Зачем ты вызвал меня? первым делом спросил человек в синем костюме у своего визави. Тебе не велено тревожить меня без весомых причин.
По его тону и манере поведения сразу становилось ясно, кто тут главный. Собеседник господина с родинкой между бровями находился в подчинённом положении, однако всем видом старался показать, что сегодня он не намерен довольствоваться своей ролью.
А они есть, заявил кондитер, исправно снабжавший кафе Бернье и ещё несколько отменными пирожными и готовивший торты на заказ, не так ли, мсье? Прежде вы всегда держали слово, теперь же отделываетесь отговорками. Сегодня ведь будут всё те же слова, не так ли?
Опомнись, осадил его человек в синем костюме. Ты не в себе.
Да что вы говорите, растянул губы в насквозь фальшивой улыбке кондитер, а мне кажется, что не в себе как раз вы. Я сделал всё, что вы приказали. Вы дали мне слово, что как только я разберусь с крысой в моей организации и уберу того настырного инспектора, вы отдадите мне дочь. Крыса и инспектор мертвы уже несколько недель, а вы всё никак не сдержите слово. И я начинаю подозревать худшее, мсье.
Не твоё дело подозревать, твоё делоподчиняться приказам. Завтра в доказательство того, что твоя дочь жива и у меня тебе пришлют мизинец с её ноги. На нём ещё приметная родинка. Или может ухо тебе придётся больше по нраву? Там ведь у неё тоже есть родимое пятно довольно характерной формы. Ни с чем не перепутаешь.
Нет! всплеснул руками кондитер. Не надо! Сразу стало видно, что слова собеседника легко подавили в его душе все бунтарские настроения. Я ведь делаю всё, что приказываете. Подготовил заместителя, он верит во всю нашу чушь, и легко займёт моё место. Даже честью посчитает. Кондитеру очень хотелось добавить слово «дурень», но он сдержался. Он станет новым Равашолем, и никто не заметит подмены. Вы же дали слово. Я сделал всё, теперь ваша очередь. Верните мне дочь и дайте уйти спокойно.
Тон его был даже не просящим, умоляющим. Наверное, он бы и на колени перед собеседником встал, располагай к тому место. Готов в ногах валяться, лишь бы просьбу выполнили. Хотя на самом деле кондитер, бывший на самом деле легендарным бомбистом-анархистом Равашолем, понималникто его не отпустит и дочери не вернёт.
Дайте хотя бы увидеться с нею, прошу. Ему стоило огромных усилий не произнести «умоляю».
Скоро, только и ответил человек в синем костюме. Мне нужно, чтобы ты убрал ещё одного человек. Он мешает дать тебе свидание с дочерью, так что должен умереть. После этого ты увидишься с нею.
А когда ты отдашь её мне? тут же спросил обнадёженный Равашоль.
Твоя организация доживает последние недели, резко заявил его собеседник, и скоро в тебе отпадёт надобность. Как только это произойдёт, ты встретишься со своей дочерью и останешься с ней.
Равашоль отлично понимал эту формулировку, но был готов на всё лишь бы увидеть дочь ещё хотя бы раз. Ведь Мари была последней памятью о супруге Равашоля, в честь кого он назвал дитя. Жена (они, конечно, никогда не сочетались браком, но всегда считали себя супругами) была такой же анархисткой, как и сам Равашоль, и погибла, когда за ней пришли жандармы. Отважная Мари-старшая не захотела в застенки, предпочтя гибель в пламени взрыва, унесшего жизни двух десятков человек, аресту и каторге. Самого Равашоля в тот злополучный вечер не было дома, а Мари-младшую мать отправила к сестре в соседний урб, когда над ней самой нависла угроза ареста. Дочь Равашоля долгие годы жила у тётки, которая исправно получала чеки на солидную сумму от неизвестного доброжелателя и воспитывала маленькую Мари как своего ребёнка. Сам лидер анархистов опасался приезжать к сестре жены, считая себя вроде как проклятым и не желая, чтобы его проклятье хоть как-то коснулось невиновных.
И всё же оно пришло в их дом в виде парочки в синих костюмах. Они представились детективами криминальной полиции, предъявив подлинные удостоверения, и забрали ничего не понимающую Мари. На следующий день один из парочкивысокий, крепкого телосложения человек со смуглым лицом, бритой головой и приятными манерами постучал в дверь съёмной квартиры, где отсиживался после очередного теракта Равашоль. Он пригласил анархиста на встречу и был весьма убедителен, предъявив несколько снимков дочери Равашоля, сделанных на переносную фотокамеру. Так началось сотрудничество некогда вольного анархиста с людьми в синих костюмах.
Кто этот человек? окончательно сдался Равашоль.
Вместо ответа его собеседник выложил на стол несколько фотографий. Две были сделаны профессиональноявно увеличенные копии карточек из досье. Анфас, правый профиль, левый профиль. Сделаны фото были не для полицейских архивов, скорее, для личного дела. Дополняли их карточки, снятые на переносную камеру, ничуть не уступающие качеством первым.
«Континенталь», оценил анархист, увидев на последнем снимке разворот удостоверения сыщика знаменитого детективного агентства, после Надзорной коллегии как-то мелковато.
Я уже сказал, думать не твоё дело, бросил на стол несколько банкнот человек в синем костюме и поднялся на ноги. Просто убери этого человека в кратчайшие сроки.
Будет сделано, мрачно ответил ему Равашоль, оставшись сидеть со снимками. Его собеседник по обыкновению расплатился за них обоих, да ещё и с неплохими чаевыми.
Равашоль смотрел на фотокарточки и прикидывал, чем же мог так обеспокоить всесильного господина в синем костюме частный сыщик. Ведь даже с проблемами в организации, связанными с появлением в рядах анархистов разочаровавшегося в идеях человека, решившего сдать всех Надзорной коллегии, не приказывали разобраться в кратчайшие сроки. Выходит он будет опасней инспектора, погибшего при взрыве кафе «Мирамар». Это заставило Равашоля задуматьсяочень крепко задуматься над происходящим.
* * *
Двое мужчин, которые взаимно друг другу не нравятся, всегда напоминают самцов диких зверей. Они стоят чуть ближе, чем положено приличиями, меряют соперника взглядом, вызывая на простенькую, но такую эффектную игру в гляделки, только что клыки не скалят, демонстрируя угрожающий вид. Весь лоск цивилизации легко сползает с мужчин в этот момент, оставляя нечто древнее, доставшееся в наследство от далёких предков, предпочитавших выяснять отношения с помощью обожжённых палок и заострённых камней. Со стороны такое противостояние выглядит порой даже забавно, а вот тем, кто принимает в нём самое живое участие, как правило, не до смеха. И вот сегодня меня угораздило стать одним из них.
Я смотрел в глаза комиссара королевской жандармерии Жана-Клода Робера, с огромным трудом удерживая на лице светское выражение. С виду Робер не представлял собой ничего особенно отталкивающего. Обычный человек среднего роста со смуглым, даже приятным лицом и чёрными волосами. Одевался он в неброский, но дорогой костюм стального цвета, такого кроя, который скрывает кобуру под мышкой. Вот только ледяной взгляд серых в тон костюму глаз выдавал комиссара с потрохамипередо мной стоял всегда готовый выслужиться мерзавец, легко переступающий через живых и мёртвых. Насмотрелся на них на фронтетакие ради чинов с орденами поднимают своих людей в атаку, из которой вернётся в лучшем случае треть. Правда, они всегда сами шагают впереди под пули и осколки, понимая, что без этого им не выслужиться никак.
Конечно, не одни только глаза так много рассказали мне о Робере. Кое-что о «комиссаре-лопате» я знал от его бывшего сослуживца по фамилии Сенешаль. Робер вёл дело о взрыве в кафе «Мирамар», и несмотря на то, что оно было поставлено на контроль на самом верху, никаких результатов не добился. В полном соответствии со своим прозвищем. Дело об убийстве моего друга инспектора Надзорной коллегии Дюрана ушло в архив, а Робера перекинули на новое, да ещё и меня от «Континенталя» ему в помощь потребовали.
Снова «заказ» был именно на мою скромную персону. Об этом сообщил мне Робишо, даже не пытавшийся скрыть удовольствия. После истории с гибелью его секретарши, в которой я оказался замешан, патрон не испытывал ко мне никаких тёплых чувств. Однако довольно быстро Робишо отошёл и сообщил куда более неприятные для меня новости уже спокойным голосом.
Ты крепко наступил на хвост «Железной вдове» в том деле с астрийским военным атташе. Я даже не сразу понял, что Робишо говорит о мадам-дипломатессе. По всей видимости, она решила не ограничиваться головомойкой, учинённой мне и Сенешалю приватно. Сенешаль в итоге лишился чина и службы, а обо мне вспомнили только теперь. Это она настояла на твоём участии в этом деле в качестве независимого эксперта от «Континенталя».
Выходит, меня хотят подставить в деле, которое не раскроют? спросил я, хотя и без особых вопросительных интонаций в голосе.
Если ты про репутацию Робера, то «лопата» может зарывать не только дела, но и людей. И как бы то ни было, Роберпрофессионал, и когда надо, роет землю так, что многим тесно становится. С его методами работы я бы ему скорее подсунул Михаэля Молотауж эти двое спелись бы легко и быстро. А вот тебе в банде Робера будет не по себе, знай.
Пока мне хватило и самого «комиссара-лопаты»терпеть не могу подобных мерзавцев. Но придётся работать с тем, на кого высшее руководство указало. Хотя указало оно скорее на меня, если уж на то пошло.
Надеюсь, опыт совместной работы станет ценным для вас обоих, попытался выставить нас из кабинета Робишо. Игра в гляделки затягивалась дольше приличного.
Робер протянул мне руку, и я пожал её. Вступать с ним в конфронтацию с первых минут не входило в мои планы.
Идёмте, кивнул мне Робер, я познакомлю вас с моими ребятами и введу в курс дела уже в отделе.
Интересно узнать, над чем придётся работать, выдал я столь же дежурную фразу, раз понадобилось привлекать специалиста со стороны.
Дело будет далеко от высоких дипломатических сфер, неприятно усмехнулся комиссар, намекая, что отлично осведомлен о моём недавнем сотрудничестве с жандармерией.
Ездил Робер не на броневике, как Сенешаль, а в представительском автомобиле, правда, бронированном. Как и «Ломе де Ламот» моих знакомцев из «Беззаботного города», его не раз латали, правда, куда профессиональнее, и не будь у меня глаз намётан на такие дела, я бы не заметил тщательно закрашенных следов от пуль на правом крыле.
Комиссар сам сел за руль, я же устроился рядом с ним. В лифте и по дороге до авто мы молчали, однако в салоне тишина стала уже невыносимой.
Ладно, мы друг другу не нравимся, заявил Робер, повернув ключ зажигания и ожидая, пока машина прогреется, и показали это достаточно чётко. Я был против твоегоперейдём сразу на «ты», у меня все в группе так обращаются, я настаиваю, участия в этом деле. Тебя мне навязали, и я не в восторге от этого.
Давай хотя бы в двух словах, что за дело? принял я предложенный Робером тон.
Жосслен Бомон, ответил тот. Это если в двух словах. А подробней уже в отделе.
Так не пойдёт, отмахнулся я. Если собираешься кормить меня завтраками, то я лучше вернусь к патрону и откажусь, кто бы меня не «заказал».
Ты ведь недолюбливаешь меня из-за дела о взрыве в «Мирамаре», сменил тему Робер. Я думал, ты по дороге попробуешь разговорить меня о нём.
Я веду частное расследование, и расспрашивать тебя лично не стал бы, покачал головой я. Для меня слова «профессиональная этика» не пустой звук, так что придётся довольствоваться официальным отчётом, присланным жандармерией.
Хочешь добрый совет, повернулся ко мне Робер, одновременно плавно нажимая на педаль газа, не лезь в это дело. Мне его велено было зарыть очень тщательно, и приказ пришёл с самого верха. Для понятности комиссар поднял глаза к потолку автомобиля. Очень высоко.
А Бомона тебе тоже велено зарыть?
Именно, кивнул он, отвернувшись и глядя в лобовое стекло. Но зарыть надо Бомона любой ценой. Найти и отправить под землю. Вне зависимости от того, в чём он виновен.
Служить бы рад
выслуживатьсятоже, закончил за меня Робер. Да, это моё жизненное кредо. Я хочу закончить карьеру в приличном чине, с хорошей пенсией и счётом в банке. И сделаю для этого всё.
Ты воевал? теперь уже я сменил тему.
В тылу, честно ответил Робер. Рвался на фронт, но жандармерии оказался нужнее, чем строевым частям. Трижды сбегал, и трижды меня ловили. Потом пригрозили расстрелом за дезертирство, и я угомонился.
Может, он и лгал мненеважно, я бы всё равно не проникся к нему симпатией.
Управление королевской жандармерии в нашем урбе занимало, как и Надзорная коллегия, целый многоэтажный дом. Выстроенный в современном стиле, он нависал над другими зданиями, как будто напоминая всем, что перед спецслужбой все малы и незначительны. Сотни окон на его фасаде словно наблюдали за всем урбом, и от них не укроется ни один враг королевства.
Робер загнал автомобиль в подземный гараж управления и припарковал его там. Мы вместе покинули салон, а после долго поднимались на лифте на этаж, где несколько кабинетов занимала группа Робера.
Знакомься, распахнув дверь, произнёс комиссар. Мои ребята. Прошу любить или не любить, как хочешь, но потом не жаловаться.
Шутка была дежурной и не вызвала у двоих сидевших в просторном кабинете жандармов даже вежливых улыбок. Первой, конечно же, обращала на себя внимание женщинасветловолосая полуэльфийка с правильными, но очень резкими чертами лица, одетая в такой же синий костюм, как у Робера, только с юбкой вместо брюк. В наше время многие дамы предпочитают брючные костюмы, и это никого не то что не шокирует, а воспринимается как норма, но, по всей видимости, полуэльфийка этих веяний не разделяла.
Сержант Грубер, представилась она, протянув мне руку для пожатия.
Ладонь у неё была небольшая, но мои пальцы она сжала крепко.
Фарж, теперь уже мне руку подал высокий парень с лицом, почти скрытым нечёсаными и грязноватыми светлыми лохмами, помощник инспектора. Одевался он попрощев мешковатую куртку и рабочие штаны, вошедшие в моду после нескольких фильмов про бесстрашных аришалийских пастухов, сражающихся с кочевниками-орками на просторах заокеанских прерий.
Если сержант Грубер оружия не носила, по крайней мере, открыто, то Фарж таскал в поясной кобуре револьвер Вельдфера послевоенной модели.
Рассаживайтесь и слушайте, а потом не говорите, что не слышали.
Робер прошёл к большой доске, висящей на стене кабинета, поставил на столик перед ней плоский чемоданчик и принялся, словно фокусник, вынимать оттуда фотоснимки и документы, сразу же прикрепляя их на доску.
Первой на доске появилась фотокарточка улыбающегося человека с некрасивым, но при этом приятным лицом. За ней последовала ещё однатот же человек, но в военной форме наёмников без знаков различия и с беретом, заткнутым за погон. На третьем снимке был он же, но в неброском деловом костюме, шагающий по улице какого-то урба.
Наша цель, представил человека Робер. Жосслен Бомон, бывший «кронциркуль», переметнувшийся к наёмникам из частной армии «Солдаты без границ». До недавнего времени заведовал у них разведкой, однако недавно вернулся в Розалию. Сегодня утренним поездом он прибывает в Марний. Робер глянул на наручные часы и, сделав для себя логичный вывод, добавил:Уже прибыл.
И его не взяли на вокзале? спросила Грубер.
Эти раззявы из службы наблюдения свои штаны в сортире не всегда находят, хохотнул Фарж, куда им ловить профессионального шпиона. Да ещё и бывшего «кронциркуля».
Тут я не могу не согласиться с помощником инспектора. Если Бомон действительно в прошлом специалист по промышленной разведке, то наблюдатели, сколько бы их ни было на вокзалах и в аэропорту Марния, никогда не перехватят его. Только если Бомону нужно будет, чтобы его поймали.
Но зачем он вообще вернулся в Марний? спросил я. Что ему тут может быть нужно?
Верный вопрос, указал на меня пальцем Робер, и ответ кроется в этой папке.
Он вынул из чемоданчика картонную папку и передал её мне.
Как только ознакомишься, дай и остальным почитать. Я подожду.
Комиссар отошёл к окну, открыл его и закурил. Я, с некоторых пор вернувшийся к этой привычке, хотел было составить ему компанию, но решил пока не отвлекаться. Покурю, когда Фарж и Грубер будут читать документы по Бомону.
Первые документы не содержали ничего интересного, я быстро проглядел их и сразу передал Грубер, сидевшей рядом. Автобиография, послужной список, места назначения. Глаз зацепился только за одноБомон отвечал за безопасность некоего Руфуса Дюкетта и его спутника с непроизносимым руславийским именем, которые покидали столицу и перебирались на работу в Марний. Само собой, оба инженера теперь заняты на постройке сверхпушкипрямо об этом нигде не говорилось, но и без пояснений всё ясно.