Как я стал предателем - Накул Александр 3 стр.


 Давайте вы всё-таки ответите на мои вопросы. Покойный Пачин поехал вместе с вами в Нобосибирск верно?

 В Новосибирск.

 Приношу свои извинения. И что случилась дальше?

 Мы учились все четверо. Потом случилась авария. После неё наши пути разошлись

 Какая авария имеется в виду?

 Волна.

 Простите?

 Я имею в виду аварию во время испытаний на Башне. Это случилось в 1996 году.

 Я помню эту аварию. Скажите, покойный Пачин присутствовал на Хоккайдо в момент аварии?

 Нет. Он остался в Академгородке.

 Где расположен Академгородок?

 Это возле Новосибирска. Там было наше общежитие.

 Что случилось потом?

 После аварии Пачин сказал, что не может это оставить и попытался устроится волонтёром. Ему дали академический отпуск, разрешили всё пересдать. Через год, когда я сдавал государственные экзамены, он, насколько я помню, бросил университет уже окончательно.

 Вы знали, что он вернулся на Хоккайдо?

 Не знал.

 Он интересовался политикой?

 Нет.

 Таким образом, его желание поехать в Югославию и принять участие в гражданской войне было вызвано не политическими причинами?

Я сглотнул. Её холодные глаза, казалось, смотрели мне в самое сердце.

 Я ничего об этом не знаю. Он не говорил ничего такого. А если и говорил, я не предал этому значения. Ну, вы понимаете, как это бывает? Он всегда с кем-то спорил, мы не обращали на это внимания.

 Понимаю.

 Ещё вопросы?

 Да. Были ли среди друзей покойного люди, которые бы интересовались политикой.

 Таких не помню.

 Я вам помогу. Например, ваш общий друг Антон Кэндзабурович Москаль-Ямамото состоял в Национал-Большевистской Партии Эдуарда Лимонова. А потом вступил в ЛДПР.

 Это не больше, чем шутка. Антону просто интересно, возьмут ли его. Я не знаю. Что он вам наплёл. Но я его друг, можете мне поверить. Я хорошо знаю Антона. Это не больше, чем ещё одна шутка.

Краболовка щёлкнула в кармане диктофоном.

 Благодарю за содействие, сказала она.

 Хон де ии

 Куда вы намерены отправиться сейчас?

 Домой, в Асибецу. Куда же ещё?

 Я полагаю, что вы могли бы отправиться в Саппоро.

 Зачем?

 У вас пересадка в Саппоро. Вы могли бы погулять по столице.

 Я знаю. Но в вашем же ведомстве мне посоветовали этого не делать.

 Обстоятельства изменились. Скажите, вы любите крабов?

 Они хорошие.

Краболовка подошла к двери и взялась за ручку.

 В Саппоро, за Ботаническим Садом, в одном здании с отелем Яёй, есть превосходный ресторан Банкири. Там подают бельгийские вафли и изумительных жареных крабов в сладкой панировке. Если вы купите билет и сядете на ближайший поезд, она посмотрела на часики, то часов в восемь успеете там отужинать.

Интересно, а если я приеду в этот Банкири и закажу вместо крабов суп-мисоу мен получится отвертеться?

 Вы поедете со мной? наугад спросил я.

 Я буду сопровождать до вокзала, краболовка достала пачку синих Peace и затянулась, Инкогнито, разумеется. Но поедете вы один.

 Почему?

 Это закрытая информация.

 А что, если я откажусь? Может, мне не хочется играть в ваши шпионские игры. Сейчас поеду на вокзал, куплю билет до Саппоро, а там пересяду на скорый до Асибецу. Что вы на это скажете?

 Это будет крайне неосмотрительно, товарищ Шубин.

 И вы вызовете меня снова?

 Это не так, товарищ Шубин. Мы будем действовать другим способом.

 Получается, за неявку в ресторан меня накажут?

 Это так, товерищ Шубин.

 Какое же наказание предусмотрено за саботаж жареных крабов?

 Это также закрытая информация, товарищ Шубин.

И открыл дверь

По стёртым ступенькам мы поднялись к дежурному. Тот без единого слова выпустил нас на мокрый асфальтовый двор.

4. Когда Камифурано был ещё жив

2 августа 1992 года

Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)

Центр острова, закрытый город Асахикава-12 (он же Камифурано)

Поезд гремел вдоль побережья. Справастена лопухов, серая полоска шоссе, а дальшеголубой простор залива Утиура. Слева поросшая лесом гряда холмов. Иногда проскакивают городки с рифлёными плоскими крышами.

Я пытался вспомнить покойного.

Как он погиб, мне было всё равно. Рано или поздно Москаль-Ямамото это узнает и сообщит. Или скажут по новостям. Разве что любопытно, где его и как его похоронят? Будет ли это православный обряд или буддистский? Я не знал, на какой из религий он остановился.

Похоже, Воробьёва значила для меня больше чем Пачин. Потому что мне вспомнился не новосибирский период нашего знакомства, а лицейские времена, когда мы жили на Саппоро, а будущее казалось пусть не безоблачным, но интересным.

Первый день наших первых летних каникул. Пачин стоял на пороге со стопкой листовок и громко возмущался. Москаль-Ямамото рядом, руки в карманах, с сумкой на ручной тележке. Он, как обычно, высмеивал.

 Ты что, японцем заделался? Антон Кэндзабурович почесал живот под рубашкой. А ну-ка, предоставь родовую книгу.

 Я демократ. А ты только и умеешь, что умничать! одна рука Пачина жестикулировала в сторону Москаля-Ямамото, а вторая размахивала листовками. Ты бы лучше не языком, а мозгами пошевелил? Вот сколько русских специалистов на Хоккайдо? Несколько десятков тысяч, верно?

 Двенадцать тысяч согласно штатному расписанию. Но ты креолов не посчитал.

 Не важно. На почти пятимиллионном острове Хоккайдодвенадцать тысяч русских. И в каждой школе второй языкнеприменно русский. Не немецкий, не английский. Не говоря о языке коренных жителей, народа айну.

 А что, айну кто-то обижает?

 А вот если бы твой язык запретилиты бы обиделся?

 Но тащемта ты это и хочешь сделать.

 Никто не собирается ничего запрещать! Просто русский язык занял слишком много места. Он везде! Нужны и другие. Например, где хоть одна школа, где вторым языком был бы язык айну? Ни в Саппоро, ни в Немуро, ни в Вакканай, ни в самой глухой деревне вы не найдёте такой школы. Понимаешь? Нигде! Айну по прежнему угнетены.

 Причём угнетены настолько, что один из них вторым секретарём в ЦК заседает.

 Это не равноправие. Это советская национальная политика.

 Вот! А было бы равноправие, он бы так и собирал мусор в родной Ивамидзаве.

 Мы должны бороться за права меньшинств, Пачин, не переставая говорить, попытался сунуть листовки двум девушкам из выпускного класса, Которые угнетены.

 Лучше бы ты за православие боролся, Москаль-Ямамото звенул и сощурился на солнце, Сейчас это модно. Батюшки каждый день по телевизору выступают.

 С православием всё в порядке, заявил Пачин, Есть соборы в Саппоро и Хакодатэ, местные церкви, всё всегда открыто и службы идут. Там бывают партийные люди и посещение не заносят в личное дело.

 Но ты сам туда не ходишь.

 Я демократ и сам решаю, куда не ходить! Церковь прошла через годы террора и добилась права учить тому, что считает нужным. Она больше не под угрозой. А вот культура Хоккайдопод угозой! Даже сейчас, в девяносто втором году, она почти что ещё одна республика Союза, вроде Монголии.

 Веришьменя устраивает! Москаль-Ямамото усмехнулся. Пусть хоть совсем подсоединится. Я целиком за это. Будем на большую землю без разрешительных ездить

 Ты великорусский шовинист

 По фамилии Москаль-Ямамото. Типичная фамилия русского шовиниста. Хотя, после Шатуревича и Вандервелзина я уже ничему не удивляюсь.

 Это будет конец!

 Это будет как минимум удобно. Стал вот Карафуто обратно Южным Сахалиноми ничего не закончилось.

Москаль-Ямамото был очень типичным порождением той эпохи излёта Перестройки, когда стало ясно, что Советский Союз устоиткак минимум, в этой вселенной эвереттового макроконтинуума, но никто толком не знал, ни что делать, ни за что держаться. Даже в лицее мы учились скорее по инерции.

Взбесившиеся по случаю отмены цензуры журнали заразили читающих жаждой спорить. А люди хоть и начитанные, но циничные (Москаль-Ямамото в свои четырнадцать был именно из таких) быстро научились над читателями журналов издеваться.

Тогда я слишком много учил математику и потому не мог понятьпочему одним и тем же способом можно на одних и тех же фактах можно доказать совершенно противоположенные вещи? И я даже помню, что слушая это нагромождение аргументов, я пытался установить, можно ли выстроить такую систему посылок и выводов, чтобы получилось что-то, где оба этих взгляда на мир сошлись? Наверное, это доказывается через одну из многозначных логик, что живут в зелёном пособии Карпенко

А потом я понял, что тут не надо никакой логики. Даже журналы читать не надо. Надо достаточно внимательно слушать, что говорит взбудораженный, а потом говорить, что ты думаешь прямо наоборот. И он будет кипеть, как забытый чайник, пока крышечку не сорвёт.

 Лучше стану буддистом, заявил Москаль-Ямамото. Надо спросить у Ватанабэ, как это делается. Успеть, пока ещё разрешают.

 Мы не будем ничего запрещать! тут Пачин не выдержал и повернулся ко мне, Нет, ну лучше ты ему объясни. Я уже замучался. Начитался глупостей непонятно где и теперь

 У вас и начитался, подал голос Москаль-Ямамото.

Пачин обернулся, чтобы ответить. Помолчал и опять повернулся ко мне.

 Ты пойдёшь на митинг,?

 Какой митинг? я и правда не знал

 За возрождения языка айну. Всё уже согласовано! Послезавтра, на площади перед мэрией. Вот, читай.

 А ты что, сделался айну?

 Я буду там от русских. Которые настроены про-айнуски.

 Ты месяц назад за объединение Японии был, напомнил Москаль-Ямамото.

 Одно другому не противоречит! Права айну необходимо отставивать и в объеинённой Японии!

За оградой пустого школьного дворарайон частной застройки. Двухэтажные коттеджики на две семьи с крошечными окошками. Между мусорных баков чёрная Субару, накрытая синим полиэтиленом,  из такого делают мешку для мусора.

Всё это как-то слишком уныло, чтобы найти путь к новой жизни через права для айну и прочую конституцию.

 Извини, мы на всё лето уезжаем к Башне.

По лицу Пачина пробежала растерянность. Кажется, на целую секунду он смог понять, что если не образумится, то кончит как его дядябезвестным кухонным диссидентом, с подшивкой пыльных журналов, папками самиздата на шкафу и старым холодильником Рига, в котором хранится типовой натюрморт: уже совсем затвердевший сыр, дешёвый жгучий красный перец и бутылка шмурдяка производства Абхазии

Тяжёлая, разделанная под орех парадная дверь выпустила Алину Воробьёву.

Сначала ты замечаешь её лицовнимательные серые глаза и умную, ироничную улыбку и каштановые волосы, остриженные до плеч и аккуратно подвитые на краях. Причёска достаточно официальная для школы и достаточно стильная, чтобы явиться на любое светское сборище. Тонкие плечи и плотное тело, худое, но выносливое.

Да, она была замечательная. И фон из кряжистых черноволосых японок с раскосыми громадными глазами только усиливал её очарование. Чистая и деликатная, она словно не замечала, что грудь под свежей зрустящий блузкой уже сформировалась, а юбка отутюженная, как для модельных съёмок, великолепно выделяет длинные мускулистые ноги.

Форменный галстук по случаю каникул завязан в бант.

 Алина, Пачин шагнул к неё, А что ты думаешь о ситуации с айну в нашей стране?

 Я ничего в этом не понимаю! очаровательная улыбка. Но шаг она сбавлять не стала. Спустилась с лестницы и пошла к воротам.

Мы с Антоном последовали за ней. Москаль-Ямамото катил тележку.

Возле школьных ворот Алина обернулась. Пачин по прежнему стоял на крыльце и раздавал листовки. Но если их и брали, то только на самолётики и прочее стихийное народное оригами.

 Когда я его в первый раз увидел, сказал я, он читал Общую теорию множеств Френкеля и Бар-Хиллела. Ту самую, фиолетовую, которую Есенин-Вольпин переводил, когда из дурки выпустился. Там ещё комментариев переводчика больше, чем текста самой книги.

 А ты сам читал? Интересно?

 Нет. Я увидел и подумал, что он гений.

 А что ты думаешь теперь?

 Теперьне знаю.

 Наш Гриша любого занудит до смерти, заметил Москаль-Ямамото, Лучше бы гомосексуализмом увлекался!

Воробьёва посмотрела на него, как на таракана. Антон сделал вид, что не заметил.

Лето вступало в свои права, вдоль канала цвели репейники, и по дороге к вокзалу мы благополучно забыли и о Грише, и о всех на свете айну.

Вокзал в Саппоро ещё не успели перестроить в теперешний торговый центр. На восточной стороне уже торчал новый универсам, похожий на ксилофон, который положили на бок, а со стороны метро было всё перекопано. Обречённое трёхэтажное здание вокзала взглянуло на нас закопченным фасадом с четырёхметровым барильефом: Рабочий, Рыбхозница, Учитель и Школьница.

Алина отошла к кафетерию. И я решился.

 Сдай тележку в багаж.

 И не подумаю!

 Не прикидывайся! У тебя там реактивы.

 И что? Они совсем безопасные. Если их не пить, разумеется.

 Но ты их украл.

 Они списаные.

 Они стояли в ящиках во дворе института. И ты их просто взял. А спишут как найдут недостачу, при инвентаризации.

 Ярэ-ярэ, какая научная щепетильность. Ну спишут, и дело с концом.

 Просто когда-нибудь это плохо кончится.

 Вот кончится, там и посмотрим.

 Я просто не хочу, чтобы с ней что-то случилось.

Тут вернулась Алина с мороженым на троих. И мы пошли занимать места.

Росомаха тогда ещё не ходила, и мы тряслись на старенькой синей Гусенице в пять вагонов шестьдесят третьего года выпуска.

Сейчас, уже в другом поезде и даже на другой ветке, до меня дошло, как сильно я ошибался. Прошло каких-то семь лет,  и вот Воробьёвой нет с нами, а Пачин лежит в ячейке бюро судебной медицины города Хакодатэ. Интересно, как его туда занесло? Он же в Саппоро жил.

Поезд уносил нас вглубь острова. Вокруг был один из тех чудесных летних дней, когда сидеть доманастоящее преступление.

За липкими деревянными рамами пробегали поля, лесополосы и редкие посёлки с удивительно русскими теплицами и кирпичными домиками. Небо сияло. А пахло почему-то цветущими мандаринами.

Городок встречал нас крошечной станцией с пузатыми зелёными иероглифами на фасаде. Переход над путями накрыт облупленными белыми досками. За ним начинался Камифурано, он же Асахикава-12двухэтажные домики и гаражи из рифлёного железа.

Офицерский городокна южном краю, за Симати. От мэрии его уже видноквадратный квартал совершенно советских пятиэтажных хрущёвок похож на серую бетонную крепость.

Родители были на работе. Я открыл дверь квартиры своим ключом.

Когда сняли ботинки, я немедленно заявил, что не отпущу их, пока не отведают пирог по моему фирменному рецепту. Поставил чайник, смешал тесто для манника и задвинул его в духовку.

Потом трогал старые обои и удивлялсяпочему после Саппоро родное жилище кажется таким тесным? Не выдержал и распахнул балконную дверь.

Так вышло, что балкон был в стороне Башни. Она была всё такой же тонкой, серебристой и близкой, какой казалась из Саппоро. Наш дом стоял посередине квартала, многоэтажки загораживали горизонт и казалось, что Объект-104 торчит прямо за седьмым домом.

 Надо же, Алина протянула руку, словно хотела её коснуться, Она здесь у вас точь-в-точь такая же, как в столице. Даже толще не становится.

 Всего лишь оптические эффекты, отозвался Москаль-Ямамото, Её даже с той стороны пролива, из Аомори видно. Туда теперь туристы приезжают. Можно яблок поесть и заодно на башню полюбоваться.

 Это так странно

 Странностьэто хорошо, сказал я, Раз мы чего-то не понимаемзначит, наука знает, в какую сторону надо работать, что исследовать, какие гипотезы выдвигать. На что деньги просить, кстати, тоже теперь знает. Можно сказать, мы наступили природе на хвост. А значит, мы скоро поймём, почему башня так работети заодно сотню других вещей.

Тогда я не знал, что пройдёт несколько лети Объект-104 можно будет увидеть из Токио и Владивостока. Но понимания от этого не прибавилось.

Но мне только испонилось пятнадцать, я был не просто глуп, но ещё и наивен. И поэтому пообещал:

 Завтра я покажу тебе нашу учебную лабораторую.

Алина захлопала в ладоши.

 Менкой!

И даже Москаль-Ямамото посмотрел с одобрением.

Когда я доставал из духовки манник, вернулись родители. Не помню, что их больше обрадовалопирог или Воробьёва. Но они точно мной гордились. Единственный сын вернулся из Саппоро не с пустыми руками.

Пирог получился как надос нежной мякотью из манки и сладкой хрустящей корочкой. За чаем Алина осмелела и спросила отца, правда ли, что его зовут Уран.

 Совершенно верно, отец заученным движением показал пропуск, Имя редкое, признаю. Но не удивительное. Я, можно сказать, в одном ряду с Радием Фишем и Гелием Дугиным.

Воробьёва легла спать в моей комнате, а мы с Москалём-Ямомото расположились на кухне. Хоть и не японская, квартира с появлением девушки стала очень тесной. Сначала хотели поставить раскладушку. Но потом вспомнили, что мы в северной, но Японии и поступили простовыдворили в коридор все стулья и легли на полу. Как привыкли в общежитии.

Назад Дальше