Что там, за дверью? - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович 6 стр.


 Да,  сказала она.  Но я вспоминаю очень немногое. Будто я у себя в замке. Все как в тумане, но я вижу стены, справа висит холодное оружие: алебарды, пики, шпаги, а слева картины, видимо, это портреты моих близких, может, там есть и мой портрет, я не знаю, потому что не вижу лиц, может, когда-нибудь эти картины проявятся так, чтобы я все разглядела, а еще я вижу перила и лестницу, я хочу спуститься внизне знаю куда, внизу темно, а может, я просто не могу ничего разобрать, я делаю шаг, ставлю ногу на верхнюю ступеньку

 Не рассказывай дальше,  глухо произнес Мейсон. Он уже понял, с чем должно быть связано неожиданно всплывшее воспоминание, единственное и, видимо, самое последнее в ее жизни.

 И что-то Будто меня толкнули в спину Я падаю, падаю, падаю Мне не больно, Джош, но как-то странно Я меняюсь, понимаешь? Я Джош, наверно, я именно тогда То есть я уверена, это так и было. Меня столкнули с лестницы, и я

 В твое время,  сказал Мейсон,  у людей были жестокие нравы.

Он вспомнил, как читал «Короля Лира»единственную книгу Шекспира, которую когда-то осилил, потому что она была в школьной программе, и учительница, старая миссис Дайтворт, поручила ему сделать докладрассказать о причинах вражды Эдмонда и Эдгара, он тогда продрался сквозь текст, как сквозь куст крапивы, и вылез пораненный, но живой, и на всю жизнь запомнил сцену ослепления Глостера, и сцену повешения Корделии, и сцену смерти Лира. Почему-то многочисленные трупы и реки крови в голливудских фильмах не производили на него такого впечатленияну трупы и трупы, кровь и кровь, это всего лишь кино, разве на улицах его родного Ингберчуэрда происходило что-нибудь подобное? Да никогдажизнь такая простая и размеренная штука, разве что с женой поругаешься или автокран на повороте перевернется А в те годы, когда жила Кэтти

 Я упала с лестницы и умерла,  сказала Кэтти каким-то пустым голосом, и Мейсону захотелось прижать девушку к себе, не позволить ей плакать, не позволить вспоминать. Если уж она начала вспоминать прошлое, пусть вспомнит лучшее, что было в ее жизни, должно было быть, не могло не быть

 Как хорошо иметь свой замок,  сказал Мейсон,  и множество слуг, и угодья, и предков, которые

Чем могли заниматься предки Кэтти, кроме войн со своими врагами? Не сельским же хозяйством, на самом деле

 Ты вспомнишь,  сказал он.  Если ты начала вспоминать, то вспомнишь теперь все. Это как кинолента, которую показывают с конца.

 Кинолента,  повторила Кэтти, и Мейсон подумал, что она не знает значения этого слова, откуда ей знать?

 Это,  начал он,  пленка из пластика

Откуда ей знать, что такое пластик?

 Не нужно объяснять,  улыбнулась Кэтти.  Я знаю, что такое кинолента.

 Да?  поразился Мейсон.  Но ведь Кино появилось три с лишним века спустя после

 Наверно,  просто сказала Кэтти,  я знаю все то, что знаешь ты. Я чувствую тебя, понимаешь?

 Ты можешь читать мысли?  поразился Мейсон. Ему ни разу не пришло это в голову, хотя, если вспомнить, Кэтти уже поражала Мейсона странной осведомленностьюона, например, знала о том, что жена ушла от него, она не говорила об этом, но Мейсон почему-то чувствовал, что она все знаетпо ее поведению, по тому, как она с ним держалась. Зналаточно.

 Мысли?  переспросила Кэтти.  Нет, не думаю. Это другое. Понимание. Мыслиповерхность разума. А я знаю тебя таким, какой ты внутри.

 Какой же я внутри?  пробормотал Мейсон.

 О Хороший. Светлый. Добрый. Честный. Немного эгоистичный, но не больше, чем другие мужчины.

 Другие?  вскинулся Мейсон, укол ревности оказался для него неожиданным и потому болезненным.

 Ну Мне так кажется,  сказала Кэтти и протянулаему руку. Он в ответ протянул свою, и, как они уже привыкли, возникло течение; то ли электрическая, то ли другая какая-то энергия перетекала от нее к нему, от него к ней, так они и стояли, ощущая себя единым целым и вообще чем-то единственным в обоих мирах.

Утро, как всегда, пришло неожиданно.

 Мне пора,  сказала Кэтти.

 Ты

 Приду ли я? Конечно, как ты можешь сомневаться? Для меня пройдет миг, и я опять буду здесь. А для тебя время течет иначе. Не беспокойся, если не застанешь меня следующей ночью. Приходи ко мне. Слышишь?

 Я люблю тебя, Кэтти.

 Я люблю тебя, Джош

* * *

За два дня до сочельника снег лег на поля плотным метровым одеялом, дороги занесло, и даже главную магистраль от Манчестера пришлось расчищать с помощью снегоуборочных машин. Почти сутки Ингберчуэрд оставался без связи с внешним миромтелефонную линию исправили только к вечеру.

Строители, естественно, не приехали, но Мейсона это уже не очень и беспокоило: в последний рабочий день было сделано главноеокна застеклили, в двери врезали замки, и, хотя внутри замка было все еще пусто, гулко и холодно, он мог уже ввести в дом свою невесту, закрыться на ключ от всего мира, остаться наедине

Он думал о Кэтти как о невесте не первый день, понимал, конечно, безумие этой мысли, но не мог думать иначе. «Невеста перед Богом»,  говорил он себе, и хотя в Бога, в принципе, не верил, но разве сама Кэтти не была доказательством того, что есть высший мир, и есть силы, недоступные воображению, есть душа и есть дух, и разве любовь не является высшей духовностьюпрежде чем соединить тела, люди соединяют свои души, становятся одним целым, как он и Кэтти, и значит, она действительно его невеста, потому что

Дальше его мысль прерывалась, он не привык думать слишком долго, ему было достаточно ощущения того, что он все делает правильно. С этим ощущением Мейсон и позвонил Оливии в Бирмингем. Она, как обычно, не пожелала с ним разговаривать, и Мейсон передал ей через отца, что на суд не приедет, слишком много здесь у него дел, но пришлет адвоката, молодого Сандерса, и пусть Оливия не думает, что ей удастся раздеть его до нитки, Сандерс сам кого хочешь разденет, так что

Положив трубку, Мейсон поднял ее опять и позвонил Барчу.

 Как вы там?  воскликнул подрядчик.  Я тебе звонил, Джош, но линия не работала.

 Да, у нас были проблемы

 Стройку отложим теперь месяца на три,  сказал Барч.  Контрактом это оговорено. Зато, как только станет возможно, я все закончу за месяц.

 Да-да,  нетерпеливо сказал Мейсон.  Я только хотел узнать: там внутри холодно, а электричество не подключено. И газа нет.

 Конечно, мы еще не оформили документы

 Так я вот спрашиваю: если поставить переносную печь в холле первого этажа, это не приведет к пожару?

 Ну, ты даешь, Джош!  воскликнул Барч.  Что тебе там делать в такую

Он замолчал на полуслове, и Мейсон понял, что кое-какие слухи наверняка дошли и до Барча. Интересно, он думает, что Мейсон совсем спятил или только немного помешался на старине и призраках?

 Вообще-то,  сказал Барч после недолгого молчания,  там еще нет панелей на стенах и полы не застелены, так что если ты даже устроишь пожар

 Не устрою,  пообещал Мейсон.

 Если спалишь дом,  сказал Барч,  не требуй с меня возмещения убытков. Хорошие печи, кстати, есть у Гриссома, если, конечно, у него еще не закончился запас. Многие сейчас

 Хорошая мысль, Сэм,  сказал Мейсон и положил трубку.

В тот же день он перевез в замок свою кровать, купил в магазине Гриссома переносную печь, которую можно было топить бензином, вывел трубу наружу через кухонное окно, и к полуночи в холле стало если не тепло, то, во всяком случае, вполне терпимо.

Он ввел Кэтти в замок, когда над восточным горизонтом появилась багровая от смущения луна, запер за собой дверь и произнес давно заготовленную фразу:

 Это твой дом, и это твой муж перед Творцом.

Он зажег десяток свечей и расставил их по углам, чтобы освещение было относительно равномерным. В мерцающем свете Кэтти тоже замерцала, как рождественская игрушка, как снежная девушка, подруга Санта Клауса.

 Сегодня Рождество,  сказал Мейсон,  ты понимаешь, как это важновойти в свой дом в рождественскую ночь?

 Да,  сказала Кэтти.  Вот здесь я лежала, когда упала с лестницы.

 Не здесь,  мягко поправил Мейсон.  Того замка давно нет, даже развалины не сохранились. А это наш с тобой дом. Здесь тебе будет хорошо. Ты сможешь теперь приходить прямо сюда?

 Конечно,  сказала Кэтти.  Теперь только так и возможно.

Мейсон поднял с пола принесенную еще днем бутылку шампанского и выстрелил вверх пробкой. До потолка пробка не долетела. Из одного бокала Мейсон выпил сам, а другой поднес ко рту Кэтти, и она пригубила.

 Знаешь,  сказала она,  мне кажется, я почувствовала вкус. Очень вкусное вино, Джош.

 Ты можешь ощущать вкус?  вырвалось у Мейсона, и он сразу прикусил язык. Конечно, она не ощущала вкуса, нужно думать перед тем, как что-то говорить в присутствии Кэтти, она такая ранимая. Господи, только бы ничем ее не обидеть, иначе

 Мне кажется,  задумчиво произнесла Кэтти, проведя белой ладонью над бокалом,  что я помню вкус вина Да, помню. Ты знаешь, Джош, может, это даже и не вкус вина вовсе, а что-то совершенно другое, приятное, горьковатое и брызжущее, мне не с чем сравнивать, и, может, на самом деле я вспомнила вкус яблока или груши

 Прости, если я

 Нет, это ты меня прости за то, что тебе приходится справлять Рождество в этой холодной комнате

 Тебе холодно?

 Мненет, конечно, а ты дрожишь.

 Совсем не от холода, Кэтти.

 Да, я понимаю, Джош. Позволь, я тебя поцелую, милый. Закрой глаза.

Он закрыл глаза и застыл на месте. Сквозь неплотно сжатые веки проникал мерцающий неверный свет и какое-то движениескорее всего, просто перед глазами плыли разноцветные круги, Мейсон понимал, что не почувствует прикосновения, не ощутит губ Кэтти, но воображение способно

Его губ коснулось нечто движение воздуха крыло пролетевшей птицы чья-то материализованная мысль. Прикосновение было горячим и одновременно холодным, быстрым, как удар очень слабым током, и долгим, как падение легкого перышка

Оно было

Оно быловот что главное. Открыв глаза и увидев, что Кэтти стоит у окна и смотрит на взошедшую луну, Мейсон точно знал: поцелуй был настоящим. Самым нежнымОливия никогда не целовала его так целомудренно. Самым страстнымОливия даже и способна не была на что-нибудь подобное.

 Кэтти,  позвал Мейсон.

 Что, любимый?  спросила она, не отводя взгляда от светлевшего блюда луны.

 Это твой дом, это наш дом, я твой муж, ты моя жена. Аминь.

 Аминь,  сказала она, повернулась к Мейсону и посмотрела ему в глаза.

В ее взгляде впервые не было ни вселенской тоски, ни женской печали. Глаза Кэтти сияли.

* * *

К весне за Мейсоном прочно закрепилось в деревне прозвище «Блаженный», и когда он раз или два в неделю появлялся на центральной улице с претенциозным названием Пиккадилли, чтобы закупить еды, каких-нибудь товаров для дома или свежих газет, к нему никто не подходил с бесполезными расспросами, но все смотрели исподтишка, отмечали его прогрессирующую худобу, бледность и взгляд да, несомненно, взгляд блаженного, нормальный человек разве будет смотреть вокруг с таким видом, словно людей нет, одни лишь призраки, от которых лучше держаться подальше? Впрочем, именно с призраками, наверно, Мейсону теперь общаться сподручнее, вот и дом свой новый в виде старинного замка он выстроил, понятно, с той самой целью, о которой с лета твердил аптекарь Маковер; ему до поры до времени не верили, а теперь-то все, конечно, убедились, что он был прав: в том доме нечисто, и Мейсон непременно сведет себя с ума, если уже не

В Бирмингеме состоялся суд, на котором адвокат Мейсона дрался, по его словам, как лев, но, конечно, процесс проигралсудью до глубины души возмутило, что ответчик не пожелал не только прибыть лично, но даже прислать собственноручно написанное объяснение своего странного поведения, вынудившего жену и ребенка покинуть дом, в котором они счастливо прожили много лет.

Суд присудил алименты, разделил имущество, причем Мейсону достались мастерская по ремонту сельскохозяйственной техники и новый дом, построенный на краю участкана это сооружение Оливия не смогла наложить свою тяжелую руку по той причине, что деньги были выплачены не с общего супружеского счета, а со счета, открытого еще родителями Мейсона и перешедшего к нему по наследству. Отец хотел, чтобы сын получил образование, но потрачены деньги оказались совсем на другие цели, и с этим он уж ничего не мог поделать. Разве что явиться с того света, чтобы прочесть сыну последнюю нотацию

Конечно, отец не пришел. Он умер в своей постели, а не был убит, как бедная Кэтти. Только погибшие насильственной смертью приходят на то место, где расстались с жизнью.

Господи, как хорошо, что Кэтти

Мейсон заставлял себя не думать об этом, но мысль бывает быстрой, как молния, проскакивает мгновенно, оставляя послемыслие, как послевкусие, от которого не избавиться: хорошо, что Кэтти была убита, а не умерла своей смертью. Нехорошо так думать, дурно, это грех. Но так думалось, и Мейсон ничего не мог с собой поделать.

Снег сошел в середине марта, Малькольм с рабочими приехали еще раньше, как только установилась ясная погода, и до Пасхи, которая в том году пришлась на начало апреля, завершили все работы: покрасили стены, провели и подключили коммуникации, а потом из магазина «Гроувз» завезли заказанную Мейсоном по каталогам мебель. Старый дом, в котором Мейсон прожил всю жизнь, стоял заброшенный, Оливия, которой дом теперь принадлежал по постановлению суда, не торопилась возвращаться и, наверно, наметила строение к продаже, о чем Мейсону вполне прозрачно намекнул Эддингтон, хозяин недавно открывшейся в Ингберчуэрде фирмы по торговле недвижимостью.

За неделю до Пасхи, в теплый погожий весенний день, когда в лесу запели первые птицы, Мейсон распахнул ворота участка, всю зиму запертые на огромный замок, и каждый проезжавший по дороге из Ингберчуэрда в Манчестер мог прочитать на огромном транспаранте: «Замок XVI века. Эпоха Елизаветы».

В первый же день сотни жителей Ингберчуэрда посетили новую местную достопримечательность, заплатили по шиллингу за вход, а некоторые даже по два, чтобы иметь возможность дважды обойти все комнаты и убедиться в отсутствии призраков или иных проявлений потустороннего мира. Билеты у входа продавала все та же миссис Турнейл, на которую ходившие по деревне слухи не производили никакого впечатления. Нанятый Мейсоном экскурсоводНейл Коллинз, молодой парень из Манчестера, учившийся на последнем курсе университета по специальности «история средневековой Англии»,  очень увлекательно рассказывал о временах королевы Елизаветы, о смерти Марии Стюарт, о дворцовых интригах и рыцарских турнирах, Мейсон и сам узнал много нового и лучше представлял теперь, как жила его любимая Кэтти в ту эпоху, когда женщин носили на руках, но считали их все же людьми второго сорта, и даже королевы не могли чувствовать себя уверенно на своем троне, если рядом не было мужчиныфаворита, любовника,  принимавшего важные для государства решения.

На второй день в Ингберчуэрд прибыл экскурсионный автобус из Манчестера, еще несколько десятков туристов приехали поездом, и Джордж Каперман, владелец самого престижного в деревне заведения «Радость кофе», подвалил к Мейсону с предложением построить на паях небольшой отель, где туристы могли бы остановиться на ночь.

 Богатая идея!  восхищался Каперман, дергая Мейсона за пуговицу.  Старинные замки нынче в моде. Отель на тридцать номеровто, что нужно. А привидениене проблема. Поставить в стенах проекционные аппараты Молчу, молчу!

По лицу Каперман не схлопотал только потому, что вовремя отпустил пуговицу и отошел на безопасное расстояние.

* * *

По ночам Мейсон и Кэтти бродили по замку, касаясь друг друга руками, плечами, иногда останавливались, чтобы прикоснуться друг к другу губамиМейсону казалось, что он ощущает запах ее духов, тепло ее кожи, нежность ее мыслей. Что чувствовала при этом Кэтти, он представлял себе очень приблизительно, а если говорить прямоне представлял вовсе. У Кэтти теперь был свой замок, и Мейсон очень надеялся на то, что знакомые интерьеры пробудят в ней спавшие четыре века воспоминания, а воспоминания пробудят, возможно, какие-то еще не открытые учеными силы, а силыпочему не помечтать?  когда-нибудь материализуют Кэтти, и она станет обычной женщиной, нет, конечно, не обычной, такой, как она, не было и не будет, но должно же в конце концов исполниться их общее желаниебыть вместе.

Назад Дальше