Илиан бросился на пол, ползать да собирать рассыпавшиеся овощи; старшие братья без указаний последовали примеру, быстро отыскивая закатившиеся картофелины и бросая их обратно в чугунок. Октавия раздражённо ставила на стол тарелки, не произнося более ни слова, и я как никто другой понимал её в этот миг. Сам провёл целый год в усталости, криках и раздражении; знаю, чего ожидать от собственных детей. И как после этого Тёмный под руку подбивает или за язык тянеттоже помню
Тихо, тихо, попросил, протягивая руки к Олану. Я здесь
Младенец продолжал орать и вырываться, мотал головой из стороны в сторону, молотил меня слабыми ручками; задыхаясь от рыданий, втягивал в себя воздух через силу, со свистом. Я молча прошёл с ним в угол, на груду сброшенных шкур, уселся там, баюкая на руках истошно вопящего сына. К тому времени, как мои домочадцы расставили на столе посуду и снедь, я успокоил Олана достаточно, чтобы сын позволил мне обнять себя и шептать на ухо всякие глупости. Младенец слушал и улыбался. Понимал ли? Или просто нравился голос? Великий Дух, да я был бы благодарен, если бы Олан хотя бы узнал меня!
Заигравшись с ребёнком, я не заметил, как слабые ручки дёрнули за отворот рубашки, раз и другой, и как поддалась растрепавшаяся шнуровка полотна, обнажая шею и часть груди. Брызнули на свободу серебристые блики воздушного артефакта, заплясали на стенах драгоценные россыпи светлых пятен, и неясной сферой закружились под моей кожей тысячи мелких ураганов.
Я поспешно запахнул рубашку; одной рукой получилось не очень ловко, и пока я возился со шнуровкой, мои поражённые домочадцы успели разглядеть всё, что я так старался от них скрыть.
Сердце воздуха, не глядя, ответил на немой вопрос Октавии. То, за чем явились маги. Нужно идти в их гильдию, чтобы от него избавиться. На днях отправлюсь.
Эффект от моих слов оказался бурным и напрочь перекрыл удивление от чудесного зрелища.
Когда отправишься? звенящим голосом поинтересовался Никанор. Снова? Надолго?
Куда как дольше, чем в прошлый раз, сын!..
Всё расскажу, пообещал я, только вначале поужинаем.
Обещание сдержать не удалось: как только последняя картофелина была съедена, а от вяленой рыбы остались одни кости, в дверь негромко постучали. Олан к концу ужина заснул у меня на руках, утомившись от собственных криков и угревшись в отцовских объятиях; а потому дверь визитёру открыла Октавия, пока я осторожно поднимался из-за стола.
Я к Сибранду, первой проронила Деметра, поскольку молчание у дверей затянулось, а я со своего места не видел позднюю гостью.
Ну проходи, хмуро пригласила свояченица, хотя с места так и не сдвинулась.
Бруттскую колдунью неприветливость приёма не смутила: решительно отстранила мозолистую руку, заслонявшую ей проход, шагнула внутрь, тут же встретившись со мной взглядом. Деметра пришла в свежем платье, со слегка влажными волосаминикак, баней у Хаттона воспользоваласьи я слабо позавидовал: сам-то с дороги ни переодеться, ни умыться не успел. Выглядела бруттская колдунья на удивление хорошо: блестели светло-карие глаза, сияли, отражая огонь очага, золотисто-каштановые волосы. Даже лицо, чьи заострённые черты мне поначалу казались серыми и невыразительными, светилось мягким внутренним светом.
Я глазами указал на спящего Олана и кивнул наверх, приглашая за собой. Мои старшие сыновья притихли, разглядывая гостью, и Деметра проследовала к лестнице под перекрестными взглядами моих любимых домочадцев. Вслед понеслось ворчливое «баб здесь только не хватало» Октавии и громкий шёпот Никанора и Илиана, но все объяснения я оставил на потом: не время.
Поднявшись в спальню и уложив Олана на своей кровати, я обернулся к Деметре. Колдунья разглядывала моё жилище внимательно, но без праздного любопытства, и я немного успокоился: в прошлый раз ведьма, подобная ей, принесла в мой дом одно только горе. Быть может, сейчас всё будет по-другому? Великий Дух, помоги!
Деметра между тем времени даром не теряларешительно задвинула занавеску, скрывая нас от взглядов снизу, скинула с себя меховой плащ, перебросив через спинку плетёного стула, растёрла подмёрзшие ладони.
Отойди в сторону, велела кратко.
Я подчинился, отошёл от кровати, внимательно разглядывая сосредоточенную, суровую колдунью. В глазах её уже плясали знакомые янтарные огоньки, а по пальцам то и дело пробегали бело-голубые разряды, хотя сама Деметра всё ещё молчала и не двигалась с места. Взгляд её, напряжённый, пронзительный, был направлен на Олана, а лицо
Лицо вновь оказалось столь же прекрасным, как у той, которая тянула меня из реки. Вот только глаза на этот раз оказались припухшими и красными от выплаканных слёз
Я сморгнул, и видение вновь исчезло, оставляя после себя лишь серебристые брызги разбушевавшегося артефакта. Ненадолго: ещё один вдох, и воздушные переливы вновь исказили комнату, убранство, лица Юноша, лежащий на моей кроватиВеликий Дух, кто это? оказался необычайно красив: светлые волосы, небесно-голубые глаза и необычайно пристальный взгляд, направленный на меня. Я даже головой помотал, избавляясь от незваных видений. Так недолго самому умом тронуться! И стены кругомвроде привычные, домашние, но неумолимо изменившиеся и платьяженские платьяаккуратно сложенные на незнакомом комоде в углу.
Здесь я окончательно потерял власть над собою: сердце воздуха оплело мой взор серебристыми нитями, растворило в дивном сиянии всё, кроме людей. Я видел теперь только Деметру, водившую руками над телом мирно спящего Олана; звуки колдовских заклятий, срывавшихся с её губ, мне казались не громче звона колокольчика. А когда она встряхивала кистями, резко отнимая ладони от проклятого младенца, с пальцев её срывались липкие чёрные пластыкак угольная копоть с одежды. И лицо младшего сына становилось всё спокойнее и прекраснее во сне
Сибранд!..
Плавленое серебро перед глазами, колокольный звон в ушах. Холод и ветер в груди. Горячая ладонь на плече. Медленное возвращение из царства воздуха в мир живой, яркий, привычный. От чужой ладонивверх по плечу, к обеспокоенному лицу и встревоженным глазам.
Приди в себя, слышишь?..
Я покорно кивнул, но голова лишь безвольно упала на грудь. В следующий миг щеку обожгла оплеуха. Одна, вторая. На пятой я наконец возмутился и невероятным усилием стряхнул с себя чудесное оцепенение.
Хватит, выдохнул невнятно, через силу.
Деметра остановилась, с отчаянным вниманием вглядываясь в моё лицо, и облегчённо выдохнула, когда я ровно сели когда только успел на пол грохнутьсяи тряхнул головой, обводя взглядом уже прежнюю, привычную спальню.
Всё в порядке? осведомилась сухо. Тут же принялась мне выговаривать, ты плохой сосуд для артефакта, Сибранд! Сердце поглощает тебя слишком быстро. Обычно на это уходят целые седмицы. Ты слишком восприимчив магии! Как только в гильдии справишься?
Ты меня научишь, обрёл я наконец голос, защищаться от своих адептов.
Деметра усмехнулась, но сбить себя с мысли не дала.
Когда такое начинается, она неопределённо кивнула головой на притаившийся под моей кожей артефакт, следует как можно скорее очистить сосуд от чуждой ему энергии. Нам необходимо попасть в гильдию пораньшедля твоего же блага, Сибранд.
Что с Оланом?
Деметра проследила за моим взглядом: младенец каким-то образомнеужели бруттка перенесла? оказался в своей кроватке и даже улыбался во сне, время от времени причмокивая влажными губками.
Сделала, что могла, староста, надтреснуто отозвалась колдунья. Жалко будить, так что про результат утром рассудим. Я сняла лишь очевидные части проклятия, те, что наверху, их пластами видно остальное слишком глубоко, слишком переплелось с его энергией жизни там немного, но я не рискну, прости. Время есть, так что лучше прежде посоветоваться с Сильнейшимопыта у него побольше моего. Да и другие мастера подскажут
И ты снова вернёшься в Ло-Хельм? не поверил я. Бросишь все свои дела в гильдии, и приедешь в мой дом, чтобы
Дух с тобой, староста, нахмурилась Деметра, отстраняя меня и усаживаясь в плетёное кресло. У меня слишком много дел, чтобы кататься из одной части Мира в другую. Как бы ни сопереживала твоей беде, а только у каждого свой путь. Но
Но? ухватился за слово, как цепляется за травинку утопающий.
Но я обучу тебя всему, что смогу. И с проклятиями ознакомлю. Сумеешь за полгода одолеть основы нужных заклинанийсам сына вылечишь. Главное, чтобы Сильнейший путь подсказал Я пока и сама не знаю, как вытянуть последние капли проклятия и как обучить этому тебя, но я обязательно придумаю, как. И это всё, чем я могу помочь, староста.
Я кивнул, глядя на расслабленное лицо сына. Это даже больше, чем я рассчитывал. Не знаю, отчего Деметра оказалась столь покладистаартефакт ли, который без меня они не получат, сыграл свою роль, или моя готовность помогать в путиа только такое обещание не каждый маг бы дал. Я это кожей чувствовалне каждый. Кого видела во мне отзывчивая дочь Сильнейшего? Деревенского старосту, грубого охотника, искусного воина, дикого стонгардца? Кем я предстал в её глазах? Отчаявшимся отцом, который ради больного сына готов на многие жертвытолку с которых мало? И что ждёт такого адепта в гильдии, где юнцы почти вдвое младше знают больше, чем он?
Я докажу, что она ошибается. Я не лишился рассудка и приму судьбу, какой бы она ни была. Если так угодно Великому Духудо смерти буду смотреть за безвольным и ко всему безучастным сыном. Но если Творец Мира меня испытывает кто знает, может, именно я смогу ему помочь. Сделать его счастливым
Ради этого я готов сражаться долгие годы, если потребуется.
Чтобы скрыть глаза от внимательного взора, поднялся с пола, осторожно приблизился к колыбели, заглядывая внутрь.
Можешь не таиться: он хорошо спит, задумчиво проговорила Деметра, глядя на нас. Я срезала с него чужую энергию, и его собственная постепенно заполняет освободившиеся места. Это занимает время и силы, поэтому до утра твой сын не проснётся. Он разгорается изнутри, Сибранд, я это вижу Думаю, что всё же что-то у меня получилось.
Кто поймёт, что я испытал в этот миг? Только тот, кто повстречался с такой же бедой. Чтобы не сойти с ума от безумной и, кто знает, может, пустой надежды, я прочистил горло и заговорил:
Утром зайдёшь?
Деметра покачала головой, переплетая пальцы сложенных на подлокотниках рук. Колдунья не отрывала глаз от занавешенной серым полотном колыбели, и лицо её казалось необыкновенно светлым в этот миг.
Останусь на ночь. Когда ребёнок проснётся, я должна быть рядом. В случае чего
Я чуть нахмурился. Как же разместить незваную гостью? В доме и так каждая лавка занята.
В кресле отдохну, прочла мои мысли дочь Сильнейшего. Если твоя хозяйка позволит.
Здесь я очнулся. Не знаю, отчего, а только важно мне сделалось: Деметра должна знать, кто такая Октавия! Не жена мне, не подруга, неДух знает, как такое ей могло в голову прийти! возлюбленная.
Свояченица моя, буркнул, отходя от колыбели. Жены покойной сестра.
Подошёл к лестнице, отдёрнул полог, тотчас увидав, как в тусклом свете догоравшего камина отходят ко сну мои дети. Все трое уже лежали на своих местах, а Илиан, кажется, давно спал, в отличие от хмурой Октавии, подпиравшей ладонью щёку за столом. Увидев мой взгляд, свояченица всё поняланебось и подслушивала, куда ж уши в тесном доме деть-тои поднялась, направившись к спальной лавке. Я вновь задёрнул занавеску.
В кровати спать будешь, решился я, оборачиваясь к Октавии. Сердце подскочило в груди и вновь опало: ни одной женщины после смерти Орлы в супружеской постели не побывало, и добрую традицию я хотел бы сохранить. Но и по-другому не мог тоже. Я разбужу, если понадобишься.
Деметра возражать не стала и уснула на удивление быстросказывалась усталость после дорогида и я грешным делом задремал в кресле. Поначалу всё смотрел сквозь полуопущенные веки, как бруттская колдунья, присев на край кровати, носком о каблук скидывает сапоги, и как осторожно ложится на застеленную постель, без лишних церемоний подкладывая под голову новую меховую подушку. Светло-каштановые пряди рассыпались по мягкой шкуре, и она прикрыла глазаресницы тотчас отбросили тени на голубовато-серые веки. Лицо её казалось сейчас привычно-бледным и некрасивым, до невозможности усталым, но уже таким знакомым, что, казалось, закрой я глазасумею нарисовать его по памяти. Каждую черту холодного, резкого, неукрашенного ни улыбкой, ни женскими хитростями лица.
Как заснул, сам не помнил. Проснулся от незнакомых ощущенийкто-то, взобравшись мне на колени, гладил крохотными пальчиками мои опущенные веки, щёки, лоб; путался в густой бороде, тихо, но сосредоточенно сопя через слегка влажный нос
От безумной мысли я вскинулся резко, испугав сидевшего у меня на коленях Олана; встрепенулся, распахнув глаза и уставившись, как полоумный, на собственного сына. Как только из колыбели выбрался? Неужто сам?! Младенец, едва одолев испуг, неуверенно улыбнулся. Великий Дух, он улыбнулся, глядя мне в глаза! И вновь потянулся тонкими, кукольными ручонками к моему лицу.
Я замер, как старый пёс, с которым заигрался щенокне отпугнуть бы, да и самому не проснуться бы, не осознать, что всё это лишь сон, игра воображения! Но нет, Олан сидел у меня на коленях, маленький и тёплый, и игрался с густой бородой, время от времени обхватывая мои щёки обеими ладонями. В какой-то раз прислонился лбом, продолжая тихо улыбаться, и я не выдержалподхватил младшего на руки, принялся покрывать нежное личико звериными поцелуями. Тот лишь слабо отбивался, хихикая, когда борода щекотала у подбородка; а я всё смотрел и не узнавал собственного сына.
Кто знает, тот поймёт, отчего у меня, здорового мужчины, выступили слёзы на глазах. Кто скрывает кровавую рану на сердце, тот почувствует, что я пережил в этот миг. Кто никогда не ощущал объятий больного ребёнка, тот заплачет вместе со мной.
И когда я опустил Олана на пол, и тот утвердился на слабых, чуть подрагивавших ногах, это оказалось выше моих силпотому что сын, испугавшись и обрадовавшись одновременно, сделал навстречу несколько шажков, прежде чем завалиться на устланный шкурами пол. Я упал рядом на колени, и от гулкого шума проснулась в постели бруттская колдунья.
Уже утро? сонно поинтересовалась Деметра, приподнимаясь в кровати. Сибранд?
Вместо ответа я развернулся, стиснул её в благодарно-медвежьих объятияхдочь Сильнейшего даже пикнуть не успелаи запечатлел на приоткрывшихся от удивления тонких губах крепкий, братский, но отчего-то слишком жаркий поцелуй. И опомнился.
Какое-то время Деметра и я смотрели друг на друга в полнейшем ошеломлении: яобезумев от счастья и нового волнующего чувства, онапытаясь разобраться в том, что же всё-таки произошло за эту ночь. Кажется, свои выводы колдунья сделала достаточно быстро, обратив внимание на потянувшегося к кровати Олана.
Полегчало ему? спросила с улыбкой, обращаясь ко мне. И то верноне видела ведь, каким он был до вчерашнего обряда.
Я торопливо кивнул, поднимаясь на ноги и подхватывая младшего на руки. Волна новых ощущений нахлынула, как укрывает в шторм ладью разбушевавшийся океан, а потому ответить иначе я попросту не мог: не доверял своему голосу. Да и поцелуй благодарности получился отчего-то слишком порывистым, начисто сбивая моё дыхание
Деметра, впрочем, меня поняла: сверкнули золотисто-карие глаза, осветила мягкая улыбка бледное лицо. И отчего я думал, будто бруттки некрасивые? Совсем не так, когда открываются перед человеком, и из-под серого мрамора внешней брони рвётся на свободу истинная красотакак буйная зелень из-под тающих льдов
С тела черноту я срезала, между тем заговорила колдунья, наблюдая, как я прижимаю к груди фыркающего сына, но всё ещё вижу корень проклятия в его голове. Без своей защиты оно ослабло, так что, вероятно, удалим так или иначе Нужно посоветоваться с Сильнейшим, неуверенно закончила Деметра. Может, подскажет. Но тебе, по крайней мере, в быту, будет с сыном полегче. Он уже должен что-то понимать. И судя по тому, как глядит на тебя, старостапризнал. А значит, и братьев признает
Выясни, как можно вырвать остаток проклятия, хрипло попросил я. И научи меня. Жизнью обязан буду
Колдунья тотчас нахмуриласьулыбку с лица сдуло, будто пламя свечи распахнутой дверьюи покачала головой.
Не говори больше такого, да ещё в присутствии мага. Мне твоя жизнь Деметра неопределённо махнула рукой, а вот Люсьен, к примеру, мог и воспользоваться предложением. В гильдию как доберёмсярот на замке держи, только у проверенных людей совета спрашивай. Маги, они всякие случаются. Впрочем, как и все люди