Край - Ольга Викторовна Онойко


Ольга ОнойкоКрай

Ещё секундаи он бы прошёл мимо.

Светало медленно. Сыпалась морось. Ларфид толком не проснулся, он брёл, подняв воротник форменной куртки и сунув руки в карманы. Холод и сумеречный свет убаюкивали, притупляли восприимчивость. И синий на сером смотрелся не так уж ярко Он мог пройти мимо.

Ларфид остановился на полушаге. Пригрезилось, что ли? Может, он задремалстоя, на ходу? Хорошо бы так! Медленно он повернул голову.

Сон как рукой сняло.

Кусая губы, Ларфид расстегнул куртку и расстегнул кобуру. Так же медленно огляделся по сторонам. «Внимательней!  напомнил себе.  Осторожней!» На миг он почувствовал себя нелепо. В переулке он был один. Рабочие из общежитий шли на завод другой дорогой. Тихим утром на пустой улице крепкий парень, участковый надзиратель схватился за оружие, испугавшись рисунка на стене.

Ларфид криво ухмыльнулся. Он очень хорошо знал, чего боится.

Слишком хорошо.

Оно не приснилось ему, оно было здесь и не собиралось исчезать. Ларфид надеялся, что перерождаться оно тоже не намерено. Высокий первый этаж жилого здания, ровные, тщательно покрашенные плитыотличный холст для художника. Граффити изображало цветущую ветку. В памяти нехотя всплыло: орхидеи. Синие лепестки, узкие листья, тёмно-алые тычинки и пестики Ларфид прикинул площадь рисунка. Пара квадратных метров, не меньше. Может, больше.

Они были похожи на рты, эти орхидеи. На смеющиеся пасти. Поддразнивали гибкие высунутые языки, топорщились окровавленные вибриссы Помертвев, Ларфид отшатнулся и выхватил пистолет. Сердце бухало молотом. Ему почудилось, что рисунок шевельнулся.

Почудилось.

Страшно было отвести взгляд, выпустить угрозу из виду. Ларфид с усилием повернул сам себя. «Хватит пялиться,  подумал он, убирая оружие.  Оно неактивно. Пусть спит. Нам здесь выбросов не надо. Что за ублюдок его нарисовал?!» Он выдохнул и вдохнул. Это был его участок и его сфера ответственности. Утро началось с неприятностей. Бывает. Пора действовать.

Ларфид сорвался в бег.

Эти здания строили лет семь назад, уже в Крае, и экономили как могли. На замок запирались только двери хранилищ. У жильцов красть всё равно было нечего. При заселении личные вещи конфисковали, взамен выдавали одинаковые персональные наборы. Каждый получал по нормативамне меньше, не больше.

От мощного удара вылетели шурупы, на которых держалась дверная защёлка. Ларфид ввалился в дворницкую как бешеный медведь. Дворник дрых без задних ног. Проснувшись, он с жалобным криком попытался загородиться от Ларфида одеялом. В другое время стало бы смешно.

 Надзор!  прогремел Ларфид.  Встать!

Ошалелый дворник свалился на пол, кое-как выпрямился, путаясь в застиранной простыне.

 Надзиратель!..

Ларфид не испытывал той ярости, какую изображал. Дворник имел полное право досыпать. Он встал затемно, выполнил свои обязанности и снова улёгся. Ларфид надеялся, что он смотрел на часы и запомнил время.

 Проснулся?  процедил Ларфид.  Ты! Ты знаешь, что у тебя в Первом Радиальном? Под окнами бельевых?

 Я там прошёл!  торопливо отчитался дворник.  Там чисто! Там и мести было нечего

Ларфид сел на стул. В открытую дверь пробирался холод. Дворник трясся.

 Подробно расскажи, что ты делал сегодня,  тяжело велел Ларфид.  Во сколько встал?

 В четыре утра. Б-без четверти.

 Что было сначала, что потом?

Дворник жалобно шлёпал губами. Он был старше Ларфида раза в два, и раза в два легче. Тощий, плохо выбритый (Ларфид мысленно сделал пометку: отчитать за несоблюдение формы), с желтоватой кожей. По виду южанин. Наверняка из беженцев. Мог своими глазами видеть выбросили даже прохождение пласта.

Ларфид покачал головой. Встал, подпёр стулом дверь, включил свет.

 Сядь.

Ноги дворника подкосились, он рухнул на кровать. Ларфид стоял над ним, скрестив на груди рукинависал, как скала. Он помедлил, припоминая имя.

 Тебя Фареки зовут?

 Фареки Джершелад.

«Точно южанин,  подумал Ларфид.  Фамилияязык сломаешь».

 Из Риданы приехал?

 Нет из Высокого Берега это село такое было.

 Видел пласт когда-нибудь?

Рот дворника закрылся. На скулах выступили желваки, брови сдвинулись. Ларфид видел, как страх перед надзирателем исчезает в этом человекеуходит, уступая место другому, много более жестокому страху.

 Видел,  со странным спокойствием отчитался Фареки.  Я в поле был. Ферму накрыло. Я побежал. Разутый, раздетый.

 Знаешь, отчего это бывает?

 Знаю, надзиратель.

 В Первом Радиальном переулке, под окнами чистых бельевых нарисована граффити. Картина на стене. Очень большая и красивая.

Дворник сглотнулкадык дёрнулся на тощей шее. Ларфид наблюдал за ним. Фареки уставился на свои покрытые простынёй колени, поморгал, поднял на Ларфида беспомощные, изумлённые глаза.

 Да как же это добрый надзиратель Когда же успели?!

Он не лгал. Уверенность Ларфида совершенно окрепла. Дворник не видел картины и ничего не знал о ней. Ларфид не думал, что Фареки сам нарисовал её, но допускал возможность, что рисовальщик пугнул забитого сельского мужичка или обманул его. Версия запугивания отпала. Вряд ли Фареки мог бояться чего-то больше, чем выброса высокого напряжения.

 Давай разберёмся вместе,  сказал Ларфид.

Фареки Джершелад проснулся по будильнику, без четверти четыре утра. Он быстро умылся, сжевал ломоть хлеба, запил холодной водой. Не брился, не ставил чайник, потому что хотел как можно быстрее управиться и вернуться в постель. Он вышел из дома без пяти четыре. Едва развиднелось, но это не смущало его. Он хорошо знал свой участок и всё распланировал. Были места, где мусорили больше, а были и такие, где люди ходили редко, и мусор там тоже попадалсяредко и мало. Но Фареки всё делал как положено. Все глухие углы он осматривал два раза в день.

Ларфид похвалил его. Дворник немного приободрился.

Утром он начинал с этих глухих углов. Зимой выходил позже и брал фонарь, в другое время света хватало. Фареки обходил по периметру огромные корпуса общежитий, нарезал восьмёрки среди Малых складов.

 В Большие склады и в депо я и не должен ходить,  пояснил он,  там режимная территория.

Ларфид кивнул.

 А во дворах и между рабочих корпусов мусора много,  закончил Фареки.  Урны полные, бывает, мимо набросано. Ветошь, обёртки. Собираю, встречаю машину

 Машина приходит в шесть?  небрежно спросил Ларфид.

 Нет! В шесть уже заводской гудок!  Фареки посмотрел на него с удивлением.  В шесть они уже выезжают. Сюда заходят в пять тридцать.

Ларфид прислонился спиной к стене.

 Можешь вспомнить, когда ты прошёл по Первому? Хотя бы прикинуть?

Фареки сосредоточился. Набросив одеяло на плечи, он потёр лоб ладонью.

 У меня часы только будильничек,  пожаловался он.  Были бы наручные, я бы точно сказал

 Скажи приблизительно.

 Сначала обхожу периметр,  раздумчиво проговорил Фареки.  Это минут десять. Потом иду по Первому до складов. А возвращаюсь по Девятому Я каждый день так хожу.  И он вскинулся, потрясённый:Да он же знал, что я каждый день так хожу! Надзиратель! Я буду по-разному ходить! Ну уж дудки! Пусть подавится!

Ларфид невольно улыбнулся.

 Хорошо,  сказал он.  Значит, с половины пятого до половины шестого, потому что в шесть уже заводской гудок. Может быть, с двадцати минут пятого. Хорошо, Фареки!

 Вы его сцапайте,  угрюмо сказал дворник.  Вы ему портрет-то распишите. Чего ради мы маемся а всё попусту. Погубят ни за что

 Тшш.

Фареки смолк.

Ларфид подобрал с пола защёлку, покрутил в руках, огляделся, нашёл шурупы.

 Ничего-ничего,  Фареки выпутался, наконец, из простыни и влез в штаны.  Это ничего, добрый надзиратель, это я починю. Мне даже инструмент запрашивать не надо, он мне положен. А мазню я смою сейчас же. Сейчас пойду.

 Нет,  сказал Ларфид.  Не вздумай.

 Что?

 Пальцем тронуть не смей. Нам нужно узнать, что за краска и откуда она.

 Но нельзя же так оставить. Вдруг кто увидит.

 Да. Закрыть надо. Щитом, тряпкой, что можно найти?

Фареки подумал.

 Запасную ширму для семейных комнат. Это лучше всего. Простынёй можно, но как её закрепишь?

 Хорошо,  повторил Ларфид.  Не спи. Подежурь там. Я скоро вернусь с секторальной и отпущу тебя. На картину не смотри.

Ларфид ожидал услышать «само собой», «дурак я, что ли» или ещё какой-то ответ в том же духе, но Фареки ничего не сказал. Дворник смотрел на Ларфида внимательно и серьёзно, почти испытующе. Спустя мгновение, словно убедившись в чём-то, он неспешно, с достоинством кивнул.

 Ты опоздал,  сказала Ошена.

 По уважительной причине,  буркнул Ларфид.  К несчастью.

 Вот как?..  Ошена положила ручку, которой собиралась вписать в журнал замечание. Ларфид вспомнил, что так и не отчитал Фареки за небритость, и оставил эту мысль.

 Граффити в Первом Радиальном под чистыми бельевыми,  коротко сказал он.  Сейчас закрыто ширмой, я проконтролировал. Ещё я опросил дворника.

Ошена выпрямилась в кресле. Лицо её окаменело. Ларфид вздохнул.

Она была похожа на мать, какую Ларфид хотел бы иметь. С его настоящей матерью секторальный надзиратель Ошена Сегад не имела ничего общего.

 Что за граффити?

 Картина. Цветы. Написана умело.

 Чем?

 Красками. Яркими. Синей, зелёной, красной.

Ошена сняла трубку внутреннего телефона.

 Руви? Руви, я жду звонка от директора лакокрасочного, как можно скорее. Надзору понадобится химик. Постарше, с опытом прежних времён.

Ларфид сел, не спрашивая разрешениязнал, что можно. Постукивая ручкой по столешнице, Ошена уставилась на страницы дисциплинарного журнала. Потом, будто опомнившись, она закрыла его и убрала. Покопавшись в ящике стола, Ошена достала дротик с флажком.

 Первый Радиальный,  сказала она.  Сможешь ткнуть в карту?

Ларфид взял дротик и подошёл к огромной, во всю стену карте города. Поискал глазами, немного поразмыслил, воткнул:

 Здесь.

 Ясно.

Он обернулся к Ошене. Та чуть щурилась. Губы её сложились в гримаску, похожую на усмешку.

 Теперь отойди,  сказала она,  и помолчи немного.

Ларфид снова плюхнулся на жёсткий диванчик для посетителей. Он хотел бы изложить несколько соображений и позадавать вопросов, но он хорошо знал Ошену. Лучшее, что он мог сделать сейчасне мешать ей.

Совсем рассвело. Облачная пелена изорвалась и таяла. В окне над головой Ошены сияло солнце; косые лучи засветились в её седых волосах, испятнали кресло и стол. От края до края неба протянулись белые перья, словно чей-то огромный хвост. «Плохо»,  подумал Ларфид. Можно запретить украшения и цветы, всех одеть в униформу и подстричь по уставу, но что ты сделаешь с облаками?..

Секторальная надзирательница задумчиво разглядывала карту с флажком. Ларфид посмотрел на флажок, потомна Ошену. Вспомнилось, как госпожа Сегад выглядела тогда, в прежнее времяв строгом платье, с длинными волосами, убранными в узел с бантом. Она была директрисой колледжа, где училась сестра Ларфида Кида, а матушка Ларфид входила в родительский совет. Госпожа Сегад была почти что членом семьи.

Она преподавала геометрию и философию. Её жизнь давно вошла в колею Если бы ничего не случилось, она осталась бы там, в женском колледже, откуда порядочные девушки выходят замуж, тотчас забывая и философию, и геометрию. Иронично, что только Краю на самом деле понадобился её несравненный разум.

Ларфид попытался представить, что творится в голове Ошены. Если она не отослала его, значит, скоро он ей понадобится. Кто нарисовал граффити? Это был преступник? Преступная группа? Или бывший художник, который просто свихнулся от того, как солона жизнь в Крае? Такое тоже могло быть Первый Радиальный. О чём говорит выбор места? Там нечасто бывают прохожие. Нет гарантий, что картина спровоцирует выброс: слишком мало внимания. С другой стороны, рисовальщик мог искать компромисс между людностью места и его безопасностью. Случайный зритель обязан побежать в Надзор, но что, если тем временем соберутся зеваки?..

Ларфид потерял нить рассуждений. С надеждой он посмотрел на Ошенута по-прежнему безмолвствовала. Она не выглядела встревоженной, и Ларфид немного успокоился. Он верил ей.

Скоро его начало клонить в сон.

Как сотруднику Надзора Ларфиду полагались таблетки синтетического кофеина, но они почему-то не действовали. Сердцебиение от передозировки случалось исправно, а бодрости таблетки не придавали. Вместо чая в Крае пили настой чайного гриба. От него толку тоже было немного.

Опасаясь утратить собранность, Ларфид сел прямее и сказал:

 Дворник, Фареки, сообразил, что каждый день проходил в одно время по одному и тому же маршруту.

 Да-да,  Ошена отмахнулась.

 Он был там в двадцать минут пятого, а в шесть уже заводской гудок. Я прощупал его. Думаю, дворник вне подозрений.

 Да. Я его помню.

Ларфид умолк. В своё время Ошена помнила всех выпускниц колледжа за много лет, а теперь, кажется, знала наизусть досье на всех обитателей своего сектора.

Она отвела наконец взгляд от карты, положила руки на стол и сплела пальцы. Ларфид заёрзал.

 Нам нужно найти его как можно скорей,  сказала Ошена.  Иначе дело заберёт Распорядок.

 Опять?

 Это будет уже третье дело за полгода в моём секторе,  проворчала она.  Плохо. Распорядок с них станется пройтись катком по всем подряд.

Ларфиду стало зябко. Никто в Крае не хотел бы иметь дело с Распорядком. Распорядка боялись.

 Сколько у нас времени?

 Сутки. Двоемаксимум. Но мы справимся,  Ошена скупо улыбнулась.  Он же тут, в общежитиях. Прямо у нас под носом.

«Там несколько тысяч человек»,  подумал Ларфид, но промолчал. Ошена и сама это знала.

 Эно,  она назвала его по имени,  позови кого-нибудь. Шеки и Риу, если они не заняты. Или Унду.

Ларфид встал.

 И напомни Риу, что магазин должен быть в пистолете, а не в кармане.

Ларфид кашлянул. Засвербело любопытство. О чём думала Ошена, глядя на карту города? Она долгонько на неё глядела. Что у неё на уме?

Но зазвонил телефон. Ошена сняла трубку и отослала Ларфида движением руки.

Возвращался Ларфид мрачным как туча.

Всё прошло спокойно, если не считать лёгкой ссоры с директором лакокрасочного. Директор был старый заслуженный химик. Возможность поработать с Надзором он расценил как редкое развлечение и на правах начальника назначил приглашённым экспертом сам себя. Но он непрерывно брюзжал и вёл себя так, словно хотел заморочить Надзору головы. Секторальная оставалась безмятежно спокойной. Ларфида пару раз охватывало желание директора стукнуть.

Участковые стояли спинами к рисунку. Все нервничали. Трудно убедить подсознание, что не смотреть на угрозубезопаснее, чем смотреть. И тяжесть оружия не вселяла уверенности. Существа создания, обитающие в высоконапряжённых средах, уязвимы для пуль, но никто не мог предсказать, насколько живучими они окажутся. Насколько быстрыми, хитрыми и хищными.

Фареки Джершелад пыхтел рядом с Ларфидом. Судя по его виду, канистра ацетона в руках успокаивала лучше, чем заряженный пистолет.

 Экспертиза?  проворчал директор.  Краски таких оттенков ни один завод в Крае сейчас не производит. Вот и вся экспертиза. Что я, ассортимента не знаю?

Он был плотный подтянутый старик в хорошо подогнанной форме, чисто выбритый и аккуратно подстриженныйобразцовый гражданин Края.

 Но оттенка можно добиться смешиванием?  терпеливо уточнила Ошена.

 Для колеровки нужен колер,  в тон ей ответил директор.  Они не производятся.

 Значит, это старые запасы? Насколько старые?

 Если я правильно понимаю, вас интересует, когда прекратилось производство.

Тут-то Ларфиду и захотелось его стукнуть.

 Художественные краски в Крае не производились никогда,  продолжал директор,  и не производились несколько лет до образования Края. Разруха, знаете ли, не до художеств. Палитру строительных красок сократили на второй год Края по директиве Распорядка. Они там у себя как-то вычислили безопасную палитру.

 А это небезопасная палитра,  доброжелательные интонации Ошены стали совсем ангельскими.

 Именно так.

 Это художественная краска или строительная?

 Вам надо было прораба позвать, а не меня.

«Стукнуть бы тебя»,  подумал Ларфид.

 Укрывистость!  сказал директор.  Невозможно спутать. Это строительная краска. Минеральная, полагаю. Если нужен точный состав, я возьму образец и определю. Но будет лучше, если вы уточните вопрос.

Дальше