Камни прошлого - Александр Балашов

Александр БалашовКАМНИ ПРОШЛОГО

МУЖ И ЖЕНАНЕ ОДНА САТАНА

С утра в московской квартире Лаврищевых разрывался телефон. Кто-то настойчиво добивался хозяев долгим дозвоном. Но час от часа вызов становился короче. Надежда дозвониться у невидимого абонента таяла с каждым новым безответным звонком.

Супруги Лаврищевы, хозяева квартиры, в безлюдном пространстве которой надрывался старый стационарный телефон, в половине двенадцатого по полудню только вышли из дачного посёлка и спешили, чтобы успеть на клинскую электричку. Игорь Ильич нёс полное ведро спелой клубники, аккуратно завязанное сверху марлей. Белоснежная материя была в ярко алых пятнах и напоминала Лаврищеву кровавые пятна. Их бывший следователь прокуратуры, а нынче молодой пенсионер, «стойкий оловянный солдатик», как назвал его начальник отдела, выпроваживая на пенсию, вдоволь насмотрелся за годы работы в правоохранительных органах.

 Маш,  плачущим голосом сказал Лаврищев, перекладывая увесистое ведро в другую руку.  Вот чего ради я должен тащить эти мятые, истекающие кровью, простите, соком, ягоды до платформы на своём горбу? Поставил бы ведёрко в багажник нашей безотказной «Вольво», тебя на переднее сиденьеи с ветерком!.. Мне ночью Гуево, деревня моя снилась Мать просила кружку с водой подать Жёлтая вся какая-то, будто высохшая Как наяву её видел.

 Во-первых, я тебе не «Маш»! Сколько раз повторять?  сухо оборвала мужа бодро шагающая супруга.  Во-вторых, «пёхом», как выражаются в твоей дерёвне Гуево, ходить полезно. В-третьих, что это за «вещие сны»? Ты меня, Ильич, пугаешь своей мистикой.

Игорь Ильич только тяжело вздохнул в ответ.

Некоторое время супруги шли молча. Лесная дорога, густо усыпанная прошлогодней рыжей хвоей, сокращая путь по асфальту, прямиком выводила на маленькую станцию-платформу, где останавливались пригородные электрички.

 А я вот верю вещим снам,  сказал Лаврищев.

 Был опыт?

 Был,  вздохнул Лаврищев.

Супруга, пародируя мужа, часто пользовавшегося диалектными словечками, насмешливо спросила:

 Намедни?

 Да нет,  снова вздохнул Игорь Ильич.  Когда Юлиан уже на втором курсе учился. Он мне перед отлётом в Германию всё о воротах в прошлое говорил, о временном портале, что якобы при совпадении каких-то дня рождения ещё с чем-то, открывается в доме на Набережной А я, как ты сейчас, всё иронизировал, посмеивался Ну, дал он мне запасные ключи, чтобы я цветочки поливал раз в месяцПо пути с работы домой заехал к нему на квартиру, в свой день рождения заехал

 Ну, и?  явно заинтересовалась рассказом мужа Мария.

 Наполивался так, что уснул нечаянно

 Надрался, что ли?

 Да нет, трезв был аки стёклышко, но впал, на свою беду, в вещий сон. Чудом не расстреляли фашисты Слава Богу, что живой.

 Не пугай меня, Ильич!  остановилась супруга.  Как ты себя чувствуешь?

Следователь улыбнулся и ответил словами телевизионной рекламы:

 Прекрасно, я принимаю «Простамол».

 Как это можно в сон попасть?  снова бодро зашагала к станции жена следователя.  Ты мне ничего не рассказывал

Игорь Ильич усмехнулся:

 И сейчас ничего говорить не буду.

 Это почему же? Что ещё за тайны мадридского двора?

Лаврищев ответил не сразу.

 Просто, если расскажу, то судье Басманного районного суда города Москвы, даже с приставкой экс, ничего не будет стоить отправить меня в психушку.

Супруга рассмеялась:

 Ильич, да если бы я хотела

Она взглянула на часики и прибавила ходу.

 Ладно, не до твоих снов, Ильич! Как бы на электричку не опоздать.

 Булгаков советовал жене никогда не бегать за трамваями, а ты, душа моя, не бегай за электричками.

 Прибавьте шаг, любитель беллетристики!  отреагировала Мария Сигизмундовна, слыша за спиной тяжёлое дыхание «стойкого оловянного солдатика».

Лаврищев остановился, поставил на пенёк ведро с клубникой, промокнул носовым платком обильно выступивший на лысине пот. Передохнув с минутку, снова затрусил за своей сухопарой женой, решившей серьёзно поправлять его здоровье разрекламированными в Интернете методиками.

 Знаешь, зачем я тебя с дачи сорвала, Ильич?  спросила Мария Сигизмундовна.

 Не-а,  честно сказал Лаврищев, перекладывая ведро в другую руку.  Не знаю, дорогуша.

 Нужно помочь Юлиану устроиться в «Интеко».

 Кто такаяИнтека?

 Ты не знаешь «Интеко»?

 Не знаком.

 Не прикидывайся, шут Лаврищев! Помнишь тот нашумевший процесс по иску к «Интеко»? Думаю, госпожа Батурина не имеет ко мне претензий. Братец-то её с носом остался. Но хорошо бы подключить Фомина. Он ведь после прокуратуры в «Интеко» попал. Целился, целилсяи попал в яблочко. Не то что ты, Ильич

 Фомин всю жизнь в связях, как в паутине был,  парировал экс-следователь.  Людей делил строго на две категориинужных и ненужных.

 Ты, Ильич, явно проходил по второму списку

 И весьма рад этому факту,  сказал Лаврищев.  Фомин до сих пор, думаю, свой первый список уплотняет, трамбует Но, Машенька, сколько мусорное ведро не утрамбовывайвыносить всё равно придётся.

 Всем придётся,  неожиданно согласилась жена.  Только и сам Фомин у больших людей в первом списке. Сегодня, неподкупный ты наш из списка номер два, не ты, а именно он решает кадровые вопросы влиятельнейшей в строительном бизнесе компании. ОнФомин! Твой шеф, уволенный, кстати, по недоверию. На взятке попалсяи снова при делах Да при каких делах!

 Бывший,  поправил Лаврищев.

 Чтобывший?

 Фоминбывший мой шеф,  поправил жену Игорь Ильич.

 Я не об этом,  бросила Мария.  Я о том, что он опять и сват, и брат, и кум королю.

 Рад за него, ваша честь!  по привычке ёрничал бывший следователь.  Хотя заслуженный борец с коррупцией, если сравнивать его судьбу с аналогичными воровскими судьбами, достоин большего. Но и такой расклад недурён: и тюрьмы счастливо избежал, и нырнул под тёплый бочок к леди-миллиардерше

Мария Сигизмундовна резко затормозила и всем корпусом развернулась к мужу.

 Я по-вто-ря-ю,  голосом судьи, не допускающего никаких контраргументов, сказала она, растягивая слова,  нужно помочь Юлиану. Помочь! И брось брюзжать и удивлять мир своей банальной демагогией. В нашем обществе люди делятся на две категории. На тех, кто умеет жить, и кто умеет брюзжать и философствовать.

Она обернулась и пришпорила окриком уставшего Лаврищева:

 А ну, не падайте духом, поручик Лаврищев! Ходу, ходу, философ!

Они снова зашагали по лесной дороге. В одной незримой связке: впереди (налегке)  неутомимая судья, за ней (навьюченный)  взмокший от пота следователь.

 А что за спешка с трудоустройством Юлика?  спросил Игорь Ильич.  Что, наш новоиспеченный Иммануил Кант полученное наследство уже профукал?

 Ты плохо знаешь моего сына,  не оборачиваясь, ответила Мария Сигизмундовна.

 Это я его плохо знаю?!  едва поспевая за супругой, воскликнул Игорь Ильич.  А кто все эти годы, пока он в Германии штудировал науки да похитителя камушков, этого Фридриха Ланге шугал по всей «бундесрепублик», кто был его связующим звеном с родиной? Я, его приёмный отец. Кто, наконец, диффенбахию, эту ядовитую гадость моей незабвенной тёщи, в его квартире поливал? Скромный следователь по особо важным делам товарищ Ларищев Илигражданин? А может быть,  господин Лаврищев? Звучит!

Мария Сигизмундовна только неопределённо хмыкнула в ответ:

 На господина ты, Ильич, со своей среднестатистической пенсией сильно не дотягиваешь.

И уже с нескрываемым сарказмом:

 Выперли со службы нашего принципиального и неподкупного, не предложив на поддержку пенсионерских штанов даже должностёнки магазинного сторожа

«Яд, а не баба»,  подумал Лаврищев, но жёсткую, хотя и справедливую реплику жены, пропустил мимо ушей, дальше развивая свою мысль о судьбе своего приёмного сына:

 Что, сказать нечего? Ладно, отучился, немецкий в совершенстве освоил, вернулся в родные пенатытак начинай отдавать вложенное в тебя, работай! Тафай, тафай, камрат, как говорят немцы в плохих фильмах, арбайтен! Ан нет, два года прошло, как он закончил свой берлинский универ, и что? И ничего! Философствует Но не в бочке, как Диоген. А в своих бесконечных путешествиях по Тюрингии, Баварии, Саксонии, а потом эти странные поездки в Лондон

 Он служит.

 Где и кому он служит, Мария?

 Он служит благородному делунайти и вернуть коллекцию царских орденов Эссена. Ей, милый, цены нетисторическая ценность. Вспомни, что наш президент о сохранении отечественной истории говорил, а? Он служит идее!

Лаврищев, не переносивший пафоса, считая его «торжественным враньём», поморщился после этих высокопарных слов супруги.

 Так ведь не Госхрану он, в конце концов, мечтает вернуть сокровища вашего прапрадедушки!..

 Какому ещё Госхрану?  взвизгнула Мария Сигизмундовна.  Эти сокровища принадлежат семье Эссенов. Семионовых-Эссенов! Нашей, то есть с Юликом, семье. А при чём тут алчное государство с вашим Госхраном?

 Частная собственность священна, но эта коллекция, насколько я знаю, была национализирована в двадцатые годы и хранилась в государственнос историческом музее Я, душа моя, всё, конечно, понимаю И про гордость за «белую кость», за родство с бравым капитаном Измайловского полка, про высокие идеалы нашего сына,  сбиваясь с ритма, одышисто говорил Игорь Ильич,  Но он, говорят фактычистоплюй! Служить он рад, прислуживаться тошно!.. Вот ведь Чацкий, бля, двадцать первого века!..

 Не выражайся!

 Я так ярче выражаю свою мысль. Идеи кормят идеалистов, но сыт ими не будешь. Этот шизойдный пунктикво что бы то ни стало найти эти проклятые камни из прошлогодоведёт его до сумасшедшего дома Легенда, даже очень романтичная, Маша, не накормит! Были денежки, теперьтю-тюТеперь папа с мамой будут реанимировать свои старые связи, давно находящиеся в состоянии клинической смерти, кому-то звонить, просить, унижатьсякороче, будем в «Интеко» топ-менеджером устраивать нашего несостоявшегося Канта.

Лаврищев перевёл дух, незаметно для жены сунул таблетку валидола под язык.

 Видно, припёрло,  продолжил он свой обличительный монолог,  раз тебя, мать свою,  в этом месте интонация приобрела едва заметное ироничное звучание, но, судя по походке жены, та уловила иронию мужа,  свою матьвзыскательного, но справедливого судью, с кем столько лет наш Кант не общался, снизошёл!.. И, укоротив гордыню свою, попросил помощи пролезть в богатенькое «Интеко». Кем возьмут? Теперь ему, пустившему бабкины деньги на ветер, наверно, уже неважнопереводчиком, советником, секретарём-референтом Кушать хочется! И сразу же все работы стали хороши, выбирай на вкус А деньги, они ни в «Интеко», ни в «Роснефте»  цементом или бензином не пахнут

 Замолчи!  перебила его жена.  Ты его всегда ненавидел. Молча и тайно не-на-ви-дел! Ялюбила. Да, справедливо обижалась за его подлог с завещанием моих родителей. Ошибся, погорячился С кем не бывает? Но всё равно: я своего мальчика любила и люблю! А ты ему завидуешь Да-да, именно так: ненавидишь в глубине души и завидуешь.

Лаврищев в ответ только саркастически гримасничалблаго, что экссудья, советник юстиции, заслуженный работник юстиции, шагавшая впереди, не видела этих клоунских выходок своего муженька. Лаврищева-Семионова была увлекающейся натурой. Если её вдохновила тема, то заключительное слово на процессе могло звучать более часа. Мария Сигизмундовна села на своего конька, который уже, не слушаясь уздечки, понёс по кочкам и рытвинам:

 Я люблю, тытихо презираешьВот в чём наша разница по отношению к гениальному мальчику. А если разобраться, то это ты виноват, что у него такая судьба. Ты совершенно не занимался Юликом. Он рос, по сути, сиротой при живом отце, то есть отчиме Вот он и стал философом. Разве это профессия для жизнифилософ? Что-то я никогда не видела объявлений в газетах или на сайтах: «Требуется философ. Зарплата высокая».

 Он не философ. ФилософДиоген в бочке из-под селёдки,  возразил Лаврищев, улыбаясь одними глазами.  Просто закончил философский факультет Берлинского университета. Такие «философы» в «Интеко», «Росатоме», «Роснефте» и прочих корпорациях со звучными названиями неплохие денежки зашибают. Сейчас у всех одна философия, Маша,  деньги. Даже у Всевышнего в церкви не любви, не радости, не здоровья, а прежде всего денег просят И ведь даёт! Стучите на своего ближнегои вам откроют! Но не Он, не Он даёт этот симулятор радости и счастьяденьги Христос был бессребреник, симулятор счастьяэто, Маша, проделки Дьявола-искусителя

 Хотя бы ты, Ильич, не философствовал!  вернула мужа на землю супруга.  И твои нападки на Юлиана не имеют под собой никакого основания. Ты ошибаешься, Ильич, что он живёт какими-то фантазиями по поводу коллекции Пауля Эссена, как ты говоришь, иллюзиями. Я хоть и не общалась эти годы с сыном, но внимательно отслеживала все аукционы на лондонском аукционе «Сотбис». В конце прошлого года продавец, пожелавший остаться неизвестным, выставил на торги знак ордена святой Анны с бриллиантовыми украшениями и звезду ордена святого Станислава первой степени В тот же день раритеты были проданы за очень кругленькую сумму, которая тебе, Ильич, с твоим кодексом чести и не снилась.

Лаврищев, услышав эту информацию, остановился, как вкопанный, глотая настоянный на сосновой хвое воздух открытым ртом. Он уже не ёрничал. Загорелая лысина покрылась испариной.

 Ты чего?  спросила жена, думая, что муж со своей стенокардией напряжения не выдержал заданного ею темпа ходьбы.

 Это он был продавцом,  тихо сказал Игорь Ильич, массируя левую сторону груди.  Мне, дураку, об этом ещё после сна в его чёртовых воротах нужно было догадаться Он продавец. Больным сердцем это чувствую

 Да ктоон?

 Юлик

 Не факт,  покачала головой Мария Сигизмундовна.  С чего ты взял? Коллекционеров, и весьма состоятельных джентльменов, на Западе хватает. А такие музейные раритеты для них мечта, а не экземпляр коллекции. Денег не жалеют на сверкающие цацки.

 Нет, я точно знаюэто он!

 Что, думаешь, напал-таки на след пропавшей коллекции?

Лаврищев залез пальцами под марлю, вытащил горсть ягод и отправил их себе в рот, выкрасив соком руки и рот.

 Теперь я понимаю, как он через свой временной портал, ворота в другое время раз в год, в свой день рождения проходит И находит по частям коллекцию.  сказал он, вытирая рот белым платком, окрашивая его красным соком спелой клубники.

 Что ты несёшь?

 Клубнику в ведре

 Что та несёшь, какие ворота? Какой портал?

Лаврищев присел на пень у дороги, промокнул вспотевшую лысину большим клетчатым платком.

 Квартира в элитном доме на Набережной, сказал он,  это не просто, Маша, квартира его бабушки с дедушкой Этоты только не падай ни в обморок, ни в истерику!  это, действительно, ворота в другие времена. Представь себе: в центре Москвыи тако-о-о-е!.. Ни в какие ворота не лезет!

Теперь пришёл черёд удивляться супруге. Мария Сигизмундовна замедлила шаг, потом остановилась, обернулась, прикусив нижнюю губу и выражая тем самым высшую степень своего недоумения.

 Что за бред, Ильич?  спросила она.  Я, можно сказать, родилась в этой квартире, ты столько лет сам в ней прожил Какие, к чертям собачьим, порталы с воротами?!.

 Спокойствие, только спокойствие

 Нет, ты сказал «А», говори и «Б»! Через какой такой портал он находит ордена с камушками? Через морской порт, что ли?

Лаврищев рассеяно улыбался, ругая себя последними словами за свой несдержанный язык. Он ответил не сразу, напряжённо думая о чём-то своём.

 Эй, Ильич! Спускайся на землю! Или снова в своих «воротах в прошлое» заснул?  вывела мужа из ступора супруга.  Так ты поможешь нашему мальчику с «Интеко»?

Лаврищев снова приложил платок к лысине, грузно поднялся, взял в руки ведро с дачным урожаем клубники, казалось, обрёл второе дыхание. Лаврищев даже прибавил ходу и забежал шага на два вперёд, чтобы заглянуть в глаза супруге.