Тайна «Нереиды» - Марианна Владимировна Алфёрова 8 стр.

Квинт кивнул.

 Это тоже бывший гений,  пояснил гость.

 Не надо было превращаться в змею. Превратился бы в человека, как гений Империи,  посоветовал Квинт.

 У кого как получилось.  Змей подмигнул ему желтым глазом.

 Чем же я тебе могу помочь?

Страх потихоньку истаивал. Квинт уже находил ситуацию забавной. Впрочем, особенно расслабляться не стоило: судя по заговору, который устроили гении, пытаясь свергнуть богов и создать новый мир, нрав у них не самый покладистый.

 Прежде всего, поесть,  сказал змей.  Желательно чего-нибудь мясного.

 Человека?

 Предпочитаю пищу не столь экзотическую.

Квинт выскочил из комнаты, запер дверь на ключ и устремился на кухню. В мозгу его вертелись самые невероятные догадки. Хотелось знать, как можно использовать явившегося в столь опасном облике гения. И можно ли вообще его как-то использовать. Ничего подходящего на ум пока не приходило. На кухне под недоуменным взглядом повара Квинт набрал целую корзину объедков.

 Для моего щеночка,  пояснил он.

 По-моему, его уже кормили,  покосился на него краснощекий здоровяк-повар.

 Еще хочет,  Квинт постарался улыбнуться как можно простодушнее.

 Ну и прожора. Никогда таких не видел! А что будет, когда вырастет?

Квинт не ответил и с корзиной понесся назад к комнатам для гостей. Торопился, а сам про себя думал: хоть бы уползла эта тварь куда-нибудь. Вот ведь забота! Валятся гении ему на голову, как переспелые груши. Сначала Гимп, теперь этот. Как его звать-то? Гет, что ли? Ну, почти что Гета Не очень удачное имя. Быть теперь Квинту патроном гениев. Что делать с этой братией? Они капризны, надменны и одновременно беспомощны. И никто не знает, что им может взбрести в голову. Прогнать их, значило обречь на гибель. Но Квинт привык из всего извлекать выгодуто есть информацию. А в том, что гении владеют информацией, сомневаться не приходилось. Эти ребята ему еще пригодятся.

Змей, однако, никуда не собирался уползать. Лежал на кровати и то раскрывал пасть, то закрывал, то жмурил один глаз, то другой. Квинт не сразу понял, что Гет разглядывает себя в зеркале, осваиваясь с новым видом.

 Кушать подано,  объявил Квинт.  Тарелку, правда, не захватил.

Он едва успел отскочить в сторону, как Гет, скользнув по полу маслянистой молнией, обвил туловище вокруг корзины, жадно распахнул пасть и целиком заглотил кусок ветчины. Сразу было видно, что бывший покровитель Тибура изрядно проголодался.

«Интересно,  подумал Квинт,  знает ли этот тип все, что говорилось и делалось в этом поместье в последние пару сотен лет? Наверняка знает. Но ничего не скажет. Или скажет? А что если его не только накормить, но и немного подпоить?»

Квинт наполнил чашу вином и поставил перед гением. Гет не протестовал.

«Эта тварь видела, как умирал Адриан здесь, в Тибуре»,  вдруг дошло до Квинта.

Ему показалось, что на мгновение он заглянул в пропасть. И оттуда, из пропасти смотрят желтые змеиные глаза.

X

«Гений в каждый дом вошел»Дурацкая песенка привязалась к Пизону, и он никак не мог от нее избавиться. Пел ее и в банке, и дома. И даже просматривая «Банковский вестник» Вот напасть. И сейчас, лежа в постели, мурлыкал под нос.

На кухне послышался грохот. Не иначе, опять старикашка Крул полез в холодильник. Никак старая скотина нажраться не может! А что, если подкрасться сзади, да вытянуть хорошенько старика по спине? Пизон ухмыльнулся, предвкушая. Достал из шкафа центурионову палку из лозы (он обожал всякие военные штучки, хотя никогда в армии не служил и был человеком сугубо цивильным) и на цыпочках спустился вниз. У холодильника кто-то копошился. Спина, обтянутая белой туникой, вздрагивала: человек торопливо жрал, сидя на корточках. Пизон размахнулся и огрел воришку по спине. Человек дернулся, закричал. Послышался звон разбитого стекла: мерзавец уронил бутылку. Пизон вновь замахнулся. И замер. Потому что в это мгновение воришка обернулся. Вместо физиономии старика Крула Пизон увидел молодое лицо. Лицо Бенита.

 Что за манеры, папаша?  нахмурил брови сынок.  Или тебе жаль для меня бутылки пива?

 Думал, воры забрались И зачем ты взял этот бокал?! Он же стоит десять тысяч сестерциев. Таких бокалов всего три десятка в Риме!

 Какой, к воронам, бокал?! Ты мне чуть хребет не переломал! С тебя причитается компенсация, папаша.  Бенит задумчиво разглядывал голубой старинный бокал с золотым узором.

 Что еще? Разве я не перевел на твой счет миллион сестерциев, дабы ты мог пройти имущественный ценз и баллотироваться в сенат! Или этого мало?

 Разумеется, мало. Предвыборная компания стоит бешеных денег. К тому же мне нужен вестник. Хороший вестник, хорошая бумага, совершенно продажные репортеры. Такие стоят дорого. Куда дороже честных.

 Еще и вестник! Как будто мне мало счетов из лупанариев!

 Лупанарииотдельная статья. Я должен расслабляться. То, что я посещаю лупанарии, создает мне репутацию смельчака, который не боится выставлять свои пороки напоказ. Я играю на контрасте. Элийдобродетелен. Яраспущен.

 Элий не добродетелен,  прошипел Пизон.  Он жил с чужой женой. С моей женой, насколько ты помнишь.

 А ты все еще ее ревнуешь к Элию? Или может, даже ко мне?  хмыкнул Бенит.  А потому хочешь поставить на Криспину и на ребенка, которого она родит?  Бенит повернул бокал в пальцахвот-вот уронит.

 Я ставлю на вас обоих,  осторожно проговорил Пизон, краем глаза наблюдая за пальцами Бенита. Голос его сделался сладок.  Что-то вроде соревнования Кто победит, тот так сказать и получит все.

 Ты сомневаешься в моей победе?  Бенит подкинул бокал и поймал.

 Согласись, что тебе стать императора сложнее, чем Криспине родить здорового мальчугана.

 Глупо, папаша. Ты зря потеряешь сестерции, которые отдашь Криспине. Лучше постарайся вытянуть из нее как можно больше деньжат. Какой-нибудь государственный заказ. Пусть Руфин посодействует.  И он швырнул бокал Бениту.

Тот не поймал. Драгоценное стекло голубыми льдинками с золотыми высверками разлетелось по мозаичному полу.

 Я же говорил, что ты потеряешь уйму денег.  И Бенит пропел, уходя:«Гений в каждый дом вошел»

Глава VИгры Сервилии Кар

I

Юпитер заснул на серебряном ложе, держа в руках недопитую чашу, и сладкий густой нектар пролился на белую шерсть хламиды. Повелитель богов и людей стонал и причмокивал во сне: ему, как и людям, снились сны, и в этих снах он вновь был молод так же, как и его мир. Несокрушимый и могучий, он сражался с титанами и повергал их в Тартар. Мир был молод и готов на безумства. Люди и боги не слишком отличались друг от друга. Люди рьяно служили богам, и власть Юпитера была неколебима, как власть отца в Риме. Хорошо, когда ты молод. Но молодость проходит слишком быстро.

Юпитера разбудила Юнона. Она ворвалась к супругу с криком, размахивая зеркалом аквилейского стекла в золотой оправе. Юнона уселась на ложе Юпитера, повернула голову, будто собиралась позировать перед скульптором, и коснулась холеным пальчиком уголка глаза.

 Взгляни,  прошептала она дрожащим голосом.

Юпитер сонно хлопал глазами.

 Ну и что щека, веко

 Морщина!  воскликнула Юнона в ужасе.  Да не одна, а целых три! И рядом с другим глазомтоже. Ты понимаешь, что это значит?

Юпитер погладил завитки густой бороды, разметавшейся по груди. Борода была почти совсем седая. Повелитель богов вынул зеркало из рук супруги и принялся разглядывать собственное отражение. Вокруг рта залегли глубокие складки, на переносицеморщина, как скальная трещина. Но то следы тягостных раздумий, а не признаки старости. Вот только седина. Хотя ее тоже можно считать символом мудрости. Да, да, седина, это мудрость, как же иначе. Ведь боги бессмертны. Боги вечны и блаженны. Так считают люди.

Юпитер вернул зеркало Юноне.

 Так что же мне делать?  спросила богиня.

 Вкушай больше амброзии.

 Я и так ем с утра до вечера! А что толку? Я лишь полнею! Мы стареем, Юпитер! Неужели ты не видишь?!

 Янет. Я сделался мудрым,  заявил повелитель богов не терпящим возражений тоном.

Юнона выскочила из комнаты, оставив позади себя запах дорогих галльских духов. Опять шлялась на землю, разгуливала по улочкам Лютеции, закутавшись в паллу, заглядывала в парфюмерные лавки и уютные уличные таверны под пестрыми тентами, кокетничала с белокурыми длинноволосыми галлами. В этом вся бедабоги слишком зачастили за землю. Нет, чтобы сидеть в Небесном дворце и спать. Почему спать? Что за чушь? Юпитер громко зевнул и прикрыл рот ладонью. Может, он в самом деле много спит?

Юнона вернулась. И не одна. С нею пришла Минерва.

 Она тебе все объяснит,  сообщила Юнона.

Юпитер вздохнул. Ему опять мешают спать. Пусть бы лучше отправлялась Минерва в Александрию, да присматривала за обожаемыми академиями, только бы оставила старого отца в покое. Старого? Неужели он так и подумал«старого»?

 Все дело в повышении уровня радиоактивности,  сообщила Минерва.

 Что?  не понял Юпитер, потому что в это мгновение провалился в сон.

«Морфей, проказник, шутит»,  подумал Юпитер и вновь отчаянно зевнул, рискуя вывихнуть челюсть.

 Люди изучают радиоактивные элементы, не принимая мер предосторожности. Даже небольшой естественный фон заставляет нас метаморфировать. А самое распространенная метаморфозастарение. Дополнительное Z-излучение ускоряет этот процесс. Z-излучение бывает трех видомальфа, бета и гамма, по первым трем буквам греческого алфавита

 Да, да, я что-то слышал,  отвечал Юпитер. Не ясно было, что он слышалпро греческий алфавит или про радиоактивность.

 Особенно опасно для нас гамма-излучение.

 Слышишь?  спросила Юнона тоном неподкупного судьи и топнула ножкой.

 А молодеть не может заставить?  переспросил Юпитер.

 Гамма-излучение может заставить нас кардинально переродиться. Но для этого нужны сильные дозы облучения. И никто не знает, чем кончится такая метаморфоза. Это большой риск.

 Большой риск,  повторил Юпитер, и глаза его вновь сами собой закрылись.

 Все дело в уране,  сказала Минерва.

Юпитер сделал отчаянное усилие и открыл глаза.

 Старик Уран? Уж он-то должен стареть быстрее всех

Минерва раздраженно тряхнула головой:

 Элемент, который люди называют ураном. Вот нынешний бог земли. И он может погубить нас всех.

 Какой плохой,  покачал головой Юпитер.  Так скинь его подальше в Тартар. Чтобы людям было до него не добраться.

И Юпитер заснул.

 Скинуть все запасы урана в Тартар,  прошептала Минерва.  Хотела бы я знать, как это можно сделать. И не начнут ли души преступников, заключенных на дне Тартара, перерождаться точно так же, как и боги.

 А что с морщинами?!  воскликнула Юнона.  Их что, будет больше?  она хотела еще что-то спросить и замолчала.

В золотых волосах Минервы она разглядела седой волос. Один, потом второй. Богиня мудрости тоже старела. А ведь Минерва была гораздо моложе Юноны.

II

Два кота сидели на крыше и смотрели на Вечный город. Один кот был сер, другой черен. У черного кота были голубые, как льдинки, глаза и белые усы. У серого глаза зеленые, как изумруды. Солнце всходило. Его лучи горели на золоченой черепице, вспыхивали на золотых крыльях бесчисленных Ник, венчающих колонны, горели на золоченых квадригах, которыми правили боги и богини, мчась в лазурное небо. Серый кот, глядя на это великолепие, тоскливо мяукал, черный смотрел молча.

 Жаль, что нам не удалось переделать этот мир,  сказал черный кот.  Потому что теперь нам придется в нем жить.

 Мне не особенно здесь нравится,  признался серый.  Я не ел три дня. Не знаешь, где можно перекусить?

 Лови мышей,  посоветовал черный.

 После того, как я питался амброзией, употреблять мышей неприлично.

 Говорят, в одном доме можно подкормиться,  ответил черный и зевнул.  Молоком.

 А нас там не убьют?  обеспокоился серый.

 Ты ценишь свою жизнь?  презрительно фыркнул черный.  А я, признаться, нет.

III

Поезд вынырнул из тоннеля. После тьмы солнце ударило в глаза, и Юний Вер зажмурился. На ощупь отыскал мягкую ткань занавески и прикрыл лицо. Когда он вновь распахнул глаза, то увидел зеленые и серебристые квадраты полей, аккуратные домики и синие холмы вдалеке. То там, то здесь в кронах мелькало золото. И при виде этого золота странная сосущая тоска наполняла сердце. Хотелось постичь смысл этого грандиозного увядания, сознавая, что постичь его невозможно. Все имеет душу. Дерево, дом, плодоносящее поле.

«Вернее, имело»,  поправил себя Юний Вер.

Ныне души отделились от людей и природы. От всего. Дух стал материален и примитивен. Суть встала на одну ступеньку с формой. Никто еще не осознал происшедшей трагедии, никто не попытался ее постичь. Домпустой, и городбез души. Никто не поможет художнику написать картину, никто не подскажет поэту волшебные строки. Некому остановить руку убийцы. Некому спасти ребенка из-под колес авто. Некому просто шепнуть: «Надейся!» Некому затаиться в зарослях олеандров, чтобы старику было не так одиноко дремать на скамейке в саду. Все суетятся, пытаясь заглушить звенящую пустоту в душах, не замечая самой пустоты.

Да сознавали ли боги, что они совершили!?

Вопрос риторическийбоги никогда не отвечают людям. Поток катится куда-то, но внутри него существует только статистическая вероятность, и ничего больше. Веру как бывшему исполнителю желаний это было хорошо известно. Да и что такое сам Дар исполнения желаний? Всего лишь математическая формула, в которой вероятность любого события пятьдесят на пятьдесят. Только и всего. Двоичная система счета, за которую так ратуют математики в Александрийской академии. Ноль или единица, и другого выбора нет.

Колеса поезда ровно стучали на перегонах. На столике перед Вером подпрыгивал в такт стакан со льдом. Рядом лежал красочный проспект. «Римские железные дорогисамые прямые, самые скоростные дороги в мире»,  гласил заголовок. Кто спорит! Римские дорогивсегда самые лучшие.

Бок по-прежнему нестерпимо жгло. Опухоль так разрослась, что казалось, будто Вер прячет под туникой огромную тыкву. Приходилось прикрывать бок полою плаща. Каждый раз, касаясь опухоли, Вер поспешно отдергивал руку, будто боялся обжечься. Но в эти короткие мгновения он ощущал, как внутри опухоли что-то пульсирует. Вер выглядел ужасно. Глаза запали, губы потрескались и сделались серыми. Какая-то женщина хотела занять место напротив него, но глянула ему в лицо, и поспешно ушла.

Он должен что-то исправить в этом мире. Но он не зналчто. Решение существует, но где его искать? В голову приходили тысячи мыслей. Многие из них были хороши. Но всене подходящи.

 Не то, не то,  шептал он вслух.

«Нереида Нереида Нереида»стучали колеса.

«Скорее, скорее, скорее»,  умолял их Вер.

Юний Вер приближался к разгадке своей тайны.

IV

В Кельн проезд прибыл уже в сумерках. Вер вышел и вагона, и рухнул на ближайшую скамью. Сидел, пытаясь прийти в себя. Сердце билось как сумасшедшее. И в такт ему пульсировала проклятая опухоль. Капли пота стекали по лицу, волосы слиплись и повисли прядями, напоминая перья больной птицы.