Ну ладно, не кипятись. Нагнувшись, я похлопываю его по плечу. Я поеду к Эрли, а ты дуй в Отдел Надзора. Надо же слово потомка династии держать.
***
Ночное кабаре «Эрли», названное именем его хозяина, любителя всяческой «живности», уютно и красочно мигает огнями на пересечении Уэллс-стрит и Линкольн-авеню. В этот ранний час оно еще пустует, лишь несколько танцовщиц вместе с музыкантами сидят за дальним столиком возле сцены, пьют коктейли и негромко разговаривают. Ко мне мечется официантка, велю ей позвать хозяина, а сам облокачиваюсь на стойку, созерцая уютный полумрак, мягкий свет ламп и какую-то особую атмосферу, какая бывает лишь в ночных заведениях перед открытием. Тихая музыка стоящего в углу патефона только еще больше нагоняет на меня приятную тоску по лучшим временам. Наконец по винтовой лестнице сверху спускается сам Эрли. Золотой пиджак, прилизанные волосы, аккуратно подстриженные усики. Завидев меня, автоматически улыбается, но, как только подходит ближе и понимает, кто перед ним, улыбка тут же пропадает с его лица.
А-а, детектив Какими судьбами? Шоу ведь еще не началось Выпьете?
Перестань, Эрли, ты же должен понимать. Я по делу. Излагаю ему всю историю, он кивает и все больше хмурится.
Да, мне пришлось уволить Рудольфа, выдавливает наконец он из себя. Но я понятия не имею, кто и за что его убил, клянусь вам!
А зачем ты вообще его взял на работу? Я все понимаю, ты любишь «зверушек», но одно дело лисы и суккубы и совсем другое взрослый горный тролль. Не слишком ли, как думаешь?
Он молчит, потупившись и нервно теребя манжеты. Наконец вскидывает на меня несчастный взгляд.
Сам не знаю, детектив, что на меня нашло. Я тогда был в порту, принимал товар из Миссисипи (под «товаром» Эрли обычно подразумевает нелегальных девочек) и, когда уже ссадил всех на берег и собирался выходить из трюма, увидел в углу перегородку и из любопытства заглянул за нее. И там сидел он весь забитый, угрюмый, и на меня смотрел так странно, жалобно. И я, вместо того, чтобы сдать его Охотникам, посадил в машину, отвез сюда и даже нашел ему приличную одежду. Эрли жестко усмехается. Теперь, конечно, понимаю, что глупо тогда поступил
И так же легко ты его выгнал?
Там была такая ситуация Теперь хозяин кабаре смотрит на меня с настоящей жалостью. Я ничего не мог сделать, поверьте Меня бы закрыли к чертям, я и так уже почти на краю
Что ты имеешь в виду? Я внутренне напрягаюсь.
Сюда пришел мой постоянный клиент, полушепотом докладывает Эрли. Его имя Порк Паттерсон, свин, владелец автотреста «Паттерсон и Ко», и он женат на дочери сенатора Маккалума. Пришел пьяный в дым, начал буянить, разбил пару стаканов и стал лапать моих девочек у всех на виду. Рудольф его схватил за шиворот и выкинул вон. Тот и пригрозил, что закроет мое заведение одним звонком тестю. Ну и что мне еще оставалось делать?
Я присвистываю. Так вот он, тот самый скелет в шкафу доблестного сенатора! Если общественность узнает о том, что его родственник-свин (уж не из-за него ли он не стал совсем выгонять нелюдей из Иллинойса?) дебоширил в нетрезвом виде, политическая карьера Маккалума быстро придет к закату. Но сейчас меня волнует не это, а убийство Багенрода. И, чувствую, этот Паттерсон явно не остался в стороне от него.
Мне надо поговорить с этим свином, тоном, не допускающим возражений, говорю я Эрли. Ты сказал, он твой постоянный клиент. Когда я могу его увидеть?
Но, детектив, помилуйте взмаливается тот. Не выдержав, бью кулаком по стойке, отчего стаканы на ней жалобно звенят, а компашка за дальним столиком испуганно оборачивается в мою сторону.
Он он сейчас наверху, окончательно сникнув, бормочет Эрли. В «особых» номерах, вторая дверь слева.
Ты серьезно? Я знаю, что «особыми» номерами Эрли называет комнаты для постоянных клиентов, куда им в качестве бонуса приводят девочек для утех. Муж дочери сенатора преспокойно развлекается у тебя со шлюхами?
Его жене на это наплевать, холодно отвечает хозяин заведения. Они давно не любят друг друга, и вместе только из-за денег и связей каждого. Уверен, она также ему изменяет, а он закрывает на это глаза.
Только хмыкнув в ответ, иду к лестнице, ведущей наверх, к «особым» номерам. Вскоре оказываюсь в бархатном полумраке узкого коридора, из-за дверей по сторонам которого доносятся характерные стоны и всхлипы. Подхожу к нужной двери и без лишний прелюдий выбиваю ее ногой. Огромных размеров свин, прижимающий к своему боку худосочную брюнетку на широкой кровати, смотрит на меня яростным взглядом глаз-бусинок.
Какого хрена?.. исторгает он хриплый рык.
Мистер Паттерсон? Предъявляю значок. Детектив Гелленберг, Чикагское управление полиции. Я здесь по поводу убийства Рудольфа Багенрода, с которым у вас не так давно случилась стычка.
Взгляд Паттерсона становится недоуменным, затем просто злобным.
Пойди-ка погуляй, детка, хрюкает он своей пассии-однодневке.
Но как же недоумевает та.
Я сказал, вон пошла! рявкает свин, и бедная девочка, кое-как собрав одежду, выбегает за дверь. Я присаживаюсь на стул возле кровати, закуриваю, пока Паттерсон натягивает на свою необъятную тушу сорочку.
Да ты хоть знаешь, кто я такой, щенок?! гневно рычит он, зыркая на меня налившимися кровью глазами. Стоит мне сделать всего один звонок, и ты поедешь на Запад, строить дамбы, детектив недоделанный!..
Все прекрасно понимаю, усмехаюсь я и выдыхаю в морду урода дым. Но тем не менее именно после вашего конфликта с мистером Багенродом его нашли в переулке недалеко отсюда мертвым. Что вы можете на это сказать?
Понятия не имею, о чем ты. Свин заканчивает одеваться и тоже закуривает сигарету в длинном мундштуке. Я никого не убивал. Мне вообще плевать на этого тупорылого тролля, тем более после того, как его выкинули на улицу.
И все же я обязан проводить вас в участок и там проверить ваше алиби, а также допросить подробнее. Я гашу окурок и встаю, но тут Паттерсон грузно вскакивает.
Да как ты смеешь?! Да я тебя!.. Он делает ко мне резкий шаг, но я, перехватив его лапу, выворачиваю ее так, что сенаторский зять со стоном, переходящим в поросячий визг, растягивается мордой вниз на кровати.
Урод Ты еще за это ответишь хрипит он.
Это вряд ли. Усмехаюсь и складываю руки на груди. Вы пытались ударить полицейского при исполнении, а это вам так просто с рук не сойдет. К тому же достопочтенный сенатор Маккалум явно будет не в восторге, когда узнает, в каком грязном скандале увяз его драгоценный родственничек.
У тебя все равно доказательств нет, довольно хрюкает Паттерсон. Эрли будет целиком на моей стороне, если только не захочет, чтобы его лавочку прикрыли. А вот ты влетишь по полной.
Пожимаю плечами и, нацепив на свина наручники, иду к телефону, запросить ордер на арест и вызвать наряд копов. Вслед мне несутся грозные проклятия задержанного:
Ты пожалеешь, что на свет родился, детектив! Можешь уже собирать вещи и мотать в Канаду, если не хочешь заработать срок!..
Когда мне наконец удается дозвониться до Катсона и обрисовать ему ситуацию, тот вскипает так, что даже через трубку чувствуется, как встала дыбом шерсть на его загривке.
Ты совсем рехнулся, Гелленберг! шипит он. Арестовать Паттерсона!.. Хочешь, чтобы мне сенатор собственноручно голову открутил?!
Шеф, но он же
Да мне плевать, что он там!.. Немедленно сними с него браслеты и извинись! И чтобы на милю не посмел к этой семейке приблизиться!..
Полчаса спустя, даже не подумав извиниться перед Паттерсоном, да еще и приковав его в назидание к кровати, еду на такси домой вместо управления. Какой теперь смысл, если меня все равно вот-вот выгонят? Похоже, заигрывать с сенаторской семейкой и впрямь опасно. Задумчиво гляжу в окно на все так же неспешно и уныло плывущие мимо крыши домов и яркую луну. Наверное, все это я тоже вижу в последний раз придется совсем сваливать из Чикаго. Ну и плевать.
На самом пороге квартиры меня встречает Эва. Черные кудрявые волосы распущены по плечам, лицо взволновано. Такой я ее еще ни разу не видел.
Аллан, только что звонили из управления. Похоже, новое убийство
Об исторических корнях, или Вид с открытки
Просыпаясь теперь каждое утро и оглядываясь вокруг, Гвендолин думала только об одном: нет, этого просто не может быть, это все сон. Или же сказка, вроде «Принцессы на горошине». Последнее наблюдение было вызвано тем, что спала она на очень мягкой и пышной перине, которую прислуга каждый вечер взбивала и тщательно крахмалила. Джейсона в это время рядом уже не было, он уходил каждый раз рано и неслышно, но простыни еще хранили его отпечаток и почти неуловимый запах. Прижавшись к постели лицом и несколько раз с наслаждением вдохнув, девушка вставала, распахивала окно и с восторгом глядела на оживленные улицы Детройта. Отель класса «люкс», в котором они остановились, находился в самом центре города, и клаксоны автомобилей, которыми так славился «Мотор-сити», разрывали воздух постоянно. Но здесь они звучали как-то по-особенному, не так, как в Чикаго, создавая неповторимую симфонию городского шума, которая, будь она переведена в ноты и записана на бумаге, наверняка стала бы модным хитом.
Перебрались они в Мичиган с неделю назад и сняли один из самых дорогих номеров в отеле. Откуда у Джейсона взялись на это деньги, Гвендолин не знала. Она вообще почти ничего не знала о нем, этом странном во всех отношениях молодом человеке. У него водились бешеные деньги, хотя она ни разу не видела при нем кошелька или чековой книжки. Впрочем, Гвендолин это особо не волновало. Какая разница, кто твой возлюбленный, когда рядом с ним тебе так хорошо, что просто захватывает дух и внутри все наполняется радостью?
Близость у них случилась в первую же ночь в отеле. Они просто сидели, о чем-то мирно разговаривали и разглядывали номер, украшенный цветами, которые Джейсон удивительным образом извлекал прямо из воздуха. Понемногу они незаметно сближались: сначала соприкоснулись их руки, затем, при наклоне все ближе друг к другу, сомкнулись губы, а затем уже тела соединились в одном страстном объятии, так что время вокруг них как будто бы застыло, и весь остальной мир перестал существовать
Когда час спустя они, расслабившись, откинулись на кровать, цветы на потолке, словно бы расцветшие еще сильнее от страсти, теперь увядали и осыпались крупными лепестками. Украдкой заглядывала в окно проказница-луна, воздух был неподвижен, ветер ни малейшим своим дуновением не решался потревожить уединение двух молодых людей. Щелкнув зажигалкой, Джейсон закурил. Гвендолин уже в который раз рассматривала странные буквы на боку явно армейской зажигалки, и только теперь ей пришла в голову неожиданная и пугающая мысль.
Эта зажигалка сбивчиво начала девушка. Ты ты забрал ее у одного из убитых тобой?
Джейсон резко повернулся к ней, и взгляд его стал таким холодным и жестким, что она невольно отшатнулась назад и решила про себя больше не заводить разговор на эту тему. Ну подумаешь, взял себе такую мелкую вещицу! Парень меж тем посмотрел отстраненным взглядом в окно и так же бесстрастно произнес:
Я завтра утром уезжаю в Канаду. Поймав изумленный взгляд девушки, он добавил: Не волнуйся, ненадолго. Я приготовлю для нас с тобой небольшой сюрприз.
Она усмехнулась, глядя в его красивые серые глаза и пытаясь по их выражению понять, что он действительно готовит ей. Все-таки он удивительно загадочный и в то же время такой притягательный, этот Джейсон, настоящее имя которого она вряд ли когда-нибудь узнает.
Канада мечтательно произнесла Гвендолин, проводя пальцем по широкой безволосой груди возлюбленного. У меня там остались родственники со стороны отца. Давно мечтаю их навестить.
Извини, что спрашиваю, Джейсон выпустил в потолок тонкое колечко дыма, но ты ведь ни разу не говорила мне о своем отце. Ты вообще знала его?
Конечно, ответила девушка. Мы жили все шестнадцать лет на ферме в окрестностях Лафейетта я, мои родители и Агидель, наша старая служанка. Папа разводил коз, мама занималась домашними делами, мы жили скромно, но ни в чем особо не нуждались
А что стало потом? перебил Джейсон, вглядываясь в ее лицо встревоженным взглядом.
Но Гвендолин будто бы не слышала. Ее глаза заволокло туманом, а мысли, казалось, унеслись куда-то совсем глубоко, под толщу Мичигана, откуда их уже с трудом можно было вытащить
Куда они делись? разносится по всему лесу голос одного из страшных людей в черных плащах. Только что были здесь!
Гвендолин, закрыв лицо руками, старается даже не дышать, чтобы не выдать себя. Справа ее успокаивающе греет бок Агидель, слева локоть сжимает приятно шершавая рука матери. И все равно страшно так, что девочка дрожит всем телом.
Ночную мглу прорезают яркие лучи фонарей. Они мечутся по стволам и листве деревьев, пока еще далеко от тех кустов, где спряталась семья Лантимир и их верная служанка.
Нам все и не нужны! доносится издалека зычный голос, должно быть, командира Охотничьего патруля. Лицензия только на девчонку! Остальных гасите на месте, если будут сопротивляться, а так не трогайте!
Негритянка зажимает рот Гвендолин, готовой уже расплакаться в голос. Господи, они все знают! Ну почему, почему она не смогла тогда совладать со своей силой, зачем позволила ей выйти наружу при свидетелях? Внезапно ее отец, чье одухотворенное бородатое лицо прекрасно видно даже во мраке, поворачивается к жене.
Элизабет Бери Гвендолин и уходите Агидель выведет вас из леса горячо шепчет он.
А как же ты, Фрэнсис? сорвавшимся от волнения голосом спрашивает миссис Лантимир.
Я отвлеку их. Голос его бодр и спокоен. Ты же слышала, мы не представляем для них угрозы. Им нужна Гвендолин
Папа!.. едва не выкрикивает в голос дочка и рвется к отцу, но тот резко отстраняет ее: Ты слышала, что я сказал? Уходи. И слушайся во всем маму.
Нет, я не оставлю тебя, милый! заливаясь слезами, Элизабет бросается на шею к мужу, тот нехотя обнимает ее, порывисто целует в губы и толкает в сторону густой чащи:
Все, бегите! Встретимся у Северного тракта!
Идемте, Гвинн, миссис Эл! Агидель берет обеих женщин за локти, утаскивает подальше от кустов. Гвендолин со слезами на глазах смотрит, как отец, выползая наружу на четвереньках, прячется за деревом, а оттуда короткими перебежками семенит в другую сторону. Думала ли она когда-нибудь, что ее папа, самый сильный и мужественный человек на свете, будет, словно заяц, прятаться вместе с ними в лесных зарослях и так же трусливо перебегать от одного дерева к другому?
Когда их укрытие остается ярдах в двадцати позади, все лучи фонарей вдруг разом направляются в одну сторону. Слышится окрик, затем свист стрелы из арбалета, и громкий голос раздраженно произносит: «Ну я же говорил на поражение стрелять только накрайняк». Гвендолин стискивает зубы, про себя повторяя: все будет хорошо, папа жив, скоро мы увидим его.
С трудом выбравшись из чащи, три женщины оказываются на широком открытом пространстве. Тут бежать некуда хоть ложись на землю и умирай. Но удача сегодня, похоже, на их стороне по тракту в северо-западном направлении, рассекая тьму фарами, мчит грузовик должно быть, припозднился с перевозкой хлопка. Агидель толкает хозяев в придорожную канаву, а сама бежит наперерез грузовику. Слышен визг тормозов и громкая ругань шофера.
Ой, простите, мистер, я заплутала малость, доносится в ответ извиняющийся голос старухи. Не подскажете, где тут ферма Джаггерсонов?
Пошла в жопу, черномазая! раздается снова. Не знаю я никаких Джаггерсонов! Уйди с дороги!
Стыдно, молодой человек, так орать на старую негритянку, бормочет Агидель, спускаясь в канаву. Двигатель грузовика между тем заводится, и служанка вдруг резко толкает мать с дочерью к машине:
Быстро в кузов, пока он не разогнался! Ну!
А как же папа? медлит Гвендолин. Мы разве не будем его ждать?
Дура! срывается негритянка, чьи глаза блестят в темноте, и кажется, будто бы они повисли в воздухе, остального тела не видно. Не придет твой папа, разве не ясно? Запрыгивай, живо!
Поскольку обе женщины еще медлят, а грузовик уже набирает скорость, Агидель хватает их за руки, толкает прямо к машине. Миссис Лантимир с трудом вскарабкивается в кузов, подтягивает за руку дочь. Служанка бежит позади, но не запрыгивает.