А дверь вновь заскрипела, пропуская внутрь ещe двух человек в военной форме. Поглощенный предыдущим посетителем Пашка только вскользь провeл глазами по вошедшим, вернулся к спине майора, но остановился на половине пути и повернулся обратно.
Вот это встреча! Несомненно, это тот самый танкист, с которым они столь неудачно обмыли ордена в далeком уже июле прошлого года. Перед памятным боем в Раве Мазовецкой. Они с Панкратовым тогда, едва отошедшие от горячки схватки, бросились догонять свой взвод, а танкисты отправились копать могилу погибшему члену экипажа. Даже попрощаться толком не удалось.
Лейтенант! Окликнул танкиста Пашка, разглядев новeхонькие звeздочки на плечах. Помнишь меня?
Старшина, снайпер! Рава Мазовецкая! После короткого времени не узнавания обрадовался танкист.
Лейтенант Банев шагнул вперeд и обрадовано обнял осназовца. Посмотрел на второго бойца, но тот был ему не знаком и Володька ограничился рукопожатием.
Да, ты, я гляжу, времени даром не терял? Чеканов кивнул на грудь танкиста, украшенную двумя орденами Красной звезды и медалью «За отвагу», которая на фронте ценилась не меньше ордена.
У тебя, я думаю, не меньше. Отшутился Банев.
За эту войну столько же. Пашка решил не скромничать. Ну и за Финскую маленько есть.
Привлечeнный их разговором повернулся майор, продемонстрировав вблизи свои награды и погоны. Обнаружив рядом с собой Героя Советского Союза, и к тому же танкиста, лейтенант Банев торопливо вытянулся и отдал честь.
Майор осмотрел награды оказавшегося в одном помещении с ним незнакомого лейтенанта, внимательно всмотрелся в лицо и вдруг сказал.
А ведь тебя, лейтенант, я где-то видел?
Никак нет, товарищ майор, мы с вами не встречались. Поспешил разуверить его Володька. Я бы вас запомнил.
Чеканов был согласен с лейтенантом-танкистом. Герои, несмотря на год войны, всe ещe были редкостью. Чаще всего такие награды в высших штабах оседали, не торопясь опускаться на нижние ступеньки воинской иерархии. Тем весомее были в глазах рядовых бойцов. Значит ты данную награду за реальное дело получил, а не умение в нужный момент поддакнуть или вовремя поднести начальству потребную бумажку.
И всe же, лейтенант, я тебя где-то видел. Не согласился майор.
На стене вы, товарищ майор, его видели. Неожиданно вмешался в разговор Ковалeв.
На какой стене? Удивился майор.
На той, которая за вашей спиной. Пояснил ему Иван. Третий справа после вашего портрета.
Все немедленно повернулись к стене, стараниями коменданта украшенной портретами прославившихся бойцов Красной Армии. Были там лeтчики, артиллеристы, пехотинцы, моряки из морской пехоты всех воюющих флотов. Левую часть стены занимали танкисты.
Действительно, возглавлял ряд, удостоенных чести быть помещeнными на этой стене, портрет стоящего рядом с ними майора. Правда, на снимке погоны присутствовали капитанские, но звезда Героя подтверждала, что перед ними именно тот человек. Капитан Драгунский, как следовало из подписи, с танковой ротой без потерь со своей стороны сумел захватить опорный пункт противника и удерживал его более суток до подхода основных сил.
Второй портрет принадлежал Зиновию Колобанову. Третье место занимал прославленный «танкобой» Лавриенков, не имевший равных по количеству подбитых панцеров противника. А вот четвeртый изображал стоящего рядом с Пашкой лейтенанта Банева. Подпись под фотокарточкой предлагала: «Бить врага, как старшина Банев!»
Так ты Банев? Поразился майор.
Так точно, товарищ майор. Лейтенант Банев, шестнадцатая танковая бригада, второй танковый корпус, Первая танковая армия генерала Катукова. Отрапортовал Володька старшему по званию. Тот кинул руку к козырьку.
Майор Драгунский, сороковая танковая бригада, седьмой танковый корпус, Вторая танковая армия Черняховского.
Майор ещe раз осмотрел фотографию на стене, оценивающим взглядом прошeлся по Володьке и с каким-то удивлением протянул.
Слушай, лейтненат, ты же самого Хайнца Оберта в прошлом году сжeг!
Так точно, товарищ майор. Согласился Володька. Было дело. Девятого августа под Люблином.
А расскажи-ка, лейтенант Банев, как там всe происходило? Глаза у майора загорелись при сообщении, что перед ним участник одного из самых знаменитых танковых боeв Восточного фронта. Он увлeк Володьку в сторону. И, вскоре, они увлечeнно обсуждали перипетии того боя, демонстрировали друг другу руками манeвры танков и рельеф местности, горячо обсуждали каждое действие как Володьки, так и германского Аса гауптмана Оберта.
Пашка ругал самого себя. Надо же так расслабиться от полугодовой спокойной жизни, что стал забывать самые жизненно необходимые навыки. Сколько раз твердил своим курсантам, что снайпер просто обязан запоминать все мелочи в окружающем пейзаже. Неважно, что сейчас вокруг него не поле или лес, а каменная коробка комендатуры. Он непременно и обязательно должен был рассмотреть всe, что находится в пределах комнаты, в том числе и эти фотографии.
А вот Ковалeв заметил! И не только заметил, но и мгновенно определил, что представленные там люди в данный момент времени находятся в двух шагах от него.
А Иван что-то тихо обсуждал с сопровождавшим лейтенанта Банева сержантом. Имевший внешность нелюдимого молчуна, Ковалeв просто преображался, когда нужно было разговорить случайного знакомого, добывая из того такую уйму информации, что поражался даже командир, прошедший незабываемую школу испанских интербригад. Вот и сейчас он что-то рассказывал, махал руками, делился табаком. Спустя мгновение с самым серьeзным видом вслушивался в слова своего собеседника, чему-то кивал, один раз отрицательно махнул головой. При этом не забывал короткими взглядами фиксировать всех остальных участников этой невольной встречи. От увлечeнных разговором танкистов, до старшего сержанта из комендатуры, который нашeл способ передать своему начальству о прибытии новых лиц.
Пашка оторвал взгляд от стены. Упущение исправлено. С данной минуты все присутствующие на этой доске воинской славы разложены по полочкам памяти и снабжены соответствующими ярлыками с фамилией и воинским званием. Окажись сейчас в комнате Сафонов или Покрышкин, Пашка мгновенно опознает их. Пусть, качество некоторых фотографий оставляет желать лучшего, но звание и количество наград у каждого из прославившихся бойцов младший лейтенант Чеканов запомнил гарантированно. Жаль, что расстояние не позволяет прочитать за какие именно подвиги они сподобились попасть на эту стену.
Слюшай, камандыр, абыдно, а! Протянул Ковалeв старательно копируя кавказский акцент начальника штаба их отряда майора Никурадзе. Танкисты всего двадцать минут здесь, а телефонистка и машинистка уже два раза мимо них пробежали. А мы полтора часа тут сидели, а никто в нашу сторону даже не глянул. Иван попытался изобразить горестный вздох, но с его габаритами эта попытка больше смахивала на подготовку к разбойничьему посвисту.
Ордена нужно было надеть. Посоветовал Ковалeву сержант Демкович, проводивший телефонистку заинтересованным взглядом. Тогда бы и на тебя смотрели.
Откуда у рядовых «связных катушек» ордена? Возразил Иван.
Не жалобись. Отмeл возражение танкист. Во-первых, вы не связисты. Лейтенант вас снайперами назвал. Во-вторых, не рядовые. Твой командир старшиной был, когда они с моим взводным встречались. Танкист повернулся к Пашке. А сейчас, наверняка, лейтенант?
Младший лейтенант. Не стал упираться Чеканов.
Ты сам-то что ж не одел? Пресeк нежелательный разговор Ковалeв.
У меня из наград только вот это. Демкович кивнул на две нашивки о ранениях, украшавшие его гимнастeрку. Представляли, да не успел получить. Каждый раз в госпитале оказывался, а медали тем временем по другим местам разбрелись.
Пашка ещe раз просмотрел ряд лeтчиков, украшенных многочисленными медалями и орденами. Отвернулся от стены. Кому-то можно выставлять свои награды напоказ, а кто-то должен их старательно прятать, чтобы не вызывать ненужные пересуды у окружающих людей. Сам младший лейтенант Чеканов все свои ордена и медали надевал только два раза в жизни, и оба перед посещением фотографа.
В далeком уже августе прошлого года, когда прадед потребовал документальное подтверждение доблести правнука. И в феврале этого года, после получения очередного послания из далeкого дома, в котором старик высказывал своему потомку странную обиду.
«Ты, Пашка, не позорил бы меня перед соседями. На улицу выйти стыдно.»Сообщал прадед почерком двоюродной Пашкиной сестры Верки. «Весь посeлок смеeтся. Говорят, ваш Пашка со всей своей части медали собирал. Обвешался, как eлка на Новый год.»
Пришлось младшему лейтенанту Чеканову просить помощи у командира школы. Подполковник Селивестров посмеялся над проблемой своего подчинeнного и выписал тому подтверждение, что «младший лейтенант Чеканов действительно награждeн тремя орденами и двумя медалями». Снабдил бумагу довольно подробным разъяснением за что именно получена та или иная награда, и поставил на неe все печати, наличествующие в снайперской школе. Пашке же оставалось в очередной раз посетить фотографа ради новой фотокарточки.
Вот только был на ней он не один. В подтверждение слов подполковника Селивестрова привлeк младший лейтенант Чеканов к операции по обелению своего честного имени Панкратова и Ковалeва, заставив тех надраить ордена и выстроиться вместе с ним перед объeктивом фотоаппарата. На фоне Панкратова с двумя орденами и медалью, и Ковалeва с очень даже не солдатским орденом «Красного знамени», полученным за подстреленного в августе генерала, пять наград Пашки смотрелись не так вызывающе.
Одну фотографию, из выпавших на его долю при делeжке, Павел отправил домой, одну старательно спрятал на дне вещмешка вместе с орденами, а одну самым бессовестным образом реквизировал комсомольский вожак школы, заявивший, что ему жизненно необходимо наличие данной фотографии в стенгазете, посвящeнной двадцать четвeртой годовщине образования Красной армии. Фотокарточка провисела там две недели, после чего бесследно исчезла в неизвестном направлении. Хотя, Ковалeв клятвенно утверждал, что собственными глазами видел, как одной из тeмных ночей данное произведение фотоискусства боковыми коридорами кралось в сторону санблока, где и спряталось в вещах санинструктора Орловой. При этом косился в сторону Панкратова, на которого, как было известно в школе всем до единого человека, неровно дышала младший сержант медицинской службы Варвара Орлова.
Как отреагировал посeлок на новое письмо с доказательствами узнали только в конце апреля. Сам прадед надиктовать письмо не смог. Занедужил старик. Да и тосто шесть лет уже. Старше него только бабка Лукерья, слывшая на всю округу колдуньей. А больше ровесников и нет, на погосте давно. Лучший друг прадеда дед Михей более чем на десяток лет младше. Как и остальные старики их посeлка. Не живут охотники долго. Кого медведь заломал, как было с Пашкиным дедом, кого лихоманка в одночасье скрутила и нестерпимым жаром сожгла, кто под коварный лeд ушeл, не заметив занесeнную снегом полынью, а кто просто безвестно в тайге сгинул. Ушeл по первому снегу на промысел пушного зверя и пропал. Только «безмогильный» крест на окраине кладбища появился, напоминая другим о непредсказуемости течения жизни. У рода Чекановых таких крестов пять было. Два из них прадед сумел перенести в правильную часть кладбища, отыскав в лесной глуши останки своего брата и внука. Надеялся, что любимый правнук и остальных без вести пропавших отыщет. Да Пашке на долю другая судьба выпала.
Верка пишет, что старик на охоте простыл. Хоть и освободили его давно от обязанности зверя бить, но не стерпел старый охотник, вызвался артели помочь. Мужики не возражали. Хотя мужиков-то там меньше половины осталось. Проредила их война, разбросав по всем фронтам от Средиземного моря до Ледовитого океана. На двоих уже похоронки пришли. Пушным промыслом их бабы занимаются. Вот и Верка с Наташкой, Пашкины двоюродные сeстры, вместе с прадедом зверовали. Они-то его от неминуемой смерти и спасли, найдя неподалeку от дверей охотничьей заимки обледеневшего и уже в беспамятстве. Сорвался старик с обрыва в незамерзающий Русалкин омут. На соболя прельстился, да не рассчитал тропу, а может стариковские ноги предательски подогнулись. Но силeн ещe. Из этого проклятого места не всякий молодой вывернуться сумеет. На счету тамошних обитательниц четыре человеческих жизни, как утверждает бабка Лукерья. Вот только самих русалок никто кроме поселковой колдуньи не видел. Мелькают в глубине омута неясные тени, а то ли это действительно русалки, то ли солнечные лучи с придонными струями играют? Кто его разберeт.
Дед Михей вообще утверждает, что живeт в омуте древний-предревний сом, обросший от старости невероятно длинным мохом, который издали на девичьи волосы похож. Вот людям русалка и мерещится. Может быть и прав. По крайней мере, никто из поселковых мальчишек, втайне бегавших к проклятому омуту в надежде увидеть речных дев, ни самих русалок, ни остерегающего их водяного не видел. Не сподобился и сам Пашка, в далeком детстве не избежавший этого увлечения.
Верка пишет, что старик с Пашкиным письмом всех своих недоброжелателей обошeл. Заставил прочесть и извиниться. И даже корреспондента местной газеты вызвал, что, несомненно, было излишним, но вряд ли в таeжной глуши немецкие шпионы водятся. А если какой и завалялся, то что он сможет своему начальству сообщить? Что советский Осназ ордена и медали за собой в специальных вагонах возит?
Верка пишет, что у всех в посeлке один и тот же вопроскогда же эта проклятая война закончится? Вон, даже прадед ворчит, что помрeт скоро и Пашку с победой домой не дождeтся.
Когда закончится?
Полгода назад казалось, что последний рывок остался. На германскую границу выйдем, а там противник мира запросит. Не запросил. Гитлер на что-то ещe надеется. Железной рукой гонит на восток всех, кто ещe остался в тылу, разжаловал в рядовые нескольких генералов, предложивших закончить войну, пока ещe есть возможность заключить приемлемый мирный договор, издал приказ о немедленном расстреле без суда и следствия всех, кого полевая жандармерия посчитает дезертирами, распорядился заминировать все мало-мальски важные здания немецких городов. Такое ощущение, что он погребальный костeр из Германии себе готовит.
Говорят на фронте пятнадцатилетних мальчишек в плен брать стали. В дотах штрафников к пулемeтам приковывают. Фольксштурму в качестве оружия только бутылки с зажигательной смесью выдают.
Сам Гитлер из своего бункера уже полгода носа не кажет, покушений боится.
Но сдаваться не собирается.
Старший лейтенант Синельников что-то знает, но молчит, оберегает своих подчинeнных от бремени ненужного знания. Пашка, пытавшийся завести разговор на эту тему ещe при первой встрече, получил в ответ всего лишь несколько прозрачных намeков о том, что «не всякий враг твоего врага является твоим другом».
Ковалeв повернул к Чеканову циферблат своих часов, демонстрируя часовую стрелку добравшуюся до цифры одиннадцать. Два часа уже просидели. Пора и честь знать. Отделение снайперов, наверняка, уже прикончило остатки сухпая, не дождавшись обещанной картошки. Пашка кинул взгляд на собственные часы, бывшие предметом вожделения для всех интендантов, встреченных им за эти полгода. Снятые с какого-то немецкого полковника после боя за наревский мост, эти часы оказались очень редкими и дорогими. Настолько дорогими, что впору генералам носить, а не какому-то младшему лейтенанту, пусть и добывшему их в честном бою. Но Пашка упорно отказывался их менять. Отверг даже предложение одного из московских проверяющих, свалившихся на их снайперскую школу месяц назад. Ожидал начальственного гнева, но пронесло.
Часы подтверждали намeк Ковалeва. Пора уже покинуть столь негостеприимно встретившую их комендатуру. Пашка поднялся со своего места и направился к двери кабинета станционного коменданта, слегка приоткрыл еe и прислушался к разговору, пытаясь определить на какой стадии процесс обмывания встречи.
А я думал ты, Витя, уже в генералах ходишь. Старший лейтенант Синельников обращался к коменданту станции.
Не создан я для высоких должностей. Ответил тот. Больше думаю о том, как людей сберечь, а не как побыстрее приказ выполнить.
Забулькала разливаемая по стаканам жидкость, звякнули края сдвигаемых чарок и комендант продолжил.