Катана за спину. Охрана на Ленинградском уже знает в лицо и периодически просить дать поиграть с клинком. Как дети, ей-богу. Проверить баланс Хм, ну на одну ночь в гостинице на Таганке хватит. «Какую к черту ночь? возопила ехидна, ныряя в гущу ментальной битвы. С какого ты решил, что он вообще приедет?»
Красный флаер взял форсаж и ориентир на центр. Регулировщики воздушных трасс испуганно отшатывались, камеры видеонаблюдения засекали только смазанное пятно, а стрелка спидометра опасно кренилась вправо. Шикари летел по одному ему известному маршруту, каждые пять минут нарушая границы высотности, то взмывая в слепящий снег над потоком аэротрассы, то подныривая под тяжелые карго и петляя в переулках Сретенки на бреющем полете. Машину он бросил у платформы Каланчевская, лишь на секунду позволив себе передышку. Что-то внутри отчаянно ныло, не в силах сформулировать простую, но всеопределяющую мысль, а заснеженная и пустая площадка над путями рождала ощущение дежавю. Словно было уже это очень давно, и, раз друг молчит, значит в чем-то ты провинился, Ши. Флин не из тех, кто играет в прятки, чтобы разжечь огонь.
«Пустельга» бесшумно распахнула двери, толпа петербуржцев и не очень хлынула на платформы Ленинградского вокзала. Шикари, привалившись плечом к фонарю у самого выхода, сканировал толпу на предмет светлой макушки. Ха, можно было давать руку на отсечение, что Флин Вебер будет без шапки. Это у них доминантный ген, только тогда какого лешего мама в отношении меня шла от обратного? И по мере того, как редели ряды прибывших в первопрестольную, остывал и сам Шикари. Не спасет сейчас и шапка с шарфом, мама. Снег на ресницах не тает. Где же ты, Флин?
«Ждем пятнадцать минут и уходим», всплыло вдруг в памяти золотое студенческое правило. Пальцы Шикари сжались в кулак. Как там дед говорил? Не придумывай лишнего в условиях дефицита информации? Да легко, Крис-сан. Ни одной недомолвки за последнюю неделю, каждый вечер видеосвязь, днем во время перерыва чат душа в душу, куча музыки и разных идей Ну и где причина, дедушка? Где моя птица, и я сейчас не про «Пустельгу»?
«Вот ты и ошибся», грустная усмешка в голосе Овера, вдруг прозвучавшем в голове, прошила парня судорогой на диафрагме. О чем ты, Овердра
Ши! Мя!
Охотника рывком развернуло на каблуках. Как раз вовремя, чтобы краем глаза увидеть несущееся в его сторону золотистое облако в рвущемся с плеч пальто и раскрыть объятия, чтобы не быть сбитым на рельсы. Боги Сети, неужели не снится И не важно, что там щебечет птица про вторую «Пустельгу», про опоздание на 10 минут из-за метели в Питере. Не важно. Только крепко обнять, ткнуться лицом в небесно-голубой платок на хрупкой шее, вдохнуть полной грудью запах невского бриза, апельсина и апреля
С трудом вырвавшись из обонятельного экстаза, Шикари заглянул Флину в глаза и оцепенел. Волна радости ушла мгновенно.
Что случилось, Флин? голос парня непроизвольно сошел на шепот.
Флин мотнул головой, как партизан восьмидесятого уровня. Но в сетчатку Шикари каленым железом впечатался фотоснимок кристальной серой радужки хакера, в которой не было места ничему, кроме всепоглощающей тоски, Тоски с большой буквы. Вот оно, начало конца. Конца запредельной легкости бытия.
Что начал было Шикари, но Флин только крепко вцепился птичьими когтями в руку и на крейсерской скорости погнал к выходу с платформы, отозвавшись на ходу:
Ты же не хочешь, чтоб я замерз, волк? А движение это жизнь, мать за ногу эту метель.
И через полчаса на дне души Шикари осталась лишь капля горького осадка. Все было по-старому. Нарезание кругов в дебрях Старого Арбата, шутки разной степени пошлости, в которых Флину не было равных, использование всех попадающихся дорожных знаков в качестве шеста, и метель, метель, метель Смех. Снежки на мосту к Храму Христа Спасителя. Не под силу тебе поймать Охотника, птица. Вот, смотри, все так просто, подпустить тебя на два шага и увернуться от захвата, сделав шаг назад. И так снова и снова. А все просто. Учись. Это смысл любого боя психологическая победа над противником. Ты должен смотреть не на тело, а в глаза. Через глаза. За них. Так сможешь увидеть и его планы, и эмоции, и весь мир вокруг
Тяжело дыша, Шикари загнал Флина в кольцо своих рук, и они замерли у перил. Внизу бушевала Москва-река, так и не застывшая в этом году, а облачко пара изо рта насыщалось стихотворными строками на два голоса.
Ведь не будет так, чтоб и волки сыты, и овцы целы,
Да не выкрутить так, чтоб и миру мир, и двоим любовь.
Перекрёст дорог две прямые, стерео двух прицелов,
Под которыми равно платить по каждому из счетов.
Это были любимые стихи деда, Кристиана Вебера, но они вдруг повернулись к Шикари своей изнанкой, и бесполезно уже гнать от себя кривые мысли.
Рассказывай, Флин.
Тихая просьба, что хуже приказа. Ты хорошо знаешь меня, Ши. Но и я тоже Поэтому так и боюсь выбрать хоть одно неверное слово сейчас, стоя в кольце твоих рук и рискуя получить пару сломанных ребер. Часто люди убивают других, когда не могут получить желаемое.
Я настолько на разрыв, Охотник, что не выдержать, выдохнул Фаэтон, отводя взгляд. Все навалилось. Отец совсем разбитый, февраль в Питере хуже ноября, три конференции через неделю, на работе генеральная отладка новой разработки, я там уже зашился совсем, не хватает опыта, черррт И Майя тоже совсем никак с этими симбиотическими машинами. Поэтому через месяц
Флин осекся. Кольцо рук вокруг него исчезло. Шикари не отошел, но лишь вцепился пальцами в плечо, прижав к груди правую руку. Диагональ закрытия. Гипотенуза боли.
Что через месяц? спросил Шикари отрешенно, пока мозг делал зарубки на ключевых словах «конференции», «отладка» и «Майя». Много этой Майи стало в последнее время, ну да ладно.
Я уезжаю в командировку.
Контрольный.
На полгода. И там не будет Сети.
Второй контрольный. Что бы сказать такого, а Сказать, чтобы вдохнуть.
Это в Антарктиду что ли?
Нет, Флин невнятно выругался. Военная база под Великим Новгородом. Там наш Заказчик.
И чего ты хочешь от меня, светлый?
Охотник стоял, перенеся весь вес своего тела на край подошвы ботинок. Вот и обувь опять не по погоде Ветер держал его на своих руках, не давая упасть. Да боги Сети, падать легко! Хоть на спину сейчас, в снег, распластавшись морской звездой, и смотреть в высокое небо Аустерлица, хоть на колени, ибо нет внутри гордости, только тоска да злоба звериная. Обнять. Обматерить. Ударить. Уйти. Ничто не решит проблему.
Я постараюсь вырваться когда-нибудь домой или сюда, в Москву, на выходные, не могут же они меня штатной золушкой сделать, сбивчиво начал шутить Флин, но что теперь звон мелочи, когда разменяна самая крупная купюра?
Чего. Ты. Хочешь. От. Меня? медленно, как капли патоки, летели в метель слова.
Прошу, дай мне неделю. Вечера. Без транскода и звонков, Флин вцепился в широкие плечи японца, ловя взгляд ладожских синих глаз. Я ни черта-а не успеваю Я постараюсь все доделать и вернусь.
Молчание. Ну пойми ты уже меня, волк Хотя какой ты нахрен волк, если я тебя, как пса, сейчас уговариваю отстать от меня?
Я чувствую, что я теряю время, Флин выдавил из себя Истину, как надоевший гнойник. Такого не было раньше А сейчас все проходит мимо. И я теряю над всем контроль.
«Ну, скажи еще тебя слишком много, Охотник, и точно в челюсть получишь», прокомментировал внутренний голос, смотря в глаза через глаза за глаза и видя весь мир. Все встречи. Измайлово и Царицыно. Мартовская Петропавловка. Августовское Сити.
Удачи, вдруг искренне улыбнулся Охотник, только глаза его были уже не ладожской синью, а мраком грозы над Финским. Я уверен, что ты с пользой потратишь время. А теперь, пока еще ты мой, поехали на Таганку. Обратный поезд у тебя рано утром, насколько я помню.
Флин вздрогнул, прошитый электрическим разрядом от короткого «пока еще ты мой». Непутевая птица ты, Фаэтон. Столько наговорил, что впору проклясть себя уже, а главного не сказал. То самое, что шептал тебе отец, баюкая по ночам. «И тогда назовешь себя счастливым, когда будешь свободен». А это плен. Клетка. Всем от меня надо канарейки по вызову. Даже тебе, Ши. Развернуться бы сейчас как ты, Охотник, и уйти В другую сторону. Только черта с два это назовешь потом Нейтралью. Это называлось сделать Выбор.
И Флин не ушел. Догнал Шикари, а тот взял его за руку. Горячий июль и февральский лед.
И была ночь на Таганке. Такая же сумасшедшая, как многие ночи до этой, только пахла она безысходностью будущих потерь. Охотник пытался надышаться своим Овером впрок, сколько возможно, уже подсознательно чувствуя, что теперь его жизнь будет расписана графиком «Пустельги» раз в месяц или два, а времени свободного будет столько, что хоть удавись, не зная, как его убивать Тихо стонала залетная птица, обдирая когтями кожу на спине, а внутри, на дне бушующего моря обожания, рождался крик, адресованный то ли прошлому, то ли будущему.
И только в последний момент Шикари успел извернуться под дрожащим на грани Флином и вцепиться зубами в уголок подушки, не давая вольную протяжному и необъяснимому «О-о-овердр-р-а-а-айв».
Где-то за шестьсот километров к северу одинокое старое сердце выдало глубокий провал в пару секунд, а метель с новой силой взялась за обе столицы, тщетно пытаясь замести все пути-дороги.
«А если там под сердцем лед, то почему так больно жжет»
Флин тихо застонал и прижался губами к шее Охотника.
Ничего не останется от нас, нам останемся, может быть, только мы, и крылатое вьется пламя между нами, как4 тихо прошептал тот, с трудом подавляя в себе желание рывком отстраниться.
Шея так и оставалась запретным местом номер один, раздери троян, сколько не пытался Шикари перебороть в себе животное, инстинктивное желание защитить сонную артерию. Ладно, отвлечься.
Один вопрос, свет Зачем тебе все это?
Истину. Истину, хакер, сейчас или никогда.
Вернуть отцу «Div-in-E», едва слышно ответил Флин. Я должен это сделать.
2
Утро понедельника встретило Шикари Такахаси зависшим турникетом на проходной и начальником в режиме свободной генерации идей. И если первое пережить можно было выражение лица лаборанта в отделе сверхточной оптики, фотомордочка на пропуске и только что вылупившийся дракончик суть одно и то же, то второе грозило неприятностями.
Дорогой ШИкари
ШикАри!
М-м-м А почему именно на второй слог, всегда хотел спросить?
Пожилой человечек, такой же невысокий, как и сам Шикари, воззрился на подчиненного с искренним интересом, тут же переключившись на лингвистические тонкости. Парня так и подмывало спросить: «А с какого перепугу вас, Владилен Сергеевич, назвали в честь вождя пролетариата двухвековой забальзамированности?», но он сдержался. Владилен Сергеевич ему нравился. Человек он был, конечно, скользкий и сверхактивный в вопросе нагрузить подчиненных, но имел один неоспоримый плюс. С ним можно было не сдерживать эмоций и смело орать в ответ, когда орали на тебя. Все лучше, чем потом ронять из дрожащих рук микропризмы.
Это хинди, объяснил Шикари. В переводе значит
На заднем плане турникет внезапно перестал верещать на высокой стационарной ноте. Толпа напряглась. Точеная женщина в сиреневом пальто, что стояла ближе всего к стеклянным воротцам, рванула с первой космической вперед, приложив пропуск к панельке с красным огоньком. Тот мигнул зеленым.
Первый пошел! взревели за спиной, как вдруг турникет взбесился снова.
Женщина, вы сколько с утра нагрешили, что от вас проходная не работает? крикнули невезучей вслед, но ее уже и след простыл.
Шикари вздохнул. Все ясно. Надежда сгинуть без груза начальственного энтузиазма растаяла, как первомайский снег в Питере. В таких случаях только и остается отдаться целиком и получить удовольствие с фразой: «До пятницы я абсолютно свободен, и даже после, так что берите меня в оборот, берите!»
В общем так. Текучку ты и так всю знаешь, выдал Владилен Сергеевич замогильным голосом, давая понять, что эта «текучка», даже сброшенная на плечи подчиненных, у него в печенках сидит. Тут вот что Там тестирование какое-то оздоровительное тьфу психологическое. И еще прям сегодня пойдешь в пятый корпус. Там найдешь Олесю Петренко, она в бывшей химлаборатории устроилась. У них летное кресло какое-то, а ты полетать любишь. Ну, в свободное от работы время, конечно. Контракт на исследования левый, сам понимаешь.
Парень кивнул. Всем левый, а мне правый и центральный. Ладно, разберемся.
***
Подорвавшись словно на минном заряде, Шикари вскочил с рабочего места, чудом не перевернул при этом стол с микрооптикой для глаз ночного видения и на крейсерской скорости вылетел в коридор. Подъем, спуск, лестница, машинально рассчитать заход в крутое пике у пятого корпуса Но догнать мысли, сверкающие пятками впереди, никак не удавалось. Забыл ведь. Забыл напрочь. Так нырнул в настоящую работу, что все личные просьбы начальника и утренние договоренности посланы в тартарары.
Пятый корпус нынче занимали какие-то великомученики от науки. Упорство, чтобы мучить людей есть. Таланта, а также какой-либо внятной идеи нет. И вообще, предложить что ли Флину на пару хакнуть сервак директора, посмотреть, сколько он получил за взятие под крыло всех этих изобретателей велосипеда на стыке биофизики и психологической-эзотерической дури.
Не прошло и года, хмыкнул кто-то, вылавливая за плечо Шикари, пробившего дверь в лабораторию симбиотической техники с таким же импульсом, как обычно разрывал хрупкую грань си-сферы. Ну да, разгоняемся быстро, локомотив по имени Флин Вебер и рядом не стоял, а тормозим Шикари едва заметно поморщился, высвобождаясь из захвата стальных пальцев.
Отдамся науке за умеренную плату, выдал он в пространство перед собой, забитое всякими приборами один другого фантастичней, и обернулся к хозяину этого хай-тек логова.
Обычно эта фраза всегда спасала ситуацию. Ибо Шикари Такахаси опаздывал везде и всегда. Не удавалось рассчитать время, словно маховик времени внутри когда-то заледенел в одном положении, разделив серебристый песок в своей колбе ровно пополам. Единственный отрезок времени, который давался Шикари на «ура», был двадцать минут. И все чаще с годами он измерял свой день именно двадцатиминутными эпохами.
Однако хозяин, а точнее хозяйка, особого энтузиазма не проявила и даже не рассмеялась. Шикари оценивающе прошелся по модельной фигуре, затянутой в белый исследовательский халат с нашивками старшего научного сотрудника, и вдруг уткнулся в две гречишные бездны под сенью по-восточному длинных и густых ресниц. «Да такой любой отдастся, забыв про науку», ляпнул внутренний голос. Тело Шикари среагировало вяло и неохотно. Ну да, так принято на красивых женщин надобно реагировать. Только вот на самом деле глубоко наплевать на внешность. А если еще и мельком увидеть эту тонкую полоску поджатых губ, то вообще пропадает всякое желание рядом находиться.
Предлагаю не задерживать друг друга, женщина махнула рукой в дальний угол комнаты. Ваш начальник рекомендовал вас как хорошего пилота В свободное от работы время, разумеется. А так-то вы ведь оптик?
Вроде того, кивнул Шикари. Рассказывать про то, что диплом программиста с отличием был засунут так далеко, что захочешь уже не найдешь, не хотелось.
Летаете на флаере?
На всем, что летает, выдал Шикари, задвигая в дальний угол сознания птичий профиль Флина и его раскинутые, как крылья, тонкие руки. Ну и на флаере тоже.
Чем-то еще занимаетесь?
Катана.
Боги Сети, скорей бы этот допрос закончился!.. Шикари, направляемый стальными женскими руками, упал в кресло перед квадратом стекла, мягко подсвеченным желтым. А в фигуре рядом внезапно врубилась пластинка «Спокойствие, только спокойствие, вас сейчас раскромсают на ленточки, ну а вообще все в порядке». Чокнутые от науки, раздери их троян.
Поскольку вы сильно опоздали, ШикарИ
ШикАри, машинально поправил парень, давно уже спускавший на тормозах миллион вариантов ударений в собственном имени. Нет, блин, от отца по имени Хидео и деда Кристиана банальных «Васи» и «Сережи» ждать не приходилось по определению, да и перевод с хинди вполне отвечал образу парня, но, черт побери, только не в Восточно-Европейском секторе с таким именем жить.