Незнакомец довел Летти до дверей ее спальни.
Запрись и никого не пускай к себе, даже мать, посоветовал он.
И осуждающе покачал головой, будто выносил приговор красавице Сервилии.
Кто ты? Она попыталась заглянуть ему в глаза.
Глаза были темны, насмешливы, печальны.
Меня послал Элий. Я служу в его охране.
Прислал Элий? Значит, он все-таки беспокоится о ней. У Летиции запылали щеки, а на глазах выступили слезы.
Не уходи, взмолилась она. Мне страшно.
Я не уйду, буду рядом. Но и ты будь осторожна. Очень прошу Его голос дрогнул. Или ей показалось? Как прежде в его жесте почудилась необыкновенная нежность.
Летти вбежала в свою комнату и защелкнула замок. Значит, Элий думает о ней. Не любит, но думает. Ей казалась, что между ними огромная стена. Выше римских стен, обветшалых, могучих, заложенных еще самим Траяном Децием. И надо через эту стену перелезть. Она готова. Даже если Элий не подаст ей руки, она все равно окажется рядом с ним. Одной быть так страшно!
Летти вспомнила плесканье Бенита в бассейне и расхохоталась.
И тут же боль отдалась в плече и груди.
«Завтра будут синяки, подумала она, будто я шлюха из Субуры, а меня избил сутенер».
В дверь постучали. Настойчиво.
Летти, это я, открой, услышала она голос Сервилии.
Иди ты к воронам! Летти выкрикнула ругательство с восторгом.
Сервилию она ненавидела сейчас больше, чем Бенита. Мать должна была защищать ее, а вместо этого оказалась на стороне подонка.
Летти, ты можешь сказать, что произошло? Бенит явился в триклиний в мокрой тунике. Он был в ярости.
Ага, она наконец решила поинтересоваться, что случилось.
Он пытался меня изнасиловать, а я столкнула его в бассейн. Летиция полагала, что имеет право приписать себе действия своего спасителя.
Последовала пауза, но не слишком продолжительная.
Он просто ухаживал за тобой. Если бы он захотел взять тебя силой, он бы это сделал. Ты бы не вырвалась. Сервилии нельзя было отказать в логике. Она вновь налегла на дверь. Открой! Вспомни, я спасла тебе жизнь. Хотя и очень рисковала из-за твоей глупой выдумки. Вместо того чтобы оправдываться, Сервилия по своему обыкновению обвиняла.
Она никогда не признавал себя виноватой. Никогда.
Премного благодарна. Но я буду благодарить тебя еще больше, если ты выставишь Бенита за дверь. А жизнь мне спасли Юний Вер и Элий.
Имя Элия привело Сервилию в ярость. Она изо всей силы стукнула кулаком в дверь. О боги! Да она просто ревнует, и завидует ей, своей дочери! Не к Элию ревнует, нет, ревнует к возможности любить и быть любимой, и выйти замуж по любви, а не продаваться, как пришлось продаться ей, Сервилии, и делить ложе с нелюбимым, и угождать ему ради его бесчисленных миллионов, ежеминутно подавляя отвращение. А потом, обретя наконец свободу, заводить молодых смазливых любовников, теша униженное тело. Теперь мать хочет и ее, Летицию, приговорить точно к такой же жизни, чтобы дочь повторила ее путь во всемсначала краткий миг любви, а потом богатство, власть, и рядом человек, которого презираешь.
Летиция вздохнула. А она-то думала, что ее мать куда умнее. И, главное, добрее. Но поняла, что называть Сервилию доброй неприлично. Летиции сделалось так горько, что на глаза навернулись слезы. Ей так хотелось, чтобы ее кто-нибудь любил.
Глава VIИгры Летиции
«По опросам общественного мнения, за Бенита Пизона проголосовали бы не более двух процентов избирателей шестой трибы».
«По косвенным данным, население Империи возросло на двадцать процентов. То есть лишь каждый пятый гений превратился в человека. Остальные либо погибли во время метаморфозы, либо превратились в котов и змей».
«По данным эмиграционной службы часть гениев, получив временные удостоверения, уже покинула территорию Великого Рима и отправилась в Новую Атлантиду, Конго, Республику Оранжевой реки и даже Винланд . Из Новой Бирки пришло сообщение, что Винланд готов предоставить всем бывшим гениям гражданство».
«Власти Месопотамии сообщают о прибытии новых беженцев из Персии».
«Пятнадцатилетняя девушка споткнулась и упала, врезавшись головой в витрину. Осколок стекла перерезал артерию. Девушка скончалась от потери крови. Количество подобных нелепых случаев с каждым днем возрастает».
I
В Тибуре Элий чувствовал себя как в ссылке. Может, это и была ссылка, и Руфин недвусмысленно старался показать, что Элий должен держаться вдали от власти. Однако тот, кто родился и вырос в Вечном городе, не может существовать вдали от него, даже если эта «даль»всего лишь несколько миль, и авто домчит тебя до Рима за полчаса.
Элий не выдержал и приехал в Рим. Его сопровождали только Квинт и секретарь Тиберий. Разумеется, о возвращении Цезаря тут же доложат Руфину. Приближенные и подхалимы начнут гадать, что задумал наследник. Рвется к власти? Претендует на более важную роль? Пусть поломают головы. Ведь никому из них не придет на ум, что он всего лишь хочет спать в своей спальне, и работать в своем таблине. А обедать в триклинии, где на стене сохранилась надпись «Гай обожает брата Тиберия». Фразу эту маленький Элий нацарапал за год до войны. С тех пор стены красили дважды, но надпись всякий раз проступала под слоем краски.
Утром на письменном столе Элия секретарь Тиберий оставил папки. В который раз большая часть бумаг не подготовлена, никаких пояснений. Да и смотрел ли их Тиберий вообще?! Письма не сортированыделовые послания лежали вперемежку с личной перепиской. Элий сам их разобрал. Последней обнаружилась записочка без подписи. Аромат духов, исходящей от нее, наполнил весь таблин. Элий вскрыл конверт. Жирный отпечаток помады и наискось нацарапано цветным стилом «Элий»! Цезарь невольно улыбнулся и спрятал письмо под тунику. Мальчишка так бы поступил. Элий подумал, что ведет себя как однолетка Летиции, подыгрывая ей и исполняя ее желания.
«Исполнитель желаний никак не умрет во мне»но в этом обращении к своей особе не было упрека.
Наконец старик Тиберий явилсяглаза тусклые, под языком катает таблетку. Наверняка опять сердце прихватило. Стареет прямо на глазахеще вчера лицо его не казалось таким желтым, а щекизапавшими. Но Элий не мог его выгнать. Хотя бы потому, что этот человек носил то же имя, что и старший брат Элия, погибший на войне. Ради того, чтобы день за днем произносить имя брата Элий готов был простить Тиберию почти все.
Тиберий, ты просмотрел бумаги? против воли в голосе прозвучал упрек.
Не успел, честно признался старик.
А ты отправил мой проект закона «О гениях» императору и в сенат?
Еще нет.
«Сколько ему до пенсии? Два года? Три? Что-то он совсем сдал», подумал Элий.
Вслух же сказал кратко:
Бумаг стало слишком много. Не хочешь подыскать себе помощника?
Подыскать-то можно, отвечал Тиберий таким тоном, будто во всем был виноват сам хозяин. Только будет ли молодой бездельник предан тебе, Цезарь. Твой пресс-секретарь Квинт все время отлынивает от работы.
Старика одолевала ревность. Одна мысль, что кто-то может выполнять его обязанности лучше (ну, разумеется, не лучше, но Цезарю-то может показаться, что лучше) сводила его с ума. Появление Квинта повергло Тиберия в панику. Он чувствовал, что вскоре люди совсем иного сорта, молодые, шустрые и беспринципные окружат Цезаря. И им не будет дела до рассудительной порядочности Тиберия, его обстоятельности, его преданности. Они победят только потому, что молоды. А ведь он служил еще Адриану, отцу Элия, он всю жизнь отдал этой семье.
Элий протянул старику папку:
Через два часа чтобы все было готово.
Секретарь воспринял эти слова как самый строгий выговор. Но повторять свое предложение на счет помощника Элий не сталзнал, что этим еще больше оскорбит старика. Цезарь сам подберет второго секретаря, и Тиберию придется с этим смириться, как смирился с псом, подарком Квинта. Элий взглянул на лежащего в углу таблина щенка. Тот сладко посапывал, положив голову на толстые лапы.
«Здоровенный будет пес, подумал Цезарь. Цербер»
И хотя он позвал щенка мысленно, тот вскинул голову и уставился на хозяина преданными глазами.
«Спи, Цербер, опять же мысленно обратился к нему Элий. И щенок послушно смежил веки. Где же Квинт? Пройдоха опаздывает».
Но тут, будто откликаясь на зов хозяина, как прежде откликался пес, явился фрументарий.
Ты уже говорил с Руфином на счет сватовства? поинтересовался Квинт.
Элий поморщился.
Нет еще, признался неохотно.
Когда же поговоришь?
Не сейчас.
Это почему же? Не стоит тянуть, Цезарь, иначе девчонку уведут из-под носа. Тебе-то, конечно, все равно, но мне ее жаль
Элий насторожился. Когда речь шла о Летиции, самообладание изменяло Цезарю. Лицо каменело, и он не знал, куда деть руки. Так чего же он тянет? Боится? Но чего?
Жаль? переспросил Элий и ненатурально рассмеялся.
Ну да. За малышкой охотится Бенит. Во всем Риме трудно отыскать второго такого подонка. Бедняжка Квинт вполне искренне вздохнул.
Бенит! Элий едва не задохнулся от ярости. Ну нет! Этому типу нельзя отдавать Летти. Бениту вообще никого нельзя отдавать. Собаку, и ту нельзя доверить. К тому же Элий просто не может бросить Летицию на произвол равнодушной Фортуны, он чувствовал за нее ответственность
Я сейчас еду на Палатин, выдавил Элий. Переговорю с императором. Руфин не посмеет мне отказать.
Квинт торжествующе усмехнулся и подмигнул неведомо кому. Может быть, спящему Церберу?
II
Сервилия просматривала меню обеда и отдавала последние распоряжения повару, когда запыхавшаяся служанка сообщила о приходе императора Руфина. Поначалу Сервилия не поверила. Неужели император явился, не предупредив заранее о визите?! Сервилия с утра пребывала в дурном расположении духа, и нежданный визит Августа не улучшил ее настроения. Приход Руфина не сулил ничего хорошего. Матрона поспешила в таблин. Император небрежно развалился на покрытом подлинной леопардовой шкурой ложе и листал последний сборник стихов Кумия. Император был в тоге триумфатора, затканной золотыми пальмовыми ветвями. И это тоже не понравилось Сервилии. А еще больше ей не понравилось, что императора сопровождал Элий. Цезарь тоже был в пурпуре. Элий держался не столь по-хозяйски, он даже не присел, а стоял возле книжной полки, делая вид, что читает вытесненные золотом имена на кожаных переплетах кодексов. Когда Сервилия вошла, Элий поклонился, а император лишь вскинул руку, будто приветствовал не даму, а центуриона преторианцев. Происшедшие с Руфином перемены многих приводили в недоумение. Император выглядел помолодевшим и поглупевшим. И невыносимо самодовольным. Август видел и слышал лишь самого себя. Государственные дела его не интересовали. Даже сообщения о гениях не взволновали. Даже донесения из Персии не тревожили. Руфин вел себя, как разбогатевший плебей. Одевался пестро и ярко, где надо и не надо появлялся в пурпуре и золоте, все пальцы его были унизаны перстнями, а глазаподкрашены. Ходили слухи, что после убийства сына Руфин помешалсяотсюда и его решение жениться, и самодовольство, и некая глуповатость в словах и поступках, и нелепые манеры. Сервилия находила эти слухи правдоподобными.
Твой таблинпрекрасная картина, император выставил руки, заключая пространство в квадратик из пальцев. Подсмотрел жест у какого-нибудь киношника. Голос Августа звучал фальшиво, как голос начинающего актера. Но в последнее время он со всеми говорил только так. Коричневые и золотистые оттенки. Великолепно! У меня есть несколько картин северной школы, написанной в коричнево-золотистом колорите. Я заплатил за каждую полмиллиона.
Твои картины восхитительны, Руфин Август! отвечала Сервилия, при этом краем глаза следя за Элием.
Картины подлиннее жизни. Смотришь и радуешься, и не живешь. Нежизньвот радость. Эти смутные фразы мало подходили к его самодовольному виду. А мы к тебе по делу, без всякого перехода сообщил Руфин. Элий собрался жениться. Мой маленький сынок хочет жениться, Руфин прищурил один глаз и хитро поглядел на Сервилию. Женитьсяэто хорошо. Всем надо жениться. Ты еще не догадываешься, кто его избранница?
Сервилия Кар стиснула зубы, призывая гнев богов на голову хромого калеки.
Нет, Руфин Август, я не знаю предпочтений Элия Цезаря после того, как Марция Пизон бросила его.
Элий, несмотря на все свое самообладание, изменился в лице. Сервилии показалось, что она почувствовала невыносимую боль Элия. И эта боль ее порадовала. Руфин же просто-напросто не заметил ядовитого укола.
Ну как же! Август расхохотался. Ведь он спас твою дочку от смерти! Любой бы на его вместе влюбился в эту юную взбалмошную особу.
Да, я помню, чем обязана гладиатору Юнию Веру и Элию Цезарю.
Она намеренно поставила на первое место гладиатора, а Цезаря лишь на второе, желая унизить Элия. Но цели своей не достигла.
Юний Вер сделал гораздо больше для спасения Летиция, нежели я, отвечал Цезарь без тени обиды.
Я заплатила Юнию Веру миллион. За такие деньги можно сделать очень много.
А сколько ты заплатила Элию? ухмыльнулся Руфин. Ничего? О, конечно, мой сынок Элий бескорыстен. Но он влюблен. В твою дочь. И я, его приемный отец, не могу спокойно смотреть, как он сгорает от любви, Руфину доставляло радость разглагольствовать об этой вымышленной страсти. И я прошу твою дочь Летицию Кар стать женой моего дорогого сыночка.
Сервилия ожидала этих слов, но покачнулась, как от удара.
«Как он пронюхал? Не может быть!»пронеслось в голове. О, если б она могла, как Горгона, обращать людей в камень! Ярости бы ей хватило!
Я могу сказать нет.
Но Руфин пропустил ее «нет» мимо ушей.
Пусть сама Летиция даст ответ, как это полагается, вмешался в разговор Элий.
Я же говорю, мальчик влюблен, хмыкнул Руфин.
Император намеренно именовал Элия мальчиком. Если Элий в тридцать двамальчик, то Руфин в свои пятьдесят с лишниммолодой человек. Юлию Цезарю было пятьдесят три, когда он катался по Нилу с Клеопатрой. А Клеопатредвадцать один. Почти как Криспине.
Летти плохо себя чувствует и не выходит из комнаты, соврала Сервилия.
«Два придурка, один хромой калека, другойсумасшедший, неужели вы оба не видите, что ваше время истекло?»хотелось ей крикнуть в ярости. Сервилия сдерживалась из последних сил.
И тут дверь распахнулась, и в таблин вбежала Летти. В розовой коротенькой тунике, ярко накрашенная, отчего казалась старше своих лет.
Приветствую тебя, Руфин Август и тебя, Элий Цезарь! Она выкрикнула эти слова слишком громко, потому как задыхалась. Не от бега по лестницеот волнения.
А вот и Летиция, слащаво улыбнулся Руфин. Прекрасная картинарозовое на коричневом фоне. Как розовый фламинго. Мой сыночек воспылал к тебе такой страстью
«Значит, отважился, мелькнуло в голове Летиции. Не любит, но один больше не может. Могу я принять такое или нет?»
Сердце гулко бухнуло раз, другой и замерло. Комнату будто заволоклась туманом. Летти увидела зубец полуразрушенной стены, утыканные стрелами мешки с песком. Белые струйки песка вытекали из дыр, как кровь из ран. Чья-то голова, обвязанной красной тряпкой, приникла к камню. Мелькнули лицазакопченные, грязные, коричневые от загара. Однос тонким чуть кривоватым носом, с царапиной на скуле. Она не сразу узнала Элия. В шлеме она видела его когда-то на арене Колизея, но в этот раз на Элии не нарядный гладиаторский шлем, а боевой, с вмятинами, не раз выдерживавший вражеские удары. На броненагруднике тоже отметины. Элий подносит к глазам бинокль. Потом поворачивается и что-то говорит немолодому военному в форме преторианца. И тут стрела впивается Элию в шеюкак раз между нащечниками шлема и броненагрудником
Летти вскрикнула, будто ее ударил наконечник. Она поднесла руку к шее и вновь болезненно ойкнулапальцы коснулись синяка, оставшегося от удара Бенита.
Да я согласна услышала Летиция свой голос, будто со стороны.
Летти, ты еще ребенок, голос матери был так же далек, как продымленная стена и летящие стрелы. Ты не можешь решать
Я не ребенок. Я все знаю. Все. Она ставила точки, будто гвозди вбивала. Не для Сервилиидля Элия говорила.