Вы не могли бы поторопиться! неприятный голос их провожатой звучал уже с самого низа. Шпатц постарался ускорить шаги, но быстрее у него все равно не получалосьнепривычно крутые решетчатые ступеньки и тонкие перила внушали некоторое опасение. Очевидно, чтобы вот так ловко по ним бегать, требовался немалый опыт, похвастаться которым Шпатц пока не мог.
Доппель стоял на обширном поле, которое с двух сторон было ограничено ровными рядами деревьев, с третьей был забор, а с четвертойнизкое приземистое здание из красного кирпича с выдающейся вверх квадратной башней в середине. На вершине под слабым дуновением ленивого ветерка колыхался флаг с черным солнцем Вейсланда.
Не похоже на поместье, Крамм остановился и потянулся за портсигаром.
У вас нет времени на перекуры! провожатая стояла рядом с приземистым черным мобилем и активно махала рукой.
Ну почему вы так суровы, фройляйн? Крамм вздохнул и снова спрятал портсигар в карман. Женщина проигнорировала попытку познакомиться и своего имени не назвала. Вместо этого она склонилась к водителю.
Шмайбахштрассе, двадцать, сказала она. Вам знаком этот адрес?
Да, фройляйн Диммахводитель высунул голову в окно. Я вижу, что чемоданы у вас не большие, просто погрузите их в салон.
Не смейте называть меня фройляйн! заявила суровая провожатая. Шпатц почувствовал, что ее голос начинает вызывать уже физическое неудобство. Визгливые нотки, категоричный тон, какая-то общая нетерпеливость и раздраженность. Он торопливо открыл дверь мобиля, сунул чемодан между сидением и спинкой переднего кресла и забрался следом. Благо, места хватало, так что особенно высоко задирать колени не пришлось. Крамм, похоже, испытывал те же эмоции, поэтому оказался на своем сидении еще раньше, чем Шпатц. Водитель дважды нажал на гудок и круто вывернул руль.
Мобиль выехал в ворота под квадратной башней. Оказалось, что здание, казавшееся с поля просто длинным двухэтажным бараком, было много больше. Два его крыла далеко выдавались вперед, а между ними раскинулся обширный ухоженный сад. Территорию огораживал невысокий решетчатый забор. За воротами потянулись длинные извилистые улочки с невысокими частными домиками.
Фогельзанг, да? спросил водитель через плечо. Увидев, что Шпатц нахмурился, уточнил. Похож на брата. Или кем там тебе приходится Адлер. Я следил за его экспедицией, у меня даже все вырезки из газет есть. Сначала даже подумал, что вы самиэто Адлер и есть.
Мне уже говорили, что я очень на него похож, Шпатц посмотрел в окно. Извилистые улочки сменились ровным широким проспектом. Похоже, водитель направлялся в ту часть города, которая была застроена монументальными небоскребами.
Первый раз в Аренберги? спросил водитель, не оборачиваясь. Вы курите, если хотите. Я понимаю, что хочется. С такой-то суровой фройляйн!
А что за здание мы покинули, не подскажете? Крамм с готовностью выхватил портсигар и приоткрыл окно.
Бывший госпиталь для психических, ответил словоохотливый водитель. До войны там содержали всяких шизиков и даже экскурсии водили. Я когда пацаном был, любил туда ходить и наблюдать, как они по стенам бегают и волосы друг дружке рвут. А потом его выкупила какая-то вейсландская шишка, всех психов куда-то дели, территорию расширили. Иногда туда прилетает доппель доктора, у него тут какие-то свои дела. Я сначала пытался задавать вопросы, но мне дали понять, что если буду чересчур любопытным, то работу потеряю. Ну я и перестал.
А куда вы нас везете? Шпатц проводил взглядом старое здание с белыми колоннами, проплывающее мимо. Ближе к центру поток мобилей и вагенов увеличился, они шли уже практически сплошным потоком. «Квадратные» дома типичной шварландской постройки перемежались с более изящными и богато украшенными старыми. Впрочем, последние выглядели чаще всего неухоженными и нуждающимися в ремонте.
В «Грунер-хюгель», ответил водитель, потом повернул голову через плечо и объяснил. Это гостиница такая. Тоже довоенной постройки, наверное, самая старая во всем Аренберги.
АШпатц неопределенно хмыкнул и продолжил смотреть в окно. Город был похож и не похож на Билегебен. Если в бывшей столице Аанерсгросса прохожие предпочитали ходить в основном быстрым шагом, ни на кого не глядя, то здесь, в Кронцланде, пешеходы как будто неспешно прогуливались, то и дело останавливаясь и заговаривая друг с другом. При этом на каждой афишной тумбе и информационном щите имелся плакат в черно-красных тонах, грозно предупреждающий, что в городе введен режим комендантского часа, и появляться на улицах после заката могут только те, у кого имеется специальный пропуск. Периодически та же самая информация доносилась из громкоговорителей. Однако, похоже, что жителей это обстоятельство никоим образом не тревожило. Они выглядели расслабленными и абсолютно беспечными. Впрочем, сейчас был еще день, или даже точнеепозднее утро. Возможно, вечером ситуация кардинально поменяется. Еще одно отличие, бросающееся в глазаэто вывески. Точнее, почти их отсутствие. Если на центральных улицах Билегебена все первые этажи домов были отданы под магазины, кафе, пивные, рестораны, парикмахерские и прочие присутственные места, то в Аренберги яркие вывески, обещавшие вкусную еду или отличные услуги встречались хорошо, если на каждом пятом доме. А то и еще реже.
Мобиль свернул на неширокую улочку и остановился рядом с трехэтажным бело-желтым зданием, зажатым между двумя более высокими и громоздкими кубами. Возможно, когда-то гостиница была роскошной и возвышалась над всей улицей, сейчас краска на фасаде заметно облупилась, изящная лепнина, украшающая вход, подрастеряла былой шик. Но даже вместе со всеми этими признаками некоторого упадка, здание все еще смотрелось вполне презентабельно.
С прибытием! водитель повернулся всем корпусом и еще раз осмотрел Шпатца. Эх, как же вы все-таки похожи! Незнающий человек точно бы перепутал!
«А ты, значит, знающий» с неожиданной неприязнью подумал Шпатц, вытаскивая на тротуар свой чемодан. Прохожих на этой улице было немного. Соседние с гостиницей здания были похожи на обычные жилые дома, вроде того, в котором поселили Шпатца в самом начале, на Тульпенштрассе в Билегебене. Водитель два раза посигналил и уехал.
И что теперь? Шпатц вопросительно посмотрел на Крамма. Тот пожал плечами. Дверь гостиницы распахнулась, и на крыльцо вышел пожилой мужчина, одетый в потертую бархатную униформу. Похоже, что она тоже была сшита еще до войны.
Вы герр Шпатц штамм Фогельзанг? спросил он, гордо распрямив неширокие плечи.
Шпатц кивнул.
Прошу за мной! скомандовал он, распахивая тяжелую деревянную дверь. Все еще красивую, покрытую искусной резьбой и с потемневшими от времени латунными ручками.
В фойе не было стойки регистрации или чего-то подобного. Сразу после входа начиналась широкая лестница с мраморными перилами. Портье сразу повел Шпатца и Крамма на третий этаж. У дверей номера он извлек из кармана ключ с тяжелым брелоком в форме бочонка и цифрами «36». Номер был просторный, с гостиной и двумя спальнями. В гостиной имелся круглый деревянный стол на гнутых ножках, диван с полосатой обивкой и два кресла из того же гарнитура. Кроме того стояло несколько кадок с незнакомыми Шпатцу растениями с широкими темно-зелеными листьями и крупными бело-желтыми цветами. У самого выхода имелась дверь в просторную ванную.
Если уходите, сдавайте ключ в номер десять, портье положил ключ на полочку рядом с дверью. На ней же стоял телефон. Вот здесь написан номер. Если вы не успеваете вернуться до начала комендантского часа, звоните по нему, я вышлю за вами мобиль. Ресторан на первом этаже, от лестницы налево, если спускаетесь. Он только для постояльцев и их гостей. Приводить в номер можете кого угодно. Шуметь можете сколько угодно, здесь толстые стены, вы никому не помешаете. Уборка производится раз в три дня. На этом я откланиваюсь, можете устраиваться.
Портье удалился, прикрыв за собой дверь. Крамм немедленно развалился в кресле и придвинул к себе тяжелую хрустальную пепельницу.
Ну что ж, такое жилье меня полностью устраивает! заявил он, складывая ноги на диван. Я боялся, что нас оставят на люфтшиффе, и заставят питаться в столовой, повар которой раньше, похоже, работал на свиноферме. Хотя это как-то оскорбительно Даже хрюшек хозяева кормят лучше, чем он своих пассажиров!
Вы слишком привередливы, герр Крамм, Шпатц взял чемодан и отнес в свою спальню. Большую ее часть занимала широкая кровать, также там имелся вместительный гардероб с лакированными узорчатыми дверями, окно занавешено тяжелой бархатной портьерой в золотой бахромой. На всей обстановке номера, как и на здании в целом, лежал отпечаток былой роскоши. Это место явно знавало лучшие времена. Сейчас же бархат портьеры кое-где был потертым, в паре мест даже как будто трачен молью, яркие краски роскошного когда-то покрывала потускнели от времени, лак на гардеробе кое-где был поцарапан, а паркетный пол поскрипывал под ногами.
В любом случае лучше жить в такой гостинице, чем ютиться на узких полках люфтшиффной каюты, каждую ночь опасаясь, что поднимется ветер, оборвет гайдропы и утащит твой дом неведомо куда.
Осталось понять, чем нам предстоит заниматься, Шпатц вышел из спальни и устроился на втором кресле. Вряд ли герр доктор привез нас сюда просто чтобы поселить в этом гнезде былого величия
Кстати об этом, Крамм выпустил в потолок струю дыма и посмотрел на Шпатца. Не хочешь рассказать, что именно ты от меня скрыл в Шриенхофе? Я так понял, что аргументы Готтесанбитерсдорфа были убедительными, но ты все еще сомневаешься Может быть, обсудив это, мы сможем вернуть в твой разум мир?
Собственно, я скрыл не так уж и много, Шпатц посмотрел в потолок, украшенный по краю бордюром из лепнины, когда-то явно покрытой позолотой. Паули притащил меня внутрь башни и откачал из моих вен довольно много крови. Потом начал вливать ее себе, что его и погубило.
Но для чего он это делал? Крамм потушил сигарету в пепельнице и тут же взял новую.
По своему обыкновению он рассказал мне сказку, Шпатц хмыкнул. Дословно я ее уже не очень хорошо помню, но суть сводилась к тому, что виссены появились из-за чрезмерной солнечной активности несколько веков назад. И всего типов виссенов было не семь, как утверждает доктрина о чистоте крови, а восемь. Что и отражает герб Вейсланда, кстати. И все эти знаки в лесу и в башне. И восьмой типэто верванты.
Это какая-то чушь, Крамм спустил ноги на пол и откинулся на спинку кресла. У всех виссенов есть разные противоестественные способности. А про вервантов я никогда ничего такого не слышал.
Верванты построили эти заброшенные города когда-то, Шпатц нахмурился, вспомнив, как светились под его пальцами знаки на столе. Это не просто города, в них как раз и заключалась способность вервантов. Они могут Проклятье, честно говоря, я не знаю, что именно они делают. Когда я трогал каменный стол в башне, мне казалось, что я парю над лесом и могу видеть далеко-далеко. Но эти ощущения длились всего несколько мгновений. Скорее всего, я просто понятия не имею, как именно можно было заставить сигнальную башню работать. А может быть, Готтесанбитерсдорф прав, и никакого могущества там нет и быть не может. Во всяком случае, такого, которое имело бы ценность прямо сейчас. В общем, там по сказке дальше началась война, и всех виссенов, включая вервантов, изрядно потрепали, и их жалкие остатки рассеялись по миру. А вот сейчас верванты подняли головы и вознамерились изничтожить остатки других виссенов. Чтобы остаться править всем остальным миром.
С одной стороны, я понимаю, почему ты решил ничего не рассказывать в Шриенхофе, задумчиво проговори Крамм, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. С точки зрения доктрины о чистоте крови, приравнивание вервантов к виссенам звучит как чудовищное преступление. С другой Даже если на мгновение допустить, что это не плод больного воображения герра Паули, то что это сейчас меняет?
В каком смысле? Шпатц тоже потянулся за портсигаром, хотя курить ему особенно не хотелось.
Вот есть эта сказочка, рассказанная тебе ночью в каких-то пыльных развалинах в диком лесу, Крамм взмахнул сигаретой как дирижерской палочкой. Пусть даже сказочник этот действительно состоит в какой-то грозном тайном обществе на службе государства.
Энфернегренц, подсказал Шпатц.
Ну да, Крамм небрежно махнул рукой. Допустим, он нашел какую-то там информацию, доказывающую, что верванты и виссеныгорошины из одного стручка. Допустим даже, что это так. И что кровь вервантов тоже дает какую-то замысловатую реакцию, если капнуть в нее какую-то особенную сыворотку. Тогда в темном лесу это звучало откровением и очень важной и страшной информацией. А сейчас? Мы погрузились в доппель и пересекли половину материка, наша страна ведет войну на два фронта, сбрасывая на головы противников бомбы, к силам виссенов, заметим, не имеющие никакого отношения, а политики в это время занимаются своими сложными дипломатическими играми. Тоже, опять таки, не имеющими никакого отношения к анализам крови и древним сказкам. Фабрики производят товары. На биржах крутятся всякие процессы. Рестораны кормят, швеи шьют, портье приносит ключи. Это мир без виссенов, понимаешь?
А как же доктрина о чистоте крови? Шпатц хмыкнул.
Скажи, со сколькими виссенами ты знаком? Крамм подался вперед. Флинк, Вологолак, Сигилд Ну, еще наверное, Болдер, если ты уверен, что он виссен.
СигилдШпатца передернуло. Да уж.
Если бы у них не было их особых способностей, они были бы хорошими людьми? спросил Крамм и выжидательно уставился на Шпатца.
ФлинкШпатц помолчал. Собственно, особо думать было не о чем. Да, вспоминать о последних мгновениях жизни Флинка было не очень приятно, но, положа руку на сердце, был ли он настоящим другом? Можно ли ему было доверять, после всех тех историй, в которые он постоянно Шпатца втягивал?
Собственно, я не то, чтобы ярый сторонник непримиримой жестокости доктрины о чистоте крови, Крамм задумчиво потер переносицу. Иногда мне кажется, что этот закон все-таки слишком категоричен Но кто из знакомых тебе виссенов не заслужил дрянного отношения к себе?
Разве что Болдер, задумчиво проговорил Шпатц.
Про которого ты до конца не уверен, что он виссен, Крамм бросил окурок в пепельницу. Кстати, ты спросил о нем у Кальтенкорбла?
Не успел, Шпатц развел руками. Все слишком быстро завертелось.
Собственно, я это к тому, что мир сейчас вовсе не крутится вокруг виссенов, сказал Крамм. Поэтому совершенно неважно, правдива эта сказочка или нет. Нынешнее могущество вервантов держится вовсе не на каких-то там мистических особых способностях. А на экономике, политике и военной мощи. Вот это, как мне кажется, и пытался тебе сказать герр доктор.
Сейчас это звучит очень логично, да, Шпатц кивнул и опустил глаза.
Я тебя все еще не убедил бросить идею организации очередной экспедиции в какой-нибудь из заброшенных городов или подавать немедленное прошение о том, чтобы тебя зачислили младшим хелфером в Энфернегренц? Крамм засмеялся.
Что жШпатц поднял взгляд на Крамма. Пожалуй, все и правда так. Возможно, я просто чересчур впечатлительный, да и ситуация была В общем, предлагаю оставить эту тему, благо у нас есть и другие поводы для беспокойства. Например, нам бы неплохо уже подумать об обеде, а мы все еще не знаем, что именно от нас хочет герр доктор. И должны ли мы ждать указаний, сидя в своем номере.
Думаю, никакого вреда не будет, если мы спустимся на разведку в ресторан, Крамм с готовностью вскочил.
Ресторан казался небольшим и довольно уютным, если это слово может быть применимо к заведению, когда-то блиставшему весьма даже впечатляющей роскошью. Продолговатое помещение с позолоченной лепниной на потолке было поделено на небольшие ниши, в каждой из которых стоял стол на восемь персон. Широкие кресла на гнутых ножках способны были вместить зад любого объема, внушительная люстра на потолке сделала бы честь любому дворцу, если бы несколько хрустальных подвесок не потерялись, а остальные не утратили свой первоначальный блеск. Кроме того, сейчас она не горела, а функции светильников выполняли небольшие настольные лампы под мозаичными абажурами, которые были немного чужды изначальной задумке интерьера, но сейчас делали тронутое тленом величие весьма уютным. Официант тоже подходил под категорию «былая роскошь». Когда-то он явно был одним из первых красавцев Аренберги, высоким и статным, с пышными усами и гордым лицом. Но с тех пор прошло уже много лет и война, которые оставили свои неизгладимые следы на его внешности. Он прихрамывал, одно плечо было выше другого, то ли из-за ранения, то ли из-за болезни, а правую щеку изуродовал неровный шрам от ожога. Шевелюра и усы поседели и поредели, блеск в глазах сменился на тоскливую готовность услужить.