Пить пиво до закатаэто дрянная привычка, кассирша была молодая, но никак не подходила под определение «милая фройляйн». Она была одета в скучное серое платье, застегнутое на все пуговицы до самой шеи. Мышиного цвета волосы были стянуты канцелярской резинкой в пучок на затылке. Лицо было плоским, блеклым и совершенно невыразительным.
Так я же вроде и не сказал, что мы собираемся пить пиво до заката, Крамм подался вперед, мило улыбаясь.
А после заката выходить нельзя, у нас коменданский час, пробубнила кассирша. С вас три марки и и сорок клейнов.
Но обедать-то, надеюсь, это хорошая привычка? Шпатц извлек из портмоне купюру в пять марок и протянул девушке.
Добрые люди обедают дома, ответила девушка, отсчитывая монетки сдачи.
Оставьте себе, милая фройляйн, улыбка Крамма потускнела. За ваш, так сказать, неоценимый труд.
Я не нуждаюсь в подаяниях, голос девушки был настолько невыразительным, что было непонятно, возмущена она «чаевыми» Крамма, раздосадована, что мало, или просто зачитывает текст с карточки, закрепленной где-то на стене у Крамма над головой. Шпатц подавил смешок и стал складывать газеты удобной для переноски пачкой.
Тогда может бытьначал Крамм, потом махнул рукой, сгреб мелочь из тарелочки и ссыпал себе в кошелек. Рассовал по карманам мелкие покупки, взял свернутую рулоном карту и направился к выходу.
Вторая попытка найти едальное заведение оказалась чуть более успешной. Оставив дома ворох бумаги, Шпатц и Крамм изучили карманную карту и направились в сторону местечка с многообещающим названием «Гегрильтес-фляйш». Оно оказалось небольшим подвальчиком в большом доме на углу Маритим-штрассе и Дуйгхених. Только вот пиво там тоже было только светлое, а обещанное названием мясо было сухим и жестковатым. Впрочем, к этому моменту Шпатцу было уже почти все равно, он был даже уже почти согласен признать едой давешние кнели и попросить добавки в ресторане их гостиницы.
Меня не отпускает ощущение некоторой нереальности происходящего, герр Шпатц, Крамм отхлебнул жидковатое светлое пиво из своего стакана. Не то, чтобы я был большим знатоком географии, но когда наш люфтшифф снижался, я своими глазами видел, что Аренбергигород немаленький. Газеты наперебой называют Кронцланд кормящим регионом. И вот мы здесь, и что?
Что? Шпатц с силой надавил на тупой нож, отрезая очередной ломтик жесткой жареной говядины.
Они всю вкусную еду отправляют в какие-то другие места? Крамм принялся с усилием жевать.
Просто нам пока не повезло, философски отметил Шпатц, покосившись на свой стакан с пивом. Вздохнул. Сделал глоток. Увы, чуда не произошло, пиво мало того, что было светлым, так его, похоже, еще и разбавили. Впрочем, вы правы. Начало нашей миссии я тоже готов признать неудачным. Знаете что, герр Крамм? Предлагаю найти продуктовый магазин, купить хлеба, сыра и пива и вернуться в гостиницу. Может быть, если мы изучим город повнимательнее, то у нас получится лучше?
А ты видел где-то по дороге продуктовые магазины? Крамм иронично усмехнулся. Впрочем, мы всегда можем спросить
Анвальт встал и направился к стойке. Официантов в этом ресторане не предполагалось, еду выдавал рослый юноша, дежуривший у окна раздачи. Шпатц проводил Крамма взглядом и грустно вздохнул, вспомнив пиво и мясо в подвальчике фрау Вигберг. Размером «Гегрильтес-фляйш» был очень похож на его первый бар в Билегебене, но на этом сходство заканчивалось. Из посетителей, кроме них с Краммом был только один неприветливый старик, угрюмо зыркавший на них из-за столика в углу, никаких шелестящих бусин на входе и уютных тусклых светильников. Стены выкрашены унылой грязно-зеленой краской, под потолком горят три ярких лампочки в «больничных» абажурах в форме шаров. Единственное украшение интерьераплохая репродукция какого-то морского пейзажа в дешевой рамке на стене. Впрочем, эта картина только подчеркивала общую убогость обстановки. Поговорив с юношей на раздаче, Крамм вернулся за стол.
Ну что ж, кое-что выяснить мне все-таки удалось, Крамм сделал еще глоток пива, сморщил нос и отодвинул стакан в сторону. Правда, не могу сказать, что я невероятно рад, тому, что узнал. Оказывается, продукты здесь принято закупать на марктплацах. В городе их несколько, но этот милый юноша знает всего дватот, на который ездит хозяин этого кафе на закупки, и второй, куда ходит его мать.
Марктплац? переспросил Шпатц. Это что-то вроде сельской ярмарки?
Похоже, что не совсем, Крамм достал из кармана портсигар, поискал глазами пепельницу и наткнулся на табличку «КУРИТЬ ЗАПРЕЩЕНО!». Спрятал портсигар обратно в карман и криво ухмыльнулся. Городской совет Аренберги решил, что открывать магазины, парикмахерские и прочие присутственные места в любом местеэто непорядок, бардак и ведет к хаосу и лености простых обывателей. Поэтому в городе было выделено несколько мест, где любой желающий может открыть свой магазин или, скажем, прачечную.
А это место как же? Шпатц обвел взглядом убогую обстановку «Гегрильтес-фляйш».
А заведения вне марктплацев открываются строго по квоте и принадлежат городским властям, Крамм развел руками.
ХмШпатц нахмурился. И как же принято добираться до этих удивительных мест концентрации товаров и услуг?
На маршрутном ластвагене, ответил Крамм. Причем они бесплатные.
Знаете, герр Крамм, моей первой мыслью было немедленно выхватить крупную купюру и помахать ей перед дорогой, чтобы поймать удобный мобиль и домчать до места, не толкаясь среди несчастных кронцландцев, которые не могут даже просто горячую булочку купить, не устраивая из этого целую продуктовую экспедицию, Шпатц криво усмехнулся. Но, думаю, это будет неправильно. Нам же нужно узнать город, верно?
Не уверен, что хочу узнавать город с этой стороны, проворчал Крамм. Что это с тобой? Ты решил как король из сказок одеться в штатское и прочувствовать жизнь народа изнутри?
А вы считаете, что это лишнее, герр Крамм? Шпатц подмигнул. Если нам не понравится, мы в любой момент можем покинуть ластваген и перейти к маханию крупной купюрой на дороге.
К счастью, опасения не оправдались. Движение ластвагенов работало как отлаженный механизмв салон запускали ровно столько пассажиров, сколько было посадочных мест, затем ваген уезжал, и его место тут же занимал следующий. Очередь на остановке, сначала показавшаяся Шпатцу и Крамму бесконечно длинной, двигалась быстро, не прошло и четверти часа, как они сидели на своих местах, и ластваген вез их по широкой улице, отведенной исключительно под движение ластвагенов, в сторону ближайшего марктплаца с гордым названием Гольденштир.
Пока Крамм закреплял при помощи булавок карту города на стене гостиной, Шпатц достал из-за резной дверцы два высоких стакана и свернул пузатой бутылке из темного стекла крышку. Темная жидкость зашипела и поднялась густой шапкой белой пены. Шпатц взял стакан и сделал глоток. Зажмурился.
После сегодняшних приключений я уже готов признать, что это самое вкусное темное пиво, которое я пробовал в жизни, Шпатц сделал еще глоток.
Не увлекайся, герр Шпатц, Крамм спустился с кресла, и пододвинул его обратно к столу. Нам сегодня еще предстоит проштудировать местную прессу и составить черновой вариант плана дальнейших действий.
Вот теперь я полностью готов к напряженной работе, Шпатц приподнял стакан. Когда уверен, что нам не грозит голодная смерть.
Тогда начни с «Аренберги-цайтунг», Крамм взял из пачки газет самую верхнюю и кинул Шпатцу на колени. А я пролистаю вот эту
Шпатц наискосок прочитал передовицу, которая, разумеется, была посвящена ходу боевых действий. Если пропустить общие слова, то, кажется, на южном и восточном фронтах наметилось напряженное затишье. Шпатц перелистнул страницу. Пробежался глазами по списку пленных, не стал читать интервью с министром сельского хозяйства и продовольствия. На сегодня ему было достаточно впечатлений из этой области. Тем более, что сам министр, Отто штамм Сигмарингер, никогда не был в Аренберги, а сейчас задача перед ними стояла как можно больше узнать именно об этом городе. На третьей странице было обращение временно исполняющего обязанности главы Городского Совета Аренберги Геца Гогенцоллена. Судя по фотографии, это был благообразный седобородый мужчина. Совсем даже не старый, несмотря на седину. Он призывал жителей проявить гостеприимство и терпимость, поскольку «наш родной город становится воротами новой дружбы и добрососедства». Он разливался в потоках сладкой лести горожанам, рассказывая им, какие они удивительные, чуткие и радушные люди. Что он горд и счастлив, что именно им выпала честь стать лицом всего Шварцланда перед «отсталыми и несчастными жителями архипелагов, проведшими долгие годы в вынужденной изоляции». Шпатц хмыкнул. Посыл был ясенскоро в Аренберги прибудет лайнер с иностранными туристами, которых вы, деревнщины, никогда не видели, так что сделайте лица попроще и больше улыбайтесь. И постарайтесь как можно меньше трепать языками, ну, то есть «будьте сдержанными в выражении своих чувств и вежливы, помните, что умеренность и здравомыслие всегда были нашими главными достоинствами». Шпатц открыл тетрадь и записал имя и должность автора обращения и перелистнул страницу.
Хм, знаешь, что странно, герр Шпатц? Крамм поднял взгляд от газетных страниц, заполненных длинными колонками объявлений. Очень много объявлений о продаже ткани. В этом разделе гораздо больше объявлений, чем в любом другом. Продают рулонами, отрезами, лоскутами, в каждом объявлении уточняют размеры и цвет. Или покупать готовую одежду здесь тоже считается дрянной привычкой, или это какой-то код для знающих людей.
На марктплац были магазины одежды, Шпатц закрыл газету и потянулся за следующей. Я обратил внимание, потому что подумал, что нам может понадобиться обновить гардероб. У нас было мало времени на сборы, так что я приметил салон «Хеккер и Кош» и подумал, что надо бы в следующий раз туда заглянуть.
Ты хочешь сказать, что собираешься наведаться в Гольденштир еще раз?! Крамм потянулся за своим стаканом. Я надеялся, что одного раза вполне достаточно для знакомства с городской спецификой.
Я отложу этот разговор до завтра, герр Крамм, Шпатц подмигнул. Когда официант принесет нам на завтрак затвердевшую манную запеканку и кофе из луковой шелухи.
Знаешь, герр Шпатц, сейчас эта шутка звучит довольно смешно, Крамм сделал еще глоток пива и поставил стакан на стол. Кстати, здесь неожиданно есть театры. Целый разворот посвящен анонсам спектаклей на разных сценах.
Значит нам тем более нужна новая одежда, Шпатц развернул газету и хмыкнул. Газета называется «Семь добродетелей». Что это еще такое?
Издание было небольшим, всего четыре полосы. Сегодняшний номер был посвящен благоразумию. На первой странице был пространный философский текст о том, что делает человека хорошим или плохим. И в качестве одного из «кирпичей» фундамента «хорошести» редактор предлагал рассматривать благоразумие. В смысле умение извлекать уроки как из своего прошлого, так и из опыта других людей. «Зачем я читаю этот бред?» подумал Шпатц и перевернул страницу. На развороте было шесть статей, каждая из которых была посвящена одному человеку, который как раз и рассказывал, как проявленное вовремя благоразумие спасло от опасных ошибок в жизни.
Герр КраммШпатц замер и присмотрелся внимательнее. Вот этих двоих я знаю.
Крамм встал с кресла и тоже склонился над разворотом добродетельной газеты.
Это же Гем Бенингсен! анвальт ткнул пальцем в круглое лицо с парой лишних подбородков и чуть косящим правым глазом. Редактор и издатель «Штимме» из Билегебена! А кто второй?
Отто Вишеринг, Шпатц ткнул в фотографию улыбающегося седовласого доктора. Правда, он его видел одетым в купальный халат, а здесь на нем был элегантный пиджак в тонкую полоску. Но это был он, вне всяких сомнений!
Вишеринг ВишерингКрамм задумчиво почесал подбородок. Ах да! Знаменитый знаток «стыдных» болезней, родной отец всех мужеложцев и проституток. Хм А откуда ты его знаешь, герр Шпатц?
Разве я не рассказывал? Шпатц удивленно взглянул на Крамма. Мы познакомились на приеме у Лангермана. В пансионе Унгебунден. После которого герр Фуггер явился ко мне с угрозами, а Флинка пытались завербовать в антивоенный заговор.
Честно говоря, я считал, что вся эта интеллигентная компания находилась под теплым крылышком твоего дяди Дедрика, Крамм сел обратно на свое кресло. Кстати, он больше не выходил с тобой на связь?
Нет, Шпатц покачал головой. Стыдно признаться, но я был бы рад получить известие о его внезапной смерти.
А остальные лица тебе не знакомы? Крамм кивнул на лежащую на коленях у Шпатца газету.
Вроде бы нет, Шпатц еще раз присмотрелся. Потом взял карандаш и записал оба знакомых имени в тетрадку. Читать скучные тексты сразу стало интереснее. Имена своих героев газета не раскрывала. Доктор Вишеринг анонимно рассказывал со страниц газеты историю о пациенте, который предлагал ему большую сумму денег за сохранение его недуга в тайне. Пациент клятвенно заверял, что никак не мог заразить никого своей болезнью, поскольку вел очень сдержанный образ жизни, а подхватил «стыдную» болезнь в общественной бане. Технически, такое было, конечно, возможно, но доктор все же решил проверить слова пациента, и обнаружил, что во-первых, его супруга, с которой он просил не связываться, уже год как мертва, а во-вторыхон вовсе не тот, за кого себя выдает. Доктор благоразумно подключил к делу полицаев, и когда странный пациент пришел на прием в следующий раз, то его уже ждал детектив, который безуспешно разыскивал этого преступника уже не первый год. Вот так благоразумие помогло раскрыть несколько убийств, а также спасло от позора юную девушку, падчерицу того пациента. Потому что если бы доктор взял деньги и оставил все в тайне, то ее болезнь очень скоро обнаружила бы себя, и
История Бенингсена была гораздо банальнееон просто не позволил своей дочери выйти замуж за проходимца, который казался ей дерзким и особенным. С тех пор прошло несколько лет, проходимец угодил в тюрьму за брачные мошенничества, а дочь не устает благодарить своего благоразумного отца, что он удержал ее от фатального шага.
Не знал, что Беннингсен женат, Шпатц мельком просмотрел остальные истории и пришел к выводу, что в них нет ничего интересного. Впрочем, не могу сказать, что я вообще о нем хоть что-то знал.
Он был женат как минимум трижды, сказал Крамм, не поднимая глаз от своей газеты. Дважды овдовел, один раз развелся. И каждая супруга делала его богаче.
Да? Шпатц еще раз посмотрел на нервное лицо толстяка. В таком случае его история про спасенную от брачного афериста дочку довольно иронична.
Не удивлюсь, если окажется, что издатель этой добродетельной газетенкинаш старый знакомый Алоис Лангерман, Крамм перелистнул страницу.
Данных об издателе здесь нет, Шпатц еще раз внимательно перечитал блок о газете. Но есть адрес редакции. Надо записать его на всякий случай, Шпатц отложил газету и подошел к карте на стене. Штандартенштрассе в самом центре. Похоже, редакция находится в одном из респектабельных небоскребов.
Поверим твоему чутью и нанесем им визит при случае, Крамм свернул газету объявлений и отложил ее в сторону.
Изучение газет, книг и карты затянулось до полуночи. В ресторан на ужин решили не спускаться, обойтись пивом с закусками. Зато теперь они знали про Аренберги гораздо больше. Например, что город разделен на пять районов. Два луча морской звезды, «обнимающие» залив, назывались Шиффацхафен. Жилье там было дешевым, из-за постоянного шума от многочисленных портовых сооружений, и имелось целых три марктплаца. Брюшко морской звезды и большая часть северного луча называлась Миттельпункт. Жилья здесь практически не было. Самый центр занимали небоскребы государственных учреждений и деловых контор, а север был отведен под фабричные корпуса и склады. Кусочек северного луча, тот, что за фабриками, официального названия не имел, но между собой местные жители называли его либо Лох, либо Дикихт. Оба этих слова балансировали где-то на грани допустимых в обществе ругательств и означали нечто среднее между «дыра» и «глухомань». Когда-то фабрики и заводы построили там несколько общежитий для своих разнорабочих, а Аренберги-арбейтсхауз сделал это место проживания еще более тоскливым. Восточный луч и южный лучи представляли собой жилые кварталы. Эти районы были между собой очень похожиневысокие частные дома, уютные улочки и цветущие сады. Однако конкуренция была какая-то совершенно дикая. Жители Шонеркартен (южный луч) злорадно и остервенело смаковали нехорошие события, происходящие в Стиллштадте (восточный луч). И наоборот. Переехать из одного района в другой считалось чем-то совершенно невозможным. Для жителя Стиллштадта было предпочтительнее оказаться среди обитателей Шиффацхафена или даже арендовать койко-место в одном из общежитий Дикихта, чем снять дом на какой-нибудь Лиленштрассе в Шонеркартене. И если вдруг кому-то из приезжих покажется, что это не правило, а какая-то блажь, то нарушив его, он горько пожалеет, потому что делать гадости ему будут жители обоих районов. Гостиница «Грунер-хюгель», в которой поселили Шпатца и Крамма, была на самой границе между портовым Шифацхафеном и деловым Миттельпунктом.
Пассажирская часть порта, в целом, была довольно уютным местом. Набережная была довольно красиво оформлена, стояли скамейки для ожидающих и встречающих, кроны деревьев аккуратно подстрижены в едином стиле, имелись даже относительно чистые общественные туалеты. Чего откровенно не хватало, так это уютных кафе с уличными столиками. Шпатц и Крамм заняли удобное место у парапета, не став претендовать ни на одну из скамеек. Не то, чтобы им хотелось провести несколько часов, стоя на ногах, но ни с одного из сидячих мест нельзя было внимательно рассмотреть людей, которые будут спускаться по трапу.