Стервятник.
А этот этот скорее походил на горного льва, тварь огромную и невероятно опасную. Но такая Чарльзу и нужна. Если кто и пройдет по Диким землям, то она.
Он подавил вздох.
И продолжил.
- Я нанял людей, но им удалось выяснить лишь, что чета Уинстон сперва купила билеты на пароход «Веселая Нелли», на котором прибыла в Аштон-таун, а уже оттуда отправилась дальше, по железной дороге.
- И думаете, они здесь?с сомнением произнесло существо.У нас небольшой городок, и если бы кто объявился новый, я бы знал.
Девица, что пряталась в углу, кивнула, мол, точно бы знал.
- Вышли они на станции Арвик, где и купили фургон с парой тяжеловозов, да кое-какие припасы.
- Какие?
Чарльз поморщился. Вот какая разница? Но все же ответил.
- Муки двести сорок фунтов. Порошок яичный. Сухое молоко. Крупа рисовая, высшего сорта. Пшеница.
Он попытался вспомнить, что там еще было.
- Соль. Пятьдесят фунтов соли.
- Много, - сказало существо и провело ладонями по всклоченным волосам.Не для себя брали
- Там же был сделан снимок. Как полагаю, свадебный. И мне повезло. Пластину не уничтожили.
И стоила она не сказать, чтобы много. Впрочем, Чарльз уже успел убедиться, что здесь цены несколько отличались от привычных.
- Вот, - он выложил второй снимок.
И едва сдержался, чтобы не забрать, когда к нему потянулась грубая рука.
- Милли, - рявкнуло существо.Иди-ка сюда только глянь!
На что там глядеть, Чарльз не слишком понимал. Этот снимок пожалуй, именно он и убедил его, что надо ехать, что сколь бы ни велика была любовь Августы к этому проходимцу, но ей, такой хрупкой и утонченной, совсем не место на Диких землях.
Что
Бледная девушка на снимке, если и напоминала Августу, то лишь чертами лица. Она и прежде не отличавшаяся полнотой, похудела вовсе уж до призрачной бледности. И строгие черные одеяния, - Августа прежде в жизни не надела бы чего-то подобноголишь подчеркивали и худобу, и общую болезненность облика. Но главное даже не это, в конце концов, Августа никогда-то не любила путешествовать. Главное, что она больше не улыбалась.
Совсем.
А выражение лица разве возможно это странное виноватое, совершенно несчастное выражение лица? Мужчина же, стоявший за спиной Августы, положивший руки на плечи её как-то совершенно по-хозяйски, выглядел довольным. Он был крупным и не сказать, чтобы красивым.
Вот и что она в нем нашла?
Самодовольный тип.
Нехороший.
Наглый.
Чарльз заставил себя дышать ровнее. Матушке он снимок не показывал. Матушку он вовсе не стал волновать, благо, императрица вошла в положение и призвала её ко двору, отговорившись какой-то там надобностью.
Пускай.
Главное, время выиграли. А там Чарльз найдет сестру. С помощью ли, без нее, но найдет всенепременно. И вернет домой.
- Надо же, - девица, выползшая из своего угла, в ближайшем рассмотрении оказалась интересной.
Да, пожалуй что.
Высокая.
Неприлично, пожалуй, высокая для женщины, она была худа, смугла и темноволоса. Узкое лицо её обладало чертами чересчур резкими, в которых угадывалось присутствие иной крови, что девицу нисколько не портило.
Резкие острые скулы.
Треугольный подбородок. Изящный нос. И узкие приподнятые к вискам глаза. Темные волосы свои она заплетала в косы, которые украшала резными фигурками. В левом ухе девицы висела крупная жемчужина того насыщенного цвета, который не случается сам по себе.
Оберег?
И судя по отголоску силы, старый, настоявшийся, что весьма странно.
Впрочем, сейчас Чарльза волновала не столько эта девица, сколько презадумчивое выражение лица её, которое подсказывало, что эти двое увидели на снимке что-то, самим Чарльзом пропущенное. А уж он-то изучил и снимок, и пластину, за которую пришлось платить отдельно, с лупой.
- Машман, - сказала девица и дернула себя за перо, что торчало из косы. Перья были длинными и выкрашенными в разные цвета.
Пожалуй, матушка сочла бы сию особу варварски великолепной.
попросить сделать снимок? Все одно письмо придется писать. И еще надо подумать, что бы такого в нем написать, чтобы и не врать слишком уж откровенно, и матушку в волнение не ввести.
- Вот и я думаю, - согласилось существо и поглядело на Чарльза с жалостью.
Даже неудобно как-то стало.
- Простите, - Чарльз считал себя человеком глубоко воспитанным, а потому вложил в это слово всю бездну своего недоумения и желания понять, что же такого они увидели.
И кто такой машман.
И почему
- Машман, - повторило существо, ткнув пальцем в снимок.Видите?
- Нет, - признался Чарльз.
Существо поглядело на Чарльза с упреком, даже самому стало слегка совестно: как это, не знать, кто такие машманы и чем они от обыкновенных людей отличаются. После же потерло пальцем заплывший глаз и соизволило-таки пояснить.
- Община у них. Там - рукой махнул на стену, которая некогда была весьма себе приличной стеной, крашеной в нарядный бледно-розовый цвет. Но местами краска выцвела, местами облезла. Впрочем, большей частью её закрывали характерного вида листы с портретами. Над рожами, чем-то неуловимо похожими друг на друга, вероятно, стилем работы тюремного живописца, виднелись надписи «Разыскивается». А под нимисуммы. Некоторые листы были перечеркнуты, на других стояли отметки, третьи, явно добавленные недавно, выделялись относительной чистотой бумаги.
- Машманы, - девица с грохотом подтянула трехногий табурет к столу, на который и взгромоздилась безо всякого девичьего изящества.
Чарльз поспешно отвел взгляд.
Он вовсе даже не собирался пялиться на ноги этой вот самой девицы, даже с учетом того, что ноги эти были выставлены на всеобщее обозрение.
И с каких это пор девицы носят штаны?
Впрочем в местах нынешних, надо полагать, исключительно диких, сие было обыкновенным. А потому не следовало демонстрировать свое удивление. И вообще.
- Машманыэто люди пророка Ма-Ашшам, - девица поерзала, табурет опасно закачался, и Чарльз поспешно вскочил, ибо был человеком воспитанным, да и собственный стул не внушал ему доверия. Но девицу, глядишь, и выдержит.Он тут объявился
- Да лет двадцать тому - задумчиво произнесло существо.Или даже больше
- Точно больше.
- Ага, меня туточки не было
- Надо у матушки спросить.
- Спросим, - эти двое переглянулись и кивнули, приняв решение. А после девица заговорила.
- Они основали общину. Свободную, как говорят. Устроились неплохо, в Змеиной ложбине, там аккурат деревня вымерла, то ли от оспы, то ли от краснухи, то ли просто вырезали. Но орки из этих мест всяко откочевали. После-то пытались вернуться, но община отбилась. Да
- Живут своим правом.
Что-то спокойствия эти новости не добавляли.
- Верят в пророка но так-то люди тихие, безобидные, если к ним не лезть.
- А
- Вот, - тонкий палец, правда, без маникюра вновь ткнул в снимок.Видите? У него на шее.
- На шее?
Чарльз склонился над фотографией. На шее у потенциального родственника и вправду было какое-то пятно, но его Чарльз, говоря по правде, принял за обыкновенный дефект печатной пластины.
- Это хвост Великого Змея. Всем мужчинам, которые прошли посвящение, наносят рисунок.
На столе появилась лупа, которую Чарльзу протянули весьма вежливо. А он и отказываться не стал. Правда, толку-то снимок, отпечатанный не на самой лучшей бумаге, был крупным, зернистым, и пятно даже под лупой пятном осталось.
- Еще на руке, вот, тут виднее - девица повернула фотографию.И белая лента на шляпе. Если по отдельности, то оно, конечно, совпадением быть может.
- И главное, рожа знакомая, - осклабился нелюдь.Я его точно видел.
- Кто не видел.
Девица тоже оскалилась, правда, в отличие от родственника зубы у неё были целыми, да и клыки не выпирали. Что не могло не радовать.
- Это один из сыновей пророка. В прямом смысле слова, - она плюхнулась на табурет, который вновь заскрипел, но к величайшему удивлению Чарльза, не стал разваливаться.У пророка семьдесят пять жен.
- Сколько?вот теперь Чарльз по-настоящему удивился.
Он и с одной-то то есть, не с женой, счастливого брака удалось избежать неимоверными усилиями, хотя надо полагать, что теперь матушка удвоит усилия. И думалось об этом не слишком радостно.
А тут семьдесят пять
- Вообще-то все женщины общины считаются его женами, - нелюдь сцепил руки на груди.Он может призвать к себе любую, которая понравится.
- И их мужья?
- Будут рады, а уж если та понесет впрочем, все дети общины считаются детьми пророка.
Чарльз закрыл глаза, успокаивая гнев и силу, что в последнее время колобродила. Не иначе, от нервов.
- Но на самом деле он всегда точно знает, в ком есть кровь Великого змея. И да, своих дочерей он берет в жены в первую очередь.
- Это же
- Это свободная община, - сказала девица и поморщилась.А еще у них есть пушка, маги и ружья, потому их, конечно, недолюбливают, но воевать
- Все одно кроме пушки, магов и ружей там взять нечего.
- И как быть?
Почему-то подумалось, что предыдущий его план, явиться и потребовать сестру, не выдержит столкновения с реальностью.
- Подумать надо
- И матушку спросить, - сказала девица, почесав щеку.Матушка точно знает
а если обратиться к шерифу? Должен же быть в этом захолустье шериф и вообще войска какие-то заплатить или
там, дома, ему доходчиво объяснили, что Августаособа совершеннолетняя, вольная поступать так, как ей самой заблагорассудится, а потому искать её полиция не станет.
Что-то подсказывало, что здесь ответят примерно то же.
Может, правда, не столь вежливо.
- А знаете - чудовище громко хлопнуло в ладоши.Приходите-ка к нам вечерочком. На ужин. Там и потолкуем, заодно матушка чего сподмогнет.
Не было печали.
Но вежливость требовала согласиться.
Прежде Эдди как-то вот не спешил тянуть в дом всяких там нет, притащил однажды щенка с перебитой лапой, потом еще сокола, которого сам выходил. Котенка горной пумы.
И так, по мелочи. Но это же другое.
- Гость?матушка, если и удивилась, то виду не подала, но взгляд её, полный задумчивости, обратился на меня.Милисента, мне понадобится помощь.
Вот уж не было печали.
Нет, я не против готовить. Я даже умею. Мамаша Мо, которую, что характерно, тоже в дом притащил Эдди и случилось это лет десять тому, меня хорошо учила. Но вот одно дело сварить похлебку и лепешек напечь и совсем иное маяться дурью, выготавливая чего-нибудь этакого.
Впрочем, с кухни меня скоро отослали.
Готовиться.
Ага. Можно подумать, ярисовый пудинг, которому выстояться надо. Только разве с матушкой поспоришь? И к чему оно? Раз спровадили, я и пошла.
Не к себе.
К Эдди.
- Чего думаешь?братец отыскался, как и следовало ожидать, на конюшне. Огромная, она предназначалась для двух десятков лошадей, но ныне в ней стояли жеребец Эдди, на редкость пакостливая и кусучая скотина, моя Гроза и матушкина Сметанка, да еще ослик, на котором мамаша Мо ездила в город.
Эдди вздохнул.
И глянул на меня искоса. Виновато так вот что-то мне не нравится ни взгляд этот, ни внезапно прорезавшееся его гостеприимство. А еще запах, ибо пахло на конюшне не только лошадьми да сеном. Крыша еще когда проседать стала, но в дальнем углу. Теперь еще и мокро там, и опорные столбы подгнивать начали. И по-хорошему надо бы конюшню разобрать, снести лишнее, переложить стены.
Заговорить от крыс и прочей мелкой пакости, которая явно где-то гнездо свила. Я потянула воздух, пытаясь уловить это вот ощущение. И пальцы сложила, позволив выбраться искре силы.
- Не спали, - проворчал Эдди.
- Не спалю девке конец.
Он опять вздохнул.
А чего тут вздыхать-то, когда все ясно? Встречалась я с этим самым пророком, который объявил себя потомком Великого Змея. Случайно вышло, но все знают, что он по осени является в город да не просто так, у Бетти с ним договор, ибо не просто так собирает она в своем борделе сироток.
Пророк за сироток платит.
Особенно за девочек. Таких вот бледных хрупких, как та, что глядела на меня со снимка. И главное, что все-то об этом знают, но
какая еще у них дорога?сказала мне Бетти, когда я не сдержалась.Или думаешь, шлюхой быть веселее? А там он, конечно, попользует, но и мужа потом найдет. И будут они жить в тепле да сытости.
И наверное, в чем-то она была права.
Поэтому и смотрели на её дела сквозь пальцы. Да только одно дело сироты, которые хлебанули горя и поняли, что в жизни им не особо рады, и другоехрупкая девушка, урожденная графиня.
Этакая и руки на себя наложит, ежели что.
- Попробовать стоит, - сказал тихо Эдди.А деньги нам нужны.
А то я не понимаю, что нужны. Дел-то таких, за которые платят, немного. Вот и перебиваемся свободной охотой, хотя Эдди совсем не рад, но понимает, что сам не справится. А я ловкая.
И сильная.
И стреляю отлично. Только за Билла ему две сотни дадут, которых едва хватит, чтоб за старые долги расплатиться и угля купить.
- Попробуем, - мне было жаль девицу.
И если братец её решит вздернуть новообретенного родственничка, то веревку я ему подам с превеликой радостью.
- Милли, - Эдди чистил жеребца остервенело, и тот замер, чувствуя настроение хозяина, только на меня косился, будто я виновата.Постарайся вести себя ну
- Как?
- Как надо.
- А как надо?
- Милли!
- Что?не то, чтобы я не понимала. Понимала, только понимание это не радовало совершенно. Опять они с матушкой сговорились да за моей спиной.
Для моего же блага
- Тебе надо уезжать, - Эдди отвел взгляд.
- Куда?
- На восток.
- Зачем?
Глупый разговор. Ведь переговорено уже не раз и не два. И и может, в чем-то он и прав, здесь я вряд ли найду кого толкового, чтобы надежный и верный, чтобы любил, чтобы не как папаша. Но и там-то меня никто не ждет. Будто я не видела, как этот графчик на меня поглядывал.
Небось, там, на востоке, все девицы воспитанные до жути.
Ходят в платьях.
Целыми днями волосы укладывают да букеты составляют. Или говорят о чем-то этаком, моему уму недоступном. И вот кем я там буду?
- Ладно, - Эдди рукой махнул и шлепнул жеребца по крупу.Как-нибудь да сладится матушку не огорчай.
Не огорчу. Можно подумать, я её люблю меньше. Хотя я-то люблю, а вот Эдди матушку боготворит. И потому говорить ему про Доусона с его планами никак не можно.
С этой мыслью я отправилась к колодцу.
Водопровод в доме имелся, да только заклятья давно выветрились, а может, воды опустились. Не важно. Все одно старый маг, обновлявший заклятья за небольшую плату, позапрошлым летом упился вусмерть, а нового водника взять было неоткуда.
Вот и приходилось довольствоваться колодцем.
Я умылась.
И волосы заплела, получилось даже почти ровно, но матушка все одно покачала головой.
- Какая же ты - сказала она тихо, а я склонила голову, показывая, что сама знаю, какая я.
Слишком не такая.
Даже по меркам Последнего пути не такая. Высокая. Тощая. Безгрудая. И наглая. Когда-то давно, лет этак в пятнадцать, я еще надеялась, что стану нормальной. И платья, матушкой сшитые, носила. И бегала на танцы в амбар старого Руди. И всю ночь стояла у стенки, жадно глядя на то, как другие веселятся. А потом поняла, что, сколько бы кружев матушка не нашивала, какие бы фасоны ни выдумывала, ничего-то не изменится. Я навсегда останусь дочкой Безумного Дика, даже не полукровкой, а в общем, как поняла, так в амбар больше и не заглядывала. И платья сменились куда более удобной одеждой.
- Думаете, он поможет?спросила я матушку, когда та ловко разобрала мои космы. Волосы у меня, в отличие от матушки, были тяжелыми, жесткими, что конская грива. И укладываться не желали. Но матушка, как никто другой умела с ними справиться.
Сейчас вот тоже, гребнем провела раз, другой и
- Смотря в чем, - матушка отложила гребень.
Она тоже косу плела, но какую-то совсем не такую, как у меня. Узором. И ленты шелковые её слушались, не выскальзывали, не норовили запутаться.
- Эдди прав, дорогая моя. Тебе стоит уехать отсюда. Это место оно не для тебя.
- А для тебя?
- Я привыкла, - матушка отвернулась, но пальцы дрогнули.
- Доусон тебе нравится?
- Он хороший человек. Спокойный. Надежный.
- А ты ты не хочешь уехать?я перехватила матушкину руку.
- Куда?
- Не знаю. Домой? У тебя ведь у нас ведь есть какая-то родня там, на востоке?
- Какая-то есть, - не стала спорить матушка, хотя о той своей жизни она говорить не любила.Но не думаю, что они обрадуются моему возвращению.