Я пожал плечами и кивнул:
Никому бы не пожелал подобной участи.
Что, властная была, вероятно?
Если бы только это! вздохнул я.
Да, властность иногда бывает куда меньшим злом, чем недосказанность, с каким-то удивительным пониманием ситуации добавил мистер Лец. Втянули меня около года назад в одну весьма замысловатую ситуацию Эх а, впрочем, скрывать тут нечего, о том эпизоде тогда все газеты писали. Позвали меня к смертному одру одной миллионерши. Она уже проторила дорожку в Центр милосердия к тому времени, поскольку тяжелая болезнь не оставила ей другого выбора, и посему хотела успеть составить завещание, прежде чем ей сделают смертельную инъекцию. Дама была уже в весьма преклонных летах и всю жизнь держала под каблуком не только своего тогда уже покойного супруга, но и двоих сыновей, по любому поводу грозясь лишить их наследства. А сыновья у нее уродились прямо как в сказке старший умный был детина, младший вовсе был дурак: старший, дабы не перечить родительнице, пошел по ее стопам и все силы отдавал семейному делу, младший же вырос кем-то вроде Вас как это нынче называется дауншифтинг? Простите, не хотел Вас задеть
О, нет, что Вы, продолжайте. Для меня подобные слова звучат как комплимент, я криво усмехнулся.
Так вот, младший производил впечатление откровенного балбеса работать не желал, все время гробил на какие-то подпольные собрания, увлекся коммунизмом и беспрестанно конфликтовал на этой почве с матерью. Она стучала кулаком по столу, грозясь пустить его по миру, он хлопал дверью, но уже через несколько дней относительный мир восстанавливался. Так они и жили какое-то время, пока родительница не слегла. Вот тут-то ей и пришлось поломать голову над тем, как распорядиться имуществом и деньгами. Ко мне она сразу отнеслась лишь как к аналогу пишущей машинки, долго бранилась, сетуя на то, что уходит в мир иной с таким грузом на душе в лице сына-обормота. Но в конечном итоге, потрясая в воздухе костлявым кулаком, все же приказала записать в завещании, что все ее накопления, все имущество должно перейти старшему сыну, оставляя младшего без гроша и фактически без крыши над головой.
Дело-то обычное, хмыкнул я. Со мной жена поступила почти аналогично.
Постойте, это лишь завязка всей истории. Составил я, значит, завещание. Затем улыбчивая медсестра легким движением тонких пальчиков отправила мадам на тот свет, а я вынужден был отправиться к ее сыновьям и огласить им последнюю волю покойной. Младший, как ни странно, даже глазом не моргнул, выслушал все спокойно, не побледнел, не начал рвать на себе волосы. Старший тут же с барского плеча предложил разделить родительский дом, чтобы не оставлять уж брата на улице. Даже деньгами хотел поделиться, но младший благородно от всего отказался и тут же покинул нас. Куда он отправился, я не имею представления, однако через пару недель меня вызывают свидетелем в суд по делу об убийстве старшего брата младшим.
Ого! расхохотался я. Да это просто Каин с Авелем! А дело приняло неожиданный оборот.
Прямых улик ни у кого не было, однако, никто не сомневался, чьих это рук дело все на тот момент были наслышаны о громком и несправедливом завещании покойной. А поскольку ее старший сын не успел оставить никаких распоряжений, то все средства автоматически переходили к его брату. Хотя у последнего было железное алиби, и все его соратники по подполью встали на защиту своего друга. Его долго тогда таскали по судам, но выяснить так ничего и не удалось, и дело до сих пор висит нераскрытым, а убийца гуляет на свободе.
Откуда же Вам знать, кто именно убийца?
Мистер Тругор, я не первый год в нотариате и обрабатываю по несколько десятков завещаний в год. Думаете, это первый подобный случай? Все обиженные завещанием ведут себя идентично, правда, не все решаются на убийство
Зачем возводить субъективный опыт до правила? Доказательства у Вас имеются?
Имеются и доказательства. Вы заметили, как нынче сильно стало коммунистическое движение? У них появился свой телеканал, они лоббируют свои интересы во власти. Откуда, Вы думаете, у них вдруг нашлись средства на все это безобразие? И да, знаете ли, к завещанию покойной прилагалась небольшая записка, которую я должен был передать младшему сыну по прошествии года после смерти матери. И вот пару дней назад я это сделал.
Вы знакомы с ее содержанием?
Да, он прочел мне ее. Точнее сперва он сам ознакомился с ней, потом разрыдался, прочел мне записку и тут же сознался в убийстве брата, и теперь вся эта ситуация осталась исключительно на откуп моей совести.
Что же такого было в этом письме?
Мадам написала ее с большой любовью к младшему сыну. Призналась, что он для нее самый близкий и родной человек. Что она тоже в юности чрезвычайно увлекалась коммунизмом, уже будучи замужем за биржевым магнатом, была постоянным членом оппозиционного подполья и даже родила второго сына от одного из его лидеров. Однако, жизнь убедила ее в том, что смена режима и экономического строя невозможна, всех ее друзей арестовали, сама она чудом избежала огласки, и с тех пор принялась ревниво оберегать дело мужа, внутри ощущая себя предателем собственных идеалов. А когда младший сын подрос и пошел по ее стопам, она еще сильнее возненавидела себя, поэтому и конфликтовала с ним. Впрочем, перед смертью она решила все же, что не допустит повторения собственной слабости у своего наследника, поэтому и не стала завещать ему ни гроша, чтобы он до конца дней остался коммунистом и закончил дело заключенного в тюрьму отца, ибо деньги и собственность способны в одночасье усыпить самые благородные порывы. Представляете, какой у него был шок, когда он все это прочел? Вышло так, что он поступил куда хуже своей матери.
И что будет с ним теперь? Он пойдет сдаваться властям?
Ничуть не бывало. Хотя он оставил за мной свободу поступить так, как я посчитаю нужным, но сам выдавать себя не намерен.
И что же Вы?
Я? Пусть все это будет на его совести, я не собираюсь вмешиваться в чужую жизнь. Если он когда-нибудь захочет ответить за свой поступок, он это сделает, а до той поры пускай копит на душе груз, с которым ему все равно рано или поздно придется иметь дело. А я тут ни при чем.
И что же Вы хотели всем этим сказать? Что даже самые лучшие идеи, вроде коммунизма, не спасают человека от его естественных устремлений к наживе? Какова мораль Вашей истории?
Мораль? Морали тут нет. Я просто коротал время, пока шредер обрабатывал очередную порцию бумаг Вашей супруги. Кстати, думаю, он уже закончил.
Глава 6
После ухода нотариуса я еще долго сидел в гостиной, прислушиваясь к отдаленным шумам на улице. Дверь в комнату Алианы он оставил открытой, но мне потребовалось совершить небольшое усилие над собой, чтобы войти в нее и посмотреть, что осталось от тайн жены. Массивный письменный стол, купленный еще до появления в ее жизни меня, по-прежнему стоял на месте, однако, его небрежно выдвинутые ящики, словно зубы нелепого дракона, зияли печальной пустотой. Дверцы книжного шкафа также были распахнуты, а на полках остались лишь следы пыли, напоминавшие о том, что их покойная ныне хозяйка была начитанным человеком. У противоположной стены ютилась крошечная софа, которую Алиана частенько использовала в качестве ночного ложа, и я горестно опустился на нее и закрыл лицо руками. Ну вот и все, с этой минуты началась моя новая жизнь.
Внизу противно зажужжала стеклопанель, я нехотя вынул из кармана пульт и перевел ее на аудиорежим громкой связи.
Тру? послышался робко-удивленный голосок Беты.
Да, это я. Прости, разбираю старые вещи на чердаке, поэтому к камере подойти не могу
Как ты? Как все прошло у следователя?
Я медленно, лениво и односложно отвечал на все ее вопросы, а предложение приехать тут же отклонил: я никого не мог сейчас видеть, даже ее. В голосе Беты зазвучали нотки обиды.
Понимаешь, Алю убили, и я не смогу продолжать спокойно жить дальше, пока не выясню, чьих это рук дело А наши с тобой отношения при подобных обстоятельствах похожи на танцы на ее могиле.
Но
Да, она не лучший представитель человечества, но я все ж таки прожил с ней восемь лет под одним потолком. Даже если бы мы с ней успели развестись, а с тобой пожениться, я все равно не оставил бы это дело в покое. Тут что-то нечисто, Бета
Я ведь только хотела предложить тебе помощь. Ты рассказывал об Оранте. Если хочешь, я поеду к ней вместе с тобой.
Беточка, но ты же работаешь
Я взяла отпуск с завтрашнего дня. Не хочу больше оставлять тебя одного.
Волна тепла залила мое сердце и вспыхнула перед глазами ярким салютом.
Спасибо тебе, родная неловко пробормотал я.
В этот самый миг пальцы моей руки, по привычке скользнувшие в щель между спинкой и сиденьем софы, вдруг уперлись во что-то твердое. Я попытался нащупать, что это, продолжая ласково ворковать с Бетой, ухватил двумя пальцами какой-то тонкий предмет и через несколько секунд извлек из недр софы пыльную и помятую тетрадь в коленкоровой обложке. Я протер ее рукавом и медленно открыл. Она была от корки до корки исписана мелким женским почерком, каждая новая запись начиналась с даты. «Дневник! Ее дневник!» промелькнула мысль, и я тут же поспешил отделаться от Беты, договорившись созвониться завтра утром, чтобы вместе отправиться к Оранте.
Первая запись в дневнике, судя по дате, была сделана в тот день, когда мы познакомились с Алианой, и я тут же погрузился в чтение.
С утра сломалась машина, и пришлось вызывать техсервис, чтобы отбуксировали ее на ремонт. Надо взяться за ум и отныне почаще ездить на техосмотр, чтобы подобного больше не повторилось. Хотя именно сегодня я счастлива, что моя девочка подвела меня. Я никогда прежде не была так счастлива, как сегодня. Впрочем как глупо все это Я ведь еще несколько лет назад категорически запретила себе влюбляться в кого бы то ни было, ибо все время выходит какая-то нелепость то чувства без взаимности, то взаимность без чувств. Я не способна понравиться мужчине, тем более такому, как он, и хватит об этом. Хватит сызнова кормить себя пустыми надеждами, все равно они никогда не оправдаются. Надо чаще смотреться в зеркало и вспоминать слова мамы о моем характере: Аля, на свете не найдется ни одного дурака, который захотел бы стать частью твоей никчемной жизни. Запомни это раз и навсегда. Тем более такой, как он.
Зачем он заговорил со мной? Я сидела тихо, смотрела в окно, старалась выглядеть как можно менее заметной для окружающих, но он зачем-то коснулся моего плеча, обжег обворожительной улыбкой и начал нести такие милые глупости, что я попросту потеряла дар речи и покраснела, наверное, до самых ушей, как школьница. Он спросил у меня телефон!
Впрочем, он ведь все равно никогда мне не позвонит, да и хватит уже об этом, сколько можно Алиана, ты ни в ком не способна вызвать любовь! Сколько раз мне нужно повторить эту мантру, чтобы ты, наконец, усвоила это раз и навсегда. Ты останешься одна, а ребенка возьмешь из детского дома, потому что вряд ли кто-то решится позариться на твою честь, когда ты уже столько лет все ходишь в девочках. А он слишком хорош для того, чтобы разрушить колдовские чары. Оставь его в покое и не вздумай брать трубку, если он все же вспомнит о твоем существовании и все-таки позвонит.
Он НЕ позвонит! Я не хочу этого! Пусть он не позвонит! Господи, Господи, если Ты еще любишь меня, ПУСТЬ ОН ПОЗВОНИТ!
Я почувствовал, как по щекам моим катятся слезы, и захлопнул тетрадь. Она влюбилась в меня, влюбилась с первой же встречи, с первого взгляда! А мне она тогда показалась неплохой симпатичной женщиной, с которой можно провести пару ночей, чтобы немного повысить собственную значимость в своих же глазах. Я сам в тот момент долго не решался заговорить с интересной особой, сидевшей рядом со мной, да и весьма скромные успехи у женского пола никак не способствовали развитию уверенности в себе. Однако, я попробовал и промямлил какую-то несусветную глупость о погоде. Она же обдала меня холодным взглядом, полным презрения, но меня уже было не остановить. Родители требовали от меня внуков, и я просто должен был научиться знакомиться с женщинами. Я взял ее телефон больше для проформы, но позвонил уже на следующий вечер, когда понял, что денег на проститутку у меня нет. Тогда я еще не знал, с кем имею дело, и позвал ее в дешевенькое кафе на углу моей улицы поближе к дому, чтобы иметь возможность потом пригласить ее на чай. Она и вправду явилась скромно одетая и почти не накрашенная с волосами, убранными в строгий пучок. Разговор у нас не клеился, но я так сильно хотел женщину, что готов был вытерпеть эти мучительные для нас обоих посиделки, чтобы потом затащить ее к себе в комнату, пока родители предусмотрительно отправились в гости к друзьям.
Алиана, по моему впечатлению, была неприятно удивлена, когда услышала мое предложение зайти на чай, однако, отчего-то согласилась. И тогда мне показалось, что я для нее тоже играл роль мужа на час, и от этого мне на душе стало легко и спокойно. Никакого чая, понятное дело, у нас не получилось. Я набросился на нее, как только мы вошли в дом и закрыли за собой дверь. Она была явно ошарашена моим напором, но ничуть не сопротивлялась, и к приходу родителей мы уже успели закончить, и я быстро вытолкал ее из квартиры, рассчитывая больше никогда с ней не встречаться. Очевидно, ее не впечатлили мои старания, она морщилась и выглядела отстраненной, и я почувствовал себя полным идиотом, в тот же вечер дав себе торжественную клятву никогда больше не иметь дела с фригидными особами. И тут же удалил ее номер из адресной книги телефона.
Но у меня не вышло отделаться от нее. В следующий раз Алиана позвонила сама и пригласила провести вечер в ее новом доме. С тех пор мы больше не расставались, если только можно назвать отношениями и семьей то, что было между нами.
И эта восторженная запись в дневнике, явственно свидетельствующая о том, что моя жена когда-то была сильно в меня влюблена, окончательно выбила меня из колеи. Я обхватил руками колени и прилег на жесткую софу, подложив под голову тетрадь. Как же так вышло, что она меня разлюбила?
Глава 7
Я убрал дневник под подушку, не решаясь продолжить чтение, и набрал номер Оранты. Мне ответил сонный голос, и я робко поинтересовался насчет завтрашней встречи. Мы договорились, что я подъеду после обеда вместе с подругой Али, за которую я вынужден был выдать Бету, дабы не вызывать лишних подозрений.
Проснулся я рано и долго ворочался, думая, как убить время до полуденного поезда. Я нехотя поднялся, прошлепал в ванную, потом поставил чайник и отправился одеваться. Натягивая джинсы, я услышал вдруг легкий шорох и, обернувшись, заметил на полу вылетевшую из кармана визитную карточку. «Клебб!» внезапно осенило меня. Я наскоро натянул первую подвернувшуюся под руку футболку, проглотил чай с бутербродом и выбежал из дома.
Я очень торопился и на бегу едва не споткнулся о невнятного вида субъекта, сидевшего прямо на асфальте чуть поодаль от нашего дома.
Мистер! закричал он, завидев меня. Мистер, я вижу, Вы при деньгах и не откажете несчастному нищему в куске хлеба
Что? поморщился я брезгливо. Хлеба? Да тебе еще и сорока нет, я ухватил его за шкирку и протащил несколько метров впереди себя.
От слабости он еле волочил ноги и даже не сопротивлялся. Я дотолкал его до ближайшего магазина с вывеской «Требуются грузчики» и изо всех сил приложил его лбом к объявлению.
Вот тебе хлеб, который ты заработаешь собственными руками. И не смей ошиваться на моей улице! Ты меня понял?
Он медленно кивнул, потирая ушибленный лоб, и заковылял прочь, даже не посмотрев в сторону магазина. Я отряхнул куртку и хотел было идти дальше, но заметил вдруг, как за всей этой сценой молча наблюдал один из покупателей, стоя в дверях магазина. Я покраснел, замялся и, порывшись в карманах, бросился догонять нищего, а, догнав, извиняясь, сунул ему в руку несколько монет и заторопился к Клеббу.
Клиника, где он принимал, находилась в двух кварталах от нашего района, и я предпочел добираться до нее пешком, хотя и бежал практически всю дорогу, и когда влетел в кабинет Клебба, даже не удосужившись постучаться, долго пытался отдышаться, рухнув на топчан рядом с письменным столом. Доктор снял очки и внимательно осмотрел меня, потом подошел, пощупал мне пульс и деловито осведомился: