За спиной Папы Дока стучали где-то в отдалении барабаны, слышны были отзвуки ритуальных песнопений. По стенам комнаты мелькали отсветы далёких костров, ни один из которых не горел в Солёном Байю.
Расслабься, приятель, буквально рухнув в своё кресло, улыбнулся преобразившийся Папа Док, и постарайся получить удовольствие.
Он снял пустую оправу очкови я рухнул в знакомый уже чёрный омут. Вот только на сей раз могучее существо уже поджидало меня. Его челюсти металлически лязгнули, и я провалился в бездонную утробу.
Полицейское управление Марния занимало целое здание в двенадцать этажей высотой, выстроенное специально под нужды хранителей правопорядка. Кроме надземных были ещё и несколько подземных этажей, где располагались тюрьма для особо опасных преступников, находящихся под следствием, и обширный гараж управления.
Охраняли управление ничуть не хуже, чем здание, в котором разместилась главная контора «Континенталя». Крепкие ребята в синей униформе и лёгких бронежилетах с пистолет-пулемётами Ригеля полицейской модели со складным металлическим прикладом. Старший поставысокий полуэльф в берете вместо кепи и нашивками старшего сержанта на рукавеостановил меня коротким жестом, потребовав документы. Раньше дело обходилось одним турникетом со скучающим ажаном, записывающим всех входящих в книгу регистрации, обычно даже до проверки удостоверений личности дело не доходило. Но всё изменилось после терактов, и меры безопасности принимал не только мой патрон в «Континентале».
Тут такое дело, улыбнулся я. Моё удостоверение частного детектива хранится в камере вещественных доказательств.
В каком смысле? слегка опешил от такого заявления полуэльф.
Вот и я бы хотел знать, пожал плечами я. Меня обвиняют в убийстве, и я хотел бы разобраться с этим. Поэтому и пришёл в полицию.
Извините, но раз вы обвиняетесь в тяжком преступлении, мгновенно нашёлся сержант, ступив на знакомую почву, я вынужден заковать вас в наручники и препроводить к дежурному офицеру.
Валяйте, протянул я ему руки.
Полуэльф кивнул одному из бойцов, и на мне застегнули стальные браслеты наручников.
Минут через пять я уже сидел перед дежурным офицером и рассказывал ему свою историю, начав с того, как проснулся в постели с мёртвой блондинкой. Многое пропускал, конечно, незачем рассказывать о «ложной смерти» или визите к Папе Доку в Солёное Байю. Перед нашим уходом хунган взял с нас клятву не раскрывать никому личность Чёрного Сердцееда и не пытаться перехватить его, когда тот в следующий раз явится за жертвой. Выбора не былопришлось давать, и где надо её услышали и записали, нарушить без последствий не выйдет.
Нашу беседу прервало появление знакомого детектива Тибо в сопровождении моего патронаглавы регионального представительства агентства «Континенталь» Сириля Робишо. Первый явно пребывал в недоумении, он ведь своими глазами видел, как я умер, а после врач засвидетельствовал этот факт. Второй же, судя по бледности и блеску в глазах, был в ярости, и я примерно понимал, из-за чего именно. Робишо не прощал никому интрижек с его пассиями.
Освободите комнату, велел Тибо, и дежурного офицера как ветром сдуло, однако и Тибо не задержался.
Вышел, махнул ему Робишо.
Но начал было детектив, но мой патрон хлестнул его взглядом, будто плетью, и тот предпочёл не связываться.
Ты спал с моей женщиной! заорал на меня Робишо, как только за детективом Тибо закрылась дверь. Ты отлично знаешь, что для меня это оскорблениеи спал с ней! Ублюдок!
И тебе доброе утро, ответил я невпопад, чем ещё сильнее разозлил Робишо. Она, кстати, сама сунула мне записку и назначила свидание, но это ничего не значит по большому счёту.
Да что ты говоришь? вскинулся Робишо.
Ни ты, ни я её в половом вопросе особо не интересовали, она была эльфийской шпионкой. Если точнее, то шпионкой Северной лиги. Как, скорее всего, и та женщина, на чьём теле нашли моё удостоверение. Я не знаю, кто она, но готов поспорить, что в прошлом покойная работала у тебя секретаршей.
Он ничего не ответил, но, судя по выражению лица, которое мой патрон сейчас контролировал не слишком хорошо, я попал в точку.
И как ты собираешься доказывать свои слова? спросил он, переходя в рациональное русло.
Это вообще была одна из его положительных чертРобишо мог эмоционировать сколько угодно, но когда надо, тут же включал голову. Быть может, большая часть его эмоций были наиграны? Я и прежде задумывался над этим, но никогда не мог понять своего патрона до конца.
У меня нет выбора, сказал я, только зондирование.
Не самая приятная процедура, но она обеспечивает полное снятие обвинений. Конечно, если подтверждает слова обвиняемого. Есть способы обмануть и его, но они слишком сложны и требуют много времени на подготовку. А как раз таки времени у меня и не было вовсе.
Если ты на такое готов протянул Робишо. Но не думай, что я тебе прощу интрижку с моей секретаршей!
Обратные переходы на повышенные тона у него случались также часто.
А ты не думал, что если вскроется, кто были убитые женщины, то тебе придётся очень туго? На тебя повесят дюжину собак, и твои недруги в Рейсе уж точно используют это как козырь против тебя.
Угрожаешь? упёрся в стол кулаками Робишо.
А ты, патрон, ещё Михаэля Молота позови, подался вперёд я, так что наши лица разделял с десяток дюймов. Он быстро превратит меня в котлету с кровью.
Ни для кого в агентстве не было секретом, что Михаэль Молот выполняет подобные приказы, исходящие лично от Робишо, разбираясь с неугодными главе регионального представительства «Континенталя». В обмен на это Робишо закрывал глаза на многие делишки самого Молотачеловека, весьма далёкого от идеала.
Ладно, сбавь тон, выпрямился Робишо. Если зондирование пройдёт нормально, тебя восстановят в агентстве и «гончий лист» я лично аннулирую. На извинения или компенсацию и не надейся! Он снова навис надо мной и добавил самым страшным голосом, на какой только был способен:И не смей даже смотреть в сторону моих секретарш! Обо всех заигрываниях с тобой впредь будешь первым делом докладывать мне. Это ясно?
Предельно ясно, патрон, усмехнулся я.
Робишо поморщился от моего обращенияон ещё не был уверен в моей невиновности, и его явно коробило, что я уже считаю, будто восстановлен на работе в агентстве.
В кабачке на углу Орудийной и Кота-рыболова в тот вечер собралась в высшей степени странная компания. Я пригласил отпраздновать своё восстановление в должности детектива агентства «Континенталь» не только Дюрана, рискнувшего по такому поводу выбраться из «Беззаботного города», но и Бовуа с Лобенаком. Так что чернокожий бокор, не изменивший своему серому балахону и одетый в роскошный костюм орк-адвокат сидели с нами за столиком, потягивая бренди.
Хорошо, заявил Бовуа, прикрыв глаза и вслушиваясь в грустные напевы. Сейчас певица на сцене тянула нечто очень долгое, с длинными гласными, придающими напевам какую-то беспросветную тоску. Пела она не на розалийском, так что я лично не понимал ни слова. Душевно исполняеткрасиво. Это песня рабов, родившихся в кандалах и умирающих в них. Они поют о свободе, их боге, которого им никогда не дано увидеть.
Куплетов в песне было много, интересно даже, сколько страданий неизвестные мне авторы смогли в неё вложить.
Как всё прошло? спросил Дюран, которого напевы далёкой родины интересовали не слишком сильно.
Почти идеально, ответил я. При зондировании выявили эльфийскую магию, применённую против меня, а именно блокировку памяти. Папа Док, стоит отдать ему должное, сработал очень хорошо. Все уверены, что блокировка снята именно в ходе зондирования, а не раньше?
Не Папы Дока в том заслуга, поправил меня Бовуа, а его наездника. Хозяин перекрёстковмогущественный лоа, и ни ваши устройства, ни магия сидхе не сравнится с ним.
Я не успел укусить себя за развязавшийся от выпитого бренди язык, и спросил, прежде чем подумал, что спрашиваю.
А твой лоа кто?
Я простой бокор, ответил Бовуа с горечью в голосе, а не избранный могущественного лоа, как Папа Док или мсье Дюран.
Я не сразу понял, что говорит об отце моего бывшего взводного.
Вообще процедура зондирования не из приятных. Я знал об этом, но ни разу не то что не подвергался ей, а даже присутствовать не довелось. Когда же в комнату для допросов вошёл человек в костюме с саквояжем в руках и принялся спокойно раскладывать на столе инструменты, мне очень захотелось сбежать. Я пожалел об оставленных дома пистолетах. Брать их с собой в управление, чтобы «мастерссоны» точно изъяли при входе, само собой не стал. А после того как человек в костюме попросил меня снять пиджак, расстегнуть две верхних пуговицы на сорочке и закатать левый рукав, я едва не отказался от всех планов. Сбежать из городского полицейского управления представилось мне не самой дурной идеей.
Всё же я сумел взять себя в руки и перетерпел введение толстенной иглы в вену, подсоединение электродов к груди и надетую на глаза непроницаемую повязку. Прежде чем нажать на кнопку на разложенном перед ним устройстве, похожем на пишущую машинку с небольшим экраном, человек в костюме посоветовал расслабиться и сообщил, что сейчас будет очень неприятно. Не обманул, даже немного приуменьшил, если честно.
Боли не былоименно чудовищно неприятное ощущение, словно зуд в голове, прямо внутри черепной коробки. Ты не можешь почесаться, и от этого только хуже. Кто-то копался в моей памяти, извлекая на свет последние события, а самопишущее перо скрупулёзно фиксировало всё. Я слышал характерный стрёкот, с которым оно покрывает ровными строчками записей листы бумаги. Оно работало долго, и человек в костюме, наверное, устал менять листы, выдёргивая исписанные и заменяя их чистыми. И с каждым новым листом зуд под черепом усиливался. Я уже почти ощущал сотни маленьких ножек, щекочущих мне мозг. Крохотные твари бегали там, искали нужное в моей памяти и никак не хотели угомониться.
Когда же внезапно проклятый зуд стих, я едва с ума не сошёл. Это было как оказаться в полной тишине после громогласной какофонии. Я почувствовал, что из вены выходит одна игла и почти сразу входит другая. Вторая была куда тоньше и явно от шприца с морфием или чем-то подобным. Меня тут же неудержимо потянуло в сон, и я повалился лицом на стол, даже не успев снять с глаз грёбаную повязку.
Извиняться Робишо не стал, но удостоверение новое выписал, постарался я переключиться с неудобного для Бовуа вопроса, прежнее так и осталось в комнате вещдоков и будет храниться до раскрытия убийства другой его секретарши. Ещё пришлось заплатить штраф за порчу полицейского имущества в участке. Но в целом я легко отделался. Можем продолжать.
Против вас играли грубо, сказал Лобенак, наполняя свой стакан бренди, но ваши враги явно учатся на своих ошибках. В следующий раз будут действовать умнее.
Так и мы останавливаться не собираемся, хищно усмехнулся Дюран. Мы подобрались к их резиденту очень близко. Ему надо действовать быстро, а значит, он допустит ошибку. Ту самую, на которой учиться будет уже поздно.
А что с ножом, которым зарезала себя твоя любовница? спросил Бовуа, присоединяясь к беседе. Африйские напевы стихли, а саксофон бокора не сильно интересовал.
Что-то странное с ним, ответил без особой охоты я. Тибо клянётся, что сдавал его в комнату вещдоков в участке, но его там не нашли. Куда пропал, кто забрал? Вахтёр ответить на эти вопросы не смог.
Ваш противник не дурак, согласился с орком Бовуа, он быстро учится. Орудие убийства могло привести к нему, и он использовал магию или свою связи, чтобы выкрасть его.
Хорошая зацепка, как считаешь, ротный? глянул на меня Дюран, но предпочёл отмолчаться, делая вид, что задумался.
У меня не было ни малейшего желания говорить сейчас о делах. Я хотел выпить побольше и забыть сегодняшний день, как страшный сон. Несколько раз мне мерещились грёбаные лапки, щекочущие мозг и череп изнутри. Никогдадаже если речь будет идти о моей жизния не соглашусь больше на зондирование. Лучше уж пускай голову рубятгильотина милосерднее.
Я откинулся на спинку стула и слушал протяжные напевы о страданиях чернокожих рабов, которые перекурившая певица затянула поновой. Бовуа, разделявший моё настроение, отсалютовал мне стаканом бренди, и мы, чокнувшись, выпили без тоста.
За ещё один день, оказавшийся недостаточно хорошим, чтобы умереть.
Интерлюдия III
Кафе Бернье считалось в последнее время одним из лучших в Марнии. Оно располагалось в престижной его части, на холме, на полпути к районам знати. В той, где урб вполне можно было назвать городом. Однако вовсе не это позволило хозяину кафе безбожно задрать цены в последние месяцы. Всё дело в том, что тень от сверхпушки, накрывавшая кварталы один за другим, каким-то чудом не цепляла кафе почти весь день. Лишь ранним утром, когда по улицам разносится сладкий запах свежей выпечки и все приличныеда и не оченьподданные молодой королевы Анны думают об одном только кофе с круассаном, громадный казённик суперпушки накрывал кафе своей тенью. К тому же времени, когда пора было выносить столики на улицупогода ещё держалась тёплая, и на открытой веранде сидело больше посетителей чем внутризловещая тень, прозванная каким-то особенно метким журналистом «тенью войны», перебиралась на другие дома. Именно поэтому никакие завышенные цены не мешали состоятельным господам и аристократам наслаждаться жизнью именно у Бернье.
Сегодняшние посетители кафе оказались ранними пташками. Оба заявились к самому открытию, когда тень пушки едва-едва сползла с крыши кафе, а работники только выставили первые столики на веранду. Бернье вообще сомневался, стоит ли ставить там столы, ведь с самого утра погода стояла прескверная, дул ветер, срывавший и уносивший осенние листья, а по небу гуляли серые набрякшие водой тучи, готовые обрушить на урб проливной дождь. И всё же желающие занять летние столики нашлись. Двое мужчин, один из которых был знаком Бернье, а второй ни разу не назвал своего имени, что не мешало ему стать завсегдатаем кафе, присели за первый же столик и заказали традиционный для них чёрный кофе и круассаны. Для лёгкого завтрака было уже поздновато, но Бернье уже давно разучился удивлятьсяво сколько господа встали, во столько и завтракают.
Больше столов на веранде не нужно, веско произнёс завсегдатай кафе, и Бернье оставалось лишь кивнуть. Словам этого человека он всегда следовал неукоснительно.
Бернье легко мог отказать второму посетителюкондитеру с лицом вдохновенного художника, пишущего свой величайший шедевр, но не его спутнику. Ведь господин в синем костюме с длинными волосами и родинкой между бровей, чья внешность в любом другом государстве, кроме Розалии, вызвала бы вопросы, был настоящим хозяином кафе. Несколько лет назад в кафе учинили невероятный погром, полиция брала анархистов или ещё кого-то, была стрельба, перебили гору посуды, разнесли большую витрину, выкинув в неё одну из официанток, в общем Бернье едва не пошёл по миру. И тут к нему пришла троица странных людей в синих костюмах. Главным в ней был именно не представившийся господин с родинкой между бровями и лицом с резкими эльфийскими чертами. Он предложил Бернье купить его кафе, оставив самого неудачливого хозяина вечным управляющим, все траты по восстановлению заведения господин в синем костюме брал на себя. В тот момент Бернье был в отчаянии, знакомые не хотели давать ему в долг, а банки, как один, отказывали в ссуденикто не верил, что кафе после погрома сможет снова привлечь посетителей. Но это ничуть не смутило господина в синем костюме. Так что выбор у Бернье был небогатый, либо продавать останки кафе нежеланному гостю, готовому вложиться в его дело, либо идти в муниципалитет и предлагать сделку властям урба. В то, что второй вариант может выгореть Бернье откровенно говоря не верил, а потому вынужден был принять предложение господина в синем костюме.
Так и вышло, что двое с кофе и круассанами сидели за единственным летним столиком. Если это чудачество и привлекало внимание, то прохожие лишь пожимали плечами, проходя мимо, да и погода была такой, что мало у кого возникало желание посидеть на веранде. Несмотря даже на то, что над ней натянут тент, защищавший посетителей от дождяот пронизывающего ветра он защитить никак не мог.