Брюссель дал разрешение на ввод войск в страну с 30 декабря, заявив, правда, что для наступления бельгийцы не готовы выделить войска в первые дни, но предоставят проводников и, безусловно, предоставят войска для развития успеха несколько позже. Правительство не было вполне уверено в удачном наступлении, и предпочитало сохранить собственные силы для возможной обороны страны.
С Нидерландами ситуация была иной, Гаага оставалась вернейшим союзником Великобритании, и открывать территорию французам не собиралась. Париж такой подход не устраивал совершенноНидерланды при наступлении в направлении верховий Рейна, в сердце индустриальной Германии, к Эссену, открывали полностью левый фланг продвигающихся войск, при считавшемся вероятном разрешении немцам пройти через голландскую территорию. Но существовали английские гарантии голландцам, и рисковать из-за ввода в Нидерланды французских войск втягиванием в войну на немецкой стороне Великобритании в Париже желающих не имелось. Разумеется, объявление британцами войны из-за голландцев, считалось не стопроцентным, но с учетом поддержки Лондоном немцев и исторической заинтересованностью в голландском союзникевозможным.
* * *
Вооруженные силы Франции насчитывали 92 полевых и 5 крепостных дивизий, из них в Европе 85 дивизий (11 танковых), и сформированный из присланной Франко дивизии и эмигрантов Испанский корпус (5 дивизий). В колониях соединений оставалось семь, по две дивизии в Леванте, Алжире и Тунисе, одна в Марокко. В армии имелось 2700 танков новых типов и 800 боеспособных FT-17/18, в ВВС 2500 боеготовых самолетов, (современного типа около 1000), из них 1000 истребителей, 1200 бомбардировщиков и 300 разведчиков.
Пост верховного главнокомандующего занял Петэн, генеральный штаб возглавил Вейган. Заместителем Петэна и командующим армиями в Северо-Восточной Франции, был назначен генерал Хюнцигер, который и стал реальным командующим силами, сосредоточенными против Германии.
* * *
Вооруженные силы Бельгии не закончили мобилизацию, и составляли 12 пехотных и 2 кавалерийские дивизии, 2 дивизии арденских егерей, легкую моторизованную и две крепостных бригады.
* * *
1939 год стал для Италии наиболее успешным со времен Великой депрессии, национальный доход превысил уровень 1929 года, внешняя политика также выглядела неплохоаннексирована Албания, достигнуто соглашение с Югославией, победа в Испании, решение взаимных противоречий с Францией в Северной Африке. Все это приводило к успехам и во внутренней политике, авторитет дуче был высок, как в первые годы прихода к власти. В дальнейших успехах Муссолини не сомневался, хотя к военным действиям, после Абиссинии и Испании относился осторожно. Четкой внешнеполитической идеи он не имел, и в решительные моменты чаще полагался на интуицию. "Европа переживает кризис, поэтому тот, кто не боится риска, может больше получить. Главноене упустить момент, хватать все, что можно, дабы расширить территорию метрополии и колоний"пояснял дуче в частных разговорах.
Цели Италии в войне, которая считалась неизбежной, были сформулированы Муссолини в выступлении на заседании большого фашистского совета в ноябре 1939 года: "Италияпленница Средиземного моря, выходы к океанам нам преграждает "железная решетка": Мальта, Кипр, Суэц и Гибралтар. Вот почему первоочередная внешнеполитическая задача прорвать указанную преграду. Как при выполнении ближайшей задачи, так и в дальнейшем нам предстоит иметь дело с Великобританией. В Европе мы имеем территориальные претензии в Тиролеэто наши, итальянские области. Поэтому, мы противостоим Германии. С учетом давно ставшего очевидным союза Великобритании и Германии, нашей опорой должна выступать Франция, и в качестве союзникаСССР. В конце-концов, русские тоже социалисты, и последнее время двигаются в сторону корпоративного государства, хотя и своим, менее прямым и последовательным путем".
При обсуждении с франко-советской миссией действий Италии в предстоящей войне, дуче поинтересовался, каким союзники видят вклад Рима, заявив о "высоком наступательном духе итальянцев". Партнеры по переговорам, маршал Вейган и генерал-лейтенант Базилевич отреагировали вежливо, но без энтузиазма. Как позже вспоминал Базилевич: "Мысль о решительном наступлении итальянской армии против хорошо моторизированной, развернутой германской армии, превосходящей итальянские войска как по качеству вооружения, так и по насыщенности передовыми их типами, выглядела на тот момент в некотором смысле абстрактно".
Вейган, не очень высоко оценивая боеспособность итальянской армии, на минуту представил германское наступление в Италии, с выходом к реке По и последующим ударом в незащищенный фланг Франции, после чего настоятельно попросил Муссолини на первоначальном этапе в войну не вступать. Оставаясь "бесценным резервом и источником материальной помощи союзникам, а также нашим щитом в Африке и восточном Средиземноморье, особенно касательно морских коммуникаций, связывающих Париж и Москву". В принципе, давление на Турцию действительно было немаловажно, да и воевать с самого начала дуче рвался не так сильно, как показывал. В итоге, Италия в начале войны должна была занять выжидательную позицию, сосредоточивая силы на итало-германской границе, и отвлекая тем самым часть вермахта. Кроме того, Муссолини пообещал помочь Югославии, как подкреплениями, так и посредничеством с хорватами, на которых итальянцы имели влияние. Решение устроило всех.
Армия Италия состояла из 67 дивизий, в том числе трех танковых. На вооружении состояло 1500 танков и танкеток, но большую их часть составляли машины, уязвимые даже для стрелкового оружия. По мобилизационному плану предусматривалось иметь 88 дивизий, из них 12 моторизованных, но эти войска развертывались не ранее февраля 1940 года. Колониальные войска комплектовались из местного населения на добровольных началах, сержантский и офицерский состав был итальянским. Всего колониальные части насчитывали 27 расчетных дивизий. Кроме того, имелись части фашистской милиции.
Войска были слабо вооружены, недостаточно экипированы и плохо обучены.
Италия имела крупный военно-морской флот, который по численности надводных боевых кораблей занимал после Великобритании и Франции третье место в Европе, а по подводным лодкампервое место в мире. Итальянский ВМФ представлял собой внушительную силу, он насчитывал 5 линейных кораблей, 22 крейсеров, более 100 эсминцев и миноносцев, 105 подводных лодок. При этом итальянские корабли уступали английским и французским, линкоры по преимуществу устаревших конструкций, крейсеры имели ряд конструктивных недостатков. По количеству эсминцев итальянские военно-морские силы превосходили английский и французский флоты в Средиземном море, но у последних почти все корабли этого класса имели большее водоизмещение и артиллерию более крупного калибра. Большую часть итальянских подводных лодок составляли малые лодки, с низкой боеспособностью и маневренностью, медленным погружением. Самыми значительными недостатками флота были слабая подготовка командного состава и хронический недостаток топлива.
* * *
В Югославии отмобилизованная армия составила 48 дивизий (из них 3 кавалерийские) и 10 отдельных бригад. Армия располагала 80 исправными советскими танками БТ и Т-26, также насчитывалось 110 устаревших танков, сведенных в 2 танковые бригады.
Кроме того, в Хорватии началось формирование коммунистических партизанских отрядов. Ситуация осложнялась тем, что в Хорватии формировались и отряды усташей, сторонников независимости Хорватии, вновь начавших набирать авторитет. Правда, единства именно сейчас среди них не было. Традиционно ориентировавшиеся на Италию, но сейчас лишенные руководства, которое Муссолини держал в Италиина виллах, но под арестом, немалая часть националистов перешла под покровительство Берлина. Но остальные сохраняли приверженность старому сюзерену. Вице-премьер Мачек и Шубашич, представлявшие умеренное крыло националистов, противостоять тенденции не могли, и склонялись к прогерманским силам.
Михайлович, назначенный начальником Главного штаба и главнокомандующий, премьер Миркович, предполагали в случае вступления в войну против немцев возможность совместного вторжения немецких, венгерских, румынских и болгарских войск, сопряженного с мятежом в Хорватии. Тито получил поддержку и обеспечение оружием отрядов компартии именно под влиянием этой угрозы, и это было только вершиной айсберга. В Югославии со времени переворота действовали советники из советских спецслужб. Представитель разведки Генштаба РККА, полковник Старинов, разработал план партизанской войны на случай вторжения. План учитывал сложный рельеф местности Югославии, возможность до начала войны не только развернуть партизан, но и провести минирование практически любых объектов и коммуникаций. Программу претворяли в жизнь, тем более, кадры в стране быликак свои, обученные за год, так и приезжие, в том числе эмигранты из испанских республиканцев.
Вопрос о времени вступления Югославии в вероятную войну обсуждался на всех уровнях в Белграде, Париже, Москве и Риме, но к единогласному решению стороны не пришли. Было не ясно, вступят ли в войну Румыния и Болгария, что подвешивало ситуацию. В итоге, договорились, что если румыны и болгары останутся в стороне, Югославия, возможно, объявит войну Венгрии. Но пока рассчитывать на Белград как боевую единицу не приходилось, максимумони вынуждали Берлин и Будапешт отвлечь на границу некоторые части прикрытия.
* * *
План чехословацкого генерального штаба базировался на вводе советских войск и нажиме на Германию Франции. Для обеспечения союзникам возможности спасти Чехословакию, Прага требовала от армии продержаться три дня в приграничных районах. После этого либо Берлин сворачивал операцию под давлением Парижа и Москвы, либо оборона страны переходила в руки РККА. В случае срыва задуманного, командование предполагало отводить армию в Словакию и держать оборону на хребтах Малых и Белых Карпат, а при необходимостиотступать еще дальше на восток. Проблема заключалась в том, что словацкое руководство готовилось провозгласить независимость, и предсказать насколько серьезно это повлияет на дислоцированные в Словакии части было сложно.
После мобилизации Чехословакия развернула 30 дивизий из них 14 моторизованных полностью, на вооружении имелось 450 танков.
1-я армия прикрывала северо-восток Богемии, 2-я север Моравии, 3-я армия выдвинулась на южную границу Чехии, 4-ю развернули в Словакии, основной ее задачей являлось удержание до прибытия РККА Братиславы, важнейшего транспортного узлаКошице, и железнодорожной ветки через Ужгород и Мукачево, ведущих в СССР. Две мобильные дивизии составили резерв главнокомандующего генерала Крейчи и сосредоточились в районе Праги.
* * *
Англия, опасалась повторения Наполеоновских войн, а потому шла на конфликт с Францией и была настроена против ее соглашения с Россией, создавая угрозу им в лице Германии.
В декабре 1939 года, начальник имперского генерального штаба Англии Айронсайд представил военному кабинету меморандум, где указывал, что при определении стратегии в создавшейся обстановке будет единственно верным решением считать Россию и Францию, а также Италию и Югославию партнерами. Из этого делался вывод, что эффективную помощь Германии можно оказать лишь атаковав Россию в Баку, районе добычи нефти. Айронсайд отдавал себе отчет, что подобные действия неизбежно приведут к войне с СССР, но считал это совершенно оправданным.
"В случае вступления Москвы в войну, мы готовы рекомендовать пойти на риск военных действий против России ради достижения большой целизаявил по этому поводу Чемберлен на заседании кабинета, успешное осуществление этих акций может основательно парализовать советскую экономику, включая сельское хозяйство". Комитет начальников штабов получил указание изучить возможность осуществления воздушного нападения на Кавказ.
В Киркук и Иран, на подготовленные авиабазы, строительство которых, как упоминалось выше, было начато еще год назад, на случай подобного варианта, перелетели три эскадрильи самолетов "Бленхейм МК-4", четыре эскадрильи средних бомбардировщиков и три эскадрильи истребителей прикрытия.
* * *
РККА насчитывала 179 стрелковых, 8 горнострелковых и 5 мотострелковых дивизий, 22 кавдивизии, 8 танковых корпусов (еще два формировались), две истребительно-противотанковые бригады. Кроме того, имелись семь отдельных танковых дивизий, четыре тяжелых танковых бригады прорыва, три воздушно-десантные бригады. И Генштаб стягивал силы на границу с Германией.
В боевых действиях против Финляндии составили участие 38 стрелковых, мотострелковая, кавалерийская и две танковые дивизии, тяжелая танковая бригада прорыва. Танковый корпус и две танковых бригады с фронта сняли, передав на западное направление, Карельский и Северный фронты объединились в один, Северный, под командованием генерал-полковника Рокоссовского.
На Дальневосточном фронте оставалось 23 стрелковых, мотострелковая, две кавалерийские и две танковые дивизии, Закавказский и Северо-Кавказский округа, объединенные в Закавказское направление под командованием генерал-лейтенанта Горячева насчитывали 11 стрелковых, 4 горнострелковые, 3 кавалерийские и танковую дивизии. Средне-Азиатский военный округ располагал стрелковой, горнострелковой и тремя кавалерийскими дивизиями. Все остальное шло на запад.
Командующий Западным направлением маршал Уборевич развернул четыре фронта и особую армию.
Северо-западный фронт генерал-полковника Каширина, формировался у границы Восточной Пруссии и Литвы, имея целью наступление в направлении Кенигсберга-Данцига и прикрытие немецко-литовской границы. Фронт получил указание "координировать действия с вооруженными силами Литвы, Латвии и Эстонии", что на практике означало включение в состав армии войск СССР расположенных на базах в этих странах, и подчинение фронту армий трех прибалтийских стран. В состав фронта включались два танковых корпуса, две тяжелых танковых бригады прорыва, 22 стрелковых дивизии.
Западный фронт, который возглавил генерал-полковник Апанасенко, занял позиции на северном фланге границы с Рейхом, и в начале войны наносил удар в направлении Варшава-Лодзь, для чего получил два танковых корпуса, 24 стрелковых и две кавалерийские дивизии.
Центральный фронт под командованием генерала армии Седякина сосредотачивался на границе с протекторатом Мазовия, в границах УССР, наступал на Краков и Радом, отрезая немев от Словакии, для чего имел два танковых корпуса, тяжелую танковую бригаду прорыва, 25 стрелковых, горнострелковую и четыре кавалерийских дивизии.
Юго-западный фронт принял генерал-полковник Тимошенко, развертывался на границе с Чехословакией и должен был занять Закарпатье, после чего продвигаться навстречу наступающим в Чехословакии немецким войскам, взаимодействуя с чехословацкой армией. Фронт включал танковый корпус, 11 стрелковых, горнострелковую и две кавалерийские дивизии.
Генерал-лейтенант Соколовский командовал Особой армией, прикрывавшей границу с Румынией, для чего должно было хватить 8 стрелковых, горнострелковой, пяти кавалерийских и одной танковой дивизий.
В резерве главного командования оставались 16 стрелковых, три мотострелковых и танковая дивизии, танковый корпус, три воздушно-десантные бригады.
* * *
Армии Латвии, Эстонии и Литвы сохранили свои штаты и структуру, хотя в каждом прибалтийском полку появились советские советники в качестве офицеров связи. Офицерам связи придавались спецгруппы "для охраны и в качестве посыльных", группы комплектовались сотрудниками НКГБ, и целью был контроль над войсками. Новые прибалтийские правительства начали постепенную чистку своих армий от настроенных прогермански, проанглийски или антисоветски офицеров, но шел этот процесс медленно.
К концу 1939 года под патронажем Москвы три прибалтийские республики заключили между собой оборонительный пакт, оговаривающий взаимопомощь при обороне от агрессии, при условии нейтралитета республик. Москва и Париж выступили гарантами пакта, реально границы Латвии, Эстонии и Литвы полностью открылись для советских войск и иных перевозок. СССР, правда, вел себя осторожно, просоветская пропаганда ограничивалась идеями Народного фронта, увеличения численности РККА в Прибалтике не произошло. Впрочем, связано это было не в последнюю очередь с отсутствием готовых баз и свободных войск.
В итоге к концу декабря на литовско-германской границе заняли оборону литовская армия из четырех дивизий и по дивизии из Латвии и Эстонии. Войска отбирались с участием советских советников, и части считались достаточно надежными, чего нельзя было сказать об остальной армии.
Командующим объединенной группы прикрытия границы стал дивизионный генерал литовской армии Виткаускас.
Участия прибалтийских войск в наступательных операциях не предполагалось, но на оборону их собственных границ в случае попытки немцев пройти через Прибалтику в ходе войны с СССР, Москва рассчитывала.
Собранная мощь вселяла уверенность, и потому к войне с Рейхом Жданов считал себя готовым. Главное, чтобы никто не помешал правильно применить эту мощь.
* * *
Ожидание войны на время сгладило противоречия внутри советской элиты. Жданов, возможно, при ином развитии событий, пошел бы на ликвидацию оппозиционной фракции вплоть до арестов или исключений из партии, делать резких движений не хотел, тем более что оппозицию после XIX съезда оттерли от основных руководящих позиций.
Профсоюзная группа, несмотря на разногласия, доводить до кризиса в такой момент тоже не собиралась, там все же собрались достаточно умеренные в сравнении с Троцким, Зиновьевым, Бухариным или даже Косиором личности, которые, к тому же, вполне положительно относились к войне с "нацистским режимом, как острием антисоветской империалистической реакции". Время для выступления со своей позицией и критикой Жданова выглядело явно не лучшим, тем более в условиях ожидающегося объявления военного положения, что грозило и ускоренным судопроизводством. Постышев на заседании Политбюро поддержал курс ждановцев.
* * *
Противоречия, тем не менее, существовали, и всплыли неожиданно, там, где их никто из окружения председателя СНК не ждал, на заседании Верховного Совета. Недавние изменения конституции повысили роль законодательного органа, имелось мнение в дальнейшем сделать из Верховного Совета некую площадку для независимой конструктивной критики и дискуссий, дать возможность озвучивать претензии и предлагать варианты действий официально, с выходом на самый высокий уровень, но, одновременно, отстраненно от практических решений. Площадку, разумеется, не для широких масс, но лишь для "широкого руководства", чьи настроения Жданов вынужден был учитывать. Учитывать означало не только контролировать, но по возможности направлять и предоставлять возможность "выпуска пара", для чего Верховный Совет, при сохранении возможности установления генеральной линии в ЦК, по мнению разработчиков реформы предоставлял прекрасные возможности.
Вопросы войны и мира относились к ведению Верховного Совета. В принципе, вполне можно было обойтись заседанием его президиума, но поскольку ситуация сложилась непредсказуемая и ее развитие могло потребовать самых неожиданных действий, генеральный секретарь предпочел созвать внеочередную сессию. 29 декабря внеочередная сессия Верховного Совета открылась, совместное заседание обеих палат вел Калинин.
Именно там, на заседании, Постышев выступил с речью, изложив взгляды оппозиции на грядущие события. По мнению представителей "профсоюзного движения", война должна была, во-первых, стать революционной, поводом принести социализм в сопредельные страны, "так, как принесли мы его на Западные Украину и Белоруссию, хотя там и имеются пока задержки с окончательным внедрением всех преимуществ советского строя". Во-вторых, лишь первым шагом, разгромом нацистского острия реакции, с последующим поражением и остальных империалистов. Кроме того, Постышев, а следом Гринько и Антипов заявили и о необходимости "усиления диктатуры пролетариата в нынешних условиях", что означало сворачивание шагов Жданова по повышению внутреннего уровня жизни, ослаблению регулирования на низком уровне экономики, постепенному введению в присоединенных Западной Украине и Белоруссии колхозов, уравниванию в остальном СССР единоличников и колхозников в правах и возврат к жесткому государственному распределению. Оппозиция выступила и против великорусской линии последних лет, заявив о примате интернационализма в свете грядущих революционных боев.
Эти декларации и депутаты, и "узкое руководство" встретили неоднозначно. С одной стороны, левые лозунги были не просто привычны, они были для большинства сидевших в зале непреложными постулатами, сопровождавшими их с юности или детства. Но в зале своем сидели не романтичные юноши и девушки с митингов, а вырвавшиеся наверх в жесткой аппаратной (а иной раз и боевой, представители армии и НКВД/НКГБ среди депутатов тоже имелись) расчетливые профессионалы. Полного одобрения Постышев не получил, и вряд ли на это рассчитывал. Но заставил задуматься многихведь идеи восстания пролетариата в тылу врага и централизации представлялись, как минимум, не менее обещающими, чем предлагаемое ждановцами заигрывание с народом.
Более того, если внутри СССР упор на великодержавную, фактически слегка исправленную дореволюционную политику был вполне воспринят, то уверенности в пригодности такой пропаганды вовне, не было даже у ее идеологов. Подходящие для Сербии, Чехословакии, Болгарии и Греции, нормально воспринимаемые во Франции и Италии, державные лозунги не совсем годились для Румынии и должны были встретить ярое неприятие в Польше, Венгрии и Турции, не говоря уже о Германии, и тем болееАнглии. Другое дело, что интернационализм тоже больших перспектив в ближайшем будущем не обещал, провалившись и в Финляндии, где никакие угнетенные классы наступления РККА не поддержали, как и до того на Западной Украине, где воссоединение шло как раз на славянофильской и национальной основе. При этом, хотя рассчитывать на серьезную поддержку иностранных коммунистов и сочувствующих в странах германского блока не приходилось, идеи социализма для этой аудитории выглядели явно заманчивее великодержавных, сторонников которых там не имелось вообще. Коммунистическая агитация, однако, могла оттолкнуть союзников и усилить опасения пока нейтральных стран.
Совмещать обе установки представлялось занятием непростым, и прекрасно уловивший эти колебания Постышев бил в самую уязвимую точку политики Жданова. Оппозиция, разумеется, не рассчитывала сейчас свалить генерального секретаря, или даже поколебать его положение. Нет, там готовили задел на будущее, пытаясь зарекомендовать себя среди лидеров среднего и высшего звена более дальновидными стратегами и политиками, и озвучивая открыто мысли, посещавшие в той или иной степени и многих сторонников Жданова, не только расшатывали единство ждановской группы но и позиционировали себя как нужных партии и стране "теоретиков", видя в этом дополнительные гарантии поддержки элиты, в случае если Жданов все же решится на репрессии. Была и третья причинав случае войны профсоюзы и облисполкомы, на которых основывалась оппозиция, отодвигались от политики практически полностью. Но, зная о колебаниях по поводу выбора идеологической линии и среди ближайшего окружения Жданова, и у самого председателя СНК, оппозиционеры надеялись, что в случае признания их программы, в дальнейшем центристы, не имея уверенности в своих силах, пойдут на привлечение фракционеров к обсуждению политики страны.
В принципе, это было возможно, оппозиция выступала в роли "больших марксистов, чем генеральный секретарь". Жданов просто не мог заявить, что национальный фактор является более значимым, чем классовый, в рамках теории это было явной ересью, поскольку в марксизме преобладающее влияние классового над национальным является аксиомой. Да и наступление на империализм, пусть менее широкое чем лозунги Постышева, центристами одобрялось. Поэтому Жданов отвечал сдержанно. Он заявил, что хотя национализм на текущий момент показался рабочим западных стран более привлекательной идеологией, нежели классовая солидарность, бороться с нацизмом можно только противопоставлением идей интернационализма. Признал, что закрепить окончательно социализм и гарантировать страну от интервенции, а значит и от реставрации силами лишь одной страны невозможно, необходима победа революции, по крайней мере, в нескольких странах, а потому развитие и поддержка революции за рубежом важны. Однако частично отыграл согласие с оппозицией, заявив, что цель распространения революции совершенно не противоречит национальной политике: "Страна должна срочно перейти на путь великодержавной политики, и оспаривать это есть подрыв обороноспособности СССР, единственного форпоста коммунизма в мире. Когда мы справимся с агрессором, мы должны в первую очередь, добиться мира в Европе, для наращивания мощи социалистической базыСССР, для продвижения идей коммунизма во всем мире". После чего увел обсуждение в сторону от Европы, не желая дискутировать о союзниках из Средиземноморского блока: "когда мы сможем совладать с внутренним рынком, перед нами встанет вопрос о завоевании внешнего рынка. А этот вопрос встанет, в этом можете не сомневаться. Едва ли в будущем мы получим возможность рассчитывать на то, чтобы отобрать у капитала, более опытного, чем мы, у промышленности, более развитой, чем наша, внешние рынки на западе. Но что касается рынков на востоке, отношения с которым у нас нельзя считать плохими, причем эти отношения будут улучшаться, то здесь мы будем иметь более благоприятные условия. Несомненно, что текстильная продукция, предметы обороны, машины и пр. будут теми основными продуктами, которыми мы будем снабжать Восток, конкурируя с капиталистами". Препятствием служило наличие колониальных империй и особых сфер влияния западных государств, отсюда по мнению генерального секретаря, вытекала последовательная линия на поддержку национально-освободительных движений в странах Азии, которые представлялись наиболее логичными рынками для советского экспорта.
Постышевцы остановилисьставить под угрозу тактический союз с Парижем не собирался никто, а колониальные империи имелись не только у Британии. В итоге, оппозиция сочла заседание выигранным открытым выступлением, а широкое руководство получило повод задуматься о роли парламентареальное обсуждение и показавшаяся отступлением речь Жданова, представлялись возрождением открытых дискуссий фракций, причем с возможностью достижения открытого компромисса. Это сулило интересные варианты в будущем, и действительно укрепило влияние и позиции группы Постышева.
* * *
В Токио выжидали. Японцев устраивала любая война с любым исходом, неблагоприятным развитием событий там считали только разрешение кризиса мирным путем. Отказавшись на ближайшее время от экспансии на севере и столкновения с СССР, и имея все ухудшающиеся отношения с США и Великобританией, японцы не разрывая отношений с великими державами, продолжали дожимать Китай, но в военных кругах рос интерес к Бирме и Индонезии, захват которых, увы, автоматически означал войну с Англией и США. Смыслом и целью такой войны, для Японии, могло быть "обеспечение империи условий для неограниченной самообороны", что включало контроль над всем регионом Южных морей, возможно, временно исключая Французский Индокитай. С другой стороны, в случае проигрыша французов в Европе, японцы готовы были подобрать Индокитай так же, как во время первой мировой Циндао. Но гораздо лучшим представлялось втягивание в европейский конфликт Англии, в таком случае в Азии должен был остаться только один соперникСША. Противник опасный, но все же единственный.
Конкретные действия диктовались обстановкой в мире, которая пока не выглядела определенной. Единственным проявлением активности стало дипломатическое подталкивание к "открытому и победоносному" разрешению кризиса военным путем Германии и СССР.
* * *
Соединенные Штаты Америки тоже не входили ни в одну из группировок держав, сложившихся к началу войны, в Вашингтоне вообще затруднялись с выбором предпочтений. Политические и экономические интересы с начала 20 века связывали США с Англией и Францией, но в элите США имелось немало сторонников сближения с Германией. В сложившейся европейской конфигурации, Вашингтон войны на континенте не желал. В Белом доме, возможно, согласились бы вновь занять место "арсенала демократии", как в первую мировую, тем более поставки оружия воюющим сторонам давали возможность перевооружить и свою армию. Проблема была в демократиях.
Место невоюющего арсенала англо-германской коалиции заняла Великобритания, и не собиралась уступать эту роль. Берлин и Лондон не отказывались от помощи США, но влияние этой помощи представлялось явно малозначительным, да и последствия победы этого блока никакой выгоды американцам не сулили. Гитлер в любом случае не намеревался предлагать американцам преференций в своей сфере влияния, а укрепление Британской империи ограничивало проникновение ее колонии и доминионы американского капитала. С учетом торговой и политической экспансии Рейха и в меньшей степени британцев в Южной Америке, перспективы выглядели не радужно.
С Францией противоречий не имелось. Несмотря на тягу к гегемонии в Европе, колонии и заявки на роль мирового банкира, ограниченная финансовая и материальная база Франции не могла противостоять расширению американской торговли и инвестиций. Зато могла стать препятствием для конкурентов с Альбиона. Так же рассматривалась Италия. СССР пока находился за пределами интересов США. Там помнили о выгодном сотрудничестве начала тридцатых годов, но для повторения ситуации требовалась большая открытость Советского Союза, рассчитывать на что оснований пока не имелось. Тем не менее, интерес к советскому рынку теоретически имелся.