Некоторое время она смотрела на него, затем положила вещи на большой сундук и присела на край лежака. От нее пахло лесом, прекрасные черные волосы спускались до талии. Лица не видно, но Элорин был уверен, что его Искра прекрасна.
Я хочу тебя отблагодарить, это было лучшее, что он мог придумать, чтобы заставить ее остаться с ним. Скорее, чтобы ее тепло осталось с ним. Что ты хочешь, у меня есть Он обвел взглядом повозку, пытаясь найти что-то ценное. Ничего. Неужели у него ничего не осталось? Кольцо, точно. Он так долго носил его, что уже и не чувствовал на пальце. Большой перстень с гравировкой по бокам и янтарем в центре был ему дорог, но не так, как ее тепло. Вот, возьми, ты заслужила и
Искра отвела его руку. На мгновение в нем вспыхнул неистовый гнев, отголосок, тень его былой сущности. Как она смеет ему отказывать?!
Гнев отступилтепло поглотило его. Теперь он не был таким. Тот монстр, кем он был, погиб восемь дней назад.
Ты не хочешь кольцо? Но у меня больше ничего нет.
Она с интересом наблюдала за ним. Элорин мог поклясться, что видит в ее прекрасных глазах благоговение вперемешку с яростью. Он был для нее легендой, которая разрушила мир ее предков. Среди ее вещей он заметил небольшой нож, которым резали овощи. Сейчас, когда он в таком состоянии, она вполне может ему отомстить
Девушка потянулась к нему рукой. Элорин напрягся, ожидая удара, но она лишь мягко прикоснулась к его лбу пальцем, потом коснулась его губ, затем указала на свои уши.
Лишь через несколько ударов сердца Элорин вспомнил, что у ахменов означает эта череда жестов.
История? Ты хочешь услышать мою историю?
Девушка кивнула.
В нем все сжалось, паника накрыла его. Его воспоминания и чувства, все, что он совершал это было только его! Никто не может знать это! Рассказатьзначило оголить себя перед ней, предстать на суд этих карих глаз. Нет, он не может.
Но тепло Элорин с ужасом понял, что готов отдать за него даже это.
Он начал успокаиваться. Все же кто-то должен знать всю правду, не искривленную чужими домыслами. Он думал об этом и раньше. Хотел, чтобы хронист записал все с его слов, но когда начинал говорить, то понимал, что говорит ложь. Ужас от мысли, кем он останется в истории после того, как это смогут прочитать все, не оставлял его многие дни. В конце концов, он так и не решился.
Теперь время пришло. Он знал, что умирает. И знал, что Искра за то, что дает ему надежду, имеет право заглянуть в его жизнь.
Элорин глубоко вздохнул. Воспоминания крутились в его воспаленном разуме, он видел лица людей, что были друзьями, а потом стали злейшими врагами. Видел свои достижения и самые низкие поступки. Видел ошибки, которых никогда не исправить
И все же он всегда знал, с чего начнется его история.
Хорошо, прошептал он, закрывая глаза. Я начну с того, как встретил самого важного человека своей жизни.
Глава 1«Быть сильным»
Он пришел с первым лучом рассвета моей юности.
В тот момент я прожил шестнадцать солнцеоборотоввозраст, когда мечты и сила переполняют тебя, каждая женщинаэталон красоты, а будущее, ожидающее впередисплошные тени, отчего ты еще больше желаешь познать его. У некоторых тени рассеиваются, у многихнет: зависит от того, насколько сильны твои мечты, и какую жертву ты готов принести ради их исполнения. Но многие думают, что все зависит только от самого человека и его желания. Я думаю иначе: воля невероятно важна, но не менее важно наличие рядом проводника, человека, готового разделить с тобой сжигающее пламя юности, направить его в нужное русло, а в нужный момент раздуть до предела, рискуя, но не боясь сгореть вместе с тобой. Он должен верить в тебя.
Мой проводник появился вовремя. Ведя меня за руку и неоднократно сгорая дотла, он восставал из пепла, продолжая и дальше нести часть моего пламени сквозь свою жизнь.
Бытие свело нас в Академииглавном оплоте наук Линдгарии, созданном гегемоном Артелаем из рода Эргадов по образцу эменской Великой Академии. Там, под надзором мастеров, постигали науки талантливые молодые люди со всей Эоники, готовясь стать художниками, музыкантами, полководцами, дипломатами, готовясь стать будущим гегемонии, одним словом. Академия находилась в удивительно прекрасном месте на берегу моря, а попасть в нее было целью и шансом всей жизни для тысяч молодых людей. Как тогда говорили, Академия давала право на величие.
Спорное утверждение.
Пробыв в Академии шестнадцать солнцеоборотов, я понял, что для меня она стала ледяной клеткой: об нее бились, уносясь в Небытие, мои мечты; внутри нее гасло мое пламя.
Наконец я решил бежать.
* * *
Намеченная ночь, что обычно для ранней весны, была облачной и туманнойдля побега лучше не придумаешь. Я лежал на твердом лежаке, до предела напрягая слух, ожидая сигнала; все нужное для дороги я упаковал в небольшой мешок, который ждал под лежаком. Большая прямоугольная спальня, вмещавшая десять коек, наполнялась знакомыми ночными звуками звуками: шорохом, храпом, тихим шепотом, Сейхиан часто во сне разговаривал с погибшим отцом. Я лежал там, слушая его тихие слова, смотря во тьму, и постепенно во мне начало зарождаться чувство, которого я боялся.
Нет, не страх перед внешним миром, я был полон наивной, но твердой, словно камень уверенности, что ничто не сломит меня. Я не боялся гнева родителей, которых не видел вечность, потому что был уверен, что им на меня наплевать. Я боялся, что меня победит тоска по месту, в котором я провел всю свою жизнь. Тоска по Академии и всем тем, кто в ней находился и к кому я был привязан.
Однако тоска мгновенно отступила, когда вдали раздался звон первого ночного колоколамой сигнал. Наступила полночь. В это время Академия полностью погружалась в сон, не считая несколько неудачливых магистров, которые должны были нести ночную вахту, но, вне сомнения, сладко спали в уютных сторожевых. Кто вздумает нападать на Академию, не говоря уже о том, чтобы с нее бежать?
Была еще одна причина, почему именно это время. Актанор, согласно легенде, бежал с плена Братства Десяти в полночь, совершив невозможное. Я решил не отставать от своего героя.
Предвкушение затопило меня; от тоски не осталось и следа. Я глубоко вдохнул, чувствуя привычное при возбуждении покалывание кожи головы. Пора.
Осторожно поднявшись, я сел на лежаке. Привыкшие к темноте глаза ясно различали все вокругэтого я и хотел добиться, просыпаясь пораньше. Все вокруг было тихо, никто не набросился на меня из темного угла, пытаясь остановить. Я слез с лежака, быстро натянул сандалии, затем быстрым движением нашарил мешок и прижал его к себе.
Опять тишина. Отлично. Теперь оставалось только выйти из спальни, что было не трудноникто не запрещал выходить по нужде. Прижимая мешок с вещами к боку, я двинулся к выходу.
Всетаки уходишь?
Я застыл. Лишь через удар сердца я узнал голос. Сеймос.
Спи, Сейм, небрежно ответил я, поворачиваясь в его сторону и зевая, изображая сонный вид.
Сейм лежал на своем месте, по левую сторону от меня. Он натянул простыню до подбородка, ткань облегала его тощее тело. Ему было четырнадцать, в одном бараке могли жить мальчишки с разницей не более двух лет, но даже для такого возраста он был мал, отчего многие дразнили его за это.
Не ври, тихо сказал он, глядя в потолок. Я наблюдал за тобой в последнее время. Ты хочешь бросить нас.
Я глубоко вздохнул: вот почему я хотел уйти незамеченным. Тоска возвращалась.
Не глупи, огрызнулся я. Мне по нужде надо.
Для этого ты взял с собой целый мешок вещей?
Я мысленно выругалсяесли Сейм смог это заметить, значит, мог кто-то из мастеров или магистров. Я подошел к нему.
Многие говорили, что мы похожи: волосы цвета золота, голубые глаза, пухлые губы. Это было так, но различий я видел больше: нос Сейма был более коротким и вздернутым, а лицо круглым и пухлым; подбородок разделяла ямка. Я же имел скуластое лицо с сильным подбородком, и немного длинный, как мне казалось, нос. В отличии от Сейма, который практически избегал изнурительных физических занятий мастера Эссы, оберегая свои руки художника, я посещал их постоянно, и от этого был более сухим и сильным.
Но, да, мы действительно были похожи. И это одна из причин, покоторой я был так к нему привязан.
Сейм, я хотел сказать начал я, ну ты понимаешь.
Он покачал головой.
Не понимаю. Зачем бежать отсюда? Он посмотрел на меня. А как же Тай?
С этим именем во мне все сжалосьоно было той причиной оставаться здесь, что многие дни перевешивало во мне намерение бежать.
Она поймет, я уверен, вздохнул я. Возможно, если мне повезет и я стану тем, кем хочу, я заберу ее отсюда. И тебя тоже.
Сейм молчал. Наверняка он считал, что в темноте я не увижу его слезы. Он ошибался.
Ты должен меня понять, прошептал я, это место давит на меня. Там, в мире, все происходит без нас, ты понимаешь? Он смотрел на меня. По выпуску ты станешь художником, возможно, лучшим во всей Эонике, правители будут ждать целые обороты, чтобы ты нарисовал их портреты. Я помолчал. А кем стану я? У меня нет особых талантов, ты знаешь это. Что ждет меня? Что изменится от того, уйду я отсюда сейчас или через два года?
Резким и неловким движением Сейм вытер слезу, покатившуюся по щеке.
Я хотел бы уйти с тобой, но
Не говори ерунду, оборвал его я. Сейм был из бедной большой семьи, и все они надеялись только на него. Твое место здесь, Сейм. Ты должен доучиться и помочь семье.
Он кивнул.
Я недавно нарисовал его тихий голос дрогнул. Сейм внезапно вытащил из под простыни небольшой кусок бумаги. На память.
Я взял листок. Рисунок изображал на одной стороне меня, на другойСейма. Только лица, исполненные быстрыми небрежными мазками углекисти, но от этого не менее прекрасные. Парень обладал во истину великим талантом.
Я обнаружил, что улыбаюсь.
Спасибо, я протянул ему руку, он взял ее за предплечье, и мы вместе тихо произнесли:Друзья навеки, друзья навсегда, пока мир не рухнет, и не высохнут моря.
Сейм улыбнулся: он любил эту игру. Мгновение мы смотрели друг на друга, затем я отпустил его руку и положил рисунок в мешок. Нельзя долго задерживаться.
До встречи, натянуто улыбнулся я. Сейм, я надеюсь, что ты оставишь это в тайне.
Сейм кивнул, затем перевернулся на бок, укрывшись простыней, и пробурчал:
Надеюсь, ты не захочешь прислуживать какой-то богатой старухе. Йеро говорит, они ужасно
Последние его слова я не услышалуже пробирался по темной спальне, лавируя между спящих парней, которых знал всю жизнь. Марсал, Йеро, Филиар. Последняя койка перед входом принадлежала Сейхиану, и я осторожно обошел его, стараясь не зацепить вытянутую руку.
Я вышел из спальни. Четверть пути пройдено. Изображая сонного человека, я начал брести по коридору к выходу. Никого не было. Лишь в конце длинного коридора, из-за двери мастера Никара, послышался шум и женский смех? Никар частенько напивался, но неужели он привел в Академию женщину? Я многое отдал бы, чтобы заглянуть в его комнату, но переборол себя и, ускорив шаг, выбрался из барака.
Отойдя в сторону от света масляного фонаря, светившего над бараком, я глубоко вдохнул, наслаждаясь свежим весенним воздухом; нужно было осмотреться. Как и предполагалось, Академия глубоко погрузилась в сон; темные очертания десятков бараков и Магистрата в тумане напоминали тела чудовищ из Пепельной Войны, притаившихся для нападения. Нужно сказать, что тогда на территории находилась только половина всех айлороввесь женский корпус магистр Эсса увела на ежегодный лагерный сбор, проходящий в Гларианском лесу примерно в одном десятидневье пути к западу от Академии. Когда они вернутся, настанет очередь парней.
«Только теперь без меня»предвкушая свободу, подумал я.
Избегая освещенных участков, я начал передвигаться на юг. Половина пути уже пройдена(?). Теперь оставалось только пересечь лагерь и добраться до конюшен, где около оборота назад я обнаружил кое-что древнее и опасное, но сулившее свободу. Я был готов рисковать.
Лавируя в тенях бараков, я оставил позади жилую часть мужского корпуса и вышел к величественному зданию Магистрата. С колоннами из белого мрамора, огромными окнами и колоколом на вершине, многоэтажная громадина нависала над всей Академией, словно следя за каждым ленивым айлором. В основном ее использовали для лекций в холодное время, а также для различных празднеств, когда ректор Алай принимал высоких гостей. Магистрат был прекрасен, хотя, как я слышал, не годился даже в подметки своему брату из эменской Великой Академии, который был создан еще первосозданными. После Войны люди так и не смогли построить ничего подобного.
Через несколько мгновений Магистрат остался позади. Я свернул влево и ускорил шагдо цели оставалось совсем немного. И вправду, островерхие конюшни вскоре показались впереди. Я замедлился, снова чувствуя тяжесть в сердце: вскоре меня ждало прощание с еще одним другом.
Зайдя в первую конюшню, я развязал свой мешок. Послышалось ржание.
Его звали Вулкан. Абсолютно черный сатран, с длинной гривой и глазами, полными огня. Более высокий, чем эонийские лошади, Вулкан был в разы сильнее и выносливее, его тело бугрилось мышцами. Сатраныдревнейшая джераитская порода, разводившаяся еще до Войныбыли невероятно умны, и даже в Эонике, где почти все народы боялись и избегали лошадей, стоили горы денег. В Академии, где по приказу гегемона Артелая молодым людям прививали любовь к этим животным, было много лошадей, но сатран только один.
Привет, я улыбнулся, доставая из мешка морковь. Ты не спишь?
Вулкан всхрапнул, покачав гривой, но морковь не взял. Он смотрел мне в глаза, и я мог бы поклясться, что он знает о побеге.
Ты чего, друг? прошептал я, гладя его по голове. Не голоден?
Конь смотрел на меня, потом медленно потянулся к руке и взял морковку.
Молодец, вот так, улыбнулся я, доставая следующее лакомство.
Он съел еще многосатранам требовалось много пищи. Я кормил его, вспоминая нашу дружбу. Четыре солнцеоборота назад ректор Алай привел меня в эту конюшню и показал молодого сатрана, сказав, что это подарок от родителей. Он не ответил, почему они не подарили его сами, а я не стал настаивать, он никогда не отвечал на такие вопросы, а я был слишком увлечен подарком. Я назвал его Вулканомтак в Эонике называли огнегоры, которыми был усеян весь Джерай, и с тех пор мы были друзьями.
Но всему когда-то приходит конец.
Извини, я не могу взять тебя туда, сказал я, когда Вулкан съел последний овощ. Я бы очень хотел, но я посмотрел на него и прижался лбом к его лбупрощай, Вулкан.
Конь всхрапнул и уткнулся лбом мне в грудь. Чувствуя слезы на глазах, я пошел к выходу, помахав на прощанье, а затем быстро вышел из конюшни и зашел в соседнюю дверь. Там располагалась небольшая кладовая, где хранились вещи для ухода за лошадьми. Я положил мешок на землю и двинулся к дальней стенке.
Думаю, теперь нужно немного предистории.
Почти оборот назад настала моя очередь убирать конюшни. Не легкое занятие, знаешь ли, но делать нечего. В тот день, придя в кладовую, я особенно долго выбирал подходящее ведропросто тянул время до конца моей смены, если честно. Все помещение было завалено разным хламом, но ни одно ведро мне не подходило. Я искал дальшеи нашел.
Но не ведротоннель. Вход был завален каким-то древним мусором, и я бы никогда не нашел его, если бы не споткнулся о ручку. Я потянул за нее и открыл проходоттуда сразу ударил тяжелый спертый воздух. Тоннель, никаких сомнений. Сразу я хотел позвать кого-то из магистров, но потом решил обождать с этим делом. Я отправился в библиотеку.
Там нашлись ответы. Академия была построена на месте, где проходили ожесточенные бои Пепельной Войны. Всякий ребенок в Эонике знает, что старики и дети в годы Войны прятались в подземных тоннелях, которые пронзали почти весь континент я думаю, ты улавливаешь связь.
Тогда я уже давно задумывался о побеге, но не знал, как это осуществить. После этой находки мозаика у меня в мозгу сложилась сама собой. Несколько раз я забирался в тоннель и осторожно проходил небольшое расстояние, пока не убедился, что он не обвалится. Вскоре решение было принято: я использую тоннель и убегу, куда бы он меня не привел. Желание свободы поглощало страх неизвестности.
И вот я стоял там, у входа в тоннель, готовый бежать со своей ледяной клетки. Приготовив все для масляного фонаря, чтобы освещать путь, я потянулся к ручке.