Ты никогда не любила зеркала, произнёс Мэтт, и его отражение смотрело на меня с мягкой, но сейчас совсем не лукавой улыбкой. Потому что он знал причину этой нелюбви. С возвращением, Анжела Александра Гэррис.
После этих слов мир для меня лопнул и, словно сверкающая мозаика, собрался в совершенно другую картину.
Анжела Александра Гэррис. Да, это было моё имя. И Мэтт был прав: он действительно любил меня, так же как и я его. Но всё было намного сложнее. Потому что из зеркала на меня смотрела девушка с тёмно-русыми волосами, собранными в высокий хвост. И лицо её было бы даже симпатичным, как у Мэтта, если бы не целая россыпь шрамов на левой щеке и виске. Теперь я помнила, откуда они взялись. Помнила, кто я. Помнила свою семью и стоящего рядом парня, ближе котороготак уж получилосьне было у меня никого на свете. У нас была одна фамилия, и он понимал меня лучше кого бы то ни было, но мы не были мужем и женой. Мы были
Близнецы
Моя память, подобно фонтану, начала выдавать одно воспоминание за другим, возвращая мне моё прошлое
Когда-то давно маленькая пятилетняя Энжи, коей я тогда была, вместе с братом услышала удивительную сказку: «Алиса в Зазеркалье» и буквально заболела ею. Я мечтала, так же как и девочка из книги, попасть в удивительный мир чудес и непонятностей, где жили короли и рыцари, и всё было наоборот, и осматривала все попадавшиеся мне зеркала, упрямо надеясь найти то единственно волшебное, которое пропустило бы меня «внутрь». И однажды в магазине, пока брат караулил, чтобы никто не увидел его ненормальную сестру, я вскарабкалась на образцовый экземпляр небольшой аккуратной тумбы для холла к стоящему на ней высокому зеркалу в чудесной резной раме. По какой-то нелепой случайности ещё незакреплённое работниками стекло вдруг покачнулось и с невероятным звоном разлетелось по полу сотней осколков. Не удержавшись на опасно зашатавшейся тумбе, я полетела следом и, упав на сплошной ковёр острых как бритва кусочков, бывших минуту назад «волшебным зеркалом», почувствовала внезапную боль, резанувшую ладони и лицо. Последствием того падения и стали шрамы на левых щеке и виске, на всю жизнь отметив меня после удаления в клинике застрявших осколков стекла. Такие же белые росчерки, только менее заметные, я знала, украшали теперь и мои руки.
Спустя несколько лет, уже в школе, преподаватель младших классов однажды объявила, что к празднику Пасхи собираются поставить спектакль «Алиса в Зазеркалье». Тогда я долго пыталась попасть в список маленьких актёров, упрямо не сдаваясь, согласная на любую роль, и прекрасно понимая, что мне с моим лицом главная партия в спектакле всё равно не достанется. Однако же мне удалось покорить свою учительницу. Я всё же получила роль чёрной королевы после того, как однажды пришла на занятия с красивым рисунком на обезображенной стороне лица. Этот необычный узор, нанесённый чёрной тушью, сделал незаметными те самые шрамы, которые выделяли меня среди других детей и превращали в «уродца».
Мэтт всегда заступался за меня, виня себя в произошедшем несчастьеведь он тоже был там и не остановил глупую упрямую девчонку. Он защищал меня до окончания школы. А потом, в колледже, попав с ним в разные классы, мне всё же пришлось учиться самой стоять за себя. И постепенно я научилась пропускать мимо ушей всё, что сверстники говорили мне или обо мне. Я просто штудировала книги и учебники, выжимала из них, а так же из профессоров, всё, что только можно было. Никто, кроме брата-близнеца, не знал, что с того далёкого падения, перевернувшего всю мою жизнь, в сердце маленькой девочки поселилась мечтасамой создать то самое волшебное зеркало. Позже детская мечта превратилась в неодолимое стремление сердца юной идеалисткикогда-нибудь прорваться сквозь хрупкую границу существующей реальности и открыть дверь в «неведомо куда» и «неведомо когда». Чем должно было стать моё изобретениемашиной ли времени или порталом в другие измеренияя тогда не знала. Но окончив колледж, а затем престижный университет, получив учёную степень, открыв научную практику и, спустя годы, выбив государственные дотации на ведение своей работы, всю жизнь упрямо стремилась к своей цели.
И всё же глубоко внутри я была ещё и женщиной, хоть и необычной. В университете у меня даже завязался роман с одним молодым практикантом, который позже вылился в красивую свадьбу. Однако долгим наше семейное счастье не было, потому что на первом месте у меня всегда была работа. Она же, как показало время, была так же моей настоящей любовью, потому что когда муж собрал свои вещи и ушёл к кому-то «более похожему на нормальную подругу жизни», как он тогда выразился, я лишь пожала плечами и снова погрузилась в свои исследования.
Единственным человеком и мужчиной, который всегда присутствовал в жизни вечно занятой женщины-учёного, был мой брат, вторая половина моего сердца. Мэтт, который со временем стал очень неплохим компьютерщиком, никогда не упрекал свою сестру в вечной зацикленности на своих исследованиях, а, наоборот, старался помогать советами при составлении необходимых программ. Но, кроме этого, мой брат всегда, словно чувствуя мой «зов», появлялся именно в тот момент, когда был больше всего нужен. Он знакомил меня со своими друзьями и новыми подружками, вытаскивал в кино и на вечеринки, давая возможность расслабиться и отвлечься от работы хоть ненадолго.
И я была благодарна ему за всё это: за его заботу, за неизменную лукавую улыбку на лице, в которой всегда светились любовь родной души и вера в мои силы. За всю жизнь мне лишь однажды довелось увидеть своего брата удручённым. Тогда он зашёл ко мне как-то вечером в гости и, выпив бокал хорошего терпкого виная никогда из принципа не держала дома пивовдруг серьёзно сказал, что единственное, чего он боится в этой жизниэто смерти, любой. Я тогда посмотрела на него долгим задумчивым взглядом, прикидывая так и этак, можно ли чем-либо ему помочь, и, в конце концов, сказала: «Что ж, значит, придётся изобрести что-нибудь, что сделает тебя бессмертным». Мэтт тогда долго смеялся. Он не сразу понял, что я на самом деле поставила для себя ещё одну цель в жизни. И только многие годы спустя, когда на свет, наконец, появилось дитя всей моей жизни, моя мечта, название которойMemory Gene Generator или MGGимело одинаковые первые буквы с полным именем моего братаМэтью Габриель Гэррис, он улыбнулся и произнёс ту самую фразу: «Вот это-то в тебе и подкупаетты никогда не сдаёшься».
MGG не был машиной времени. Не был и порталом в другие миры. Он так же не дарил вечной жизни живому человеку. Но в какой-то степени он являлся всем этим одновременно. Мне, профессору Гэррис, удалось создать особое устройство, которое оказалось способно выделить из генной памяти человека её образно-эмоциональную часть, или по другому говоря, реальные воспоминания. Далее эта эпизодическая память передавалась в виде фильма на экран фиксирующего её компьютера, давая возможность узнать, что происходило с отдельно взятым изучаемым человеком в определённое время. Что он видел, что делал, что ел и каково это было на вкус; с кем общался и что при этом чувствовал; даже что ему снилось.
Само по себе это открытие в науке по силе было подобно ядерному взрыву. Это был невероятный скачок человечества в сторону развития и совершенствования цивилизации, и он менял очень многое в её жизни, вплоть до возможности расследования самых громких, но в своё время так и нераскрытых преступлений. Постепенно процесс совершенствовался, и однажды монитор компьютера стало возможным заменить погружающими в реальность MGG видеофонами, дающими при желании ощущение полного присутствия, как физического, так и эмоционального. Проще говоря, «кино» теперь можно было смотреть даже от первого лица, натягивая на себя личность главного героя.
Однако я не остановилась на этом, и в один прекрасный день весь научный мир был поражён ещё одной невероятной, просто непостижимой новостью. Профессор Гэррис с помощью созданного ею MGG получила воспоминания сначала погибшего животного, а позже и человека. Иными словами теперь MGG действительно превратился в некое подобие машины времени, открывающей двери в эпохи, совершенно чуждые нынешней. Возрождение, средневековье, даже античностьс того момента при определённом везении с материалами для исследований любое время стало доступно для изучения человечеством.
Но моё последнее открытие на тот момент было скорее не финальным аккордом моей работы, а всплеском отчаянья и боли, опоздавшей попыткой выполнить данное обещание. Обещание дать бессмертие. Когда-то давно первым материалом для опытов при разработке прототипа MGG послужил мой собственный ген, позволивший понять, что создать дверь в сказку действительно возможно. В этот раз в блок визуальной материализации первым попал кусочек памяти моего брата, погибшего в авиакатастрофе за несколько месяцев до этого. Я не успела сделать Мэтта бессмертным при жизни, но смогла вернуть его себе внутри созданного мной устройства. И пусть кому-то это казалось эгоистичным, я просто не могла жить без присутствия рядом второй половинки моего сердца, не могла работать без его поддержки. И теперь я помнила, что мне не хватило совсем немного времени, чтобы доказать последнеечто память умерших людей можно не только воспроизводить, как фильм для изучения. При определённой помощи она способна выделяться из общей генетической информации и образуя некую энергетическую субстанцию, осознающую себя от начала и до конца, образовывать некую электронную жизнь внутри компьютерной системы. То есть постепенно она становится призраком реально существовавшего человека, который помнит всю свою жизнь, может переместиться в любой её момент, ощущает её как настоящую, но при этом находится внутри искусственно созданной электронной сети. Это и было бы своеобразным бессмертием для людей, а так же возможностью увидеть тех, кто давным-давно ушёл в мир иной. Именно это, как я думала, сделать мне и не удалось. А теперь выходит
У меня получилось
Я в тебе никогда и не сомневался.
Моя память, вернувшаяся ко мне из небытия, разложила, наконец, свои пожитки на полках моего сознания, и, сама не до конца веря в это, я повторила, взглянув на Мэтта огромными от переполнявших меня чувств глазами:
У меня получилось!
Да-да, верно, получилось. Только, пожалуйста, не кричи очень громко, мы и так здесь уже порядком пошумели. И даже если переход и находится в другом конце подвала, мало ли что. Вдруг кто да услышит. А нам это сейчас совершенно ни к чему.
Переход? Какой переход? Хотя это сейчас не важно. Внутри меня кипел огромный котёл гордости и восторга. Я никак не могла успокоиться и прыгала как резиновый мячик. У меня получилось! Я сделала это! Сделала! Но вдруг озадаченно остановилась: Подожди, но это произойдёт только через полвека!
Успокойся, Энж, слышишь? Если бы мой брат был «настоящим», он бы, скорее всего, обнял бы меня, помогая прийти в себя. А так ему оставалось только маячить перед моим лицом, стараясь сфокусировать моё внимание на своей речи. Я тебе уже говорил, что тебя окружает не совсем живая реальность. Это всё, он повёл вокруг рукой, программа. На дворе три тысячи восемьдесят пятый год, и нас с тобой давно уже нет в живых. Но мы продолжаем жить внутри твоего детища. Ты должна это понять, ведь это ты сделала так, чтобы такое стало возможным.
Понять, повторила я, обхватывая голову руками. Это сложнее, чем кажется. Никогда не думала, что кто-нибудь когда-нибудь зарядит мои мозги в мой собственный генератор. Даже не предполагала, что это может кому-либо понадобиться. Я посмотрела на Мэтта. Ты знаешь, зачем?
Он кивнул:
За сто с лишним лет на земле случилось очень многое. Болезни, кризисы, войны. И вот теперьвымирание цивилизации. После последней войны что-то повернулось в психике людей. Число случаев суицида неожиданно подпрыгнуло в несколько десятков раз. Люди кончают жизнь самоубийством, кажется даже без серьёзных причин. Иногда достаточно просто нескольких неудачных дней подряд, когда всё валится из рук.
Бред, резюмировала я.
Именно. Иначе назвать невозможно, но эта ситуация, больше похожая на чей-то воплотившийся в жизнь кошмар, действительно имеет место. Психологи и медики ломают голову над причиной таких перемен в сознании людей. Есть один умник, который во всём происходящем винит созданное тобой устройстводескать, люди умирают от тоски по прошлому. Кто-то особо догадливый высказал предположение, что всему виной вседозволенность и полная обеспеченность, так сказать отсутствие цели в жизнииными словами людям просто не к чему стремиться. В ответ учёные вызвались попробовать найти в прошлом панацею от надвигающейся на человечество катастрофы. И вот тогда вспомнили о тебе.
Обо мне? Причём тут я?
Мэтт улыбнулся в ответ на моё изумление и неожиданно спросил:
Анжела, что ты сделала со своим лицом?
Что?
Ты помнишь, что ты сделала со своим лицом?
Я посмотрела в по-прежнему отражающее нас зеркало, и мой взгляд наткнулся на изрезанные белыми линиями щёку и висок. Коснувшись их кончиками пальцев, я непонимающе уставилась на брата. В моей памяти не было никаких воспоминаний о том, что я как-то исправляла свой изъян.
Я не помню
Верно. Ты не помнишь. Потому, что ты ничего с ним не сделала. Ты попросту жила с этими шрамами всю свою жизнь, не придавая им особого значения. За всё время, которое я знал тебя, ты ни разу не задумалась о пластике, хотя в какой-то момент уже могла себе это позволить. Ни эти шрамы, ни отношение к тебе окружающих людей, особенно сверстником, ни постоянные унижения и насмешки не ломали тебя. Ты жила и твёрдо двигалась в своей цели. Именно это и нужно было учёнымпонять, что помогало тебе идти вперёд и не позволяло сдаться. На какое-то время Мэтт замолчал, и я заметила, что лицо его стало непроницаемо-серьёзным, а остановившийся взгляд затерялся где-то глубоко в прошлом, как в тот вечер, когда я пообещала сделать его бессмертным. Сначала из уважения к тебе они не стали трогать твою генную память. Они вообще относились к твоему имени, как к чему-то бесценному, почти святому. И я могу их понять. На мгновенье улыбка тронула его губы. Для изучения была взята память ближайшего к тебе человека, то есть моя. Но в моих воспоминаниях не было того, что было им нужно, ведь я никогда не давал тебя в обиду и потому не мог помнить пережитых тобой унижений. Я их просто физически не видел.
Ты старался всегда быть рядом, кивнула я. И если кто-нибудь в твоём присутствии называл меня уродиной, франкенштейном или лицом со шрамом
То всегда получал от меня крепких тумаков.
Мне вдруг захотелось взять за руку своего брата. Это был его жест, тот самый которым он часто приводил в порядок мои растрёпанные чувства и обогревал мне душу. Но
Заметив мой порыв, Мэтт глубоко вздохнул и продолжил:
Они возились с моей памятью долго, сколько позволило им время, крутя её так и сяк и пытаясь выцепить оттуда хоть что-то полезное для их исследования. В конце концов, через несколько лет, когда ситуация на земле стала критической, они, можно сказать, решились на святотатство. Однажды ты снова открыла глаза и начала проживать свою жизнь заново. Но не всю, а только ту её часть, где тебя постоянно преследуют неудачи и насмешки. И где меня никогда не оказывалось рядом.
Он снова замолчал, а потом посмотрел мне прямо в лицо:
Анжела, ты правильно сказала: у тебя получилось, пусть и неожиданно, бесконтрольно. Поэтому ты никого не успела предупредить о возможности возникновения призраков памяти. Люди, работающие с MGG, не знают о том, что каждый ген загруженный в блок визуальной материализации, оставляет свой информационный след в системе, сохраняющийся в ней даже после замены исследуемого гена. Ты даже не представляешь, сколько оттисков чужих жизней находится там сейчас. Они все, как застывшие в янтаре древние насекомые, замерли в своих мирах, после того как снова прожили отражения своей памяти. Но знаешь, немногие из них согласились бы на это по своей воле. Решившись изучать историю путём полного погружения в личности когда-то живших людей и вызвав к жизни их разум, учёные сами того не ведая, преподнесли некоторым из них красочный билет в один конец, на котором огненными буквами выжжены слова: «Добро пожаловать в твой личный ад!» Я удивлённо взглянула на него. Да, Энж. Они проживали заново всё, что с ними когда-либо случалось, пока современные профессора исследовали быт различных эпох. Одни из них вновь влачили жалкое существование в нищете; другие страдали от голода и хоронили своих детей, умерших от истощения во время какой-нибудь великой осады; третьих вообще «заново» продавали в рабство, издевались, калечили. И все эти люди не могли остановить это, не могли выйти из этого круга, потому что не осознавали, что это уже не жизнь, а лишь записанный фильм, который можно промотать в любую сторону и выбрать тот фрагмент, в котором они были счастливы. А потом, когда их отработанный ген отложили в сторону, отключив от программы, они попали в ничто, в вечную тьму и одиночество, навсегда оставшись там и осознавая это. Ведь они так и не стали «призраками».