Ну как хочешь.
Повисло молчание, нарушаемое лишь Захаром, чвыркающим своим распухшим носом.
Ты что там про Мазари-Шариф говорил? наконец подошел к теме своего появления Васька. И где это?
Просто будь осторожнее. Если, конечно, тебе не хочется стать памятником.
Откуда ты знаешь?
Можешь забить. Я не неволю. У меня не было желания посвящать кого-то еще в свои дела.
А с Санькой все точно?
Посмотрим.
Ладно, Серый, бывай. Василий поднялся. Мы ж не враги?
С чего бы? Наша стычка была не первой и даже не десятой.
Ну и ладненько. Пока.
Пока.
Захар порывался сказать что-то обидное Ваське вослед, но сдержался, потому что я показал ему кулак.
Ты ему что-то сказал? ревниво спросил Захар, когда Глибин отошел достаточно далеко, чтобы уже не услышать.
Не обращай внимания, вырвалось случайно.
Ты, Серый, смотри мне! построжился Захар. Ляпнешь где-нибудь неосторожно, икапец! Повяжут и в дурку! А то еще антисоветчину пришьют! Тебе оно надо?
В дурку, говоришь? Вот кстати вспомнил. Не мешало бы мне провериться на предмет шизофрении.
Если верить всяким «свободным голосам», то у нас у всех поголовно вялотекущая шизофрения. Во всяком случаедиагноз частый и опротестовать его сложно. У Захара отец был психиатром, а под кроватью мой друг прятал радиоприемник «Грюндиг», выменянный на старый мопед. Так что не испытывай судьбу. О том, что у тебя есть эта самая вялотекущая шизофрения, я тебе безо всяких консилиумов скажу. Даже гадать не нужно.
Солнце уже опустилось за дома, и стало стремительно холодать.
Ну так что с твоим оседланием исторического процесса?
Я немножко подумалкак бы поточнее и покороче это все объяснить
Почему произошел с нашей страной такой коллапс? спросил я. И сам себе ответил:Причин по большому счету две. Перваядействия внешнего врагаСША и Великобритании, вернее, наоборотВеликобритании и США, потому что главнее всегда мозг, а не кулаки. А втораяжелание наших доморощенных карьеристов получить законные неоспоримые права на владение тем, чем они управляли. Внешние силы создали подходящую конъюнктуру, внутренниеее реализовали. Но в основе обоих встречных движений лежали деньги.
Как это?
Леонид Ильич со товарищи на волне подъема нефтяных цен в начале семидесятых очень своеобразно перестроил нашу внешнюю торговлю и соответственно внутреннюю структуру производства и потребления. Теперь СССР полностью зависим от цен на нефть. А цены устанавливают ониамериканцы и англичанена своих биржах. И цена выражается в долларах. Которыми, и только ими, за нефть и расплачиваются. Для того чтобы накормить детей в пионерском лагере, нам нужно продать тонну нефти. Но если цена упадет в пять раз? Если ее сознательно уронят? Достаточно ли будет нам продать пять тонн, чтобы обеспечить детишек? Удивишься, но нет! Потому что добыча нефти тоже стоит денег и когда для выкачивания одной тонны нефти нам нужно будет продать двенаша экономика рухнет в такую яму, что выкарабкиваться придется десятилетиями. И в эту нефтяную яму мы будем падать несколько разкаждые десять лет. Наше престарелое Политбюро, состоящее, кстати, сплошь из материалистов, почему-то считает, что политика первична над экономикой. Странно, материалисты, а проповедуют оголтелый идеализм. Вроде того, что возбужденный лозунгами энтузиазм победит любую экономическую реальность. Что достаточно рассказать негру в Анголе про идеи Карла Маркса (ну и подкинуть немного крупы и пару «калашниковых»), и он перестанет желать здоровья своим детям, богатства родителям и жена его откажется от новой швейной машинки, и все вместе они ринутся на штурм правительственных казарм. А так не будет! Если у тебя есть деньгиможешь исповедовать любую идеологию, ее примут. Но если свои слова ты не можешь подкрепить ничем, кроме других словто перспектива твоя рисуется очень ясно. И тот же Карл Маркс это прекрасно понимал. Только почему-то излишне уверовал в разобщенность капиталистов и в солидарность пролетариев. А все ровно наоборот. Капиталистам проще договориться. Они умнее, образованнее, сытееу них есть время на обдумывание, и им есть что терять. И когда наши старцыполитические долгожители не смогут обменивать нефтяные доходы на датскую свинину и канадский хлебих ближайшие помощники сами начнут раздирать страну на части, норовя ухватить кусок побольше и пожирнее.
Подожди-подожди-подожди, Серый, запротестовал Захар. Я ничего не понял! Нам-то что делать, если целое Политбюро со всеми их отделами ЦК, с аналитиками КГБ, не понимают, куда движется страна?
Сдается мне, многие прекрасно понимают, не согласился я. Только их это устраивает. Каждый второй секретарь хочет стать первым. И лучше не секретарем, а хозяином. Врубаешься?
Так это же заговор! Нужно все-таки писать в Политбюро!
Успокойся, писатель! Надоел он мне со своим письмом! Есть старинная английская поговорка: когда правила игры не позволяют джентльменам выигрывать, джентльмены меняют правила!
Майцев задумался.
Как это?
Когда тебе из колоды выпадает «очко», то, чтобы тебя победить, мне нужно придумать комбинацию «королевское очко»! И убедить тебя в него поверить.
Разве это честно?
Какова цель игры у ее участников? Если игра идет не на фантики?
Выиграть, разумеется.
Что-то не слышал я в твоем определении цели слова «честно».
Не, ну это как бы само собой!
Вот поэтому нашу с тобой страну и поставили в позу пьющего оленя. Мы полагали, что с нами будут поступать «честно». А цель у игроков былавсего лишь «выиграть». Неважно как. И теперь ты предлагаешь играть по их правилам: «письмо в Политбюро». Это психушка, химия всякая и бесславный конец, в котором ты ничем не управляешь. Нет нам нужен совсем «другой путь».
Ты что-то придумал!
Я знаю будущее! подмигнул я. Пусть кусками, но не это главное. Главноея могу его менять в нужных мне направлениях. И узнавать то, чего никогда не должен был узнать!
Как это? Захар даже привстал и прошелся передо мной. Как можно менять будущее? Не, ну то есть это понятно, мы все его ежеминутно меняем, но как ты собрался делать это в нужном направлении?
Я задумался, соображая, как бы попроще объяснить свою догадку.
Раз уж мы с тобой начали говорить о картах, то вот ты что знаешь о преферансе?
Брат двоюродный Мишкан, приезжал в прошлом году, показывал, но я не запомнил торговлю. Ну в общаге еще у Санька с Виталем в комнате часто народ собираетсяпод пивко месятсятоже смотрел как-то пару раз. Только я не знаю, как пулю рисовать.
И я не умею играть, даже пулю твою не видел никогда. Но стоит мне однажды сесть с кем-то за стол с серьезными намерениями научитьсяи я буду обладать всем своим двадцатипятилетним опытом знания этой игры. И как думаешь, кто тогда выиграет первую же пульку? Врубаешься, доктор Пилюлькин?
Захар неторопливо сложил пустые бутылки в сеточную авоську и только потом ответил:
Так это же вообще!.. Если нас не затопчут, то мы их порвем! Говори, что делать? Я тебе верю.
Я рассмеялся.
Захар, давай завтра, хорошо? Мне нужно немножко пораскинуть мозгами.
Мы направились к перекрестку, на котором всегда прощались после института.
В этот раз прощание затянулось: Захар изводил меня малозначительными вопросами, два раза уходил и потом догонял меня, но все-таки мне удалось его спровадить, пообещав, что теперь он будет обо всем узнавать новости из первых рукраньше, чем они случатся.
Дома меня ждала записка:
«Борщ на балконе под столом. Я у д. Миши на ДР Светы. Захочешьприходи.
Борщ я нашел, но есть не сталв животе пузырилось три литра «Колоса», и наливать в него еще что-то я не захотел. И к Светеподруге моего дядькина день рождения идти мне тоже совсем не улыбалось. Я лег на пол перед выключенным телевизором «Рубин-714», купленным мамой в рассрочку на полгода на смену старому «Горизонту». Он был цветным, но показывал тоже те самые три канала, что и старый «Горизонт». Хотя и стоил в три раза дорожекак половина моей мечты «Иж-Планета-5»толку от него было не больше, чем от черно-белого, но маме нравилось смотреть цветное изображение. Тащили его в дом мы вдвоем с дядькой Мишкойтяжел был неимоверно. Парни в институте говорили, что уже появились телевизоры на транзисторахсравнительно легкие и дешевые, но в наших магазинах пока такое чудо обнаружить было сложно. Если они там и бывалито расходились по своим, минуя прилавки.
Я включил его и стал смотреть вечерний выпуск программы «Время».
Опять кто-то о чем-то рапортовал, кто-то кого-то поздравлял, кто-то с кем-то встречался, и космонавты вернулись в очередной раз, и жизнь шла своим чередом, а я смотрел на эти лица, мелькающие на большом экране, и не мог понять, почему всего лишь через пять лет они все станут другими? Что такого произойдет за эти годы, чего нельзя было бы перетерпеть? И зачем нужно было непременно уничтожить большую, сильную страну?
Ответов не находилосьни в прошлом, ни в будущем. Жаль, что тот яиз двенадцатого года, судя по всему, оказался не слишком информирован о причинах исторических катаклизмов. Хотя и имел на этот счет свою точку зрения и некоторый запас сведений.
Ну что ж, я это недоразумение намеревался исправить!
Глава 3
Я не заметил, как уснул, но, проснувшись, я со всей очевидностью понял, что первым делом должен бросить институт. Зачем он мне?
Теперь уже совершенно понятно, что останусь я недоучкой. Здесь или-или. И в моем положении выбирать не приходится. Что ж, то, чем я собирался заняться, не требовало системного обучения. В конце концов, Билл Гейтс (имя всплыло из будущего) тоже был недоучка, а перед всеми остальными у меня могучий бонус.
Мне трудно давались в жизни такие решительные шагисменить школу, выбрать профессию. И институтов я еще не бросал. Он давал какую-то иллюзию постоянства в настоящем и определенности в будущем. Теперь же мне предстояло остаться наедине (ну хорошо, с Захаром) со своими видениями.
Был ли я уверен, что справлюсь? А разве у меня был выбор?
Видимо, мама осталась ночевать у брата, потому что в доме я был совершенно один.
На завтрак борщнастоящее извращение, поэтому обошелся я чаем и парой бутербродов, посыпанных сахаром. Этому меня научила бабушка, называвшая такую конструкцию «пирожное»: белый хлеб, масло, сахарвот и вся радость. Сытно, калорийно и дешево!
Майцев поджидал меня у подъездавзъерошенный, одетый в странную куртку, с кругами под глазами (то ли от разбитого носа, но скорее от недосыпа) и вместо «привет» я услышал:
Слушай, Серый, а давай изобретем что-нибудь! Что знают там и не знают здесь! Представь только, затараторил Захар, принесем изобретение, второе, третье, пятое! Его внедрят и мы с тобой прославимся! А изобретение наше позволит народному хозяйству совершить качественный скачок! Премию дадутя узнавализобретателям иногда столько денег отваливают! И стране пользу принесем и все девчонки наши будут!
Хорошая идея, поздоровался я и на десять секунд «задумался», давай изобретем «ай-пэд»! Народу много, а «ай-пэды» всем нужны!
А это что за шмудак? Захар любил иногда «блеснуть» знанием модных словечек. Особенный восторг у него вызывали неологизмы ленинградских «митьков».
Да настоящая лажа: такой экранчик, размером с том Большой Советской Энциклопедии, в толщину как полсотни страниц, а внутри компьютер с производительностью десятка «Эльбрусов»сущая безделица!
Про «Эльбрусы» нам рассказал тот же Хорошавин, слегка подвинутый на перспективах микроэлектроники.
Захар на некоторое время задумался, а я успел осмотреть его странную куртку. Я был готов поручиться, что видел ее неделю назад на его сестре. Да и странно было бы носить Захару розовую куртку с олимпийским мишкой.
Ну не-е-е протянул Захар. Глупо такое изобретать. Как «Эльбрусы» внутрь запихать-то?
Тогда давай изобретем мобилу?
А это что?
Да тоже фигня: переносной карманный телефон. В принципе его даже можно собрать, наверное, на КР-ках и носить с собой в чемодане. Проблема только с батареей. Понимаешь, с никелем, кадмием, литием пока всё не айс, в общем!
За ночь я «навспоминал» такое множество «вкусных» выражений «оттуда», что теперь они стали проскальзывать в моей речи.
Не что? Захар ожидаемо не понял.
Гавно, говорю, твоя мысль, Санчо!
Не похож я на Санчо, надулся Майцев, он был толстый и на осле. А я тощий как селедка балтийская и без даже без собаки. Я же как лучше хотел.
Извини, Захарка. Но на самом деле я не знаю покачто можно изобрести такого, что не потребовало бы еще сотни других изобретений? Даже та музыка, что я Мне хотелось рассказать, как важен звук, аранжировки и прочая околомузыкальная машинерия, но я вспомнил Цоя.
Я раздумывал минут пять и в итоге решил, что его «Алюминиевые огурцы» и «Восьмиклассница» уже, скорее всего, написаны и здесь ловить нечего. Ленинградский рок-клуб уже дает концерты. Не песенки же «Ласкового мая» петь? А все остальное требовало приличного звука, слуха и голоса. В самом крайнем случаехотя бы знакомство с кем-то из «Мелодии». Ничего из того у нас не было. К тому же Андропов недавно, говорят, придумал выпустить официальные пластинки зарубежных исполнителей, чтобы разрушить сложившийся спекулятивный рынок перепродаж оригинальных дисков«Мелодии» сейчас не до нас. Да и не хотелось мне скакать на сценечего этим добьешься? Но с губ слетело:
Над твердью голубой есть город золотой. С прозрачными воротами. И с яркою звездой. А в городе том сад. Все травы да цветы. Гуляют там животные невиданной красы. Одно как желтый огнегривый лев, другоевол, исполненный очей, с ними золотой орел небесный, чей так светел взор не-за-бы-ва-е-мый.
Мы прошли всю улицу 20-летия Октября в молчании.
Что это? спросил Захар.
Это скоро будут петь. Мы не станем с тобой воровать чужие стихи и ноты. Да и певцы из нас с тобойгавно.
Не айс?
Не айс, Захар.
Ну и ладно, легко согласился мой друг. Мы другое изобретем! Что еще мы напридумываем в будущем? Рассказывай!
И я, поддавшись его настроению, принялся перечислять наши возможные изобретения. Это была замечательная игра: я называл слово, объяснял его значение, потом мы разбирали причины, которые не позволят нам сделать что-то подобное, и переходили к следущему. Идея меня захватила и заставила напрячь мозги.
Подходя к лаборатории «Электрических машин», где должна была начаться первая пара, мы успели обсудить: электронные сигареты, 3-D принтер, синий светодиод, Интернет, виагрувызвавшую особенное веселье, электронные чернила, самовосстанавливающиеся краски и лаки, цифровой фотоаппарат (хотя мне казалось, что он уже должен быть известен) Захар был в полном восторге, а я совсем забыл, что хотел сегодня же забрать документы.
Придя к выводу, что ничего из перечисленного нам «изобрести» не получится, Захар не впал в уныние, а решил стать вторым Жюлем Верномнаписать несколько «горячих», как он выразился, романов. О том, как в мире победившего социализма находят применение все эти «блестящие штуки». Он надолгопочти на час погрузился в придумывание сюжета своей фантастической саги, а я и Зойка (немного опоздавшая на лабу) принялись соединять цветными проводами очередную схему запуска асинхронного двигателя с фазным ротором. Обычно Зойка вела тетрадь с результатами опыта, а мы с Захаром разбирались с коммутацией и снятием показаний, но сегодня Майцев был недееспособен, и мне пришлось одному возиться с переключениями режимов работы электродвигателя. Зойка хлопала своими длинными ресницами, обрамляющими васильковые глаза, и старательно выполняла единственную работу, на которую с запасом хватало ее интеллектараспутывала и сортировала провода по длине и цвету: красные короткиекрасные длинные, желтые короткиежелтые длинные, синие длинныечерные короткие.
Ничего не получается, пожаловался вдруг Захар. Все уже было! Беляев писал, Толстой писал, Обручев писал, Абрамов писал, Казанцев, Орловский, а я не могу простенького сюжета придумать! Наверное, я бездарность!
Кое-кто за соседними стендами уже запустил свои сборки, и поэтому последнюю фразу ему пришлось проорать на всю аудиторию, пробиваясь сквозь шум разгоняющегося асинхронника.
Ну что ты, Захаркин, запричитала Зойка, уронив на пол и смешав в кучу разобранные уже провода, ты же самый умный в группе. Ты, наверное, просто мало думал.
Она тоже была тайно влюблена в моего друга; любые его самоуничижительные заявления ранили ее в самое сердце. И хотя Захар ее в упор не замечал, считая чем-то вроде стенографической машинки, у которой всегда можно переписать пропущенную лекцию, надежды она не теряла и всячески опекала нашего порывистого отличникакак наседка пушистого цыпленка.