И что еще хорошоон не пытал расспросами всякими. Признать, если бы что спросил, то тут же выдала себя от растерянности, которая со мной случалась редко. Но сейчас, видят боги, другой случай. Ветица не одобрила бы такого, конечно. На сердце стало совсем тяжело, давили мысли тягостные. Их прервали гулкие шаги.
Кого там еще несет? процедил сквозь зубы Вротислав, поднялся быстро и легко, а я натянула одеяло до самого носа.
Он вышел, плотно прикрыв за собой дверь, вновь оставив меня одну. Я вслушивалась в гудение голосов, но так и не смогла ничего разобрать. На этот раз вернулся быстро, принялся расхаживать по клети, собирая одежду. И не успела глазом моргнуть, как он уже был собран, молча вышел из клети, оставив меня одну. Только теперь смогла, наконец, выдохнуть и откинуть с себя одеяло и сесть. Уронив в ладони лицо, потерла, пытаясь смахнуть с себя все ненужное и хоть как-то
оживиться.
5_3
Нужно было вставать, потому что, судя по всему, сюда может войти кто угодно и когда угодно. А мне никак нельзя раскрывать свое происхождениеэто чревато для достоинства всего рода. Я откинула одеяло и соскользнула с кровати, дернув на себя походный мешок с вещами. Впрочем, смена одежды у меня была однасвою нужно выстирать, она вся в грязи высохшей. Трудностей и неудобств было слишком много, и они были неизбежны, главноене сгущать тревогу, что поднималась в груди с каждым мигом. Расчесав волосы и сплетя плотно в косу, поспешила ее спрятать, подпоясалась, перетряхнула все вещи, сложила обратно в мешок. Расправила постель и скрутила тюфяк, убирая ее из-под ног, уселась на лавке, прислонившись к стене, зажав ладони между коленей. И от одной мысли, что придется сидеть целый день, словно в заточении, внутри сделалось совсем темно. Выходить я не собираласьпережду один день, ничего со мной не сделается. Да и синяк на скуле слишком явный, будет притягивать лишние косые взгляды, я и так вчера за столом прятала его, благо в горнице полутьма была, никто и не заметил.
За дверью вдруг послышались шаги, я сжала плечи, скрестив на груди руки, и удивилась увидеть в дверях Вротислава. Окинув меня быстрым взглядом, он прошел вглубь, поставив на стол под окном принесенную снедь, от которой поднимался горячий пар, и уже скоро клеть заполнилась запахом выпечки и пареной кашей.
Не нужно было, уперлась я от стеснения, хотя нутро от запаха съестного скручиваловчера я почти ничего не ела. От того, что он принес еды, помня о моем существовании, тесно делалось в груди.
Нужно, подал мне рушник. Набирайся сил. Не хватало, чтобы ты где-нибудь по дороге свалилась с седла.
Он отступил, но задержался, сверкнули серо-туманные глаза, их взгляд пристыл к моей щеке. Княжич протянул руку, коснувшись пальцами моей скулы, провел вниз по подбородку. Я не могла пошевелиться, словно завороженная, потеряв всякое самообладание, ждала, что будет дальше, но ничего не последовало. Вротислав вытянулся и отошел. Спеша вернуться в горницу, открыл дверь, впуская мужские голосавсе, видно, только начали просыпаться после вечернего шумного застолья. Створка захлопнулась, я некоторое время смотрела на нее, а потом перевела взгляд на оставленную еду княжичем. Поднялась, медленно прошла к столу, смотря на пшеничную кашу, щедро сдобренную маслом, на свежевыпеченный хпеб и ягодный взвар, пахнувшей слишком сладко, чтобы оставаться не выпитым. Пристроилась к столу, взявшись за деревянную ложку, зачерпнула немного и, подув, но, все же обжигая губы, попробовала. А следом еще и еще, пока плошка не оказалась пуста. Я и в самом деле была очень голодной, потому и хлеб съела, запив отваром.
Нутро сразу потяжелело, как и веки, и голова, вновь захотелось спать. Казалось, только приклонила голову к стене, как уснула мгновенно, не помешал и поднимавшийся шум в горнице, хлопавшая без конца входная дверь и на задворках дома старосты лаявшие псы, встревоженные запахом чужаков.
Я так бы и проспала до поздней ночи, но по щеке прохладой мазнул сквозняк, и присутствие постороннего сразу вытеснило меня из сна. Распахнула глаза, выхватив взглядом Вротиславаон принес огонь еще в светлую, но уже погружавшуюся в бледный сумрак клеть. Сон окончательно ушел, я почувствовала себя отдохнувшей.
Княжич заметил, что я проснулась, хоть и не смотрел в мою сторону. Укол досады все же оставил след. Я поднялась. Когда он зажег лучины, увидела, что его волосы влажные, да и ворот рубахи тоже. Мне до зуда по коже хотелось отмыть следы после посягательств татей, смыть водой грязь, которой меня облили. Ведь впереди еще долгий путь, а ближайшие веси не скоро встретятся.
Мне нужно помыться, сказала, а внутри все распалялосьна деле оказалось, что притворяться простой девкой мне не по нутру, чувствовать себя серой тенью.
Княжич, казалось, сделался вовсе неподвижным, а я выпрямилась и подняла подбородок выше, выказывая твердость в своем решении, вцепившись взглядом в его макушкупусть не думает, что меня можно не замечать. Решимость быстро осыпалась пылью, когда он развернулся, но даже тогда старалась смотреть прямо, ничуть не проявляя сомнения и слабины. Он затмил собой мягкий золотистый свет, что играл бликами на одной стороне его лица, а от его выросшей тени казалось, что в клети потемнело.
Хорошо, посмотрел свысока и тягуче, сейчас вернусь. Направился к двери, скрываясь за ней, а у меня почему-то сердце пустилось в галоп, хотя с чего вдруг?
Чтобы занять себя, прошла к вещям, выуживая исподнюю. В дверь тихо поскребли. Поправив выбившиеся от сна пряди, быстро спрятала за ворот косу. Кто это может быть? Прошла к двери, отворила так, чтобы щель была узкая, но тут же расслабила плечи, потому что за дверью опасности никакой не было.
Велено проводить тебя, обронил русоволосый мальчишка шести зим, в кожухе не по плечам нараспашкувидно, доставшийся от старшего брата или родственника какого.
Подожди, велела я, накинула кожух и, взяв скрутку, засунула ее за пазуху, вышла в темный переход.
5_4
Мальчишка повел по темному переходу, и когда спешно проходили мимо горницы, голоса стали слышны отчетливее, но все равно ничего не разобрать в этом мужицком гвалте. Я одернула себя резко, когда осознала, чей голос хочу выделить. Вротислав наверняка там, присоединился к братии. Тем лучше, значит, у меня еще будет время хорошенько подготовиться ко сну, хотя в то плохо верилось: наверняка не будут засиживатьсяесли завтра дождя не будет, то в дорогу, а прежде нужно хорошо выспаться.
На улице было до того свежо и прохладно, что тяжелые мысли быстро развеялись, исчезло куда-то и гнетущее волнение. Я жадно вбирала в себя сладкий, напитанный влагой весенний воздух, ступая по мягкой в неглубоких лужах земле. Дождь еще моросил, окропляя лицо водной пылью, еще больше будоражил. Мы минули двор, которыйслава Макошипустовалвсе сейчас собрались в избе за общим столом. Мальчик повернул налево, уводя меня в сумрачный проулок хозяйских построек, где, видно, хранились всякие припасы, но сейчас весной они, верно, были полупусты. Вышли на задворки и пошли по узкой стежке, что тянулась по пологому склону куда-то в сторону других построек и темневшего полудикого яблоневого садавидно там и были парильни.
Постой, окликнула провожатого, дальше не нужно, возвращайся.
Мальчик, пряча уши за высокий ворот, прищурился недоверчиво, уклоняясь от надоедливой мороси.
Так велено проводить, пытался выказать серьезность, от чего я не могла не улыбнуться.
Не волнуйся, дойду. Беги домой, настояла я.
Мальчишка посмотрел назад на постройки, потом на меня, все еще раздумывая, важно хмуря светлые брови. Интересно, что Вротислав ему такое пообещал, что тот так честно и со старанием дела взялся во что бы то ни стало довести меня до порога?
Хорошо, буркнул под нос, показывая тем самым, как трудно далось ему это решение, но побежал вверх, оскальзываясь на коварной стежке.
Я проводила его взглядом, пока тот совсем не скрылся среди бревенчатых строений, повернулась к мокрому, укрытому серой мглой саду, и даже сердце задержало удар от чего-то неведомого. Где-то над головой прокричали дикие птицы, не успела выхватить их взглядом, как те скрылись в глубине пасмурного неба. Я покинула свое место и углубилась в сад. Стежка вскоре потерялась в прошлогоднем сухом бурьяне, деревья с черными от сырости стволамистарые яблониприземисты и раскидисты, еще с голыми, но густыми ветвями и, несомненно, плодоносили щедро. Почки только набухалидо первых соцветий еще далеко, но уже чувствовался на языке сладкий сок яблок, даже голова закружилась.
Я по горьковатому запаху дыма быстро угадала, какая из бань топилась, и только потом приметила густо струившиеся серые клубы из едва приметной трубы в крыше. Банька была небольшой, низкой и старой, но вполне пригодной для омовений. Оглядевшись по сторонам, убедившись, что в округе никого нет, я толкнула тяжелую створку и вошла в предбанник.
В тесном закутке горел масляный светец, озаряя мягким густым светом бревенчатые стены с полатями и узкую лавку. Пахло распаренными из березовых прутьев вениками да душистым квасом. Оставив на лавке кожух, с легкой досадой заметила, что щеколды здесь не имелось, или хотя бы крючка, или задвижки, только в место них темные полосыесли и было когда чем затворить, да все, видно, разломалось, а новую хозяева не торопились делать. Хотя от кого им тут запираться? В этом доме все свои, и уж никак не ждали мужскую ватагу принять к себе под кров, один из который и не муж вовсе, а девка. Открыла другую створку, что была еще ниже, скользнула внутрь. Тяжелый пар разом осел на грудь, духота окутала плотным одеялом, стоял пар, трещали в топки поленья, и гудел в недрах печи огонь, что сочился из щелей топки: его хватало, чтобы осветить все углы, длинную лавку и наполненные водой кадки. На печи уже бурлила в чугуне вода, выплескиваясь помалу на камни, шипела, тут же испаряясь. Скинув с себя всю одежду, оставшись только в одной рубахе, что была мне как мешок едва ли не до колен, сложив все опрятно на скамью, которая стояла сбоку дверцы, прошла к печи, подхватывая на ходу бадью и приготовленный ковш.
Начерпав воды, вернулась на скамью, опуская на нее полную горячей воды бадью, села рядомлавка уже успела подсохнуть. Первыми нужно было вымыть волосы, потому расплела их быстро и намочила, выливая на голову воду ковш за ковшом. Конечно, с Ветицей было бы сподручнее и гораздо быстрее, но рядом не было никого, потому пришлось изрядно попыхтеть, натереть щелоком прядь за прядью и снова все смыть. Когда с волосами разделалась, в недрах истопки совсем стало нечем дышатьпечь распалилась докрасна, но я и не хотела отсюда уходить так скоро, выбираться в промозглую сырость и возвращаться в тесную клетушку.
5_5
Стянув рубаху, прежде осмотрела себя. Царапины и синяки, которые уже обрели зеленоватый цвет, были повсюдуна коленях, бедрах, руках, но ничего серьезного, все уже подживало. Спокойно вылила на себя, омочив кожу горячей водой, пока тело не сделалось мягким, а кожа покрасневшей и бархатной. Усталость пути уходила, как и все смятение в душе, она будто тоже омылась, оставаясь прозрачно чистой, как родниковая вода. С каждым вздохом тело тяжелело, наливаясь свинцом, меня безмятежно качало в плотном, полнившимся густым жаром воздухе. Отсветы колыхались по деревянным ребрам стен, окутывали тягучим маревом, растворяясь в паре, голова закружилась, и хотелось уже открыть дверь и глотнуть спасительного холодного воздуха, но не хотелось даже вставатьтак было хорошо сейчас, впервые за эти три тяжелых дня пути, разомлевшее от горячей воды и жары тело не хотело слушаться.
Через клокотавший густой шум в ушах я не сразу расслышала, что дверь в предбанник тихо скрипнула. И вздрогнула, успев только прикрыть грудь руками, когда внутрь, низко пригнув голову, вошел Вротислав. По плечам и груди были темные крапины, оставленные каплями дождя, светло-русые волосы, потемневшие и потяжелевшие от влаги, падали на его мягко очерченные печным огнем скулы, что разлился золотом по изгибу мокрой шеи, угасая в распахнутом вороте рубахи. В туманном полумраке глаза княжича будто светились изнутри, собирая в себе все блики очага. Оцепенение растянулось в вечность, и пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы повернуться к нему спиной, но от его жгучего взгляда не скроешьсякекуда. Сердце пустилось в галоп, когда он покинул порог и медленно приблизился, так заколотилось, что стены поплыли, и мне пришлось прикрыть веки и вцепиться в край лавки ладокью. Уличная прохлада, исходившая от мужчины, обдала на миг, скользнув зябким потоком по плечам и спине. И я чувствовала себя загнанной в западню, в то время, когда взгляд серо-холодных глаз оглаживал от затылка до самых пяток. Намеренно это сделал, оставив одну, чтобы потом прийти, застав меня раздетой?
Зачем пришел? пробормотала, облизав пересушенные жаром губы.
Тебя долго не было. Я думал, ты уже вернулась, но твоя постель оказалась пуста.
Невольно повела плечами от того, сколь глубоко он волнуется за простую-то девку.
Мог бы постучать, попыталась расправить непослушными пальцами ткань рубахи, злясь на себя за свою нерасторопность и на то, как глубоко проникал его голос в самые недра груди, оседая и проливаясь легкой дрожью по телу.
Я стучал, и звал, проговорил намного глуше.
Я растерянно посмотрела через плечо быстрым взглядом, Вротислав стоял очень близко, и от того взыгралось волнение, обдавая волнами жара, казалось, сделает шаг, и я точно свалюсь без чувств. Ведь даже не услышала ничего, с паром переусердствовала и засиделась, и, если бы не он, так могло статься, что банные духи и не выпустили бы меня отсюда живой. Даже жутко стало от этого осознания.
Дыхание прервалось, когда я ощутила на своем плече горячие пальцы Вротислава, он мягко провел по моему голому предплечью, поднимаясь к шее, убирая мокрые пряди за спину. Я застыла, ожидая, что за этим последует. Что ок сделает? Возьмет? Но он уже это сделал и сейчас его ничего не остановит повторить это вновь. Да и нужно ли ограждать себя стеной? Делать какие-то усилия над собой? Я прикусила губы, осознавая, что его ласки приносили мне приятные ощущения, были желанны настолько, что разливалось по низу живота разогретой смолой густое томление. Я прерывисто выдохнула, едва удерживая себя на месте, кода Вротислав скинул сапоги, опустился на лавку за моей спиной, обхватив за бедра, притиснул к себе плотнее, так, что я ощущала его налившуюся желанием плоть, упиравшуюся в основании спины, даже через ткань его штанов я чувствовала раскаленный жар. Его объятия стали для меня опорой. Его сильные ладони опустились на бедра, огладили, скользнув вверх к животу и выше, накрыли ждущие его ласки груди. Я откинула голову на его плечо, когда он сжал их и разжал, и вновь сжал, сминая круговыми движениями, и я сама в такт его движения начала покачиваться, выгибаясь и отдавая себя его умелым рукам. Я слышала, как его дыхание сбилось, оно обжигало шею, растекаясь по коже плавленым воском. Одна ладонь выпустила грудь и вновь опустилась на живот, протискиваясь между бедер, и когда накрыла горячее лоно, томление всплеснулось яркими искрами к самой груди, вынуждая испустить глухой стон. Другой рукой Вротислав сдавил шею, вынуждая чуть повернуться к нему, навис, накрывая мои губы своимигорячими и сухими, одновременно его пальцы проникли свободно вглубь сжимавшего их лона, вынуждая его проникать короткими рывками, так, что мне пришлось опереться ладонями и о его крепкие ноги. Его губы и пальцы ласкали настойчиво, но мягко, распаляя меня изнутри, побуждая насаживаться быстрее и нетерпеливее. Его пальцы покинули меня, там все пекло и дрожало от жажды большего. Княжич, горячо выдохнув в мои губы, придерживая подбородок, теперь слегка самыми краешками касался их и будто думал о чем-то, хотя глаза его были затуманенными и потемневшими, такими глубокими, завораживающиминепонятно, как еще держится. Я даже губы сжала плотно, чтобы молчать, чтобы не просить его продолжитьтак все внутри крутилось и полыхало мучительной жаждой. Но этого не пришлось делатьВротислав выпустил.
Повернись ко мне, попросил он.
Разум колыхнулся, пытаясь предостеречь, но сквозь желание, что охватило меня, ему уже не пробиться. Я об этом подумаю после, возможно, буду корить себя и ругатьвозможно, но это потом. Сейчас в недрах натопленной душно бани хотелось отдаться горячим рукам Вротислава, утонуть еще глубже в жаре его желания, захлебнуться собственной жаждой, нырнуть в глубину до самого дна и раствориться в безвременье. Хотя бы на миг. Я повернулась, сев сверху на лавку, так, что он, обхватив меня под коленями, закинув ноги за спину, подтянул ближе, и мне пришлось обхватить его за шею, чтобы усидеть. От бесстыдного положения стало тесно внутри, потому что теперь он мог видеть меня всю, и я из-под ресниц видела чуть дрогнувший в улыбке уголок губ. Потершись носом о мою щеку, заглянул в глазаон вовсе не насмехался, напротивсмотрел, будто не на меня, а вглубь, зрачки его стали такими широкими, что я видела в них свое охваченное печным светом отражение. И это было похоже на безумие. Тогда, в палатке, он будто околдовал меня, и сейчастоже, иначе этому не было объяснения. Придерживая за плечи, я, набравшись смелости, опустил взгляд, и мои щеки вмиг запекло и, стало резко нечем дышать. Влажная ткань штанов облегала его ноги и облепляла твердую как камень плоть. Он вновь завладел моими губами впиваясь обжигая и кусая так, что по коже рассыпались угли, они жалили больно, остывали на губах пеплом. Он, то намеренно тянул, медленно целуя, то прикусывал и терзал раня калеными гранями своей безудержности и страсти, и вновь делал над собой усилие, касался воздушно и мягко вбирая и оглаживая, собирая кончиком языка соленый пот. И невыносимо было терпеть эту муку.