«И мы с Шейлой, подумалось Серову. Будто приплыли мы сюда на яхте в свадебное путешествие и попали в прошлый мир, в тот, каким он был триста, и тысячу, и десять тысяч лет назад. Но там, за горизонтом, другая реальностьтам залитые светом города, там океанские корабли, воздушные лайнеры, машины, там век электричества, компьютеров и межпланетных полетов. Там шесть или семь миллиардов людей, не всегда довольных и сытых, но все же в большинстве своем желающих жить по закону, а не грабить ближнего. Там, все это там, мой настоящий мир, мое настоящее прошлое! Ну а пираты, кремневые ружья, лачуги Бас-Тера, песо и шпаги, трупы испанцевсон, всего лишь сон! Все сон, кроме Шейлы!»
Он почти поверил в это. Он лежал, чувствуя упругость ее бедра, тепло девичьего тела, и в его голове была одна мысль: завтра они поплывут в Нью-Йорк. Пора знакомить Шейлу с сестренкой и родителями.
Эндрю! Очнись, Эндрю! Девушка склонилась над ним. О чем ты думаешь?
Вспоминаю дом, сказал он, гладя ее волосы.
Свою Нормандию?
Нет, милая. Мой дом гораздо, гораздо дальше. Серов вздохнул и, приподнявшись на локте, бросил взгляд на их одежду. Сапоги, короткие штаны, рубахи, безрукавки, широкие кожаные ремни Осознание нынешнего бытия стремительно возвращалось к нему, тяжкое, как многотонная глыба. Он снова вздохнул и добавил:Когда-нибудь я расскажу тебе о нем.
Расскажи сейчас, потребовала Шейла.
Это очень долгая и странная история, девочка моя. Сейчас нам надо думать о другом. Вот, например: отдаст ли де Кюсси твои деньги? Рассудит ли с Пилом по справедливости? Захочет ли помочь?
Шейла молчала, уткнувшись лицом в его плечо. Потом шепнула:
Не знаю, Эндрю, не знаю. Может, эти деньги, Пил и захваченный корабль не самая большая неприятность. Человек предполагает, Господь располагает Кто догадается, какие им уготовлены испытания?
Что ты имеешь в виду?
Она потерлась носом о висок Серова.
Мне двадцать лет, а это возраст, когда давно пора быть замужем. Особенно одинокой девице.
Это мы исправим, пообещал Серов. Скоро исправим.
Ты не понимаешь, Эндрю! Неужели ты забыл? Мне двадцать, повторила Шейла, и по любым законам, британским или французским, я еще год несовершеннолетняя. Я не могу распоряжаться своим имуществом, деньгами, поместьями и даже своей рукой. Дядя Джозеф мертв Кто подтвердит, что он хотел нас обвенчать? Что такова была его воля? Он погиб и не успел назначить мне опекуна
Мы скажем, что успел. Скажем, что он назначил Teгга.
Пил будет утверждать, что это ложь. Что люди, бывшие с дядей в час его гибели, такого не слышали. Наше слово против его И знаешь, чем это кончится?
Ты полагаешь, хмурясь, начал Серов, полагаешь, что губернатор
Да, да! Де Кюсси объявит себя моим опекуном. Так принято в наших краях, а к тому же у него дядины деньги. И чтобы сохранить их, он может призадуматься о моем будущем супруге Он хитрый, и я ему на фартинг не верю Он может просто меня продатьпродать богатую наследницу тому, кто больше даст! Теперь понятно, Энди?
Вполне. Деньги и твое богатствовеский аргумент.
Серов нахмурился еще больше, но тут ладошка Шейлы легла ему на грудь, и жаркое прерывистое дыхание опалило щеку.
Но ты не бойся, Эндрю, я придумала, придумала, шепнула она. Никто нас не отнимет друг у друга никто, если я стану твоей, а тымоим моим супругом перед Господом Особенно если наш обет будет подкреплен ну, ты понимаешь, милыйЕе шелковистое бедро, скользнув по коленям Серова, замерло на его животе. Если я стану твоей женой, здесь и сейчас может быть, даже понесу от тебя и, если надо, объявлю об этом во всеуслышание кто захочет претендовать на мою руку?.. Никто! И этот грех Господь нам простит.
Ты умная малышка. Знаешь, когда не стоит держаться за репутацию, сказал Серов и прижал ее к себе. Ну, а что до Господа С ним мы разберемся. К нему первыми в очереди на отпущение грехов стоят маркизы.
Нет брачного ложа мягче песка, нет мелодичнее гимна, чем рокот прибоя и шелест листвы, нет напитков слаще, чем губы любимой Шейла вскрикнула, и ветер, подхватив ее стон, разнес его над землей и морем, рассыпал над волнами звоном свадебных колоколов. Есть ли надежней свидетели, чем небо, море и земля?.. думал Серов, обнимая свою любимую, чувствуя трепет ее тела. Они, вечные спутники людских находок и потерь, утешают, радуют, благословляют. И провожают, когда наступит срок.
На рассвете они вернулись в лагерь. Шли рощей, где, приветствуя разгоравшуюся зарю, уже щебетали и пищали птицы, держались за руки, но молчали и старательно делали вид, что там, у моря, под луной и звездами, ничего не случилось. Не потому, что это было достойно забвения, но по одной лишь причинеспрятать счастье от чужого глаза, от всех, кто не входил в их сокровенную Вселенную. В ней было место только для двоих.
Серов, гоня воспоминания о сладких губах и нежной коже Шейлы, думал про губернатора де Кюсси, про деньги, отданные на сохранение, про возможное опекунство и шансы разобраться с Пилом. Мысли эти были мрачными, отрезвляющими и холодными как ледсамое то, чтобы не сиять улыбкой перед чертовой дюжиной корсаров. Некая идея крутилась у него в голове, с каждой минутой делаясь все четче и определенней, обрастая подробностями и деталями и оформляясь в план.
Наконец он сказал:
Этот Скалистый форт в Бас-Тере Там, вероятно, полно солдат? Не иначе, как половина гарнизона? Или треть? Ночью дежурят и днем?
Удивленно взглянув на него, Шейла покачала головой:
Ну и мысли после брачной ночи! Все же Господь устроил мужчин по-иному, чем женщин Я-то надеялась, что ты размышляешь о свадебном подарке молодой жене.
Именно о нем, солнышко. Так что там с этим фортом?
Ничего особенного. Он невелик, и там не поместится ни половина, ни треть гарнизона. Солдаты живут в казарме, а в Скалистом стоят на вахте пушкари со своим лейтенантом. Примерно человек пятнадцать.
Надо же, с задумчивым видом молвил Серов. Выходит, их столько же, сколько нас А скажи-ка, счастье мое, какая дистанция от форта до губернаторского дома? Мне кажется, там и трехсот ярдов не будет. Так?
Глава 15МИНГЕР ПЕТЕР ВАН ДЕР ВЕЙТ
До Барбадоса они добрались только на одиннадцатый день. Это был обширный зеленый остров, не такой большой, как Куба, Гаити и Ямайка, но все же имевший солидные размерышлюп шел вдоль его западного побережья с рассвета до полудня. Они миновали Бриджтаун, островную столицу, не приближаясь к бухте и порту, где, возможно, находились британские военные фрегаты, совсем не лишняя предосторожность, если вспомнить, что в Европе началась война, а в экипаже шлюпа были три француза. За городской окраиной потянулся берег, над которым доминировала гора тысячефутовой высоты, видимая с моря. В одних местах берег, заросший деревьями, казался безлюдным, в других был засажен сахарным тростником, и тут стояли просторные дома плантаторов, а при нихдеревушки, где ютились черные рабы и белые каторжники. Одних привезли из Африки, другихиз старой доброй Англии, но судьба у всех была одна: гнуть спину под палящим солнцем и со страхом слушать, как посвистывает плеть надсмотрщика. Цены, правда, различались: за черных давали сотню песо, а за белых, не столь выносливых в тропическом климате, не больше семидесяти.
Владение мистеров Стерна и Пратта располагалось на северной оконечности острова, вытянутой словно тупое долото. По местным меркам, плантация была небольшой; здесь трудились с полсотни негров и дюжина белых, бывших каторжников, а ныне вольных людей. Правда, слишком больных или слабых, чтобы податься в пираты, а потому они присматривали за неграми, резали тростник и гнали из патоки ром. Хозяева, Исаак Стерн и Джереми Пратт, были людьми рангом повыше, старыми разбойниками и приятелями Брукса; можно сказать, корсары на пенсии, осевшие на покой среди благодатных равнин Барбадоса. На двоих у этих джентльменов приходилось три руки и три ноги, что, однако, не мешало им управляться в поместье с завидной энергией.
Шейла, Серов и их спутники пробыли здесь больше недели. В поселке, лежавшем милях в пяти от плантации, была церквушка с настоящим англиканским пастором, и в ней отслужили заупокойную по Джозефу Бруксу, Росано, Хейнару и прочим убиенным, дабы их души поменьше мучились в чистилище. Шлюп снарядили всем необходимым для двухмесячного плавания, запасами рома и воды, провизии и пороха; нашлись у старых бандитов и мушкеты, и карты, и подзорная труба, и кое-какие навигационные инструменты. Вот с наличностью было туговатоСтерн и Пратт, тяжко вздыхая, выложили двести двадцать песо и развели руками. Вернее, развел Стерн; у Пратта такой возможности не имелось.
Шла вторая декада сентября, когда шлюп покинул гостеприимный берег. Экипаж был в полном порядке, Тегг уже ковылял вполне уверенно, Свенсоны, успокоив сердца молитвой, уже не мрачнели, вспоминая брата, и даже Стур повеселел, хотя ругаться и поминать имя Господа всуе это ему не мешало. Впрочем, люди, да и боцман с бомбардиром, все чаще обращались к Серову за указанием или советом, что получалось как-то само по себе. Но, разумеется, не без причин: может быть, его отношения с Шейлой не остались секретом, или корсары оценили его предусмотрительность и умение планировать каждый шаг. Не исключалось, что популярности Серову прибавлял дар ладить даже со вспыльчивым Брюсом Куком и угрюмым Страхом Божьим; возможно, считая его своим, в нем в то же время чуяли существо иной, более высшей породы. Что не удивительно; его странности были более заметны среди полутора десятков человек, чем на забитой людьми палубе «Ворона».
Шлюп стал для него отличной школойтут Серов овладел многими искусствами, которых не успел постичь за шестимесячный срок на фрегате. Стур, соображавший в практической навигации, обучил его прокладывать курс, пользоваться секстантом и астролябией; Хрипатый Бобстоять у руля, ловить переменчивый ветер, следить за оттенками моря у берегов; Тегг объяснял артиллерийскую наукукак зарядить и навести орудие, как изготовить гранаты и чем бомбарда отличается от единорога. Новые знания давались Серову легко, что казалось чудом его наставникам, но объяснялось тем, что он, как сын маркиза, имел в основе хорошее образование. Может быть, обучался в каком-то нормандском монастыре или светском университете Воистину так! Обычная школа его эпохи превосходила любой университет, особенно по части математики. В этой науке делались лишь первые шаги к теориям высокого порядка; Ньютон и Лейбниц были еще живы, а Эйлер даже не родился.
Можно считать, что экзамен на штурмана был выдержан Серовым, когда он проложил на карте курс от Барбадоса к Наветренным островам. Они прошли проливом между Мартиникой и Сент-Люсией, прошли ночью, и он стоял у руля, командуя братьями-датчанамите управлялись с парусами. На рассвете, когда шлюп удалился на двадцать две мили от архипелага, ветер упал, паруса обвисли, и морские воды застыли, словно голубоватое зеркало. Боцман, проснувшись, начал расталкивать дремлющих корсаров, чертыхаться и проклинать штиль, Хрипатый Боб сменил Серова у штурвала, и из каюты выбралась Шейла. Рик Бразилец, самый зоркий в экипаже, оглядел горизонт и, вытянув длинную темную руку, показал на запад:
Там!
Чтотам? окрысился Стур. Корыто твоей мамочки? Или ночной горшок папаши?
Там, повторил Рик и, подумав, добавил:Мачты! Один, два, тримой не разобрать.
Он владел английским получше индейца Чичпалакана, но все же не настолько, чтобы высказывать сложные мысли. Зато абордажным топором действовал с отменной ловкостью.
Помянув дьявола и его шутки, боцман направился в каюту, будить Teгга. Вскоре бомбардир вылез на палубу со зрительной трубой под мышкой, кивнул Серову и, прихрамывая, заковылял на бак. Поднял трубу, присмотрелся, покачал головой:
Корабль, гореть мне в аду! Корпус не видно, паруса спущены, лежит в дрейфе Вроде бы судно небольшое и на галеон не похоже.
Сколько мачт? спросил Серов, переглянувшись со Стуром.
Далеко, не разглядеть Попробуй ты. Тегг сунул ему трубу, но солнечные блики и расстояние делали задачу невыполнимой.
Неужели «Ворон»? со страхом прошептала Шейла.
Вряд ли, буркнул Стур. На Барбадосе мы прокантовались восемь дней, значит, «Ворон» сейчас болтается где-то у Эспаньолы или у Ямайки.
А эти, он ткнул рукой на запад, эти нас не видят. И не увидят, если в полдень спустим паруса. Шлюп невелик и сидит мелко.
Думаешь, к полудню сможем подойти поближе? спросил Тегг.
Хрр Это как задницу почесать! раздался голос Хрипатого Боба, и Серов, оглянувшись, увидел, что за ними столпилась вся команда. Глаза у корсаров блестели, кулаки сжимались, а из раскрытых ртов едва не капала слюна. Добыча! Добыча на горизонте! Разбойничий инстинкт будоражил им кровь.
Ну, приблизимся, поглядим, тогда и решим, что делать, предложил бомбардир. Что скажете? Он как будто обращался ко всей команде, но глядел на одного Серова.
Рик пусть наблюдает, молвил тот. Отдай ему трубу.
Пять часов до полудня прошли в изрядном оживлении. Порывы слабого бриза временами подгоняли шлюп, и постепенно, выигрывая в час три-четыре, а иногда и пять сотен ярдов, легкое суденышко приближалось к замершему в дрейфе кораблю. Корсары возились с оружием, правили клинки, чистили стволы мушкетов, отмеряли порох; Сэмсон Тегг изготовил несколько гранат, завернув пороховые заряды и пули в куски парусины. Мушкетов было восемь, и Серов велел, чтоб их раздали самым опытным стрелкам. Стрелял он, пожалуй, лучше всех, но себе не взял ружья, и это казалось естественнымкомандир с мушкетом не воюет.
Солнце еще не взобралось в зенит, как Рик Бразилец завопил:
Видеть! Мой видеть! Мачтыодин, два! На два мачтагрота-трисель! Мой видеть рей! Бриг!
Зрительной трубой, торчавшей за ремнем, он так и не воспользовалсяпохоже, не знал, к какому глазу ее приложить. Тегг подскочил к Бразильцу, выдернул трубу:
Дай сюда, придурок! ХммОн уставился на судно. Верно, две мачты, и гафель торчит В самом деле бриг! Взгляни, Эндрю и ты, Стур
Труба пошла по рукам.
Голландский купец, заметил боцман, подтолкнув Серова локтем. Из Старого Света идет. Скорее всего, на Кюрасао.
Они уставились друг на друга. Голландцев пираты не трогалине то чтобы они считались полным табу, но в списке возможных жертв стояли дальше французов и англичан, не говоря уж об испанцах. Это была инстинктивная дань уважения людям, пострадавшим от Испании более всех в Старом Свете и боровшимся с ней на суше и море с невиданным мужеством и упорством. К тому же суда, шедшие из Европы, даже испанские, большой добычи не сулили, поскольку не было в их трюмах ни золота, ни серебра, ни даже таких дорогих товаров, как сахар, ценное дерево, табак. Случалось, на них везли предметы роскоши, наряды, мебель, украшения, но чаще грубую ткань, мыло, муку, простую посуду, орудия и инструментыто, в чем нуждались заокеанские колонии. Такие грузы были для пиратов бесполезнывспотеешь, пока продашь.
Голландец, дьявольщина! с разочарованным видом пробормотал Тегг. Что в нем толку? Гружен канатами или подковами, а может, глиняными горшками
Ну и что? возразил Стур. Уж горстка гульденов у них точно завалялась! А гульден ничем не хуже фунтов и песо.
Команда поддержала его одобрительным гулом, а Брюс Кук добавил:
Нет черепах, так сгодятся черепашьи яйца.
Ночью бы подкрастьсямечтательно произнес Кола Тернан, щуря единственный глаз.
Подкррасться, хррсогласился Хрипатый Боб. Залезть по-тихому на боррт и перререзать глотки!
Серов кашлянул, и сразу установилась тишина.
Это лишнее, сказал он, лишнее насчет глоток. Голландцыхорошие парни, сам Петр Алексеевич у них учился.
У половины экипажа челюсти отвисли в изумлении.
Петр какой еще Петр? переспросил Тегг. Что за аля ксаля
Алексеевич! рявкнул Серов. Великий русский государь, но это сейчас не важно. А важно то, что распри у нас с голландцами нет, и кровь пускать им я не позволю! Хотя деньги, конечно, возьмем, произнес он тоном ниже, и деньги, и груз, и корабль. Корабльвот что главное!
Тегг поскреб в затылке.
А ведь вернокорабль! Одно дело, явиться в Бас-Тер на нищем шлюпе с восемью мушкетами, и совсем другоена бриге! Клянусь дьяволом, это поднимет нашу нашу
репутацию, усмехнувшись, подсказал Серов. На шлюпе мы беглецы и просители, а на большом кораблебоевая команда. У голландцев, наверное, и пушки есть
Хотя бы четыре! простонал Тегг. Хотя бы на восемнадцать фунтов! Он повернулся к Стуру, их главному навигатору:Как думаешь, Уот, подберемся мы к ним ночью? При таком-то слабом и неверном ветре?
Все в руках Божьих, Сэмсон. Были бы у нас шлюпки
Это Серов уже понималбыли бы шлюпки, не было б проблем. Десантные операции, в том числе абордаж, производились большей частью не с корабля, а с лодок. Особенно в штиль, когда на ветер нет надежды и весла ничем не заменишь. К сожалению, суденышко у них было слишком маленьким, и на борту даже ялика не имелось.
Стур велел спустить паруса, и бриг с шлюпом застыли на морской поверхности как пара щепокодна побольше, другая поменьше. Голландский корабль смутной тенью рисовался у горизонта, на фоне вод, блистающих расплавленным серебром; глядеть на них можно было лишь прищурившись. Стур и Хрипатый Боб, опытные моряки, уверяли, что до брига не меньше шести миль и что с такого расстояния шлюп не увидетьпалуба чуть ли не вровень с водой, а мачтачто соринка на стекле зрительной трубы. Впрочем, никто в их сторону и не глядел. В штиль да еще в ясный день всякий корабль уверен в своей безопасности, и голландцы, похоже, не были исключением. Временами от брига доносилось едва слышное заунывное пение, и Серов мог поклясться, что капитан дрыхнет в каюте, его мореходы кайфуют у бочонка с ромом, и даже вахтенный офицер пропустил не одну кружку.
Время на раскаленной палубе шлюпа тянулось медленно. Посматривая на людей, забившихся в скудную тень у фальшборта, Серов думал, что вот еще одно отличие от его современников: те разделись бы догола при такой жаре и попрыгали в море. Представив Шейлу в бикини, он с сожалением покачал головой. Нет, такой он ее никогда не увидит! Скорее уж совсем обнаженной в интимный момент, как на том безымянном островке Сладкие воспоминания охватили его, Серов вздохнул и бросил взгляд на девушку. Она, насупив брови, занималась деломточила свой клинок.
Солнечный край коснулся бирюзовой черты, отделявшей небо от моря, над шлюпом прошелестел порыв ветерка, и братья Свенсоны подняли парус. Хрипатый Боб встал к штурвалу, прищурился, отыскивая голландца в наступавших сумерках, чуть-чуть повернул руль. Шлюп пополз вперед, словно воин-индеец, выслеживающий врага: пятьдесят ярдовостановка, еще сорокснова остановка.
Безлунная ночь, сказал Тегг, задрав голову к небу. Найдешь их, Боб?
Хрр Как в сапог нассать, послышалось от руля.
Они все еще в дрейфе, молвил боцман, склонив голову к плечу. Судным днем клянусь, скрипа талей не слышнозначит, плавучий якорь не выбирают. И то сказать: этот ветер для них не ветер.
Солнце село, высыпали звезды, над морем воцарилась тьма, но Боб уверенно вел их суденышко, приноровляясь к порывам ветра. Они были редкими и слабыми, но все же шлюп продвигался вперед, все ближе и ближе к голландскому судну. Около полуночи Рик Бразилец заметил свет фонарей, горевших на носу и корме, затем они услышали стук подошв и шарканьевахтенный обходил корабль. До брига было двести или триста ярдов, и пираты, не сговариваясь, разделились пополам: Шейла и Стурс Серовым на юте, здесь же Тернан, Страх Божий, Кук, Герен и Джос; остальныена баке с Теггом. Кроме оружия были приготовлены крючья и канаты.
Орать погромче и стрелять по моей команде, сказал Серов. Но не в людей! Хватит с них пары зуботычин.
Но крепких, буркнул Брюс Кук, потирая кулаки.
Их судно призраком скользило в душном мраке тропической ночи. Темное, но живое, играющее отблесками звездвода; черное, неподвижное, массивноекорпус брига; почти незаметные стволы мачт, пересеченных реями, уходят в вышину и, кажется, дотягиваются до ковша Большой Медведицы. Тишина, безмолвие, только плещут о борт мелкие волны да чуть слышно пощелкивает парус.
Шварртуемся! прохрипел Боб и, закрепив штурвал канатом, скатился вниз на палубу. Упал парус; шлюп, замедляя движение, скользнул вдоль борта голландца, задел его носом и развернулся. Легкое сотрясение, скрип дерева о дерево, стук крючьев и кошек, впивающихся в борт, и их кораблик замер.
Страх, давай!.. шепнул Серов.
Страх Божий взлетел по канату, и на бриге раздался испуганный крикдолжно быть, вахтенный увидел его жуткое лицо. Пираты, не мешкая, полезли на нос и шкафут. Серов, поднявшись одним из первых, увидел, что дозорный голландец верещит и бьется в тисках Страха Божьего и что палуба усеяна чем-то белым. Спустя секунду он сообразил, что белоематросские робы и штаны, а в нихбравые мореходы, прилегшие, должно быть, отдохнуть. Кое-где эти одеяния едва заметно шевелились.
Огонь! скомандовал Серов.
Грохнул залп из ружей и пистолетов, свистнули пули, корсары завыли, заулюлюкали, загремели оружием. Казалось, этот дьявольский концерт мог разбудить даже покойника, но робы лишь слегка затрепыхались. Герен, наклонившись над одним из моряков, попробовал его поднять, однако ноги голландца не держали. Стур ткнул ближайшего сапогом в ребра и буркнул:
Пьяны, сучье отродье! Все пьяны! Джином разит как из бочки! Страх, да утихомирь ты этого!..
Страх Божий стукнул вахтенного кулаком по голове, и верещанье смолкло. Зато открылась дверь в кормовой надстройке, явив коренастую фигуру с раскрасневшимся лицом. Глаза коренастого разбегались в разные стороны, но все же он неимоверным усилием свел их вместе и что-то забормотал на голландском.
Интересуется, кто мы такие, перевел подоспевший Тегг, сунул пистолет за пояс и отпихнул коренастого. Тот свалился на палубу и захрапел.
В каюте, где, вероятно, пировали офицеры, нашлись еще двое. Один, тощий и щуплый, лежал поперек уставленного бутылями и кружками стола, носом в блюде солонины. Другой, осанистый господин с бородкой, толстобрюхий, в коричневом кафтане, привольно раскинулся на огромном сундуке. Ноги его свешивались на одну сторону, голована другую, но это ему не мешалоспал он мертвецким сном, вцепившись пятерней в висевший на сундуке замок.
За спиной Серова хихикнула Шейла.
Дева Мария, что за славный подвиг! Невиданный в морях Вест-Индии! Взять корабль без единого выстрела!
Как этобез единого? возразил Тегг. Хоть немного, да постреляли!
Она имеет в виду, что никого не убили, пояснил Серов. Надеюсь, это нам у Господа зачтется. Он задумчиво осмотрел каюту и прошептал на русском:Ни сабли не нужны, ни багинеты Вино разит надежней пистолета.
Надо бы груз осмотреть да палубу очистить, с деловитым видом произнес Стур. И эту тушу сбросить с сундука. В замок-то он как вцепился! Видать, не пустой сундучишка!
Верно, одобрил Серов. Ты, Уот, распорядись.
Боцман вышел и зычным голосом начал раздавать приказы: найти фонари, вскрыть трюмы, свалить туда голландских свиней да поглядеть, чего на этом корыте везли и чем тут можно поживиться. К рассвету все эти хлопоты были закончены. Экипаж числом сорок два человека, вместе с коренастым и щуплым, заперли в трюме; бородатоговидимо, капитанастащили с сундука и положили отсыпаться под столом; в стенном шкафчике отыскали корабельный журнал и роспись товаров. Бриг с поэтическим названием «Русалка» под командой Петера ван дер Вейта следовал из Амстердама в Кюрасао с грузом железных изделий, лопат, мотыг, кузнечных клещей и молотков, а также оловянных мисок и кружек, башмаков, сапог и голландского джина. Проверив, что ничего более ценного в трюмах нет, подступились к большому сундуку, ключ от которого висел на шее капитана. Тут были вещи подороже: во-первых, ларец с корабельной казной, но не с золотыми гульденами, а с серебряными испанскими реалами, всего на триста с лишним песо; во-вторых, роскошный сервиз французского фарфора, украшенный росписьюволосатые фавны гоняются за нагими нимфами; в-третьих, мужское и женское платье, целый гардероб, который, судя по изяществу отделки, шили не иначе как в Париже. К платью прилагались мужские сапоги испанской кожи, дамские туфельки, перчатки, веера, шляпы и шляпки, при виде которых глаза у Шейлы восторженно расширились.
Тряпье! недовольно буркнул Стур.
Тряпье, но для особ высокого ранга, уточнил Серов. Любопытно, для кого? Он бросил взгляд под стол, на спящего капитана ван дер Вейта, потом на Шейлу. Ее личико было залито восхитительным румянцем. Пожалуй, это платье из муслина с кружевами тебе подойдет и эти башмачки, дорогая Чем не подвенечный наряд?
Шейла покраснела еще сильнее, но справилась со смущением.
И куда ты поведешь меня венчаться в Бас-Тере? Ты ведь, наверное, католик, а я хочу в протестантскую церковь.
Не важно куда, а важно с кем, сказал Серов. С тобоюхоть в мечеть.
Утро желанного ветра не принесло, шлюп и бриг по-прежнему лежали в штиле, зато рассветная прохлада изгнала спиртные пары. Голландцы в трюме зашевелились, и боцман Стур, склонившись над люком, в кратких, но энергичных выражениях разъяснил им ситуацию. Дородный капитан тоже очнулся, попробовал сесть, стукнулся головой и с хриплым стоном выполз из-под стола. Серов велел окатить его водой и усадить у фальшборта, на свежем воздухе. Стоя на квартердеке, он наблюдал за своим экипажемБоб и Стур уже пристроились к штурвалу, Рик забрался в «воронье гнездо», остальные бродили под вантами и реями, трогали туго натянутые канаты, осматривали вместе с бомбардиром пушки. Пушечной палубы на «Русалке» не было, и орудия стояли наверху: шесть морских кулеврин и две пушки покрупнее, стрелявшие двадцатичетырехфунтовыми ядрами. Тегг был просто счастлив, когда обнаружил их.
Капитан ван дер Вейт просыхал у фальшборта, и на лице дородного мингера гнев сменялся изумлением, а изумлениестрахом. Он, несомненно, уже сообразил, что случилось, и видел, как его экипаж спускают в море по доске или развешивают на реях. Возможно, он вспоминал о развлечениях Монбара и Олоне, которые, взрезав пленнику живот, прибивали кишки к мачте и, подгоняя несчастного каленым железом, заставляли бегать вокруг, наматывая на мачту внутренности. Никаких оснований избежать такой судьбы у мингера не было: во-первых, кое-кто из пиратов, Кактус Джо, Тернан и Страх Божий, видом походили на настоящих дьяволов, а во-вторых, груз «Русалки» был слишком жалок, чтобы их смягчить. Угрюмые взгляды корсаров лишь подтверждали это.
Серов смотрел на капитана, и новые планы роились в его голове. Похоже, этот ван дер Вейт был человеком разумным, хотя и склонным выпить лишнеечто, впрочем, никак не пятнало его репутации моряка: корабль ухоженный, пушки и палуба надраены, и ни один канат не провис. Умеет распорядиться по команде! И наверняка переживает за свой трудолюбивый экипажу всех мореходов жены и дети, а капитан, судя по возрасту, мог бы уже и внуками обзавестись. Словом, положительная личность Может пойти на контакт с пиратами ради спасения души и тела, но лучше чем-то другим соблазнить. Не столь беззаконным
Тут Серов ухмыльнулся, сошел с квартердека и подозвал к себе Teгги Страха Божьего.
Ты, Страх, как голландец очухается, тащи его ко мне в каюту. Туда! Он показал в сторону кормовой надстройки и повернулся к бомбардиру. Потолкую я с этим ван дер Вейтом. Может, достигнем разумного консенсуса.
Тегг поглядел на голландского капитана и хмыкнул:
А чего с ним толковать? Дождемся ветра, загоним ублюдков на шлюп, и пусть отчаливают на Кюрасао И свечку в церкви пусть зажгут, что живы остались.
Их сорок человек, сказал Серов.
Ну и что?
Подумай, Сэмсон, наши люди не могут одновременно стрелять из мушкетов и пушек, управлять парусами и идти на абордаж. Нас слишком мало!
А тутсорок опытных мореходов, стрелки, пушкари Помощь для нас не лишняя. Кто знает, как повернутся дела на Тортуге?
Это ты про справедливость и порядок? Тегг скривился, поглаживая раненую ногу.
Про них, Сэмсон, про них. Чем больше людей и пушек и чем калибр у них крупней, тем больше отвалится нам того и другого. Такова жизнь!
С этим я спорить не буду. Только, Эндрю, наши голландские хрюшкииз купцов. Зачем им помогать Береговому братству?
Возможно, я найду хороший повод. Ром и гром! Точно найду, если ты не против.
Тегг обернулся и посмотрел на пушкисощурившись и, видно, прикидывая, как у каждой хлопочет четверка исполнительных голландцев. Потом тряхнул головой:
Я не против. Пьют они крепко, и если так же стреляют, можно принять их на довольствие.
Капитанская каюта, как обычно на парусных судах, располагалась в задней части кормовой надстройки и была довольно просторнойдвенадцать футов в ширину, а в длинувсе двадцать, от борта до борта. Одна стена с забранными в частый переплет толстыми квадратными стеклами выходила под самый квартердек, три другие переборки, вместе с полом и потолком, были обшиты дубовыми панелями и плашками, в темной поверхности которых тонул пробивавшийся сквозь стекла солнечный свет. Справа высился причудливый стол-кабинет со множеством полок, ящиков и ящичков, слева стояла койка под шерстяным покрывалом; стол и койка были привинчены к полу. Кроме того, имелись кресло, пара массивных табуретов, полдюжины шкафчиков в стенах, а на столеБиблия, подсвечник с тремя свечами и письменный прибор.
Серов сел в кресло, насупился, скорчил зверскую рожу, потом решил, что лучше всего подойдет выражение лица, с которым он беседовал с клиентами в той, прошлой жизни. В меру суровое, в меру обнадеживающее, отчасти таинственное Таинственностьэто непременно! Детектив без тайны что череп с дырой: все извилины наружу, и каждому видно, что их не больше, чем у обычных людей.