Кряхтя, я с трудом приподнялся и уселся по-турецки. Всё тело болело. Засучив повыше рукав рубашки, я обнаружил на левой руке два-три синяка и Секлетинью Глазунову. Такие же кровоподтёки сплошь покрывали «тёти Клеты», когда я обнаружил её в холодильнике созданного дёртиками завода по производству ядерных зарядов. Прекрасное, ноувы! мёртвое тело
Мысли мои потекли по накатанному желобку: я попытался уверить себя, что попал к дёртикам. Видимо, сработала психологическая защита: считать, что я нахожусь у них, было психологически комфортно. Более всего мы страшимся неизвестности, и даже искусственно выстроенная определённость приносит нам временное успокоение. Вот я её и выстроил.
Тут мне пришлось прервать размышления.
В стенке сферы открылся продолговатый люк, оттуда выдвинулся трап, а затем в проёме возникло жуткое, немыслимое существо.
Если бы я был женщиной, у меня в этот момент опустилась бы матка. Но я был хоть и плохоньким, но мужичком, поэтому рука моя непроизвольно потянулась под мышку за родимым восемнадцатизарядным «спиттлером». Напрасное поползновение: я прибыл в тренировочный городок без оружия, без сотового телефона, даже без наручных часов. В моих карманах жил сейчас только ветер.
Мы смотрели друг на друга, и мне показалось, что уродец не изумился моему облику в той степени, в какой был шокирован его чудовищным обличьем я. Немую сцену освещал проникающий через люк ровный молочно-серый свет, придавая всему происходящему оттенок инфернальности.
Я догадывался, что каким-то чудесным образом совершил межпространственный переход, и был разбит и оглушёнкак физически, так и морально. Поэтому не сразу среагировал на универсальный жест словно пришедшего из галлюцинаторно-наркотического бреда существа, пригласившего меня следовать за ним. Ох, как не хотелось мне покидать насиженное место и приближаться к уродцу! Интуиция подсказывала, что близкое общение с ним и ему подобными не сулит ничего хорошего. Химерическая внешность бестии намекала на то, что здесь со мной церемониться не будут.
Я поднялся и, сделав первый шаг к люку, ощутил, как сильно забиты мышцы ногтак чувствуешь себя на финише забега на 400 или 800 метров, когда в мышцах накапливается молочная кислота. Попутно я отметил, что мои обувь и одежда совершенно чисты, что выглядело немного странно, учитывая исходную точку, с которой я стартовал в «залатринный» мир.
Я переступил комингс люка и тут же отпрянул назад, непроизвольно вскрикнув. Мне так сильно захотелось вернуться на чистую и прохладную «шумовкуя был согласен сидеть на ней до конца дней своих, до тех пор, пока Господь не приберёт меня к себе.
Этих уродцев оказалось в открывшемся за люком широком коридоре многоедва ли не целый взвод. Я погрузился в плотную, хоть топор вешай, воньчудовищную смесь протухшей рыбы и запаха красильных ванн ткацкой фабрики. Эти крепко попахивающие ребята обступили меня полукольцом, не издавая ни звука.
Я, без всякого преувеличения, страдал, созерцая внешность существ и вынужденно обоняя исходивший от них мощный запах. Истранное делоне мог избавиться от навязчивого ощущения, что плотно облеплен сортирными пиявками, которых всего несколько минут назад наблюдал на дощатом полу туалета. Облик двуногих и двуруких существ имел очень мало общего с экстерьером латринной «крыски», но я воспринимал их как головастиков из нужника. Вместо того чтобы протянуть им «руку дружбы», я неожиданно для самого себя вывалил на рифлёный металлический пол содержимое желудкакак кот из анекдота, который мог наблевать два собственных веса. Понимание причин своей неадекватной реакции не приглушило испытываемого в этот миг унижения и болезненного чувства неловкости.
Хлеба-соли в руках встречающих не наблюдалось, и наивно было полагать, что моё нестандартное приветствие-экспромт побудит кого-нибудь из этой публики сбегать за таковым, пусть даже и за вчерашним. Вместо предложения отведать хлеба-соли один из монстров влепил мне увесистую затрещину своей костлявой лапищей, и я, отшатнувшись, ощутил спиною металл: ведущий в сферу люк уже закрылся. Знает только Бог, чего мне стоило удержаться от того, чтобы начать косить этих тварей!
И хорошо, что удержался и не начал.
Спустя какую-то секунду я сам не знаю как оказался в наручниках и со стреноженными ногами. Пристёгнутые к «браслетам» и «манжетам» растяжки уродцы намотали себе на кулаки: такая прыть что-то да значила.
Приступ ксенофобии, вызванный плохо переносимой мною обидой, охватил меня. И даже не просто ксенофобии, а ксенофобии в квадрате, ибо пленившие меня были чужаками вдвойне: во-первых, чужаками как таковыми; во-вторых, чужаками из другой вселенной.
Я был один, врага я видел в каждом
Первый контакт состоялся и, переступив через лужу собственной блевотины, которая была сейчас чем-то вроде акватории для утлого бумажного кораблика моей охромевающей судьбы, я, влекомый уродцами, с горящей от пощёчины щекой зашагал по коридору.
Почти уверенный в том, что пути назад не будет, тем не менее автоматически запоминал приметы и гадал-прикидывал, куда меня ведут. В академическую аудиторию? В мастерскую таксидермиста? В зоопарк? В анатомичку? В столовую? В научный центр? В тюрьму?
Чутьё подсказывало мне, что сооружение, внутри которого мы находимся, не эфирный, парящий в пространстве город, а опирающееся на твёрдую почву здание. Наше движение сопровождали характерные звукитак царапают по асфальту когти больших птиц.
Мы остановились у раздвижных дверей с уплотнённым стыком. Один из конвоиров нажал кнопку, створки разъехались, и меня ввели в большую комнату.
Комната напоминала хирургический кабинет и одновременно обиталище безликих канцелярских крыс. Здесь преобладал серый цвет. Глаза механически отметили неуместную тут трибунку в виде пульта-пюпитра, два-три массивных стула и громадный стол, стеклянные шкафы вдоль стен и странный лежак, в плане напоминающий крест с непропорционально широкими отростками-перекладинами.
А недалеко от стола стояли четверо уродцев, удерживая стреноженного, как и я, но совершенно голого человека.
И в первое мгновение его нагота отвлекла меня, и только когда мой взгляд остановился на носившем печать безысходности и страдания лице человека, я испытал безотчётный ужас и медленно осознал, кто именно стоит передо мной.
Это был Разгребатель.
* * *
Мы не были знакомы с Разгребателем. Вряд ли он запомнил меня и Марко в лицо, когда проходил мимо нас в сортирный барак. Но неважно, узнал он меня, или нет. Важно, что мы были с ним земляками, притом земляками по большому счёту.
Парень жадно смотрел на меня. Разлепив сухие бледные губы, он попытался заговорить.
Комната мгновенно наполнилась громкими шумами, похожими на эфирные помехинечто вроде рёва глушилок пополам с пробивающимся сквозь него заунывным писком морзянки. Слова Разгребателя потонули в шуме. Я попробовал наобум ответить, надеясь переорать глушилки.
Без лишних разговоров уродцы разделились на две команды, и одна начала дубасить меня, а другая принялась зверски избивать Разгребателя.
Пока меня вели по коридорам, я немного восстановился и даже ухитрился войти в рабочий ритм, поэтому, даже не имея возможности отвечать на удары, большую часть их гасил и в общем-то не особенно страдал от побоев. Хотелось надеяться, что и мой земляк не забыл, чему его учили в спортивных залах Департамента.
Процедура нашего с Разгребателем избиения проходила под нескончаемый аккомпанемент странных радиошумов, делавших невозможным вербальное общение.
В самый разгар этой подлой игры в одни ворота к трибунке подошел их вожак, поднял лапу, и нелюди прекратили лупцевать нас. К вожаку приблизился и встал рядом с ним ещё один «начальничек». Оба чем-то неуловимо отличались от остальных уродцев.
Вожак опустил руку, и словно кто-то крутанул верньер невидимого радиоприёмника: забулькали звуки эфира. Вскоре в воображаемом радиоэфире попалась мощная стабильная волна, и ручку настройки оставили в покое.
И на этой волне зазвучал тусклый монотонный голос, тупо повторявший на моём родном русском языке:
Не говорить. Не говорить. Всем молчать. Не говорить
От нечего делать я стал изучать внешность набившихся в комнату существ. Сосредоточив взгляд на вожаке, я испытал второе за последние несколько минут потрясение. Мне сделалось противно и страшно.
Монстр имел одну голову, две ноги и две рукивсё как у людей. Казалось, в этих тесных морфологических рамках Природе уже невозможно измыслить тварь, способную повергнуть человека, землянина, в ужас. Нет, брат, шалишь! Дурацкая мысль промелькнула у меня в голове. Я положил себе по возвращении домой запатентовать игрушку или типаж фильма ужасов, основанный на экстерьере пленивших меня существ.
Плечевой пояс уродца представлял собой два слившихся объёмных эллипсоида, причем у тех двоих на условных «плечах» имелось нечто вроде эполет, которые у прочих уродцев отсутствовали. Эполеты были не элементами униформы, а телесными образованиями. Вообще трудно было определить, где у существ начиналась, а где кончалась одежда, но вскоре я сообразил, что никакой одежды на них попросту нет. Наличествовала лишь ремённая, так сказать, сбруя с гнёздами и петлями для пистолета, дубинки и прочего.
Ниже своеобразной «манишки» располагалось туловищечудовищное, состоящее из сплющенных в передне-заднем направлении сегментов, напоминающих брюшную часть (мезосому) тропического скорпиона пандинуса.
Тазовый пояс был сформирован аналогично плечевому из двух слившихся, как бы положенных на бок овоидов. Фактура и цвет кожи соответствовали таковым же сортирного головастика.
Руки от плеч и ноги от таза до колен словно не имели костей. Составленные из полудюжины члеников-сегментов, они могли изгибаться в любой плоскости. Локтевые и коленные кутикулы разрослись до таких размеров, что выглядели как налокотники и наколенники из защитного снаряжения хоккеистов.
Выраставшие из кутикул предплечья и голени принадлежали как бы другому существу, настолько структурно не совмещались они с плечами и бёдрами. Они состояли из множества мускульных тяжей, скрученных тугим жгутом, напоминающим женскую косу. Предплечье оканчивалось пятипалой кистью, а голеньтрёхпалой когтистой лапой, точной уменьшенной копией ступни тиранозавра-рекса, то есть с задней серповидной шпорой. Эти когти и шпоры издавали звук характерный звук, которым сопровождалась ходьба нелюдей по металлическому полу коридора.
Между таких вот немыслимых ног свисал гибкий, расширяющийся к концу и образующий нечто вроде воронки садовой лейки странный орган, который я не спешил принять за половой член. Загадочный раструб прикрывала мясистая пульсирующая перепонкасвоего рода живая сурдинка. Раструб всё время поворачивался то в одну то в другую сторону, и когда перепонка принимала вертикальное положение, становились видны имевшиеся в ней два круглых отверстия, несинхронно, в противофазе, раскрывающихся и закрывающихся как пасть обсыхающей на песке рыбы.
Однако все эти морфологические особенности меркли в сравнении с «устройством» черепа уродцев. Голова подпиралась мускулистой, но тонкой шеей и походила на вертикально поставленное туловище латринного головастика. Череп обтягивала серая кожа пористой структуры, и под его выпуклостями угадывалось такое же противное, как у раздавленной пиявки, содержимое. Голова разделялась на две части вертикальной бороздой, которая спереди доходила до переносицы, а сзадидо какого-то «канта» или «ватерлинии». являвшейся продолжением губ широченного, как у Буратино, рта.
Уши бестии выдавались с боков безволосых «ягодиц» черепа, но были ли они ушами?
Нос выглядел почти по-человечески, а переносицу обрамляли черные треугольные, вдавленные внутрь пятна, в центре которых притаились маленькие тухлые глазка. Они смотрели каждый в свою сторону, лишь ненадолго собираясь вместе, что временами придавало взгляду бестии некое подобие осмысленности.
Итак, я мысленно составил словесный портрет уродца. Оставалось лишь придумать ему название в духе Альфреда Брема, но на ум ничего оригинального не приходило.
И тут мне помог сам иновселенец.
Вожак впервые открыл рот, и от того, что я увидел, мои глаза тоже разъехались в разные стороны. Мне захотелось выть.
Голову бестии будто бы разрезали по горизонтали надвое. Верхняя ее половина высоко поднялась над нижней, и стало видно, что верхушка держится лишь на тонком стебле, растущем из центра нижней «чаши», как цветок из полусферической плошки. То есть уродец обладал круговой, «экваториальной», на полные триста шестьдемят градусов, пастью, соответствующим круговым, разбитым на сектора, языком и несметным количеством жёлтых, растущих по всему периметру нижней и верхней челюсти страшных зубов! То, что я принял за кант или «декоративную» разделительную линию, было на самом деле проолжением губ. Хоть святых выноси! Куда там Буратино с его всего лишь ртом до ушей!
А тут приспело и ключевое слово никак не дававшейся мне биологической классификации существа: кругорот!
И я мгновенно прозрел и решил, что отныне стану называть уродцев кругоротами головозадыми безобразными.
* * *
Губы раскрывшего пасть кругорота заколыхались словно мантия медузы, заворочался пятилепестковый, похожий на морскую звезду, пупырчатый мясистый язык, и раздался будто исходящий из радиоприемника механический голос:
Вокчурк приказывает, Вокчурк приказывает: всем молчать!
Кажется, Вокчурком был здесь главный, почему-то говоривший о себе в третьем лице.
Я скосил глаза на Разгребателя, и мне не удалось заметить в них не только интереса к происходящему, но и особенного страха. Лицо парня выражало лишь загнанность и усталую скуку, какая охватывает человека при многократном просмотре посредственного фильма. Меня осенила ужасная догадка: Разгребатель находится здесь давно, как минимум, несколько дней! Но ведь прошло всего несколько минут с тех пор, как я вступил вслед за ним в этот инфернальный туалет!
Голос бесцветно провещал:
Вокчурк приказывет: должен говорить Окшург. Остальным молчать.
К пюпитру подошёл встречавший меня кругорот, а Вокчурк опустился на стул.
Уже привычный голос бесстрастно переводил неслышную человеческому уху речь Окшурга, подчёркнуто выдерживая абзацные паузы.
После многолетнего перерыва физическим службам Пустоида удалось восстановить функционирование межпространственного тоннеля, связывающео нас со вселенной (последовала громоздкая кодировка), в дальнейшем для краткости называемой Вселенной власоглавов. Перерыв был вызван невозможностью поддержания космического ниппеля в рабочем состоянии. Как известно, Вселенная власоглавов есть вселенная на стадии расширения. Несколько десятков лет назад она перешла в состояние иммурабельности, замурованности, закрытости. Раскрытие иммурабельных вселенных и превращение их в полузамкнутые миры осуществимо лишь в короткие периоды спонтанных флуктуаций вакуума в точке фокуса. Создание технических средств, обеспечивающих использование моментов флуктуации для кратковременного раскрытия ниппеля, представляло сложную проблему. Мы не сочли возможным отказаться от её решения, поскольку Вселенная власоглавов в силу космологической закрытости является идеальным полигоном для проведения вредных экспериментов, различных видов социального и прочего моделирования и захоронения энтропии (свалка отходов). Ввиду удобного расположения входного отверстия тоннеля в пределах нашей планеты Пустоид, Вселенная власоглавов представляет для нас значительный интерес также в качестве подлежащей освоению территории. Поэтому для решения задачи по восстановлению «кротовой норы» были привлечены дополнительные силы, что в итоге обеспечило положительный результат. Создание колонии пустоидов осложняется особенностями, присущими чужой вселенной, и специфическими чертами, определяемыми её замкнутостью. Эти условия делают невозможным поддержание гомеостазиса пустоидян на Земле в течение времени, соизмеримого с продолжительностью жизни.
«И слава Богу! подумал я. Значит называющие себя пустоидянами кругороты не могут существовать в нашей Вселенной сколь угодно долго, просто струкрутно распадаются. А мы, Хомо сапиенсы, в их инфернальном мире?».
Но задолго до этого открытия была выдвинута идея использовать стигловстоящих ниже нас на эволюционной лестнице наших прямых предков, продолжал Окшург. Стиглы обладают высокой устойчивостью к условиям чужого мира, что позволило применить их для первичной колонизации«подготовки почвы» перед планируемым массовым проникновением на землю пустоидян. Программа, преусматривавшая участие в проекте стиглов, был начата, но почти сразу прервана ввиду изложенных выше причин объективного характера.