Предъявите к осмотру то, что вы читаете. Повторил боец второй раз.
Слушай, парень. Соизволил обратить на него внимание младший лейтенант Чеканов. Угомонись. После прочтения этой книжечки, ты до конца войны лес на Колыме валить будешь. Это в лучшем случае
Я требую! Взвизгнул боец, не дослушав до конца предназначенную ему фразу.
Он попытался ухватиться за ремень висящего за спиной карабина, но сбоку от Павла метнулась зелeная тень и незадачливый караульный бессильно повис на руках у Ковалeва.
Ты его не убил? Заволновался Пашка.
Не! Просто пристукнул маленько, чтобы притих хоть на время. Ответил Ковалeв. Надоел, честно говоря.
Пашка подумал, что комендачу повезло. Последнего, кто надоел сержанту Ковалeву, два месяца в госпитале лечили, сращивая переломы.
Было это ещe в октябре, когда спешно разбрасывали по другим частям остатки их взвода. К несчастью уцелевших подчинeнных капитана Синельникова, обиженный их командиром полковник ничего не забыл. Ни самого капитана, надававшего ему по морде, ни его подчинeнных, довольно скалившихся в строю.
Кого и куда отправляли тогда их начальники, старшина Чеканов представлял смутно. Большую часть просто перевели в другие группы Осназа, действующие в полосе Центрального фронта. Пашку, как заместителя командира, спровадили в глубокий тыл, аж под Смоленск. Благо, повод представился. Там срочно понадобился инструктор для вновь формируемой школы снайперов. Панкратов, естественно, вместе со своим напарником. А вот с Ковалeвым получилось плохо. Чем-то он не понравился борзому ординарцу обиженного полковника. Привыкла эта сволочь изгаляться над безответными тыловиками, вот и потеряла чувство меры. Попытка заставить воюющего с первого дня Ковалeва выполнять его команды закончилась для ординарца очень плохо. Переломами руки и ноги. Пришлось и Ивана, пока не опомнились служаки особого отдела, сажать на поезд отходящий в тыл. Как курсанта снайперской школы.
Тогда пришлось изрядно понервничать. Теперь-то младшему лейтенанту Чеканову ясно, что никто Ковалeва и не искал. Как и не собирался отдавать под суд ни самого Пашку, ни всех остальных выживших из его взвода. В особом отделе тоже люди, к тому же люди сами неоднократно обиженные этим полковником. И обид они также не забывали.
Но придраться было не к чему. Свои обязанности особисты выполнили в той мере, которую посчитали нужной. Соблюли формальность перед оскорбленным старшим командиром, дав уцелевшим бойцам взвода убраться из зоны их ответственности. Спасли и Ковалeва. Нашли свидетелей, подтвердивших, что ссору и драку затеял пострадавший ординарец полковника. Предложили тому на выбор или промолчать, или отправляться в трибунал вместе со своим обидчиком. Отчитались наверх о проделанной работе. И всe затихло.
Вот только командира спасти не удалось. Отправили его под суд. Приговорили к стандартной «десятке», то есть к трeм месяцам штрафбата. И направили долечиваться в ближайший тюремный госпиталь. Где капитана Синельникова и «пролечили» весь срок нахождения в штрафниках. Вернее, бывшего капитана. Звание всe же сняли.
Пашка не знал об этом до самой середины апреля. Когда две недели назад в казарму ввалился его командир с тремя звeздочками на погонах, инструктор Чеканов, проводящий очередное занятие с личным составом учебной роты, только и смог, что ошарашено промолчать.
Удивляешься лейтенант. Командир радостно улыбался. Или узнавать не хочешь.
Здравия желаю, товарищ капитан. Наконец-таки опомнился Пашка, кидая руку к виску.
Отставить, лейтенант. Командир махнул рукой, усаживая своего бывшего подчиненного. Был капитан, да весь вышел. Синельников перешeл на серьeзный тон. Паша, нам поговорить нужно.
Тот разговор, случившийся две недели назад, и привeл бывшего инструктора Смоленской школы снайперов младшего лейтенанта Чеканова в комендатуру этой станции.
Ковалeв бережно усадил оглушeнного бойца на место караульного, поставил рядом с ним карабин, предварительно выщелкав патроны, которые рассовал по карманам незадачливого охранника.
Лейтенант, может быть уйдeм. Поинтересовался Иван у своего командира.
Поздно уходить. Ответил Пашка. Надо было у вагона это делать. Он нас тогда и толком рассмотреть не успел. А теперь очухается и хай до небес поднимет. Будем его начальство ждать. Надеюсь, там люди поумнее.
Долго ожидать не пришлось. Спустя пару минут дверь приоткрылась и в помещение комендатуры сильно припадая на правую ногу вошeл офицер с погонами капитана. Сопровождало его трое бойцов, двое с карабинами и один с ППШ. Тот, что с автоматом, как оказалось старший сержант, тотчас направил ствол своего оружия в сторону арестантов. Сразу чувствовалось, что человек повоевал, и не в обычной пехтуре, а как минимум батальонной разведке, а то и полковой или дивизионной. Как и капитан, имел он серьeзное ранение. Только не ноги, а руки. Левая, на которой старший сержант примостил ствол ППШ, чернела перчаткой протеза, демонстрируя отсутствие кисти.
Напрягся Пашка, подал Ковалeву сигнал готовности. Противник серьeзный. Это не олух, который сейчас на скамеечке отдыхает.
К удивлению Чеканова капитан повторил его жест, показывая, что знаком с условными знаками Осназа. Расслабился старший сержант, но ствол в сторону не отвeл.
Кажется наши люди, Майков. Капитан хлопнул сержанта по плечу, давая отбой готовности. Откуда вы, орлы, и как к нам залетели? Капитан усмехнулся и махнул рукой остальным своим бойцам, веля отойти в сторону.
С эшелона, конечно. Пашка успокоился, поглядел на арестовавшего их комендача. Вот этот ваш боец постарался.
Опять Хомяк выслуживается. Старший сержант зло сплюнул, почесал здоровой рукой затылок и с какой-то непонятной радостью в голосе добавил. А ведь он с поста ушeл, товарищ капитан.
Потом Хомякова обсудим. Капитан посмотрел на Чеканова с Ковалeвым. Настоящие имена назвать можете?
Паша переглянулся с Ковалeвым, скользнул взглядом по изуродованной руке сержанта-комендача и решился. Всe равно командиру придeтся приносить настоящие документы, а не ту липу, что им выдали в Смоленске. За раскрытие секретности влетит им, конечно, крепко. Но бог не выдаст, свинья не съест.
Младший лейтенант Чеканов и сержант Ковалeв. Павел кивнул в сторону своего товарища по несчастью. Снайперы СВБК. Осназ Западного фронта.
Старший сержант присвистнул от такой новости, бросил взгляд в сторону других бойцов комендатуры, торопясь убедится, что они достаточно далеко, чтобы расслышать их разговор.
Как к нам попали? Капитан продолжил опрос.
Вышли, товарищ капитан, картошки домашней прикупить. Очень уж захотелось. Начал объяснение Пашка. Купили, уже обратно шли, а тут этот ваш деятель с карабином наперевес. Документы проверять. Надо было его там пристукнуть, да побоялись тревогу на станции поднимать.
А здесь вы его за что? Капитан кивнул в сторону Хомякова, который начал подавать признаки жизни.
Полез, товарищ капитан, инструкцию к секретной винтовке отнимать. Пришлось успокаивать. Пашка немного сгустил краски, оправдывая поступок Ковалeва.
Зря ты, лейтенант, не дал ему почитать эту инструкцию. Недовольно пробурчал сержант. Пусть бы лес немного повалял. Глядишь, и ума бы прибавилось.
Скрипнула несмазанная дверь и в дверях показался старший лейтенант Синельников в сопровождении Усманова, рыжая башка которого выглядывала из-за плеча командира. Пашка виновато опустил взгляд. Сейчас командир взгреет, и что самое обидное, взгреет за реальный проступок.
Отличились голуби! Угрожающим тоном начал командир, но тут его перебил радостный возглас.
Женька! Синельников! Живой!
Комендант станции распахнув от радости руки хромал к двери.
Витька! Взревел командир и бросился вперeд.
Столкнувшись у двери они обнимались, хлопали друг друга по плечам и спине, отодвигали от себя, словно торопясь ещe раз убедиться, что перед ним именно тот, которого они не ожидали, но хотели увидеть. Все присутствующие затихли, давая возможность старым друзьям насладиться радостью встречи. И даже очнувшийся Хомяков не пытался нарушить эту идиллию.
Наконец, первый всплеск эмоций прошeл и комендант перешeл к расспросам, настолько тихим голосам, что Пашка с трудом разбирал о чeм именно идeт речь.
А я думал тебя тогда под трибунал отдали?
И отдали! Синельников усмехнулся каким-то своим воспоминаниям. Жуков, он свои решения отменять не любит. Вывели меня в степь и залп дали. Да то ли повезло мне, то ли расстрельная команда не очень старалась. Живой я остался. Очнулся уже в госпитале, за сотню километров от того места. Кто меня вывозил, кто команду об этом давалтого не знаю. Но всю оставшуюся жизнь ему благодарен буду. Как и всю жизнь комбрига Жукова помнить буду.
А ты ещe не знаешь? Удивился комендант. Нету больше Жукова. Где-то полчаса назад по радио передали. Разбился на самолeте генерал армии Жуков неподалeку от Красноводска.
Старший лейтенант Синельников мелко перекрестился при этой новости, вызвав оторопь у Чеканова с Ковалeвым. Никаких слабостей за своим командиром они не замечали. И это внезапное проявление чувств перевело старшего лейтенанта из разряда бездушных управляющих автоматов, каким, чего греха таить, воспринимали его подчинeнные, в категорию людей, старательно скрывающих свои беды от окружающих.
Может, отметим встречу? У меня спирт есть. Предложил комендант.
Да я за своими людьми пришeл. Синельников кивнул в сторону Чеканова и Ковалeва.
Знаю. Отмахнулся рукой комендант. Подождут немного, никуда не денутся.
Офицеры скрылись за дверью кабинета коменданта, продолжая что-то негромко обсуждать.
А скажи-ка, Хомяков, каким образом ты на путях оказался. Ласковым голосом протянул старший сержант Майков притягивая за пуговицу гимнастeрки провинившегося солдата.
Никак нет, товарищ старший сержант, ни на каких путях я не был. Бодро соврал его подчинeнный. Данные лица арестованы мною около комендатуры.
Вот же наглец! Поразился Пашка. Это каким же образом мы через семь путей перелетели, чтоб вблизи твоей комендатуры оказаться? Ты, боец, ври да не завирайся. Десятка три человек видело, как ты нас сюда вeл. Трое к тебе по фамилии обращались. Прикажешь их всех сюда доставить?
Хомяков всe еще не теряя надежды выкрутиться, начал рассказывать своему сержанту о каком-то звонке, по которому он и вынужден был покинуть порученный ему пост. Называл одно имя, спустя пару минут другое, вновь возвращался к первому варианту, потихоньку доводя старшего сержанта Майкова до «белого каления». С подобным типом людей Пашка впервые столкнулся уже в армии. Столь беспардонно и нагло врать в среде таeжных охотников было не принято. Можно было преувеличить размер добычи, приврать о своих похождениях по девкам, похвалиться отделкой оружия и снаряжения. Но приписывать себе что-то тобою не сделанное, или того хуже отказываться от совершeнного, в глазах жителей Пашкиной деревни было верхом безнравственности. За такое можно было получить по харе. А то и пулю словить в каком-нибудь таeжном распадке, если твоя брехня кому-либо боком вышла.
Ну, Хомяк, ты меня достал! Прервал словоизлияния своего подчинeнного старший сержант Майков. Не хочешь по-хорошему исправиться, будем по-плохому тебя перевоспитывать. Я, думаю, штрафные роты вобьют тебе немного ума, хотя бы в задние ворота. Майков раздражeнно махнул рукой. Оружие сдать! Шагом марш в расположение взвода. Завтра будем решать, что с тобою делать!
Провинившийся солдат направился к выходу из помещения. Старший сержант достал кисет, очень ловко одной рукой свернул цигарку, прикурил от протянутой Ковалeвым зажигалки и пристроился у открытого окна, не спеша потягивая дым.
Много проблем создаeт? Ковалeв кивнул в спину выходящего Хомякова.
Недели ещe не было, чтобы чего-нибудь не учудил. Пожаловался сержант Майков. И пьяный из увольнения приходил, и по воронам из карабина стрелял, и девок обыскивал, и у спекулянтов в продуктах мины искал
Пашка только головой покачал, выслушав список подвигов бойца Хомякова. Ковалeв заулыбался. Он и сам не был образцом в соблюдении дисциплины, но такими залeтами похвалиться не мог.
Он и вас, наверняка, привeл, чтобы оправдаться за нахождение на базарчике. Продолжил рассказ сержант Майков. Понял, что скрыть не удастся, вот и решил охоту на диверсантов изобразить.
А ты, младшой, давно воюешь? Старший сержант решил сменить тему.
С первого дня. Ответил Павел, но подумав уточнил. С полугодовым перерывом.
Я тоже в первого дня. И тоже с перерывом. Трeхмесячным. Сержант продемонстрировал свой протез. Списали вчистую. А куда я пойду? Ни кола ни двора. Детдомовский я, из бывших беспризорников. Ничего делать не умеютолько стрелять да шашкой махать. Попросил в кадрах оставить. Командир помог. Майков кивнул в сторону кабинета коменданта. Мы с ним с начала тридцатых на одной заставе служили. Потом судьба разбросала, да в госпитале снова столкнулись уже после ранения. У него ноги нет, у меня руки. Выписку вместе с протезами получили и сюда службу продолжать.
Сержант докурил свою самокрутку, отправил окурок за окно.
А вы где полгода кантовались, тоже в госпитале?
Мы, сержант, в учебной школе были. Ответил Пашка, решив, что никаких особо секретных сведений не разглашает. Сержант курсантом. А я инструктором.
А теперь, выходит, опять на войну? Сделал вывод Майков. Не боязно заново начинать?
Пашка пожал плечами. Не бояться ничего только законченные придурки. Конечно страшно. Но это не тот леденящий душу страх, который он помнит по первому бою. Скорее, он напоминает подспудное беспокойство, возникающее при принятии любого важного решения. Тогда, две недели назад, командир на него не давил, не требовал и не давал обещаний. Он просто сказал, что взвод в нeм, младшем лейтенанте Чеканове, нуждается. Что все, выжившие к тому моменту времени из первоначального состава их подразделения, желают видеть заместителем командира взвода именно его, Пашку Чеканова. Что старлей Синельников может взять себе в замы «зелeного» летeху из училища, но сколько бойцов вернeтся из рейда при таком раскладе?
Младший лейтенант Чеканов не дал своему командиру труда долго себя упрашивать. Единственным условием было то, что Панкратова с Ковалeвым капитан будут уговаривать сам. Но те согласились ещe быстрее. Осталось уладить формальности и отправляться на войну, которая всe равно не хотела их отпускать, постоянно являя леденящие кровь сны, бросая на землю при близком взрыве учебной мины, всe время напоминая о себе тысячами мелочей, бросающимися в глаза побывавшего в огненном пекле человека.
Я вторую войну уже. Поздно бояться. Пашка наконец-таки смог сформулировать ответ на вопрос старшего сержанта Майкова.
А на вид пацан пацаном. Покачал головой Майков. А надо же, уже вторую войну на себе тянешь. Иной и сломается
Сержант замолчал, не желая ворошить какие-то свои воспоминания. Пашка с Ковалeвым благоразумно промолчали, не продолжая разговор. Затронул человек неприятную для себя тему, да вовремя опомнился.
Опять скрипнула входная дверь и в комнату, щурясь после яркого дневного света, давно разогнавшего лeгкий утренний туман, вошeл офицер в звании майора. Сержант Майков поспешил ему навстречу, а Чеканов с Ковалeвым не торопясь поднялись со скамьи, на которой они с сержантом перекуривали перед этим.
Товарищ майор, дежурный по комендатуре старший сержант Майков. Майков по всем правилам отдал честь вошедшему офицеру.
Старший сержант, мне комендант станции нужен. Майор кинул руку к козырьку фуражки в ответ.
Он сейчас занят, товарищ майор. Майков оглянулся на дверь кабинета своего начальника. Придeтся немного подождать.
Майор согласно кивнул, осмотрел Чеканова с Ковалeвым, повернулся к противоположной стене и стал старательно разглядывать помещeнные на ней приказы и агитационные плакаты.
Ковалeв присвистнул и довольно чувствительно толкнул локтeм Пашку под левый бок. Удивляться было чему. Такой иконостас из наград им приходилось видеть впервые. Конечно, у самого младшего лейтенанта Чеканова три ордена и две медали, полученные за две войны. Но встретить Героя Советского Союза с четырьмя орденами! Такого человека им встречать ещe не приходилось.