Наконец он перестал разглядывать кассету с головидео и обернулся ко мне:
Есть кое-что еще, Диана. Падилья не хотел тебе говорить
То, что я увидела в его глазах, заставило меня вздрогнуть. И он продолжил, сглотнув слюну:
Это касается твоей сестры.
5
Свободно передвигаться по «Хранителям», как и по любому другому полицейскому театру, непросто. И не сказать чтобы наличествовала некая мудреная система слежения с вооруженными агентами и сложными электронными гаджетами, которые, если подумать, совершенно бесполезны, потому как самую продвинутую технологию можно одолеть с помощью другой, новейшей, а самые натренированные люди с легкостью могут быть скручены людьми более опытными. Здание само по себе также ничем особенным не отличается: загородная усадьба в полусотне километров к северо-востоку от Мадрида, двухэтажное каменное строение с подвалом. Когда идут репетиции, все вокруг забито машинами и даже грузовиками, паркующимися возле входа, а как только работа заканчивается, все разъезжаются и не остается ни следа от того, чем они тут занимались, кроме разве что вещей из «комнаты правды» и кое-каких разрозненных предметов мебели. Случайно попавший сюда человек подумал бы, что тут снимают кино. При въезде во двор обычный охранник вслед за церемонным приветствием попросит предъявить то или иное удостоверениеи все. Ни сторожевых собак, ни снайперов, ни колючей проволоки. И тем не менее, как и в известном рассказе Кортасара, плохо придется тому бедняге, который решит проникнуть в «захваченный дом» театра во время постановки в исполнении наживок.
Несмотря на это, как только Мигель закончил говорить, я стиснула зубы и, не промолвив ни звука, повернулась и вышла из «комнаты правды», не обращая внимания ни на него, ни на мельтешение встретившихся на моем пути коллег и разного рода технических работников. Опустив глаза в пол, как мы обычно и передвигаемся по театру, ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая, я прошла через холл и, не дойдя до комнаты отдыха (большой гостиной, где стояли стол для игры в пинг-понг, несколько спортивных тренажеров и автомат с безалкогольными напитками), свернула к лестнице, ведущей к сценам в подвале. На доске при входе было написано название разыгрываемой в данный момент маски«Оргия». «Звучит неплохо», торопливо приписал какой-то шутник внизу. Филия Оргии не являлась моей, но некоторые жесты из соответствующей маски могли вывести меня из нормального состояния, так что я была благодарна за предупреждение. Я толкнула дверь и вошла в темноту.
Там было четыре освещенные сцены, на каждойпо двое или трое наживок. Одну сцену занимали несовершеннолетние, на остальных трех я увидела юных, но уже взрослых. На всех четырех репетировали Оргию, и атмосфера стояла тяжелая, почти вязкая. Слышалось тяжелое дыхание и реплики из шекспировских пьес, перемежаемые скупыми указаниями постановщиков. Я продвигалась все дальше, обходя в полумраке чьи-то фигуры, пока не оказалась возле последней сцены в зале.
На ней была моя сестра. Декорациями служили несколько деревянных кубов, освещенных юпитерами, и Вера каталась по полу возле них. Пока я наблюдала эту сцену, к ней присоединилась Элиса Монастерио. Обе были обнажены, их тела сплетались в какой-то странной хореографии недоступных ласк, словно что-то мешало им коснуться друг друга. Элиса делала это очень ловко, профессионально, а вот Вера, как с сожалением я отметила, ошибалась, причем именно потому, что слишком старалась проделать все максимально хорошо. Подключала волю, что и было обычной ошибкой новичка. Она еще не знала, что работа наживки заключается не столько в том, чтобы обмануть другого, сколько в том, чтобы обмануться самому. Наша главная сила зиждется на том, что мы не осознаем, какой силой обладаем. Элиса тоже была новенькой, но у меня и тени сомнения не было, что она станет очень ценной наживкой. А вот Вераеще совсем зеленая. Когда настал момент разыграть сцену маскидиалог между Анной и Глостером из «Ричарда III», Элиса делала это с удивительной простотой:
«Пусть ночь затмит твой день, день сгубит жизнь»
Вера ответила ей репликой:
«Не проклинай себя, ведь ты мневсе»
Репетиция была безобидным упражнением, основанным на разработках группы ФОКС. В нормальном состоянии она меня никоим образом не затронула бы, но теперь, глядя на них, я почувствовала себя как после бокала крепкого ликера. И подумала о том, что раньше никогда не приходило мне в голову: маска Оргии требовала, чтобы наживка была отвергнута сознанием объекта охоты, как раз для того, чтобы зацепка сработала, точно так же, как персонаж леди Анны позволил соблазнить себя безобразному Глостеру, несмотря на испытываемое к нему отвращение. Тот факт, что одна из участниц сцены была моей сестрой, без сомнения, провоцировал во мне это отторжение и тем самым растущее желание моего псинома с еще большей легкостью. Я решила остановить их. Мне вовсе не хотелось подвергнуться риску оказаться на крючке у собственной сестренки.
Несколько лиц обернулось ко мне, когда я вмешалась. Тренер-постановщикмускулистый лысый тип с сильным немецким акцентомскорчил недовольную мину, но разрешил «срочно» поговорить с Верой. Мы пошли в гримерку, и мне совсем не понравилось, что Элиса направилась вслед за нами, словно представляла собой неотделимую от Веры вторую ее половину или же горела желанием защитить ее от моего тлетворного влияния.
Гримеркой служила узкая комнатка, уставленная черными стеллажами, с классическим зеркалом, подсвеченным лампочками, и комодом. Там висели два халатика, но ни одна из девушек не накинула его. Элиса, похоже, чтобы хоть как-то оправдать свое присутствие, начала натягивать чулки в сеточку. Вера же достала из ящика комода блестящий шелковый шарф и развернула его. Обе обменивались заговорщицкими улыбками, как старшеклассницы.
Эли сказала, что видела тебя в театре, с Мигелем. Вера выглядела очень довольной. Тебе понравилось наше «представление»?
Мы с тобой можем поговорить наединетолько ты и я? без всяких экивоков задала я вопрос.
О, так это нечто секретное? Вера играла с шарфом, то накидывая его на грудь, то снимая. Разговор тет-а-тет между сестричками?
Я понимала, что она пытается меня спровоцировать, но не поддалась.
Все равно, произнесла Элиса, с кошачьей грацией томно поглаживая абажур стоящего возле стены торшера, я уже ухожу.
Она приложила к губам указательный палец, поцеловала его, а затем провела им по губам Веры. И, проходя мимо, адресовала мне лукавую улыбку. Я ответила ей тем же. Я на нее не сердилась, впрочем, и на Веру тоже. Обе были слишком юны, и им слишком нравилось быть наживками, как и всем нам. Я тоже прошла через этот этап и хорошо знала ощущение всевластия, когда можно добиться всего, чего бы ни захотела, лишь соответствующим образом двигаясь или произнося слова. Та самая иллюзия, что ты целиком и полностью хозяин и собственной судьбы, и судеб тех, кто тебя окружает, как думает злокозненный Ричард III в трагедии Шекспира.
Когда мы остались вдвоем, поведение Веры резко изменилось: заметным стало явное раздражение. Она обмотала шарфик вокруг шеи и повернулась ко мне спиной, чтобы взять халатик.
Поторопись, сестренка, заявила она, мне нужно возвращаться на репетицию.
Секунду я молча разглядывала ее. Меня почти растрогала ее юность, ее упругая гладкая кожа. Вера была ниже меня ростом, но с очень хорошей фигурой. Волосы ее, в отличие от моих русых, которые я стригла до плеч, были очень длинными, темно-каштановыми, почти черными, а сейчас влага от принятого недавно душа делала их еще темнее. Со спины она казалась более взрослой, потому что еще не сформировавшаяся грудь и сияние улыбки выдавали наивность, но о ее физической натренированности говорили мускулы. Смотреть на нееодно удовольствие. Я ее очень любила, всеми силами души. Она моя сестра, единственное, что осталось у меня на этом свете. Мы жили вместе до тех пор, пока она не достигла возраста, в котором я сама уже стала наживкой, пятнадцати лет, но я решила никогда не оставлять ее. И оберегать.
Ты уже догадалась, чего я хочу, объявила я.
Она сняла халат с вешалки, но не надела. И когда повернулась ко мне, лицо было наполовину скрыто волосами.
Так, значит, ты уже обо всем знаешь. Добряк Мигель не смог удержать язык за зубами
И вот теперь, когда мне все известно, я пришла сказать тебе, что ты не можешь на это пойти.
К вашему сведению: Вере уже восемнадцать, а в следующем месяце исполнится девятнадцать, объявила она в ответ, особенно подчеркивая числительные. Дай мне жить своей жизнью.
Это именно то, чего я хочу всем сердцем, чтобы ты жила. Поэтому ты не будешь принимать участия в охоте на Наблюдателя. Я собиралась сказать тебе только это. Увидимся позже.
Ее слова, процеженные сквозь зубы, заставили меня остановиться, когда я уже повернулась, чтобы уйти:
Иди ты в жопу, сестренка!
Я иду беседовать с Падильей, что более или менее то же самое.
У тебя нет никакого права диктовать мне, что я должна или не должна делать!
Я как раз тот человек, который имеет полнейшее правосамое полное в миреговорить тебе, что ты должна делать! И к тому же я знаю, что стоит на кону.
Я тоже знаю, что стоит на кону!
Ты об этом никакого чертова понятия не имеешь. Наблюдательочень крупная дичь и очень серьезная охота.
И что с того?
То, что ты просто к этому не готова.
А Падилья полагает, что да, готова!
Ее напускное самообладание мало-помалу съеживалось. Этого я и добиваласьвывести ее из себя, чтобы впала в истерику, чтобы показать ей, какой она на самом деле еще ребенок.
Не кричи, пожалуйста. Единственное, что интересует Падилью, возможность продемонстрировать в конце месяца, что он не зря получает зарплату, и сократить расходы. Они уже урезали бюджет, предназначенный для наживок с опытом, и теперь используют студентов. Ну и пусть, это его дело. Но ты в этой команде играть не будешь.
Ну и как ты этого добьешься, Диана?
На ее лице появилась гримаса, от которой у меня сжалось сердце, так она напомнила мне лицо мамы, когда та сердилась.
Ты что, переспишь с ним, чтобы он вышвырнул меня? Покажешь ему Оргию, как делала это для Женса в поместье?
На ее выпад мне было плевать. Я знала, что Вера просто завидует тому, что меня учил сам Женс.
Падилья сделает то, что я скажу.
Этот простой ответ ее отрезвил. Лицо Веры стало похоже на подернутую льдом поверхность озера, по которой я стукнула каблуком. Мне стало жаль ее, я заметила, что тон ее смягчился, и она попыталась надавить другие пружины:
Слушай, я много репетировала и знаю, что смогу это сделать Элиса видела меня, и она тоже так думает. На эту ночь выбрали как раз ее. Мы вместе репетировали
Я подумала, не сказать ли ей, что Элиса Монастерио также не годится для такой работы, что использовать ее при ловле Наблюдателяэто все равно как послать к краю пропасти с завязанными глазами, но решила-таки дать сестре передышку. Вере довольно трудно было просить меня: ее собственная филияПрошение и у нее не очень-то получалось умолять. Мне всегда думалось, что Вера, если ей улыбнется удача, прилепится к какому-нибудь мужчине (или женщине: я была в курсе того, что они с Элисойнечто большее, чем просто подруги), на которого будет смотреть, как смотрит сейчас на меня, помыкая им, как прислугой.
Я прошу тебя всего лишь дать мне шанс, Диана. Поверь в меня, пожалуйста. Всю жизнь ты смотришь на меня как на маленькую девочку, которая к работе относится словно к развлечению Ты, я знаю, поступаешь так вовсе не со зла, а, наоборот, из лучших побуждений Твоя цельзаботиться обо мне, защищать меня, и я тебе признательна. Но я уже не маленькая девочка, продолжила она со всей серьезностью, на которую была способна, и отвела руку с халатом, который все еще держала, возможно, желая продемонстрировать, какая она уже женщина. Эта работамоя жизнь. Со мнойто же, что и с тобой Ты ведь все отдала работе, разве не так?.. Делала такое такие ужасные вещи ради папы и мамы, правда? В память о них Ты лучшая наживка в миреи никогда этого дела не бросишь Вот и не проси, чтобы его бросала я.
Настал момент, которого я ждала. Заговорив, я не изменила выражения лица:
Я бросаю это, Вера.
Она взглянула на меня так, словно я стала призраком:
Что?
Я пришла сегодня в театр, чтобы подать Падилье заявление об отставке. И я уже говорила об этом с Алваресом
Ты что ты это серьезно?
Абсолютно.
И когда ты успела принять решение? Она произнесла это таким тоном, словно речь шла о чем-то невообразимо жутком.
Да я уже несколько месяцев об этом думала. Но окончательно решила в эти выходные.
Но я ничего не знала
А я и не хотела, чтобы ты узнала, пока это не станет общеизвестным. А вот теперь ты все знаешь.
Кроме Веры и Падильи, я собиралась рассказать о своем решении еще двоим. Одной из двух должна была стать Клаудия Кабильдо.
А еще я сообщу об этом сеньору Пиплзу, но по телефону. Встречаться с сеньором Пиплзом ни за что не буду даже и по такому поводу. От одной мысли о возможности увидеться с ним меня с ног до головы пробирала дрожь и по спине бежал холодок. Я скажу ему об этом по телефону. Просто краткое телефонное сообщение.
Вера, ошеломленная, трясла головой:
Но почему? Что случилось?
Я пожала плечами:
Просто хочу жить нормальной жизнью, вместе с Мигелем. Полагаю, у меня есть такое право, а?
И ты бросишь охоту на Наблюдателя? Это говорилось с такой интонацией, будто она спрашивала, не собираюсь ли я оставить любимого человека. Ты позволишь ему продолжать делать то, что он делает? Какого какого хрена с тобой происходит?
Попридержи язык, окоротила я ее. А вместо ответа скажу тебе вот что: я устала жить одной лишь ненавистью. Теперь хочу узнать, что чувствуешь, когда кого-то любишь. Так, для разнообразия. И на самом деле хочу, чтобы ты сделала то же самое, Вера. В жизни есть еще много всего, с чем тебе следовало бы познакомиться. Кинорежиссервот что было твоей мечтой, помнишь? Почему бы тебе не попробовать себя в этом? Я смогу помочь, у меня есть деньги
Да не нужны мне твои вонючие деньги, сказала она, медленно натягивая халатик.
В висящем за ее спиной зеркале я видела, как ее руки высвобождают из-под халата длинную гриву волос.
Вера, шепнула я, мы могли бы попытаться жить нормальной жизнью мы обе.
Раздался негромкий стук, и дверь открылась. Я стояла так близко от входа, что дверь чуть было не ударила мне в спину. В гримерку просунула остренькое личико Элиса Монастерио:
Извините. Вы еще долго? Херманн говорит, что мы должны работать, Вера.
Мы хором сказали «сейчас-сейчас», и девушка посмотрела на нас с явным подозрением и, на мой взгляд, с некоторым вызовом. Я прекрасно знала, что Вера даже в туалет не пойдет, не сообщив предварительно «Эли», и эта близость в их отношениях выводила меня из себя. Тем не менее, когда дверь закрылась, сестренка казалась чуть более спокойной.
Давай сделаем вот что, сказала она. Дай мне возможность продолжать заниматься Наблюдателем. А как только он будет схвачен, я, клянусь, всерьез подумаю о том, чтобы все это оставить.
Мне пришлось мобилизовать последние резервы терпения.
Вера, Наблюдательсамое опасное дело из всех, которые были у нас за долгое время. Перфис до сих пор не могут его раскусить
Со мной ничего не случится, сама знаешь. Он никогда не клюнет на такую неопытную, как я. Ты же именно об этом и говоришь: Падилья использует нас только для прикрытия, чтобы оправдать свою зарплату. Наблюдатель клюнет на одну из вас Она запнулась. Или на одну из твоих коллег, если ты уходишь Единственное, чего я хочу, это участвовать. Сама прекрасно знаешь, что я никогда не смогу его зацепить! Она выглядела обиженной, будто жаловалась на то, что киноактер-красавчик не замечает ее в толпе фанаток.
Но она, конечно же, ошибалась. Наблюдательэто голодный волк среди ягнят. Он может схватить любого. Моменти будет сожрана еще одна.
Об одном только прошу, продолжала настаивать Вера. Я ведь целых четыре года готовилась стать наживкой
А я никогда не хотела, чтобы ты ею становилась. Но тебе всегда нужно было делать именно то, что делаю я.