Что? отшатнулся я. Вы что, не слушали того, что я говорил?
Слушала. Как вы все говорили. И говорили. И говорили. Раны Иисусовы, все говорили и говорили. Она заслонила ручкой рот. Это вы убили его!
Минуту назад вы сами представили мне алиби!
Ну и что. Тоже мне, алиби. Я же вижу.
Застонав от отчаяния, я-оно стукнулось головой о дверки служебного шкафчика, так что внутри что-то зловеще загрохотало.
Елена вздернула подбородок.
Если не Пелку, так кого-то другого. Но это висит на вашей совести. Может, в Екатеринбурге? Ну, признайтесь же, я никому не скажу, честное слово.
Поздравляю. И вправду, ну кто устоит перед вашими дедукциями? Дрожите, преступники. Желаю успеха.
Я-оно поднялось с места.
Елена схватила за полу пиджака.
Прошу прощения. Ну, пан Бенедикт, не злитесь. Она тоже отодвинула стакан и встала, инстинктивно выглаживая юбку и выравнивая рукава, расцветшие гипюровыми кружевами. Я только хочу помочь. Честное слово.
В замешательстве она искала подходящих словоткровенных, не слишком откровенных. Ни с того, ни с сего, вернулось воспоминание сконфуженной Кристин Филипов. Вот в чем разница, подумало я-оно, эта тень взрослости, именно туг проходит линия раздела.
Вы правы, тихо сказала она, со мной всегда так, только что вычитаю, придумаю, что увижу в окно или что подслушаю. Ну, разрешите. Я до утра не могла заснуть. Девушка дрожащими пальцами потянулась в глубины рукава, под жемчужные шелка, и выловила смятый листок. Я записала их по фамилиям и по занимаемым местам, поскольку госпожа Блютфельд всех не знает. Сорок пять подозреваемых из первого класса, один из них и должен быть тем человеком, кто покушается на доктора Теслу, на вас И вот, достаточно будет вычеркивать, пока, пока возьмите, пожалуйста.
Я-оно взяло ее ладоньптичье запястье, хрупкая веточка костии прижало ее к губам, несколько неуклюже, боком, та сопротивлялась, придержало эту холодную ручку возле губ еще мгновение, и еще.
Это ведь поездка, панна Елена, пока она длится, убийцей могу быть и я.
И в этом тесном, душном, нагретом солнцем и человеческими телами помещении, где за дюжинами дверок добро проводников звонит и трещит в ритм железного барабана, тук-тук-тук-ТУК, а доносящийся из-за стен говор и утренняя ссора ни на секунду не позволяют забыть о близости десятков чужих людей, здесь и сейчас наступает это мгновение пониманиямгновение молчания, когда мысль и смысл протекают от человека к человеку не искаженные ограничениями межчеловеческого языка. Понимание, достигнутое в ходе неназванной игры, и только лишь потому, только из-за этого возможноев игре без правил, ставок и цели.
Поскольку же девушка отводит глаза в сторону, поднимает уголки губ, вторую руку машинально подводит к бархотке, отводит эту руку, вкладывает ее в желтый поток света, поворачиваетпонятное дело, я-оно глядит уже на эту вторую, ярко освещенную ладонь, а не на лицо панны, на ладонь, раненую птицу на солнце, берет и ее; был ли это хороший, победный ход, теперь можно прижать девушку, а можно и оттолкнуть, но не сильно, служебное купе тесноеона же поднимает взгляд, глядит без улыбки; да, она понимает то, что не было сказано, пожатие запястья, дрожь пальцев, слова, значащие нечто иное, ничего не значащие; пока длится поездка, я-оно может быть и убийцей; это видно в ее темных глазах, в пульсации голубых жилок под тонкой кожейона поняла. Что конкретно? То, чего невозможно высказать.
Ой, ой, прошу прощения, ваши благородия, сами видите, что у меня тут на голове, нет, я не прогоняю, но дело служебное
Ну, раз служебное
Я-оно вышло в коридор. Пассажиры купейного вагона приглядывались исподлобья, но и с любопытствомсбитые в самом конце вагона: участники ссоры с багровыми лицами и остальные, развлекающиеся за их счет. Я-оно потянуло панну Елену подальше от этого сборища. Ведь здесь повсюду кто-нибудь смотрит, кто-нибудь слушает.
Панна Мукляновичувна оглянулась через плечо.
Что у них там случилось?
Наверняка кто-то у них ночью водку выпил, а виноватого нет, транссибирские гномики. Пошли. Где там этот ваш список?
Та расправила листок на вагонном окне. Летнее солнце просвечивало бумагу и черные чернила; у нее был мелкий, регулярный почеркбуквочки низенькие, кругленькие, собранные в ровненьких рядочках.
Вы говорите, уже кого-то уже вычеркнуликого же? Князя? Княгиню? Ведь женщин вы тоже учитывали, правда?
Да.
Можно вычеркнуть госпожу Филипов, ту самую молодую спутницу доктора Теслы.
Ах, да. Сорок четыре.
А тетка Урсула? А вы сами?
Слушаю?
А я?
Что?
Можете вы подтвердить, что это не я был выслан на погибель доктора Теслы?
Но ведь вас тоже
Прекрасный способ, чтобы войти в доверие доктора, не правда ли?
Мы уже говорили об этомМинистерство Зимы вас послало, к отцу лютовому, как я слышала.
Министерство, но какая петербургская фракция? Ледняки? Оттепельники?
Вы все смеетесь надо мной.
Боже упаси.
Теперь она глядела уже подозрительно, момент понимания давно прошел, снова текли слова, слова, слова.
Вы хотите, чтобы я подозревала всех, даже вас, даже себя саму. Так мы никогда террориста не найдем.
Я-оно прошло в следующий вагон, придержав дверь перед девушкой. Она где-то поставила пятно на белой блузке, теперь машинально опирала материю, послюнив палец. Я-оно подало ей платочек.
Вот если бы я как раз убивал доктора на ваших глазах, тогда вы могли бы утверждать: это он. Зато в прошлом, в будущемстолько же убийц, сколько и возможностей.
Но ведь дело заключается в том, чтобы схватить его до того, как он успеет убить!
То есть, мы должны выследитьчто? Вероятность?
Спасибо, вернула она платок. Я уже понятия не имею, как с вами разговаривать. Ведь это ваша головная боль, а не моя. А вы все крутите и крутите. Один из них, махнула Елена листком, является человеком ледняков, и он прекрасно знает, зачем он едет в Иркутск, и что он должен сделать.
Вовсе даже наоборот. Мы имеем сорок семь наполовину убийц, щелкнуло я-оно пальцем по бумажке, из которых каждый является и не является ледняцким агентом, планирует и не планирует убийство, знает и не знает, что делает.
Панна Елена стиснула губы.
Вы расскажете мне все подробности, я порасспрошу обслугу, допрошу подозреваемых, сравню признания и дойду до истинывот как все это делается, сами увидите.
Я-оно усмехнулось, чтобы это было не слишком заметно.
Наоборот. Преступников не выявляют; их создают. Что вы будете делать? Нагромождать противоречия, пока не останется только одна непротиворечивая возможность. Так вы создадите в мире трехзначной логики двухзначного убийцу.
Панна Елена была раздражена.
А вот когда он даст вам кирпичом по этой слишком умной башке, то сколькозначная шишка вырастет?
Кхм, таак, все зависит от того, насколько глубоко мы к тому времени заедем в Страну Лютов Они что там, заснули все?
Я-оно загрохотало кулаком в закрытые изнутри двери вагона обслуги. Наконец щелкнул замок, в щели показалось румяное лицо молодого стюарда.
Вы нас помните? Мы возвращаемся к себе, в свой вагон.
Тот поклонился, отступил.
Но панна Елена сразу же за порогом приостановилась, поскольку в голову ей пришла неожиданная мысль.
Послушайте-ка, добрый человек, так как оно получается, выходит, что каждый может пройти вот так, между первым и вторым классом?
Нууу, нет, не может, запрещено, дамочка.
Кому запрещено? Нам или им?
Нуу, оно, вроде бы всем, но раз господа настаивают
Я-оно показало из-за спины стюарда характерное движение пальцами: деньги, деньги.
Панна Елена скорчила кислую мину.
А кто-нибудь из люкса сегодня ночью не просил? А?
Ночью?
За Екатеринбургом.
Я ночью спал, так что меня можете не спрашивать.
Панна Елена постукивала каблучком по деревянному полу, не спуская взгляда со стюарда. Круглолицый татарин не знал, куда девать глаза, сложил руки за спину, сгорбился, шаркал ногами, и с каждой секундой лицо его становилось все краснее. Если бы с ним заговорил кто-то другой, а не молодая дама из первого класса, то с азиатской наглостью он стал бы все отрицать, взгляды европейцев стекают с этих круглых, гладких лиц как с гуся вода, западный стыд никак не касается восточных людей.
Я-оно схватило девушку за плечо, потянуло ее в сторону вагона-ресторана.
Ну что, ну что! фыркнула та. Раз этот ледняк выбросил Пелку, то ведь должен был как-то пройти от себя в купейные вагоны, он же не Дух Святой.
Наверняка, так он и прошел, но если дал взятку старшему, то этот молодой никогда не признается, разве что если с жандармами за него взяться и каторгой припугнуть. Или же, если обратишься к старшему и заплатишь большую сумму. А если и вправду Пелку на Авраамово лоно выслал кто-то из люкса, то можете быть уверены, что в служебные карманы перешло много червонцев. Впрочем, если тетка Уршуля может позволить себе так выбрасывать деньги Ну, и чего теперь вы смеетесь?
Хихикая, Елена старательно сложила свой список подозреваемых и снова сунула его в рукав.
Ничего, ничего, mister Холмс, ни над чем я не смеюсь.
Я-оно вошло в столовую вагона-ресторана. Сидящие напротив входа подняли головы и задержали взгляды. Незаметно, они указали на нас другим, раздались перешептывания, такие же осторожные, но тут же подавленные, все здесь были хорошо воспитанными; извиняющаяся улыбка уже выползала на губы. Тишина становилась все более неудобной. Фессар был прав: стояла за этим фрау Блютфельд или нет, но сплетня разойдется молниеносно.
Счастье еще, что самой фрау Гертруды за столом еще не было; доктор Конешин в одиночестве проводил операцию на яйцах по-венски. Я-оно шло быстро, не оглядываясь на панну Мукляновичувну.
За последним столом уселся завтракать лысый турок; сейчас он сделал жест, как будто желал встать.
Господин Бенедикт позволит
Но ведь
Я только хотел про здоровье
Мы уже поели, благодарю.
Но если бы
Прошу прощения, не могу, не сейчас.
Ах! Пани маю, нанимаю.
Панне Елене не хватило дыхания; пробежав по коридору, она прижалась спиной к переборке.
Ну и куда вы так гоните
Раз уже попал в эту катавасию! ругнулось я-оно под носом, глядя в сторону дверей вагона-ресторана. Ведь ничего же не сделал! Ничего не хотел делать! Просто, спокойно доехать! А теперь каждый!.. Представляют себе!.. И этот тоже, наглый турок!.. Бог знает что!.. Ледняки, Сибирхожето, мартыновцы, охранка, не охранка, Тесла с Пелкой, князь Блуцкий и Зима, да еще, наверняка, и чертовы пилсудчики вдобавок. Я-оно прикусило большой палец. Идиот! Идиот!
Идиот!
Вы должны мне все
Ну, черт, и влип! И здорово же!
Рассказать, уфф
Вы тоже хороши! Безопасный такой скандальчик во время путешествия. Нас уже увидали вместе. Как думаете, что этот Фессар подумал?
Ну, вы людей и боитесь.
Страх ли это? Нет, это не страх.
Я-оно выпустило воздух, пожало плечами.
Останемся в салоне, на видутак не дадут покоя; закроемся в купе, в моем или у васеще хуже.
Только не стоните. Елена уже взяла себя в руки. Пошли.
Она повела меня в переднюю часть состава, через салон и вечерний вагон: зал с камином, смотровой зал, железная дверьдевушка толкнула их, я-оно вышло на платформу.
Инстинктивно глянуло под ноги. Следов крови нет. Над головой, по синему небу проплывали клубы темно-серого дыма и монументальные массивы белоснежных облаков. По одно стороне рельсов тянулись зеленые леса, по другойширокая степь; в теплом воздухе, сквозь запахи железа и машинного масла пробивались ароматы земли и мокрого дерева. Я-оно прикрыло глаза от солнца.
Панна Мукляновичувна оперлась спиной о дверь.
А теперь рассказывайте.
Я-оно похлопало по карманам, вынуло замшевый футляр, а из негоинтерферограф. Подняв трубку к небу, прижало глаз к линзе.
В диаметре черного круга мерцал десяток световых бусинок.
Разочарованно вздохнув, спрятало аппарат назад.
В арбатском ломбарде, начало я-оно, массируя все еще побаливавшую правую руку, я купил себе авторучку, золотой Eyedropper Уотермана.
Об арсенале Лета
Никола Тесла приложил ствол к виску и нажал на курок.
Раздался треск. Волосы у него стали дыбом, брови съежились. Черная молния проскочила между черепом серба и тунгетитовым зеркалом. Пожилой агент охраны трижды перекрестился. В зеркале горела кустистая светень, профильный портрет Теслы: голова, шея и фрагмент плеча; зеркало имело размеры и форму свадебного монидла, как раз позволяло дать отражение человеческого бюста в натуральную величину.
Дело в том, что белый негатив, выжженный на угольно-черной поверхностиуже бледнеющий, то есть, чернеющийни в чем не напоминал особы, с которой делался портрет. Неужто это был, как желает того доктор, его символический «картограф»? Я-оно не слишком-то ценило всяческую восточную эзотерику, которой изобретателя когда-то заразил некий подозрительный гуру. Как-то не к лицу была она ему, не к лицу.
Будет лучше, если вы отложите это устройство, очень прошу вас.
А подойдите-ка, молодой человек!
Отложите, пожалуйста.
Подойдите, поглядите, а потом скажите, что увидели.
Профиль, скорее всего, напоминал очертания птичьей головы: худая шея, выступающий клюв, сверху колючий гребень. Вместо щеки зияла дыра. Из глаза расходились то ли трещины, то ли жилки, то ли искрылинии черно-белых молний. Губ не было, только очередная когтистая молния, наполовину разрезающая пятно лицане лица.
О чем вы размышляли?
Это вы скажите, о чем я размышлял.
Я-оно почесало шею.
Об электрических машинах и грозе с молниями?
Тесла бросил кабель в ящик.
Я практически постоянно размышляю об электрических машинах. Даже когда совершенно ни о чем не думаю.
То есть, это действует?
Нужно было договориться заранее. Степан, что вы думаете?
Охранник рванул за цепочку с брелоком, нервно глянул на циферблат часов-луковицы.
Ой, доктор, возвращайтесь к себе, сейчас отходим. Олег Иванович не станет поезд задерживать, телеграмма наверняка уже пошла.
Тесла только махнул рукой. Поправив белые перчатки, он вынул гребешок и энергичными движениями начал зачесывать вздыбившиеся волосысначала назад, затем симметрично в стороны, от пробора посредине. При этом он приглядывался в отполированном корпусе одного из трех огромных цилиндров: оплетенные кожаными ремнями, конопляными веревками и тяжелыми цепями, уложенные на бок и обездвиженные в деревянных обоймах, они занимали большую часть вагона. Старый Степан следил, чтобы двери оставались закрытыми, свет попадал сюда только через зарешеченные окошки под самой крышей; Тесла горбился ловя отражения в темной стали то левым, то правым глазом.
Если бы в этом имелась хотя бы частица истины, бурчал он себе под нос, эффект должен воспроизводиться с любым источником тьвета. Тьвечки применяют, потому что они самые дешевые, в фитиле растертый в порошок угольный тунгетит. Но дело в самом тьвете, о влиянии человека на тьвет: он сам или же то, что сопутствует его освобождению. Он покосился по линии цилиндра. Вы согласны, господин Бенедикт?
Ммм, мне так тоже кажется.
Я размышлял над этим ночью и затем во время завтрака. Княгиня приперла к стене английского инженера. Кстати, а куда вы подевались?
Но почему вы должны все эксперименты проводить на себе?
Тесла спрятал гребешок в карман.
Кристина говорила с вами.
Я-оно пригладило усы, осмотрелось по вагону. Пол посыпали опилками, доски для поверхности пола сбили не слишком старательно, по стыкам шли кривые потеки смолы. Два агента охраны устроились в углу за пирамидами деревянных и металлических ящиков: там у них была табуретка, сенники, одеяла, керосиновая лампа. Но как они выдержат, когда Экспресс въедет в Зиму?
В этом нет никакого смысла, доктор, никому не нужно сюда вламываться, чтобы взорвать вагонили же весь поезд. Какого предсказания вы искали? Доедете ли вы в Иркутск в целости и сохранности?
Свет, эти отдельные дробинки света, не эфир, а лучи, die Lichtquanten, может быть и волной, пока мы находимся в Лете; должно быть, имеется что-то в природе света, а так же в природе тьвета, на этом самом низшем уровнечто проникает через все акаши праны, что непосредственно сплетается с сознанием человекаа вот протьветляли ли еще и животных? чтобы оказывать влияние на прохождение, на поляризацию, человек смотрит, а может он только думает, иитак. Помогите мне.