Да.
В конце концов гулей подняли на Осколок Соареца. Мужья взяли своих жен, которых больше не узнавали, матери взяли детей, которые разговаривали странными голосами, и всех их прогнали вниз, в пустыню.
Да.
Кающиеся начали охотиться за историями. Сказать неправду означало смерть.
Да,Зайбак немного помолчал.Мне хотелось бы заявить, что я не желал этого. Что я был опьянен ощущением плоти, что потерялся в многочисленных сплетениях и не понимал, что делаю. Но это было бы ложью. Я был голоден. И я все еще голоден. Если ты останешься со мной, Таваддуд, твои мысли станут моими мыслями. Ты этого хочешь?
Да!
Нет,ответила одна из ее половинок, но Таваддуд не знала, которая.
Она проснулась в холодном и тихом склепе и уже не могла понять, о чем напоминал ей клубящийся над крышами после утреннего дождя пар. Она сидела, пока солнце не поднялось до середины неба, и пыталась вспомнить тайну Принца-цветка, но она исчезла вместе с Зайбаком-Аксолотлем.
Тогда девушка, которая любила монстров, а одного больше всех других, собрала свои вещи и перешла жить во Дворец Сказаний. Но это уже совсем другая история.
История заканчивается, и тогда Таваддуд становится Арселией, а АрселияТаваддуд. Она окружена чем-то теплым и твердым и удивляется, глядя на свои рукиболее красивые, чем она помнит, надушенные и умащенные, покрытые затейливым красно-черным узором, украшенные золотыми кольцами. Таваддуд поднимает рукируки Арселиии ощупывает себя, словно слепая. Человек с темным лицом наблюдает за ними, но Таваддуд говорит себе, что беспокоиться не о чем: это друг, и он не причинит им зла.
Расскажи, что произошло, просит Таваддуд, и на мгновение чувствует нежелание Арселии говорить. Но Таваддуд настаивает, а Арселия ощущает себя в безопасности, частично в кувшине-птице, частично в теплом теле.
«Когда-то давно я жила на острове, у самого моря. Я отлично распознавала узоры. Видела их в облаках и вывязывала в носках для своих внуков. Потом мои руки стали болеть и дрожать. Я не хотела становиться дряхлой и отказалась от своего разума. Тогда мне прислали загрузочную аппаратуру. Я попрощалась с Ангусом на его могиле. Сидя там, я проглотила таблетку и надела на голову холодную корону. Я надеялась, что встречусь с ним там, на другой стороне. Но боль в моих руках так и не прошла».
Ш-ш-ш. Не думай об этом. Думай об Алайль.
«Я скучаю без Алайль».
Я понимаю. Каково этобыть Алайль?
«Я помогала ей различать узоры в пустыне, в ветре и в диком коде. Мы находили сокровища. Там, под землей, живут призраки, и их можно выкопать, если только знать, где искать. Нам нравилось летать. Мы забирались на снасти рух-кораблей. Нам кричали, чтобы мы спускались, но мы не обращали на это внимания. Посмотри, какими испуганными они выглядят там, внизу,Веласкес и Зувейла, и все остальные. Они не видят огоньков под кожей пустыни, а мы видим, и мальчик тоже видит. Взгляни на огоньки!»
Таваддуд поднимает руки и прижимает ладони к глазам. Чем сильнее она надавливает, тем ярче становятся огоньки.
«Взгляни на них!»
Нет, нет. Взгляни на меня. И вот она смотрит на Арселию и улыбается. По ее щекам текут слезы, но она все равно улыбается.
Думай об Алайль, а не об огоньках.
«Устала. Болят руки. Совет. Встречи. Кассар хочет отказаться от огоньков, отдать их алмазным людям. Возможно, пришло время от них отказаться. Я слишком устала, чтобы ходить по пустыне. Раньше я никогда так не уставала. Я снова хочу уставать. Я хочу спать. Хочу видеть сны. Давай танцевать, пока я не устану? Я слышу музыку».
Она пытается подняться. Ее ноги хотят танцевать.
Позже. Я знаю, каково это. Куда ушла Алайль?
«Ее забрал Аксолотль».
Нет. Этого не может быть.
От шока голову как будто стягивает жесткой колючей проволокой. Таваддуд отчаянно старается сохранить сплетение, позволяет воспоминаниям Арселии окутать себяхолодное утро, волны бьют в суровый скалистый берег, лицо ласкает соленый ветер, в руке рука и через мгновение она снова оказывается в мыслях птицы.
Ты уверена? Он был в моей истории, Арселия. Или ты тоже рассказываешь историю?
«Нет, просто раньше я не знала его имени. Но это был он, джинн из твоей истории. Аксолотль».
Откуда он пришел?
«Он был нами, а мы были им, и он сказал, что все будет хорошо, что Алайль отправится в лучшее место, как думала я, сидя на могиле. Но я видела, как ею завладел дикий код. Насекомые из черных чернил. Они покрыли ее всю. Аксолотль лгал. Истории всегда лгут».
Какие истории?
«Я видела их в огоньках. Там был круг. Он хочет перепрыгнуть через квадрат. Он пытается, но безуспешно, снова пытается и опять не может этого сделать. Квадрат влюблен в круг и не хочет его отпускать. А круг ищет то, что потеряно».
Где ты это слышала?
«Я не помню».
А куда куда ушел Аксолотль?
«Я не видела. Она спрятала меня. Когда он пришел, она убрала меня в тайник. Вокруг него в атаре сплошная стена. Я скучаю по Алайль. Я ее карин. Она мой мухтасиб».
Да, конечно. Ты навсегда останешься ее карином.
«Она должна была больше мне доверять. Она могла жить во мне. Она всегда брала меня с собой наблюдать за огоньками, а потом прятала меня. Она должна была больше мне доверять. А теперь ее нет. Она оставила мне только одно».
Что же?
«Я не могу тебе сказать».
Скажи, и тогда сможешь уснуть. Скажи, и сможешь танцевать.
В ее голове эхом звучит сложное, как лабиринт, слово. Тайное Имя сверкает перед ее мысленным взором своими слогами, словно цепочкой жемчужин. Оно очень длинное, почти целая мелодия, и, как все Имена, приносит с собой ощущение безмятежности: кухня в доме отца, еда уже почти готова, его руки лежат у нее на плечах, а волны набегают на берег давно исчезнувшего острова. И запах волос Ангуса ранним утром.
Теперь пора опять уснуть,говорит Таваддуд. Арселия ощущает, как губы произносят слова, превращающиеся в музыку, и вот она снова в кувшине-птице, и ей снится, что она танцует, что она стала Таваддуд.
Таваддуд поднимается и бережно усаживает Арселию на жердочку. У нее болят суставы рук. Искусственное сплетение устанавливается на время, но никогда не обходится без последствий. Таваддуд лишь надеется, что та часть ее, которая осталась в сознании Арселии, даст карину хоть какое-то спокойствие, хотя сама чувствует себя более встревоженной, чем прежде. Она снимает бими и опускается на стул. Ноги дрожат.
Почему он это сделал? В ее голове мелькает облик Алайль. Как он мог? И зачем?
Он Отец похитителей тел. Но он говорил, что никогда больше не станет так поступать. А вдруг это из-за меня? Из-за того, что мы не можем быть вместе?
Таваддуд ощущает присутствие Аксолотля в фрагментах воспоминаний карина. Круг и квадрат. В этом есть что-то странное: примитивная абстракция, словно рисунок ребенка. Запретные истории похитителей тел обычно бывают очень увлекательными, полными опасностей и неожиданностей, с персонажами, которые входят в ваше сознание и становятся вами. Но в данном случае это грубое и откровенное стремление что-то найти.
И еще Тайное Имя, которое до сих пор звенит в голове медным колоколом.
Сумангуру внимательно следит за ней. Таваддуд молча смотрит на него и прижимает ноющие пальцы к вискам.
Прошу прощения, господин Сумангуру. После этого всегда требуется некоторое время, чтобы оправиться.
Что я ему скажу? Что это был мой любовник? Кто знает, что он может сделать?
Она потирает лоб и старается выглядеть более слабой, чем на самом деле, а после бессонной ночи, пропущенного завтрака, полета на ковре и сплетения это совсем не трудно.
Прошу вас, дайте мне несколько минут.
Она встает и подходит к небольшому пруду в тени дерева-мельницы. Крохотные рухи мелькают над поверхностью воды, разбивая отражение кончиками крыльев. Таваддуд споласкивает лицо, нимало не заботясь об испорченном макияже. Внутри все сжалось. Кожа онемела.
Девушка, которая любила монстров. Но я не верила, что он был одним из них. Даже если он утверждал это.
Сумангуру все так же неподвижно сидит рядом с птицей и наблюдает за ней. Таваддуд выходит в освещенный круг под куполом и заставляет себя улыбнуться.
Итак?
По большей части это были просто помехи. Но очевидно, что мы имеем дело с одержимостью. Похититель тел овладел Алайль, но, прежде чем захватчик добился полного контроля, она успела спрятать своего карина.
Что вы узнали об этом похитителе?
Только отзвуки истории, используемой в качестве переносчика инфекции.
И это все?
Да. Но, по крайней мере, теперь мы знаем, что это не самоубийство.Она опускает взгляд, делает вид, что вытирает глаза, и продолжает дрожащим голосом:Мне очень жаль, господин Сумангуру. Госпожа Алайль была другом нашей семьи.
А с какой целью вы рассказывали историю этому существу?
Как я говорила, история предназначена для прочного сплетения, для проникновения частицы моего разума в сознание Арселии. Это всего лишь детская сказка, ничего больше.
Сумангуру поднимается. В его руке внезапно появляется складной нож. Он неторопливо открывает лезвие.
Вы великолепно лжете. Но я много раз слышал ложь и знаю, как она звучит.Он придвигается так близко, что Таваддуд чувствует запах металла и машинного масла.Мне нужна правда. Что рассказала вам птица?
Таваддуд охватывает гнев. Она выпрямляется. Представь себе, что это наглый джинн.
Господин Сумангуру, я дочь Кассара Гомелеца. В Сирре обвинение во лжи это очень серьезно. Вы хотите, чтобы я снова вас ударила?
Гм.Гогол прикасается лезвием к своим губам.А вы хотите, чтобы я сделал с вами то же, что делал с птицей?
Вы не посмеете.
Я служу Великой Всеобщей Цели. Любая плоть для меня одинакова.
И вдруг в его глазах снова что-то мелькает, какое-то неожиданное добродушие.
Вы не можете говорить со мной подобным тоном,слышит Таваддуд собственный голос.Как вы смеете?! Вы явились сюда и смотрите на нас сверху вниз, словно на игрушки. Разве это ваш город? Разве это ваш дед Зото Гомелец говорил с Ауном и просил защиты от дикого кода? Вы можете угрожать, но вы угрожаете не только Таваддуд: за мной стоит Сирр, и Аун, и пустыня. Однажды они уже восстали против вас. И снова восстанут, если мой отец произнесет необходимые Имена. Вы должны проявлять уважение, господин Сумангуру, или я одним словом лишу вас Печатей, и тогда посмотрим, проявит ли дикий код такое же милосердие, как Таваддуд Гомелец.
Она задыхается от гнева. Таваддуд дипломат. Она сжимает кулаки с такой силой, что кольца джиннов впиваются в пальцы.
Спустя мгновение гогол Соборности негромко смеется, опускает нож и разводит руками.
Вам следовало бы стать сумангуру,говорит он.Возможно, мы могли бы
Налетевшая тень не дает ему закончить фразу. Таваддуд поднимает голову. В голубом небе рябит от блеска сотен прозрачных жужжащих крыльев.Быстрые.
Раздается залп сотни ружей. Расколовшийся купол осыпает Сумангуру ливнем осколков. А потом металлическим дождем обрушивается целый поток игл.
Глава тринадцатаяИСТОРИЯ О ВОИНСТВУЮЩЕМ РАЗУМЕ И КАМНЕ КАМИНАРИ
Флот Соборности обрушивается на квантовый мусор из тени космической струны.
Воинствующий разум координирует атаку из боевого вира. Единственным проявлением материальностиданью уважения к Праймуявляется едва уловимый запах оружейной смазки. Воинствующий разум полностью растворен в данных боевого пространства, фильтруемых и преобразуемых его метасущностью. Он смотрит глазами своих копи-братьевот самой примитивной боеголовки наноракеты до собственной ветви в областном корабле.
Ему необходимы они все, поскольку приходится компенсировать недостаточность обзора: космическая струна отсекает часть пространства-времени, создавая эффект линзы, из-за чего корабли зоку раздваиваются. Космическая струнаэто оставленный Вспышкой шрам в вакууме, толщиной менее одного фемтометра и длиной десять километров. Она образует петлю и обладает массой, превосходящей массу Земли, поскольку обросла облаками пыли и водорода, словно кость плотью.
Струна поглощает несколько из двух сотен районных кораблей воинствующего разума. Они бесшумно вспыхивают по всей длине, как бриллианты в ожерелье Пеллегрини. Но эта жертва обеспечивает преимущество неожиданного нападения. Остальной флот надвигается на корабли зоку клещами термоядерного огня.
По сравнению с клиновидными многоугольными судами Соборности корабли зоку кажутся громоздкими и неуклюжими. Некоторые из них, словно заводные игрушки, представляют собой сложнейшие конструкции, внутри которых обитают разумы, расточительно воплощенные в физические тела. Другие имеют эфемерный вид: мыльные пузыри, заполненные квантовым мозгом, зеленые и голубые, живыеих свойство поддерживать долговременные квантовые состояния является еще одной причиной ненависти со стороны беспорядочной биологии старой Земли.
Но у зоку имеются свои козыри в рукаве. Даже вне световых конусов друг друга они выполняют маневры невероятной сложности, которые оказываются безупречной реакцией на действия смыкающихся клещей Соборности, которые извергают в противников странглетовые снаряды. Каждый залп вызывает гейзеры экзотических барионов и гамма-лучей, но ущерб они наносят гораздо меньший, чем рассчитывал воинствующий разум.
Квантовый мусор, повторяет он про себя. Эту войну оправдывает уверенность зоку в непредсказуемости и уникальности квантовых состояний, их приверженность теории о запрете клонирования, что в конечном счете означает смерть для каждого. Как и все его братья, он был создан для войны против смерти. И он не собирается проигрывать.
По команде воинствующего разума архонты флота применяют равновесие Нэша, и районные суда объединяются в плотные самостоятельные группы, которые окружают корабли зоку, пытаясь лишить противника преимущества, создаваемого устойчивой сцепленностъю. Это оказывается очень легко: зоку расходятся, оставляя в центре широкую брешь
Но через мгновение середина уже не пустая. Метапокровы двух огромных кораблей, построенных в «Ган-клубе» зоку, рассеиваются перед самым залпом. Эти суда превосходят по величине даже областной корабль: они представляют собой сферы с многокилометровыми хвостами линейных ускорителей. Корабли стреляют планковскими черными дырами, которые испаряются в яростной кульминации излучения Хокинга, превращая в энергию целые горы материи.
Что они здесь делают?
В пламени взрывов исчезают районы вместе с миллионами гоголов. Воинствующий разум игнорирует раскаты грома, заменяющие предсмертные вопли фактической гибели его копибратьев, и отделяет гогола, чтобы тот ликвидировал последствия шока,гогол еще успевает энергично поблагодарить его вспышкой сяо за возможность способствовать достижению Великой Всеобщей Цели. Воинствующий разум подводит областной корабль ближе. Гоголы-аналитики предоставляют множество вариантов уничтожения новых врагов.
Они что-то защищают.
Воинствующий разум оставляет без внимания разбегающиеся корабли зоку и сосредоточивается только на судах «Ганклуба», нацеливая на них все имеющееся оружие.
Странглетовый снаряд пробивает их защиту и раскалывает зеркальную оболочку герметичной сферы, которая обеспечивает собственное излучение Хокинга, удерживая черные дыры в состоянии стабильности. Колоссальный взрыв освещает космос и уничтожает оба гигантских корабля зоку. А заодно и несколько районов. Но жертва не напрасна.
Гоголы воинствующего разума прочесывают облака ионизированного газа и неустойчивую сеть топологических дефектов и находят предмет, который охраняли зоку.
Воинствующий разум потратил субъективные годы, чтобы постичь суть Разрывов Там, Где Был Юпитер, паутину космических струн, нетривиальную топологию, вкрапления экзотической материи, сминающей пространство-время словно листок бумаги. Но такого он никогда не видел.
У него вырывается ругательство. Значит, придется разговаривать с Ченом.
Воинствующий разум ненавидит вир Чена. Он создан на основе языка. Состоит из иероглифов, выведенных чернилами по белой бумаге: отдельные штрихи превращаются в слова и предметы. Волна, набегающая на черно-белый берег. Мост. Скала. Абстракции, являющиеся одновременно символом и толкованием. Для поддержания столь сложной конструкции требуется немало гоголов-демиургов, которые постоянно преобразуют вир, чтобы обеспечить когерентное восприятие.