперничество было, а дружба.
Как это?удивился Иван.Новгородцы москвичей никогда не жаловали
И опять возразить мне тебе, государь, затруднительно,ответил Сильвестр.Семье твоей новгородцы немало хлопот доставляли. Не любили они москвичей. Кроме, пожалуй, именно князя Юрия Даниловичатого принимали охотно. Да и сам московский князь спустя пятнадцать лет уступил Москву брату и отправился жить в Новгород.
Сложил с себя титул?нахмурился Иван.
Нет, государь. Юрий остался великим князем. Защищал подданных от свейского короля и даже мир с ним заключил от имени Новгорода. Литву окаянную, что вечно набеги на земли его делала, прогонял успешно. Выстроил крепость Орешек, покорил своенравный Устюг. Много дел на благо новгородцам совершил.
Удачлив был князь,обронил Иван.
Неспроста, государь. Ведь у него были помощникиверные, послушные, наделенные небывалыми силами.
Где же таких сыскатьхмыкнул царь.Разве что ангелов призвать на помощь.
А хоть бы и ангелов,неожиданно согласился иерей и похлопал по принесенной им книге.
Иван озадаченно взглянул на него.
Рассказывай. Вижу, что вещица старинная.
Посмотри сам,пододвинул ее Сильвестр.
Иван взял увесистый фолиант, с любопытством раскрыл. Вгляделся в незнакомые буквы, испещрившие тонкий пергамент первой страницы. Не латынь и не греческий. Точно не восточные письмена.
Царь вопросительно поднял глаза на Сильвестра.
Иерей пояснил:
Книгу эту привезла твоему деду Ивану среди остального приданого Софья Фоминична. Приданое было поистине великоно не золотом и украшениями, которых тоже имелось в избытке. Больше всего византийская твоя бабка дорожила привезенными в Москву книгами и рукописями. Убоявшись пожаровСильвестр вздохнул, вспомнив последний,великая княгиня повелела схоронить их в подклети храма Рождества Богородицы. При отце твоем, Василии, латинские и греческие книги переводил Максим Грек, и иудейские на русский язык переклали многие. Но вот этуиерей развел руками.Языка же этого никто не знает. Мы лишь допускаем, что это ни что иное, как енохианский язык.
Вот как?удивился Иван.Ангельский язык
Однако увиденное дальше слегка разочаровало его. Незатейливые рисунки невиданных цветов, с крупными сердцевинами и мелкими лепестками, странные ягоды и чудной формы листья, напоминавшие папоротник. Впрочем, попадались и знакомые растениявасильки и ромашки, но тоже изображенные так, что с первого взгляда узнать трудно.
Знахарская вещь?с усмешкой спросил царь, листая страницы.Чтобы зелья варить ядовитые, приворотные, отворотные?
Сильвестр покачал головой.
Ты слишком поспешен в суждениях, государь.
Не обращая внимания на очередную дерзость старого иерея, Иван продолжил изучение книги.
Далее шли рисунки еще более странныеканалы и купальни, соединенные замысловатыми трубами. В некоторых купальнях видны были обнаженные нимфы. На этих рисунках Иван задержал насмешливый взгляд чуть дольше. Другие девицы, тоже нагие, держали в руках звезды, и следующие страницы посвящались небесной темехудожник изобразил некие карты, круговые чертежи, диаграммы
Перелистнув пару страниц, Иван вздрогнул. Изумленно подняв брови, он посмотрел на иерея.
Это и естьсеребро?
Сильвестр кивнул.
Так назвали эти вещицы латиняне. Хотя к серебру фигурки не имеют никакого отношения. Ты и сам, государь, знаешьэто нечто другое. Но ни монахи-рыцари, ни мы, православные, ни другие посвященныеникто не может сказать, что же это такое. Известна лишь чудодейственность предметов, но далеко не всех. Енохианские записи, возможно, сообщают многое Но нет никого, кто смог бы прочесть их. Священники Византии и латиняне Рима часто платили за познание дорогую ценусилу и свойства фигурок приходилось изучать, рискуя собой. То, что удалось им узнать, записали вот тут, под рисунками, на своих языках. Смотри, возле некоторых исчерканы все поля, и даже между енохианских строк втиснуты греческие и латинские буквы.
Но кто же написал саму книгу?Иван удивленно посмотрел на иерея.
Сильвестр пожал плечами.
Кто бы он ни был, среди прочих загадок он поместил на страницах множество изображений предметов и явно о них знал многое. Православное духовенство продолжило изучение фигурок. Но тайну разгадать пока не удалось никому. Нет и единого мнения о природе этих вещиц. Стяжатели-иосифляне объявили их «игрушками сатаны», «бесовскими зверушками». Возможно, что-то попрятали по своим монастырям и соборам, якобы заключили под стражу, на вечное хранение. Но преподобный Нил Сорский неустанно уличал их в лукавствене от соблазна уберечь людей они захотели, а сами пожелали тайно владеть. Фигурки же этиподарок от Господа, через ангелов людям переданный. Человек может использовать Божий подарок как во благо себе и другим, так и во вред. Задача духовенства лишь в наставлении, помощи, направлении. Ты по юной вспыльчивости творил Медведем зло, а отец твой Василий обращал его на благо.
Внимательно слушая иерея, Иван перелистывал тонкие пергаментные страницы. И хотя он не был согласен со словами Сильвестра о злеразве истребление бунтовщиков может считаться таковым?откровенность и смелость старика пришлись ему по нраву. Мало кто решался так общаться с царем.
Молодой царь пристально разглядывал нарисованные предметы.
Их тут десятки!восхищенно воскликнул он.А вот и мой Медведь!
«Обладающий им повелевает животными»,перевел иерей краткую подпись под рисунком, в который уперся палец Ивана.Как видишь, государь, этот предмет не слишком интересовал изыскателей.
А вот эти стрелки указывают на полезную совокупность,продолжал Сильвестр, показывая на тонкие разноцветные линии, соединявшие разные изображения.Твой Медведь не у дел вовсе, а вот эта бестияотмечена как важная и объединена с другими.
Иван с любопытством посмотрел на рисунок неведомого ему животноготонконогого, как лошадь, но с длинной змеиной шеей и головой оленя, где вместо ветвистых рогов торчали странные наросты.
Сильвестр пояснил:
Это африканская тварь. У кого во владении такая фигурка, повелевает всем, что растет из земли. Может выращивать злакисколько ему будет потребно, за кратчайшие сроки.
Пожалуй, не нужны станут холопы на полях,засмеялся Иван.Впрочем, их тогда в войскопрокормить-то хватит всех!
Царь прочертил пальцем к другой фигурке, соединенной с повелителем растений синей линией.
Ну а эта?поднял глаза на иерея.
С Тигром в руке тебе откроются земные недра, и ты увидишь золотые самородки и нити на любой глубине.
Петух?провел Иван по другой синей линии
Не ошибиться в выборе, угадать причину, почувствовать правильное решение. Эту фигурку ценят мастеровые и разного рода добытчики.
Царь задумался.
Получается, имей кто-нибудь вот это чудище длинношеее, Петуха да Тигра к нему в придачубудет жить себе припеваючи? Сыт да богат?
Так, да не так,покачал головой Сильвестр.За каждое чудо приходится страдать. Чем чаще обращаешься к силе фигурок, тем больше изнуряешь себя. А возжелавший обладать несколькими вещицами разом, как правило, обречен на падучую и скорую смерть.
Иван перевернул страницу.
Тут линии уже красные. Смотри, старикЛев, Бык, Змея с капюшоном и Морской Конек.
Иерей кивнул:
Это другая группа. Для войны. Недаром преподобная мученица Евгения говорила: «Инокам не подобает во владении серебро иметь».
Но храмовники считали иначе, я погляжу.
Именно так. Скорее всего, они готовились к крупной войнес собственным ли королем, с соседними государствами или снова к походу на Святую землюнеизвестно. Воле Господа это было неугодно.
Известно ли об этих фигурках что-нибудь?
Не так много, но кое-чтода. Морской Конек способен разрушить любую преграду, смять и уничтожить врага. Лев придает человеку храбрости столь великой, что за таким бесстрашным войско готово следовать на любую битву. Кобра помогает без промахов разить врага, а Бык наделяет мощью, превосходящей силу Самсона.
Глаза Ивана заблестели от возбуждения.
Непобедимость! Кто сможет устоять против такого войска?!
Иерей протянул руку к книге и бережно перевернул страницу.
Только тот, кому посчастливилось заполучить другие вещицы.
Иван вперился взглядом в рисунки.
Сильвестр указал на фигурку раскрывшего хвост Павлина.
Вот это уберегает от стрел. А хранится эта райская птичка не так уж далеков Кирилло-Белозерске. В том самом монастыре, куда твой отец ездил молиться о даровании ему наследника.
Постой-ка, старик!Иван отложил книгу и взволнованно прошелся вдоль лавки.Выходит, не у одних новгородцев хранится это серебро?
Конечно, нет. Ведь князь Юрий Данилович не одним золотом поднимал княжество Московское. Другое дело, что теперь следы многих предметов утеряны. Ведь за минувшие столетия вещицы где только не побывали. Монастыри открываются или приходят в запустение, настоятели меняются, случаются и войны, пожары. Иной раз достаточно человеческого искушениябывали и хищение, и подлоги.
Предметы давно разошлись по разным землям. То, что хранилось новгородцами, теперь в Москве, и наоборот. А что-то спрятано в Европе, Новом Свете и Азии. По слухам, у казанцев в главной мечети что-то припрятано
Глаза Ивана сузились, губы плотно сжались.
Так вот я эти слухи и проверю!решительно произнес он, снова хватая книгу.Негоже без дела лежать серебру! Поеду в Кириллов, получу от чернецов райскую птицу. И тогдана Казань!
Силясь унять накатившее возбуждение, обхватил себя руками за плечи.
Сильвестр помолчал, испытующе глядя на царя.
Получить фигурки непросто. В Кириллове тебе не откажутмонастырь этот духовный оплот нестяжателей. Но помни об осторожности, государь! За вещицами ведется непрерывная охота. Войны, расколы измены, бунтыпорой лишь следствия чьей-то игры, поиска или находки подобных вещиц.
Думаешь, и вчерашний бунт не пожаром вызван?
Иерей кивнул:
У того, кто подстрекал толпу, вполне могла быть цельвоспользоваться беспорядком, проникнуть во дворец и попытаться найти предмет.
Здесь, в Воробьеве?изумился царь.Выходит, знают, что он всегда при мне? Был
Сильвестр пожал плечами.
В Москве, думаю, все соборы и кремлевские палаты уже обысканы. Но если науськивали толпу на твой дворец, значит, хотели и тут поискать. Могли Медведя твоего отнять.
Что предлагаешь, старик?
Сильвестр поднялся и строго сказал:
Молиться.
Царь с иереем встали под образа.
Четверть часа Иван усердно отбивал поклоны, пока не устал и не обмяк. Прикрыв глаза, теперь он вялым шепотом разговаривал сам с собойтак показалось пристально смотревшему на него Сильвестру.
Великий соблазн таится в серебре,неожиданно сказал старик.Лишь избранные духовные лица сумеют устоять перед ним.
Царь, не поднимая век, кивнул.
Все, что получишь от церкви,не твое, а лишь дозволенное тебе. Все, что приобретешь с помощью церкви,не твое, а церковное.
Иван снова согласился молчаливым кивком.
Глаза настоятеля горели яркими цветамизеленым и голубым.
Но царь не замечал этого, погруженный в дремотную молитву.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава перваяОстаться в живых
Морозная одурь окутала мертвый лес.
Стылый морок повсюду. Тишина.
Лишь скрип под ногамиза ночь дорогу, по которой проехало черное войско, припорошило, скрыло конский помет, следы подков и полозьев.
Юрка с трудом переставлял ногиодну в огромном подшитом валенке, на другую обуви не нашлось, и он обмотал ее куском овчины. Рваный зипун был ему слишком велик, но зато длинныйпола сгодилась на обмотку.
Под зипуном рубаха и холщовые порткив чем вытащили из избы, в том и бежал он от полыньи в лес.
Вчерашний день, разом изменивший его жизнь, стоял перед глазами Юрки. Разбойники в черных кафтанах. Крики и плач, ругань, побои, стоны. Холод и страх. Лед под ногами и черень воды совсем рядом. Боязно было решиться на побег. Тряслись колени, и стучали зубы. Отчаянно колотилось в груди, трепыхалось и обрывалось сердце. Но вот проткнули бок деду Степану и утопили его, а потом стали толкать всех подрядсквозь крики и плач тяжело бултыхала вода. Тогда и дернул за руку дрожавшего рядом соседского Ваньку. Глазами показал в сторону дальнего берега. Тут Машкины родичи, заметив переглядки, подтолкнули к ним дочку. Из одежды на ней была лишь размахайка да платокмать успела накинуть. Но потеряла его Машка, когда они, рванув от душегубов, выскочили к берегу и продирались через кустына ветках остался. Бежали прочь от реки, сколько хватало сил. Потом упали в снег, зарылись вглубь, словно косачи. Прижались друг к дружке, все в колючем крошеве. Жар от беготни быстро схлынул. Холод облепил тела. Тряслись, коченея. Не сразу решились выбраться и глянуть, что тамна льду. Хотя и догадывались. Поползли по сизому рыхлому снегу, по своим следам. Юрка увидел и снял с сучка серый Машкин платок, обернул им скулящую девчонку. Подстреленного разбойниками Ваньку заметили сразу. Уткнулся лицом в наледь, вытянулся и застыл, примерз к черной луже под собой. Конец стрелы торчал из плеча, подрагивал на ветерке серым пером. Не дожил Ванька и до семи лет. Машка, ровесница его, разревелась сперва, а когда глянула на сиреневый лед и черную воду чуть дальше, упала и принялась голосить истошно.
Юрка ощутил себя беспомощным и потерянным. На целых пять зим он старше, а что делать дальшене знал.
Трескучий гул на берегу, где была их деревня, утих. Огонь насытился, утратил ярость и теперь равномерно дожирал остатки. Сивые пряди дыма толсто тянулись в сторону леса.
Взглянув на белые ступни потерявшей рассудок девчонки, Юрка подхватил ее на руки и засеменил по льду. Ног он не чуял. Переставлял их, будто деревянные чурки. Много раз падал, роняя ношу, но поднимался и, качаясь, брел дальше, пока не выбрался с Машкой на свой берег. Втащить затихшую девчонку наверх не смог. Вскарабкался сам, глянуть, не уцелел ли кто, остались ли не тронутые пожаром дома. Увидел кривую сараюшку Федюньки-дурачка, жившего на задках возле оврага. Кинулся туда мимо горящих изб. Бросил взгляд на своюу той уже рухнула кровля и вот-вот готовы были осыпаться стены. Жар от полыхавших домов согревал, но обмирала и леденела душа. На тело Федюньки он наткнулся возле порога его ветхого жилища. Тот лежал на спине, глядя изумленным глазом в дымное небо. Другого не было, вместе с половиной головы. Дурачок он был безобидный, тихий. Все ходил по деревне, думал о чем-то, да мысли разбегались, не мог ухватить их. Покачивал головой, бубнил беспрерывно: «Бобонятки, бобонюшки, бобо» Возиться черные разбойники с ним не стали, сразу разглядев, кто он такой. Хватили по несчастной голове саблей, заглянули в сараюшку, разбросали убогие вещички и вышли. Даже жечь поленились. Отгулял Федюня по деревне. Да и деревни-тоне стало.
Юрка снял с мертвого зипун и валеноквторого не нашел нигде. Худо-бедно утеплился. Больше ничего на Федюне и не былодурачок исподнего не носил. Совестно покойника нагишом оставлять, но и затащить в сарай сил не хватало. Заглянул внутрь жилья, в ворохе трухлявой соломы нашел пару дерюжных мешковФедюнькина постель, не иначе. Кинулся к берегуМашку укутать да попытаться втащить в сарай, до утра пересидеть. А там уж видно будет, куда податься и как дальше жить.
А ей уже ничего не нужно было. Как ни тормошил ее, белую и сонную,все напрасно. Сжала губы крепко-крепко, будто боялась сказать что-то, прикрыла глаза и больше не откликалась на тряску и зов. Все, что Юрка смог сделать,уложить поровнее да присыпать сверху снегом.
Обмотал себе голову козьим бабьим платком, а руки укутал обрывком размахайкибольше из Машкиной одежки ничего не сгодилось. Плакать не было ни сил, ни возможности.
Воздух раздирал горло, царапал лицо.
Над деревней небо было светло от огня, но вокруг давно налилась густая синева, подбиралась долгая ночь.
Вскарабкался к догоравшим домам.
Сновал до темноты, собирая подходящие головешки и обломки для костра.
Закидал снегом и Федюньку.
Развел огонь в его щелястом жилище, закутался в мешки. Сидел и пустыми от пережитого глазами смотрел на желтые язычки.
Потом громко и долго выл, катаясь по мерзлому полу.
С пологих холмов за рекой, встревоженные заревом и запахом пожара, ему вторили волки.
Уснул под утро, но проспал недолго. Дожидаясь рассвета, стучал зубами возле прогоревшего костра.
В кармане обнаружил надкусанную луковицу, несъеденный ужин Федюньки. Пожевав, толкнул хлипкую дверь и выглянул из убежища. Увидел синие цепочки следовволки кружили всю ночь совсем рядом, но угасавший пожар не дал подойти ближе. Юрка скрылся в сарае, но вскоре вышел с длинной палкойразыскал «лошадку» Федюни, на которой он иногда «скакал» по деревне. Мальчик взглянул последний раз на пятна пепелищ и зашаркал мимо обугленных печных остовов в сторону просеки, опираясь на палку.
Как ни страшно взбираться к дороге, откуда и слетела на деревню беда и погибель, а выхода не было. Зима только принялась лютовать, не выжить одному. Это Федюньке морозы нипочем были, ему что холод, что знойвсе одно, лишь бормотал свое «бобонюшки-бобонятки». Но многие в Сосновке жалели сироту, подкармливали. А Юрку жалеть теперь некому. Одна надеждадобраться до монастырских. Поди, не откажут в приюте, хотя бы до весны. Да и отработать он может, не маленький ведь. Воду таскать, дрова рубить, за скотиной приглядыватьвсе умеет. Лишь бы добраться, сесть к печке поближе, отогреться, хлеба поесть и кипяточком запить Упросить потом настоятеля подрядить чернецов, съездить в соженную Сосновку да похоронить Федюню с Ванькой и Машкой. Если только волки не растащат раньше. И средь пепелищ поискать, глядишь, еще чьи неприбранные кости сыщутся. А кого вода погребла, тех отпеть бы
Путаясь мыслями, думая то о мертвецах, то о горячем питье, Юрка брел по дороге.
Мороз становился злее. Руки и ноги едва слушались, голова клонилась, падала на грудь. Главноене свалиться и не заснуть. Мальчишка упрямо ковылял, заставляя себя вскидывать голову и посматривать по сторонамэтой зимой волков особо много. И скотину драли, и за санями мужицкими, бывало, бежали. Отец, вернувшись с клинской ярмарки, рассказывал матери, как гнал сани от самого монастыря и лишь возле деревни стая отстала, не решилась спуститься к жилью. Мать охала и причитала: «Богданушка, а ну как задерут в другой раз?..» Отец усмехался, поглаживал бороду, подмигивал ей и Юрке: «Ну-но, не боись! Отрепье носим, да удали взаймы не просим». Мать лишь рукой махала да крестилась.
От мыслей о нынешнем своем сиротстве стало так жутко, что захотелось рухнуть в сугроб, завыть по-волчьи да и умереть. Но Юрка не разрешал себе останавливаться, чтобы заплакать, а на ходу рыдать было нелегкогорло и грудь словно смерзлись, дышалось с трудом.
Изредка по сторонам дороги громко и резко трещали деревьябудто кто-то огромный, злой и невидимый шел по лесу, как по траве, и щелкал кнутом.
Чур меня чур!слабо шептал мальчик и ускорял шаг. Но силы покидали, ноги едва двигались.
Завидев уходящую вправо, на холм, дорогу, Юрка перекрестился и замер, прислушиваясь. К треску и стону деревьев прибавились резкие птичьи выкрики, доносившиеся со стороны монастыря. Несмотря на выпавший утором снег, Юрка без труда разглядел, что недавно и по этому узкому пути прошло множество всадников и проехали не одни сани. С оборванным сердцем и сжавшейся душой он засеменил наверх, высматривая над кронами резные кресты.
***
Первое, на что наткнулся, поднявшись к монастырской стене, оказались вздернутые на дереве монахи.
Мальчик рухнул на колени, в бессилии разглядывая открывшуюся ему картину.
Плечи повешенных облепили вороны. Толкаясь и переругиваясь, птицы взмахивали крыльями, топорщили перья хвостов, цеплялись за одежду казненных.
Эй!разлепляя замерзшие губы, тонким, но злым голоском крикнул Юрка..
Поднялся и слабо взмахнул палкой.
Кыш, сволочи!
С неохотой взлетев, вороны расселись на ближайших ветвях. Недовольно склонив набок головы, поглядывали на спугнувшего их человека.
На миг мальчишке показалось, что вот-вот они нападут на него самогоналетят разом, превратят в бьющий черными крылами ком, вырвут глаза и щеки, раскроят крепкими клювами голову Юрка огляделся. Размахнулся изо всех сих и хватил палкой по стволу ближайшей березы. Птицы хлопнули крыльями, взвились над поляной, раздраженно загалдели. Две или три из них ринулись было в сторону Юрки, но испугались нового взмаха палки. Рассевшись по верхушкам деревьев, принялись громко кричать, перескакивая по ветвям.
Покойники в монашеских одеяниях от толчков птичьих лап раскачивались и крутились на своих веревках. Головы двоих были опущены на грудь, бородами мертвецы словно прикрывали стянувшую их горло удавку. Третий вывернул шею набок и смотрел черными ямами глазниц куда-то поверх монастырской стены. Расклеванные нос и язык топорщились лоскутами. Еще один монах, совсем молодой и безбородый, висел поодаль, на узловатой ветви. Глаза его вороны тоже успели выклевать. Птицы оборвали и губына покрытом инеем лице появилась страшная гримаса, будто казненный беззвучно хохотал.
Сжимая в окоченевших пальцах палку, Юрка боком прошел мимо повешенных, стараясь не смотреть вверх. Вороны провожали его галдежом и перелетали с ветки на ветку, спускаясь все ниже. Дойдя до монастырской стены, мальчик прижался спиной к частоколу, выставил палку перед собой. Но птицы, успокоенные его уходом, и не думали преследоватьснова сгрудились на головах и плечах казненных, резкими ударами клювов принялись долбить промерзшую плоть.
Юрка пробрался вдоль шершавых бревен ограды до распахнутых ворот. Заглянул на двор. Охнув, перекрестился. Что ни шагвезде лежали безголовые тела людей вперемешку с посеченными животными. Вороныа их тут было еще больше, чем за стеной,деловито расхаживали по трупам, то и дело склоняясь и вышаривая клювами в зияющих ранах. Снег не сумел полностью прикрыть подмерзшие лужи крови и мочи, лишь сделал их бледными, да смешался с птичьим пером, усеявшим двор. Повсюду на испятнанном снегу проглядывали кучки нечистот. Глаза мальчишки выцепили оброненную краюху хлеба. Поборов страх, он кинулся к ней, вспугнув всю воронью стаю. Схватил промерзший кусок со следами отщиповвидать, клевали, пробуя, да не стали мелочиться, когда пожива получше есть. Даваясь слюной, принялся грызть, не обращая внимания на остальное.
Смертей, виденных и пережитых им за эти два дня, хватило бы на век старика.
Вороны расселись по верху частокола и на крышах монастырских пристроек, раздраженно наблюдая за вторгшимся на их пир пришельцем.
Юрке показалось, что он слышит осторожный шепот. Вздрогнул, обернулся и внимательно огляделся. Никого. Решив, что это урчал его живот, снова взялся за хлеб. Удалось откусить кусочек, рассосать во рту до кашицы. С наслаждением проглотил, и вновь послышался ему шепот, на этот раз отчетливый.
С краюхой в одной руке и палкой в другой Юрка попятился к воротам.
Кто здесь?крикнул как можно грознее, но голос тонко срывался.А ну, не балуй!
От низкой и длинной келейной с поломанными дверьми донеслось:
Господи Исусе, помилуй нас!
Показались две фигурыбольшая и маленькая, в монашьих однорядках.
Пугливо выглядывая, руками поманили к себе.
Юрка выронил палку и расплакался
Монахов было двое. Высокий, почти безбородый инок назвался братом Михаилом, а другой, щуплый старичок с острым, как у ежика, лицом, велел звать его отцом Козьмой и многозначительно сообщил, что он в монастыре на должности эконома.
А я звонарем,сообщил брат Михаил и тяжко вздохнул, вспомнив про то, что сотворили налетевшие на их обитель.
Одни мы и остались. Схоронились в подклети келейной, а нас и не сыскали. Не иначе, как чудо! Больше из братии никто не уберегся. Отца настоятеля зарубили. Наместника и благочинного с ризничим повесили, с ними келаря и свечника старшего Остальных до утра продержали в путах, кто сам Богу душу отдал, кого перед уходом обезглавили
Отец Козьма часто заморгал, принялся креститься.
Брат Михаил доверительно зашептал, округляя глаза:
А мы уж было вышли на двор с утра, оглядеть. Страшно сказать, как натерпелись в погребе-то. Прямо над головами бесчинствовали у нас. Думаемну, если увидят щель в полу, значит, и наша судьба с братией остальной полечь. Насилу переждали. А сегодня начали тела собирать, так услышаливоронье всполошилось. Знать, идет кто-то. Уж думали, снова кромешники возвращаются. А это мальчонка к нам пожаловал.
Брат Михаил оглядел Юрку. Сокрушенно покачал головой, увидав его обувку.
Ты кто ж такой будешь?ласковым голосом спросил он.Откуда взялся-то?
Прежде чем мальчик успел ответить, вмешался эконом:
Ты вот что Чадо замерзло ведь и голодно. Ну-ка внутрь давайте да печь затапливайте. Теперь, думаю, можноушли душегубы далеко. А то ж боялись мы, как бы дым не приметили, да не вернулись.
Брат Михаил без дальнейших расспросов потянул Юрку в келейную.
Вскоре мальчишка сидел возле гудящей печки, вбирая тепло всем телом, и все никак не мог согреться. Горящие чурбаки напоминали о вчерашнем пожаре.
Свою историю он рассказал скупо, не забыв упомянуть о непогребенных Федюне и Ваньке с Машкой.
Вотмонастырский эконом, поводя носомотчего сделался совершенно похожим на седого ежика,переворачивал на противне свеклу с репой.Почти запеклась!
Подув на пальцы, снова принялся креститься и плакать.
Хоронить нам придется многих. Ох, скольких многих
Юрка, принимая горячую свеклу, спросил:
Почему же так делается, батюшка Козьма? В чем вина наша?
Монах вздохнул, посмотрел с жалостью на мальчишку.
Зима настала над нами суровая, а царьнемилостивый.
Со двора вернулся с новой охапкой дров брат Михаил. Выронил мерзлые чурбаки на пол, рухнул на колени и прижал руки к груди: