Ты в штурме Добриша участвовал? уважительно спросил дружинник.
А как же! Мне тогда тринадцать лет минуло, воин уже. А потом в булгарскую землю ходили, Субэдэя монгольского били. Сам дядя Хорь нас в бой водил, похвастался сарашонок.
Дружинник вздохнул завистливо.
Над болотом разнеслись странные курлыкающие звуки: три, после паузыдва, и потом подряд, без счёта.
Пошли, сарашонок поднялся, отряхнул портки, зовут. Князь Дмитрий сома бить отплывает. Грести придётся, Воробей.
Горожанин кивнул. Потом спохватился:
Откуда прозвище моё знаешь? Я же не назывался тебе.
Так рожок всё сказал, усмехнулся болотник, твой десятник тебе привет передал, а наш трубач выдудел.
Воробей торопливо натянул болотоступы и поплёлся вслед за резвым сарашонком, удивлённо качая головой.
Всё-таки странные они, эти болотники. По-лягушачьему могут, простым рожком целую историю выдувают. И никто сарашам не указ, даже сам Дмитрий имдруг, а не князь.
* * *
Челн скользил неслышно, деликатно раздвигая зелёную ряску. Был он новодельный: не долблёный, а собранный из тонких смолёных досок. Сам добришский князь уговорил булгарских купцов подарить лёгкий кораблик, за что сараши Дмитрия очень хвалили. Такой-то гораздо сподручнее перетаскивать из болота в речную протоку, коли понадобится.
Хозяин сарашей, сморщенный и тёмный, как старый гриб, поглядел вверх. Сказал:
Не к добру эта птица. На месте висит, будто гвоздём приколоченная.
Добычу высматривает, предположил Дмитрий, зайчишке какому-то сегодня не повезёт.
Такой огромный орёл и барана утащит. Только он нынче не за зверем охотится, а за душой. Тяжела душа: видать, крови много на ней. Потому самого большого послали. И когти, что персидские ножи: длинные, кривые. А то выскользнет добыча, землю пробьёт да в такое место провалится, о каком и думать страшно.
А кто послал-то? подначил Дмитрий.
А как тебе нравится, так и называй, пожал плечами хозяин, имён у него много, ни на одно не обижается. Твой побратим Азамат его Всемилостивым называет, попы вашипо-иному. Но, думаю, нынче прозвание Тенгри ему самое подходящее.
Откуда знаешь?
Не знаю. Чувствую.
Князь положил руку на наборный поясзвякнул металл.
Покажи, попросил хозяин.
Да что ему будет? усмехнулся Ярилов. Железяка и есть. Хожу с украшением, как девка какая.
Сараш молча схватил Дмитрия за запястье, оглядел браслет древней работы из переплетённых бронзовых змей. Кивнул довольно:
Хорош подарок змея Курата. От хроналексов тебя бережёт. Пока на тебеСтерегущие Время тебя своим колдовством не найдут, не увидят. Если что случитсяпозеленеет. Носи всегда, не снимая.
Князь потянулся, хрустя косточками. Улыбнулся:
Хорошо тут у вас. Тихо. И просителей не видать, и бояре в ухо не ноют про обиды.
Хлопотно, княже?
И хлопотно, и тошно. То скотина дохнет, то мытарь проворуется. Дожди невовремяжито гниёт; сушьжито горит. А то пожары. Две деревеньки спалило, а чем выручать? Сколько в казну ни тащу, глядьопять пуста.
Да уж, усмехнулся сараш, а ты думал, князьяони только сабелькой помахивают да ворога побеждают?
Ничего я не думал. Сам знаешь: я в правители не рвался, так уж судьба легла.
Враньё это всё про судьбу, назидательно сказал старик, давно жили в жаркой земле у синего моря люди-ахеяне. Так они выдумали себе трёх старух, будто те нить жизни прядут. Именем рыбьим ещё их обозвали. Сайрами, что ли. Или мойвами?
Мойрами, сказал Дмитрий, едва сдерживая улыбку.
Во! Точно. Да всё равно ерунда это. Человек сам себе судьбу творит: хлипкую, как паутинка, либо прочную, что тетива.
Или как канат.
Верно, кивнул Хозяин, Канатэто имя такое у кыпчаков, означает «надёжный».
И откуда вы, сараши, всё знаете, в какой уже раз удивился Дмитрий, грамоте не обучены, книг в жизни не видали. У вас и письменности-то нет.
А зачем нам грамота? Всё, что было сказано или подумано, или будет размыслено, без разницывсё узнать можно. Просто надо знать, как.
На берегу появился болотник. Замахал руками, показывая направление.
Ладно, заболтались мы, сказал Хозяин, попробуй острогу, по руке ли?
Князь поднялся, упёрся ногами в борта лодки. Взвесил толстое древко в четыре локтя длиной, с зазубренным трезубцем на конце. Остался довольным. Кивнул молчаливым гребцам:
Осторожнее теперь. Вёслами не хлопайте, спугнёте.
Не спугнут, вмешался сараш, он нынче наелся, сытый да сонный. Хоть кукарекайи усом не поведёт, из омута своего не выберется. Жена его икру отметала да уплыла, а он гнездо стережёт.
И как выманим?
Есть способ, подмигнул Хозяин, сомживотина страшно любопытная. Только бей сразу, второй попытки не будет. Он здоровенный, пудов на десять. Давеча козлёнок на водопой пришёлтолько его и видели. Утащил и сожрал.
Князь переместился на нос. Поднял обеими руками тяжёлое орудие и стал вглядываться в прозрачную воду, где неспешно шевелились длинные водорослибудто водяной бороду полоскал.
Сараш достал деревянную штуку хитрой формыквок. Хитрым движением шлёпнул по воде: раздался странный звук. Ещё раз, и ещё.
Сейчас явится выяснять, что за странное чудище в его владения заплыло да так неуважительно тявкает.
Князь увидел тёмный силуэтбудто толстое бревно всплывает к поверхностии занёс острогу.
* * *
Тихо потрескивал костёр, пылая невидным в солнечным свете пламенем. Бурлила вода, неспешно крутились куски белого сомовьего мяса. В сторонке парни суетились у огромной туши речного царя, отрубали топорами жирные пласты для коптильни.
Хозяин сарашей подошёл к котлу с готовящейся ухой. Вытащил из рукава связку сухих трав, пошептал над ней, бросил в варево.
Вкусно запахло пряным. Князь сглотнул слюну:
Долго ли ещё?
Что, проголодался? усмехнулся сараш. Ясное дело, натруженное тело подмоги хочет. Ловко ты его, с первого раза, молодец.
Это ребятишки твои молодцы. Не выволокли бы на берегушёл бы. Здоровенный, чертяка.
Главноепервый удар верной рукой. Ну, добычу положено отметить. Чтобы и впредь везло. Выпей, княже.
Дмитрий принял глиняную плошку. Вдохнул крепкий можжевеловый аромат, глотнул: ободрало глотку тёплым огнём, кровь побежала веселее.
Крепка, сказал севшим голосом и с удовольствием допил.
Смотрел на задумчивую речушку, на колышущиеся едва камыши. Констатировал:
Хорошо А охоту я не люблю. Суета эта, загонщики, бояре с челядью. Морды красные, жадные. Только и ждут, что рогатина сломается, что медведь одолеет, а не я. Да и жалко его, мишку. Как на задние лапы встанетчистый человек.
Не твоё это.
Смертоубийство для развлеченияне моё. Рыбалкаона честнее. Вот так, острогой: одного взялии достаточно. А не сетью поперёк речки, всю рыбу подряд выгребать.
Я говорювсё не твое, задумчиво сказал Хозяин, и охота, и бояре, и время не твоё. Скучаешь по своему времени, княже?
Дмитрий ответил не сразу:
Нет. Там гнусных рож и обмана гораздо больше.
Значит, другое гнетёт.
Понимаешь, бессилие моё всю душу выело. Я ведь сразу после того, как мы с булгарами четыре года тому монголов обратно в степь загнали, по князьям поехал. Объяснял, уговаривал: вернутся враги, да сильнее будут вдесятеро. Объединяться надо, с междоусобицами завязывать, готовиться. Булгары гораздо умнее нас. Побратим мой, Азамат, со своим куренем на службу к ним ушёл, откочевал на булгарскую границу. Так рассказывал: по всем южным рубежам земляные валы насыпают, засеки делают, крепости ставят. По Уралу, Кондурче, по Белой реке. Готовятся, словом. А мы, как всегда: авось пронесёт. Не пронесёт. Не послушали меня князья. Черниговский сразу взвился: мол, Дмитрий Добришский за Владимир хлопочет, под его руку всех исподволь подмять мыслит. Не бывать тому, чтобы один князь всей Русью владел, у каждогосвоя гордость, свой интерес. Рязанцыте давно сами ничего не решают. Считай, часть Суздальской земли. А сам Юрий Всеволодович, великий князь Владимирский, меня в другом подозревает: мол, я на эмира стараюсь. Юрий-то давно с булгарами соперничает, спорит за торговые пути. Звон золота ему все иные звуки заглушил. Не слышит набата.
Хозяин сарашей слушал внимательно, сочувственно кивал.
Ладно, что это я, спохватился Дмитрий, отдыхаем же, а яо делах. Всё, не хочу больше.
Откинулся на подстеленный дружинником лапник, посмотрел в небо. Заметил:
Так и не улетел орёл-то. Не выглядел добычу. Неужели все зайцы в полях кончились?
Говорю же: не за зверем он охотится. Другого ждёт, сказал Хозяин.
Жарко сегодня, Дмитрий сел, вытер пот с лица, пойду, искупаюсь.
Стянул рубаху тонкого фряжского полотна, скинул сапоги и портки. Пошёл к воде. Попробовал воду ногой: у берега она была нагретая. Вдохнул, набирая воздух, и прыгнул: прохлада смыла пот с разгоряченного тела и надоевшие заботы с души.
Вынырнул, в пять гребков одолел узкую протоку, вернулся на середину.
На берегу стоял гридень Воробей, смотрел внимательно за князем, готовый в любой миг броситься на помощь, если понадобится.
Сарашата позвали Хозяина: что-то у них не ладилось с коптильней. Старик ушёл, ворча.
Дмитрий лежал на спине, едва шевеля руками. Было легко, как в детстве: чистое небо (чёрный крестик орла Димка старался не видеть), тихая река, пустая до звона голова. Ни грозных монголов, ни списка закупок для ремонта городской стены. Только вкусные запахи с берега да дробь дятла в ближнем сосняке. Будто на выезде дедушкиной университетской компании на Ладогу, под Петербургом. Хорошо
Сильный всплеск вернул к настоящему, заставил биться сердце. Дмитрий открыл глаза: чёрный орёл падал вниз, обречённо сложив крылья.
Поднял голову: гридень лежал в прибрежной воде, из спины торчала оперённая стрела.
Итихо. Только тишина эта перестала быть безопасной.
Нырнул беззвучно. Плыл, пока ноги не нащупали глинистое дно. Пошёл к берегу, напряжённо вслушиваясь в шелест камышей. Наклонился над телом дружинника, потрогал древко. Глубоко стрела вошла, в самое сердце.
Уловил боковым зрение какое-то движение, распрямилсяи захрипел.
Шею обожгла колючая петля аркана, затянулась так, что померк свет.
Август 1227 г., Тангутское царство
Вошла в шатёр, не глядя на согнутые спины свиты. Села на богатый трон, украшенный цзинскими мастерамивесь в золочёных драконах, с боковыми столбиками в виде замерших перед прыжком львов. Слишком просторно на сиденье одной: трон предназначался для двоих, великого хана и его старшей жены. Одиноко на таком
К этим глазам, подобным звёздам, стремился вернуться Тэмуджин из походов. Запах этих волос мечтал вдохнуть, замерзая в зимней степи. И возвращался. И вдыхал
Четырёх сыновей породили эти бёдра. Уже не заструится горячая кровь по жилам, не забьётся сердце, не наполнится тихой нежностью и благодарностью за полвека любви.
Ушёл. Опять ушёл в дальний поход, даже не обернувшись в седле. И не вернётся больше: будет ждать у огня в небесной юрте, согревая для неё ложе. Как она когда-то согревала, прислушиваясь: не зазвучат ли копыта его коня в ночи?
Жди меня, Тэмуджин. Я скоро приду. Только управлюсь с делами здесь, чтобы оставить в порядке тобой построенный дом. Жди меня, свою маленькую Бортэцэцэг, свой цветок
Всё так же глядя поверх голов, сказала твёрдо:
Никто не должен знать о случившемся, пока мы не возьмём Чжунсин и не приведём тангутов к покорности. Кто посмеет говорить о смерти хана за стенами этого шатралишится языка вместе с головой. Нукеры, вы слышите меня? Пусть ваши мечи не знают пощады к болтунам.
Три мрачных воина в чёрных латах, темник хишигтэна и его начальники дневной и ночной стражи, кивнули и приложили ладони к сердцу в знак готовности исполнить приказ.
Дальше. Хишигтэну поручаю я похоронить тело Чингисхана так, чтобы ни люди, ни звери, ни звёзды небесные не знали о месте могилы. Как это исполнить, вам известно.
Подозвала младшего сына:
Толуй, отныне тыблюститель отцовского трона, имеющий власть над войском и всей страной. И будешь им, пока великий курултай не изберёт нового владыку. Завтра же отправь гонцов во все концы, чтобы созвать братьев твоих и племянников, всех нойонов и военачальников. Всех, кому Великая Яса даёт право голосовать.
Толуй поклонился:
Я сделаю всё, как сказано тобой и как заповедано отцом, госпожа.
На рассвете служители Тенгри проведут необходимый ритуал, и ты сядешь на этот трон. А если курултай так решит, то и останешься на нём.
Толуй вновь склонил голову, пряча довольную улыбку.
Идите и займитесь делом. Я всё сказала. Субэдэй, останься.
Дождалась, когда все вышли. Служанки поднесли горячий чай, забелённый молоком и сдобренный бараньим жиром. Темник отхлёбывал маленькими глотками и слушал:
Ты скакал рядом с Тэмуджином половину его жизни, тебе доверяю я больше других. Долго ещё продлится осада?
Завтра начинаем обстрел. Как только пробьём стенупойдём на штурм.
Хорошо. Не затягивай с этим, империи нужен мир на время передачи власти. Как думаешь, кто должен заменить великого хана?
Явсего лишь один из темников, осторожно сказал Субэдэй, моё делослужить тому хану, которого изберёт курултай.
Хитрый ты, усмехнулась вдова Чингисхана, или, скорее, мудрый. Я начинаю понимать, почему ты побеждал во всех битвах. Почти во всех.
Субэдэй промолчал.
Я знаю, что Тэмуджин передал тебе Орхонский Меч.
Кто же рассказал тебе об этом, Бортэ-учжин?
Ветер напел, улыбнулась ханша, я никогда не видела клинок, но слышала о нём.
«А ветер тот зовут Толуем, подумал темник, подслушивал всё-таки, последыш».
Отдай его мне, Субэдэй. Отдай мне Орхонский Меч. Дело Чингисхана должно быть завершено, и наши тумены обязаны дойти до края света и утвердить власть нашу по всей земле. Предстоит много битв, но теперь нас возглавлять будет не Тэмуджин. Я родила ему отличных сыновей, похожих на отца. Но похожийне значит «такой же». Онисловно яркие звёзды на небосводе, но рядом с настоящим солнцем меркнет любая звезда.
Субэдэй молчал.
Да, горько сказала Бортэ, мой первенец всем был хорош, но его вражда с братом Чагатаем разрывала мне сердце и ничего хорошего не сулила будущему империи. Полгода назад Джучи умер, его смерть была странной. Я не хочу думать, будто его отравили; но не могу не думать так. Слишком много горя за эти полгода. Слишком много.
Темник опустил взгляд, чтобы не видеть, как плачет великая. Когда поднялглаза и щёки Бортэ были сухи, а голос вновь твёрд, словно сирийская сталь.
Муж считал, что лучший наследникУгэдэй. Толуй слишком мягок, Чагатай слишком жесток. А Джучи больше нет. Но пусть будет так, как решит курултай.
Пусть будет, как решит курултай, эхом откликнулся Субэдэй.
Иди, темник. Возьми эту крепость и сожги её дотла: пусть она станет поминальным костром Властителя мира, умершего под её проклятыми стенами. И не забудь принести мне Орхонский Меч.
Субэдэй не ответил и вышел из шатра.
Август 1227 г., земля сарашей,
Добришское княжество
Хуже нет голому драться. Чувствуешь себя беззащитным, униженнымзначит, уже заранее проиграл.
Но ещё хуже, если берут голым в плен. Очень трудно сохранять достоинство, когда тыкак новорождённый младенец, беспомощный перед злым миром, а твои похитители по всей форме: скуластый, что так ловко орудовал арканомв половецкой кожаной свитке, а второй позвякивает кольчугой. И оба в портках и сапогах, как и должен появляться в обществе приличный мужчина.
Ну, шевелись, шакалья требуха, скуластый дёрнул за верёвку, подтягивая полузадохнувшегося Дмитрия.
Тише ты, буркнул кольчужный, болотники недалеко.
Князь переступил босыми ногами. Держась обеими руками за охвативший горло аркан, начал подниматься по скользкому глинистому склону. Приметил: у скуластого на поясе нож в кожаном чехле.
Застонал, начал падать навзничь. Половец рефлексивно упёрся пятками, подтягивая верёвку, чтобы удержать князяДмитрий тут же качнулся вперёд, схватил потерявшего равновесие мучителя за ноги и потащил за собой в реку. Успел набрать воздуху, прежде чем оба скрылись под водой.
Второй, ругаясь вполголоса, выхватил саблю. Искал, куда ткнуть, но не решался: переплетённые в смертной борьбе тела князя и половца не различались, и то бритая башка степняка появлялась среди брызг, то голая рука со сжатым кулаком.