В проходе к салону я-оно на мгновение приостановилось. Что же это за безумиесознательно идти на муки. Да и за чемведь не за чем. Единственное, что необходимо сделать, это доехать до Иркутска. А обещания прекрасным глазкам да плевать на обещания. Ведь нет в этом никакого смысла. Один шаги все будут пялиться словно увидели теленка с двумя головами.
Я-оно вошло вовнутрь.
Мужчины подняли головы, разговоры утихли. Я-оно подошло к стюарду, попросило огня. Затем глядело в окно, затягиваясь первым дымом; выдувая первый дым, глядело уже в потолочный люк. Постепенно все возвращались к прерванной беседе. Ветер гнул ветви елей и сосен, тал темные тучи по небу, над холмами среди небесных затеков время от времени просвечивало белое солнцеэлектрическая лампа богов; Экспресс мчался по направлению радуги. Можно ли уже отвернуться от окна? Я-оно повернулось.
Двери в биллиардную были раздвинуты. К большому столу придвинули стулья, четверо мужчин играли в карты. На незапятнанной зелени валялись банкноты, на краях стола стояли рюмки и чашки; пепельницы и плевательницы были подвинуты под стол. Доктор Конешин как раз тасовал колоду, рядом с ним лысый южанин с огромной старательностью срезал кончик толстенной сигары, высовывая из-за кривых зубов темный язык. Капитан Привеженский подвинул к себе кучку денег и поднял глаза. На его взгляд я-оно ответило без тени улыбки.
Привеженский вынул трубку изо рта, прищурил глаза с издевкой, выдул губы.
Один стул был свободный. Он постучал чубуком по лузе.
Я-оно вынуло записную книжку и присоединилось к игре.
О том, о чем нельзя и подумать
Большую часть своих поступков мы способны объяснить на языке второго рода: ясно и понятно мы можем высказать, почему поступили так-то и так-то. Даже когда собеседник с нашими объяснениями не соглашается, все равноон их понимает.
Но имеются поступкиих значительно меньшео которых мы не можем рассказать другому человеку. Их мы понимаем лишь сами, их охватывает лишь язык первого рода; а язык первого рода не состоит из слов, он не организован в соответствии с грамматикой межчеловеческого языка. Если же, несмотря ни на что, мы предпринимаем попытку такой исповедив церковной исповедальне, в объятиях любовницы, на смертном ложе, перед высоким судомиз наших уст исходит лишь нелогичное бормотание, к которому мы сами прислушиваемся в беспомощном изумлении.
И еще есть такие поступкиуже совершенно редкиекоторых мы не способны объяснить себе самим даже на языке первого рода.
Мы можем их представить (представить можно даже величайший абсурд, особенно post factum), но никак не можем их обосновать, как обосновывается логикой последствий всякое действие и слово персонажа пьесы или книжки: в данной сцене герой делает то-то и то-то, по той или иной причине, поскольку сам он такой-то и такой-то человек.
Но жизнь тем-то и отличается от рассказа о жизнито есть, от отражения жизни, искаженного языком второго родачто вначале она является истиной, а только потом о ней рассказывают.
Таким образом, имеются такие поступкимотивов, причин, эмоций и мыслей за ними стоящих мы не имеем возможности описать даже себе самим.
Но если и имеется единственное правило, управляющее поведением всех людей, то это Правило Меньшего Стыда. Можно сознательно осуществлять действия, ведущие к собственному страданию, даже к собственной смертино никто не осуществляет действия, ведущие к большему стыду. Как вода, стекающая по неровностям поверхности, всегда стремится занять самое нижнее положение, как тепло, всегда уходящее из тела, так и человек в любой ситуации всегда направляется к наименьшему стыду.
Иногда отдаленный по времени стыд является нам, в результате такого отдаления, не столь резкимименно так рождается леньно кто, будучи в здравом уме, из двух грозящих ему состояний стыда выберет наибольшее? Я-оно не знало смысла подобного выбора, никак не могло представить мыслей и чувств, стоящих за подобного рода выбором. Это было невозможностью столь же фундаментальной, как Солнце на ночном небосклоне или женатый холостяк.
И все же
Как-то сидели мы в мансарде у Збышека, на столе двадцать четыре рубля, впервые игра шла на деньги, утрата которых была способна повлиять на ход жизни, карты паршивые, в кармане остатки сбережений, нужно спасовать, сказать, что время уже позднее, и уйти; это же без каких-либо сомнений очевидно и разумнопрямо видишь, как это делается, слышишь, кто и что говорит на прощание Тем не менее, вытащены последние деньги и поставлены на проигрышную карту.
Или:
Юлия, истерично жестикулирующая, строящая рассерженные гримасы из-за спины своего отца, который на мгновение укротил ярость и встал в дверях, разложив руки: ну, говори жеи вот уже открываешь рот, чтобы выплюнуть наибольший стыдна кого: а на него, на Юлию, на всех, он стечет, словно горячая слюна, попадет на лицо и одежду, склеит волосы и векитолько, пускай пан отец слушает внимательноа Юлия немо произносит по слогам: не говори, не говори, не говорино язык уже оторвался от нёба, уже произносит проклятие, отец девушки бледнеет, ноги под ним подгибаются, он поворачивается к дочери, но та уже крутнулась на месте и сбежала в дом, хлопая дверями. Только ее и видели. Последний образ панны Юлии: горящее румянцем лицословно ожог, глаза расширенные, в ниххолодное отчаяние. Стыд ударил отравленной стрелой.
Или:
Милый Принц садится за карточный стол, на кону сто двадцать рублей, Кивайс с Модржиковским выписывают векселя, на руках одни пары, так что нужно пасовать, а долг уже настолько велик, что необходимо снова будет брать кредит у Принца и униженно ползать перед евреямитак что имеется намерение, мысль и воля бросить карты и встать из-за стола, но вместо того: Перебиваю. И после того уже ни малейшего изумления, когда пропадают деньги на квартиру, на лекарства, на жизнь. Даже сердце уже не бьется сильнее. В тот раз надежды на победу не было. Тогда, зачем же было играть?
Могут сказать: вредная привычка. Вредная привычка или же настойчивая повторяемость поведенияно как на языке второго рода спросить о том, что же стоит за этим поведением? Тут уже он окончательно сдается; остаются вопросы, описательные предложения смысла уже не имеют.
Но и язык первого рода тоже здесь не помощник: мы не знаем, зачем делаем то, что делаем.
Эти действияуже не наши действия. Эти словауже не наши слова. В игре мы участвуем, только нет уже никакого «я», которое играет.
Мысль: «Я существую»вовсе не означает, будто бы имеется некто, кто мыслит о том, что существует; она означает лишь то, что была обдумана мысль о существовании.
Мысли обдумываются, тело видит, слышит, касается, можно ощущать работу его влажных механизмов; оно видит, слышит, касается, нюхает, вкушает внешний мир, принадлежащие к данному миру предметы, живые и неживыено вот каким органом чувств следовало бы воспринимать существование этого предполагаемого «я»?
Нет такого органа, и нет такого чувства. Маленькие дети говорят о себе в третьем лице, только договоренности общечеловеческой речи заставляют их войти в роль «себя», «я». И со временем, ухватить эту первейшую истину становится все труднееибо о таких вещах нельзя и подумать.
О героях азарта и скорости Льда
Четыре.
Четыре.
Тоже.
Тогда я восьмерочку.
Стою.
Спокойно.
Кто-нибудь перебивает?
Восемь.
Господин Фессар?
Ничево.
Капитан?
Ммм.
Господин Бенедикт?
Проверим, проверим.
Четверка сгорела.
Лед от пятерки.
Ну, извините! С двумя огненными дамочками на руках, причем, второй раз подряд! Да как вы карты сдавали!
Хе-хе, гаспадин Чушин весь капитал так продует еще до того, как увидит свои шахты.
Нечего о моих шахтах беспокоиться, лучше беспокойтесь о своих бумажниках. Поднимаем ставки до десятки, согласны?
До того какое-то время играли в вист и vingt-et-un, но последнюю пару часов игра шла по правилам зимухи. Пара человек подсела на десяток раздач; сейчас же снова осталось только пятеро. Люди проходили, приостанавливались, присматривались. Крупные суммы в банке привлекали внимание. Стюарды доливали напитки, очищали пепельницы, открывали и закрывали окна. Шары грохотали в лузах, когда Экспресс поворачивал, тормозил или разгонялся.
И что они себе думали, засунув биллиардный стол в поезд? дивился Юнал Тайиб Фессар. Как только мне начинает казаться, будто бы я уже привык и начал понимать эту страну, встречается нечто подобное, и снова я начинаю чесать себе голову. Лежит король.
Лежит туз.
Лежит девятка.
Господа
Здоровенный
Ого!!!
Видно, им пришлось строить весь вагон вокруг стола.
Или опускать через крышу. Второй кон.
Монументальная глупость, оправленная дорогостоящим комфортом, буркнуло под нос я-оно.
Что вы сказали?
Grand seigneur милостиво решил провести аллюзию к нашей отчизне, вежливо пояснил доктору капитан Привеженский. От сарказма удержаться он не мог. Пока что удавалось не отвечать ему липкой усмешкой и просительным взглядомпоскольку я-оно вообще на него не глядело.
Лежит туз.
Ну у вас и раздачи. Лежит семерочка.
Heureux аи jeu, malheteux еп amour, как сказал бы господин журналист. Ну ладно, только по правдекакой смысл? Что можно придумать более глупое, чем биллиардный стол в поезде?
Хм, можно предложить новые правила, заметило я-оно, сдавая в пулю валета. Есть шахматы, и есть зимуха.
Что вы имеете в виду?
Бильярд с, ммм, дополнительным элементом случайности.
Человек бьет, а Господь Бог шары носит. Лежит пятерка.
Ух, господин доктор, когда блефуете, нужно быть поумереннее!
Пускай господин капитан скажет это Алексею Федоровичу.
Господин Чушин может себе позволить блефовать по-глупому.
Алексей Чушин унаследовал от дяди (тестя, дедушки, какого-то другого родственника или свойственника) контрольный пакет в обществе по добыче зимназа, и теперь ехал, чтобы принять во владение неожиданное богатство. Занимался ли он до того горным делом? Имел хоть какой-нибудь опыт в делах? Сейчас, во время пути, так или иначе проверить это было невозможно, и по сути деланикакого значения и не имело: он был тем, кем попутчикам представился. Темно-синий сюртук облегал его бочкообразный торс словно кишка колбасу; в черном жоржетовом галстуке-бабочке поблескивала шпилька с бриллиантом. Самый старший по возрасту из игроков, за картами он проявлял ужасное непостоянство и отсутствие логической стратегии: ему случалось сбрасывать пять-шесть карт при раздаче, чтобы потом пасовать во время торговли. При этом он вытирал лоб громадным платком и глубоко вздыхал, присматриваясь к картам на руках. Я-оно размышляло над тем, насколько такая театральность Чушина для него естественна, а насколько следует из его уверенности, будто бы именно так должен себя вести богач во время игры. Он не пил чая, кофе или водкипросил исключительно шампанского. Перед сдачей он очень долго оттирал пухлые ладони, карты клеились к его пальцам.
Манера поведения во время азартной игрыи здесь не играет никакой роли величина ставки, раз мы действительно поглощены игройвыдает о нас вещи, которые никаким иным образом мы бы не раскрыли. И это совсем даже не вопрос крепких нервов; можно иметь нервы из стали и все время погрязать в безнадежных блефах. Говорят, что невозможно отличить труса от героя до тех пор, пока их не испытаешь, то есть, пока им не приставят нож к груди, пока они не очутятся под вражеским огнем. В жизни будничной, ни холодной, ни жаркой, в домашнем тепле, при температуре собственного теладуша гниет, словно мясо, оставленное на июльской жаре. Так вот, азарт предлагает одно из наилучших приближений ситуации истинного испытания. Военные герои, те, что выжили, которые потом рассказывают о своих боевых подвигах, всегда вспоминают моменты, когда, пожав плечами и сплюнув«Однова живем!»они бросались в рискованную авантюру, полагаясь только на судьбу, довольно часто уверенные в том, что в этой ужасной ситуации не выживут.
Капитан Привеженский играл очень осторожно, никогда не продавая «горячих» карт и часто пасуя сразу же после раздачи; зато он три раза последовательно повышал ставку и торговался до самого конца. Но, поскольку он делал это с такой солдатской правильностью, очень быстро все это поняли и сразу же отступали, как только он бросал вызов. То есть, даже сохраняя достойное удивления спокойствие, не выдавая себя ни словом, ни жестом, ни выражением лица, наш капитан никогда крупных денег не выиграет.
В свою очередь, действия доктора Конешина предусмотреть было совершенно невозможно. Нам были известны такие игрокикогда им везет, то они выигрывают целые состояния, если же нетэти же состояния спускают.
Юнал Тайиб Фессар представлял собой совершенно отдельный случай. Он скучал. Скучал, когда проигрывал, и точно так же скучал, когда выигрывал. Все, что делал за столом, он делал как бы нехотя и машинально. Действительно ли игра и деньги не имели для него никакого значения и, в связи с этим, для него это совершенно не было испытаниемили же турок именно так всегда и вел себя в сложные минуты? Лысый и худой тип с левантийским типом красоты, с жилами, натянутыми под сожженной солнцем и морозом кожей, будто фортепианные струныв нем не было костей и мышц, одни только суставы и сухожилия; когда он улыбается, кривые зубы скрипят в деснах; когда он глотает густой кофе, адамово яблоко прокалывает шкуру шеи, словно проклевывающийся шелковичный червь. Длинными ногтями он постукивает по рубашкам карт, постреливая пальцами, словно кастаньетами. Если ударить по его яйцеобразной голове, наверняка раздастся сухой стук, словно стучат по дубовой древесине.
Господин Фессар возвращался с переговоров в Константинополе. В Иркутске он занимался делами коммерческой компании, продающей в Средиземноморском бассейне природные богатства Сибири, в основном, зимназо, тунгетит и олово. При этом он утверждал, что половину жизни провел в иркутском губернаторстве.
Рассказывая Алексею Федоровичу живописные истории из Страны Лютов, он, казалось, скучал уже не так.
И не верьте западным геологам, они вам продадут карты, из которых можно вычитать историю гор, положение доисторических поселений якутов и месторождений самых редких минералов, но люты им не по зубам. Берите русских, поляков, в самом крайнем случаелюдей с Балкан, закончивших австрийские учебные заведения. Как-то раз был у нас специалист из Америкину что, господин доктор, чья сейчас очередьага, так был у нас такой фрайер с аляскинских месторождений, так вот, kurtlu baklanin kor alocisi olur, двадцать тысяч профукали на пустые скважины и теплые месторождения.
Я слышал, что существует полная карта холодных месторождений
А, знаменитая карта Гроховского! Можете быть уверены, в первую же неделю после приезда вы получите с дюжины предложений купить ее, всякие темные типы, бродяги, бывшие каторжники, мартыновцы, искатели легких денег; вы же понятия не имеете, что это за место; совсем еще недавно Южная Африка, перед темКалифорния, а теперь авантюристы и мошенники всех мастей катят именно сюда: за Байкал, в Зиму. Господин Бенедикт, вы продаете или нет? Тогда не мусольте картукладите или спускайте. Ну вот, и кофе остыл, только собаке такие помои отдать
Лежит дама в огне.
Лежит восьмерка, сказал капитан Привеженский. Погодите, а разве компания господина Чушина уже не имеет концессии на эксплуатации этих месторождений? Ведь, по-видимому, им известно, что и где они добывают?
Все зависит от того, чем занимаются. Если, к примеру, речь идет о Черемховском перемороженном угле, то Боже их благослови. Но если речь идет о зимназе Так что, Алексей Федорович?
Чушин вытер лоб.
Вы любите меня пугать, господин Фессар, вы злой человек.
Я его пугаю! Нет, господа, только поглядите. Сижу тут и жду, десять и десять. Господин доктор?
Спокойствие. Конешин отложил комплект на руке и закурил новую папиросу. Мы же толстые журналы почитываем; то ли «Абразавание», то ли «Савременный Мир» недавно поместил приличную статью. Сибирский тунгетит так или иначе, но ведь шахт тунгетита не существует, правда?
Для этого есть сороки, местные проспекторы. Отчасти это охотники, в том числеиз якутов и тунгусов; за тунгетит платят гораздо лучше, чем за лис, соболей, выдр и куниц, и, говоря по правде, его гораздо легче встретить. Отчасти же это столыпинские мужики, другая частьбывшие золотоискатели. И, наконец, обычная сибирская шушваль когда уже пропьет последнюю копейку, а к честной работе на шахтах или холодницах в Холодном Николаевске испытывают полнейшее отвращение, так что эти бездельники делают? Бредут на север, сорочить.