Если это необременительно
Это херняизвини меня, патера. И избавит меня от кучи проблем; но ты должен разрешить мне действовать по-своему, если ты действительно хочешь попасть к Крови. Если ты этого не сделаешь, то без вариантов заблудишься, пытаясь найти его. Или кто-нибудь узнает тебя, и это будет еще хуже. Но сначала ты свистнешь Крови с моего стекла, ясно? Могет быть, он поговорит с тобой или, если захочет увидеть тебя, пошлет кого-нибудь.
Гагарка пересек комнату и хлопнул в ладоши; из глубины стекла появилось бесцветное лицо монитора.
Мне нужен Кровь,сказал ему Гагарка.Говорит бык, с которым он столкнулся на старой Палустрийской дороге.Он повернулся к Шелку.Иди сюда, патера. Встань перед стеклом. Я не хочу, чтобы они зыркали на меня.
Шелк сделал, как ему сказали. Он уже говорил через стекла раньше (одно висело в комнатах прелата в схоле), хотя не часто. Сейчас он обнаружил, что во рту пересохло. Он облизал губы.
Кровь недоступен, сэр,бесстрастно сказал монитор.Может быть, кого-либо другого?
Мускус, возможно,сказал Шелк, вспомнив имя, которое упомянул Гагарка.
Боюсь, только через несколько минут, сэр.
Я подожду,сказал Шелк. Изображение растаяло, стекло стало опалово-серым.
Хочешь посидеть, патера?Гагарка подтолкнул к его ногам стул. Шелк сел, пробормотав благодарности.
Не думаю, что было слишком умно попросить Мускуса. Но, может быть, ты знаешь, что делаешь.
Все еще глядя на стекло, Шелк покачал головой:
Ты сказал, что он работает на Кровь, вот и все.
Только не говори, что ты со мной, ладно?
Не скажу.
На этот раз Гагарка промолчал, и их обоих окутало молчание. Такое же, как молчание Окна, подумал Шелк, как молчание богов: нависающее, ждущее. Стекло Гагарки было очень похоже на Окно; все стекла такие, хотя они намного меньше. В конце концов, как и Окна, стекла были чудесными творениями времен Короткого Солнца. Что о них говорила майтера Мрамор?
Сама майтера, бесчисленные неподвижные солдаты, которых показал Внешний, и вообще все похожие личностивсе хэмы любого видабыли прямо или косвенно чудесными вещами, непостижимым образом созданными в Витке Короткого Солнца, и со временем (возможно очень скоро) должны были уйти. Их женщины редко рожали детей, и в случае майтеры это было
Шелк тряхнул плечами, сурово напомнив себе, что, скорее всего, майтера Мрамор намного переживет егоон может умереть еще до тенеподъема, если решит не обращать внимания на указания Внешнего.
Монитор появился вновь:
Сэр, не хотите ли выслушать несколько предложений? Пока вы ждете?
Нет, благодарю вас.
Я мог бы слегка выпрямить ваш нос и что-нибудь сделать с прической. Мне кажется, вам бы это понравилось.
Нет,повторил Шелк и добавил, скорее себе, чем монитору:Я должен подумать.
Серое лицо монитора тут же почернело. Казалось, все стекло полностью исчезло. Черные маслянистые волосы курчавились над сверкающими глазами, от которых Шелк в ужасе оторвал свой взгляд.
Как пловец, который вырывается из волны и обнаруживает, что глядит на предмет, который он не выбирал,летнее солнце, облако или верхушку дерева,так и Шелк обнаружил, что глядит на рот Мускуса, на его губы, более красные, полные и нежные, чем у любой девушки.
Приглушая страх, он сказал себе, что подождет, когда заговорит Мускус; и когда тот не нарушил молчания, заставил себя начать:
Сын мой, меня зовут патера Шелк.Подбородок задрожал; прежде чем продолжить, он стиснул зубы.Мой мантейон находится на Солнечной улице. Или, я должен сказать, уже не мой, вот почему я хочу поговорить с Кровью.
Привлекательный юноша в стекле ничего не ответил и не дал понять, что услышал его слова. Чтобы опять не попасть в ловушку блестящего и дикого взгляда, Шелк стал осматривать комнату, в которой стоял Мускус. Он последовательно оглядел богатый ковер, картины на стенах, стол, уставленный бутылками, и два изысканных кресла с мягкими малиновыми спинками и искривленными ножками.
Кровь приобрел наш мантейон.Как оказалось, он уже объяснял дело одному из кресел.Я имею в виду, что, по-видимому, он заплатил налоги и перевел все имущество на себя. Теперь нашим детям будет очень тяжело. Всем нам, будь уверен, но особенно детям, если мы не сможем заключить какое-нибудь другое соглашение. У меня есть несколько предложений, и я бы хотел
На краю стекла появился трупер в посеребренных боевых доспехах. Пока он говорил с Мускусом, Шелк с легким потрясением сообразил, что юноша едва достигает плеча трупера.
У ворот новая компания,сказал трупер.
Я уверен,торопливо сказал Шелк,что еще возможно какое-нибудь соглашение ради твоего же благаили Крови, я имел в виду. Видишь ли, бог
Привлекательный юноша в стекле засмеялся, щелкнул пальцами, и стекло стало темным.
Глава четвертаяНочьсторона
Было уже очень поздно, когда они выехали из города. Небоземли над черной полосой тени были невероятно чистыми и блестящими, и Шелк (который обычно ложился спать рано и вставал на тенеподъеме) никогда не видел их такими; он ехал и глядел на них, и его мысли тонули в чудесных видах. Безымянные горы наполняли ничем не оскверненные долины, которые достигали краев их обширных черных теней. Саванна, степь и прибрежная равнина, окаймлявшая озеро, которое, насколько он мог судить, безусловно было больше, чем озеро Лимна,все они венчали куполом мрачное ночное небо, а сами купались в солнечном свете.
Во время ночьстороны случаются странные вещи,заметил Гагарка, когда они еще шли по грязным и опасным улицам Ориллы.Не думаю, что ты знаешь об этом, но, зуб даю, это лилия.
Я знаю,заверил его Шелк.Я исповедую, не забывай, так что я слышал об этом. Или по меньшей мере я слышал несколько очень странных историй, которые я не имею права повторять. Ты, наверно, видел, как все это происходит, и воочию это должно быть еще более странно.
Так вот, я собираюсь сказать тебе,продолжал Гагарка,что никогда не слышал ни о чем более странном, чем то, что мы собираемсяили попытаемсясделать. И не видел ничего более странного тоже.
Шелк вздохнул:
Могу ли я говорить как авгур, Гагарка? Я понимаю, что мои слова оскорбят очень многих людей, но Наша Грациозная Фэа знает, что я не хочу оскорблять их. Могу ли я сказать их тебе, Гагарка, хотя бы раз?
Если ты не хочешь, чтобы кто-нибудь услышал то, что ты собираешься сказать, ну, я тоже не хочу.
Совершенно напротив,заявил Шелк, возможно немного слишком горячо.Я бы хотел, чтобы это услышал весь город.
Говори потише, патера, или так и произойдет.
Я рассказал тебе о том, как бог говорил со мной. Помнишь?
Гагарка кивнул.
Я думал об этом, пока мы шли. Откровенно говоря, нелегко думать о чем-нибудь другом. Прежде, чем я поговорил с с этим несчастным Мускусом. Да, прежде чем поговорить с ним, например, я должен был хорошо подумать над тем, что хочу рассказать ему. Но я не подумалили подумал, но недостаточно. По большей части я думал о Внешнем; и не столько о том, что он сказал мне, сколько о том, что вообще побудило его говорить со мной и как это ощущается.
Ты все сделал великолепно, патера,к удивлению Шелка, сказал Гагарка и положил ему руку на плечо.Ты все сделал правильно.
Не согласен, хотя и не буду спорить. Но я хотел сказать, что на самом деле нет вообще ничего странного в том, что я делаю, или в том, что ты помогаешь мне это делать. Разве солнце когда-нибудь уходит, Гагарка? Разве оно когда-нибудь гаснет, словно лампа, которую ты или я можем погасить?
Не знаю, патера. Никогда не думал о таком. Неужели может?
Шелк не ответил; он молча шел по грязной улице, не отставая от Гагарки.
Мне кажется, не может. Ты бы не увидел небоземель во время ночьстороны, если бы оно ушло.
Это все боги, Гагарка. Они все время говорят с нами, в точности так же, как солнце светит все время. Когда между нами и солнцем появляется темное облако, которое мы называем тенью, мы говорим, что это ночь, или ночьсторона, термин, который я никогда не слышал, пока не оказался на Солнечной улице.
Это не совсем ночь, патера. Не в точности. Это значит Ну, посмотри на это вот так. Есть дневной способ вести дела, верно? Обычный способ. И есть другой способ, ночьсторонний, когда ты делаешь все по-другому, когда все на ночной стороне тени.
Мы находимся на ночной стороне тени только полдня,сказал ему Шелк.Но мы на ночной стороне чего-то, что отрезает нас от богов почти постоянно, всю нашу жизнь. И мы действительно не должны, не обязаны там находиться. Я увидел один маленький лучик солнца, и это совсем не должно было быть так странно. Это должно было быть самым обычным делом в витке.
Он ожидал, что Гагарка засмеется, и удивился и обрадовался, когда тот этого не сделал.
* * *
Они наняли ослов у человека, которого Гагарка знал, большого серого для Гагарки и поменьше, черного, для Шелка.
Потому что я должен буду привести его обратно,сказал ему Гагарка.Мы должны вернуть их обоих сегодня ночью. Осел не останется с тобой.
Шелк кивнул.
Они должны поймать тебя, патера, как я и сказал. Ты поговоришь с Кровью, может быть, как ты хочешь. Но только после того, как они поймают тебя. Мне это не нравится, но делать нечего. Так что он тебе не понадобится, чтобы ехать назад, и я не собираюсь терять то, что дал владельцу ослов в залог, потому что на рынке оно стоит вдвое больше, чем эти ослы.
Понимаю,уверил его Шелк.
Сейчас, когда они трусили по узкой тропинке, которую он большей частью вообще не видел, а мыски его единственных приличных ботинок время от времени пинали каменистую землю, слова Гагарки вернулись к нему. Оторвав глаза от небоземель, он крикнул:
Когда мы в городе нанимали этих ослов, ты предупредил, что Кровь, скорее всего, схватит меня. Что, как ты думаешь, он сделает со мной, если поймает?
Гагарка изогнулся и посмотрел на Шелка, его лицо казалось белой кляксой в тени склонившихся над ними деревьев.
Не знаю, патера. Но тебе это точно не понравится.
Быть может, ты не знаешь,сказал Шелк,но ты можешь угадать, и намного лучше, чем я. В любом случае ты знаешь Кровь лучше меня. Ты был в его доме и, я уверен, должен знать несколько человек, которые хорошо знают его. Ты вел дела с ним.
Пытался, патера.
Хорошо, пытался. Все равно ты знаешь, что он за человек. Убьет ли он меня, если я вломлюсь в его дом? Или буду угрожать ему? Я собираюсь угрожать его жизни, если он не вернет наш мантейон Капитулу, при условии, что зайду так далеко.
Я надеюсь, что нет, патера.
Незваное и нежеланное, из глубин памяти Шелка выплыло лицо Мускуса, совершенноено испорченное, как лицо беса.
Я спрашиваю себя, не должен ли я сам забрать свою жизнь, если меня поймают,очень тихо сказал Шелк, хотя Гагарка, на удивление, услышал его.Если поймают, хотя надеюсь, что нет, и я решу больше не жить. Совершенно неправильно забирать собственную жизнь, и все-таки
Гагарка, ехавший на чейн или даже больше впереди, хихикнул:
Убить себя, патера? Да, могет быть, и неплохая мысль. Держи ее в уме, на всякий случай. Ты не расскажешь Крови обо мне?
Я поклялся,напомнил ему Шелк.И никогда не нарушу эту клятву.
Хорошо.Гагарка опять отвернулся; судя по его позе, он напряженно разглядывал тени впереди.
Было ясно, что Гагарка менее чем впечатлился идеей самоубийства, и на мгновение Шелк обиделся на него. Но Гагарка прав. Как он сможет послужить любому богу, если намеривается отказаться от задачи, если та станет слишком трудной? Гагарка совершено прав, что рассмеялся; он, Шелк, ничем не лучше ребенка, отправившегося с деревянным мечом покорять витокчто-то в этом духе он сам сделал не так много лет назад.
Тем не менее Гагарке легко оставаться спокойным и насмехаться над его страхами. Гагарка, который, без сомнения, ограбил множество деревенских вилл, не собирается грабить эту или даже помогать сделать это. Но, напомнил себе Шелк, положение Гагарки ни в коей мере не неуязвимое.
Я никогда не нарушу свою торжественную клятву, клянусь всеми богами,вслух сказал Шелк.Кроме того, если Кровь узнает о тебе и прикажет убить тебяхотя по мне он не выглядит человеком, который сам убивает людей,никто не поможет мне убежать от него.
Гагарка прочистил горло и сплюнул, неестественно громкий звук в душной тишине леса.
Я не собираюсь делать для тебя ни хрена, патера. Можешь забыть об этом. Ты работаешь на богов, верно? Пускай они тебя и вытаскивают.
Да, ты вытащишь, Гагарка,едва слышно прошептал опечаленный этим известием Шелк.
Чихал я на это!
Потому что ты не можешь быть уверен, что я, в конце концов, не расскажу Крови о тебе. Я этого не сделаю, но ты не доверяешь мне. Или, по меньшей мере, не слишком доверяешь.
Гагарка фыркнул.
И так как ты лучше, чем хочешь казаться, знание, что мневозможно, не именно мне, но авгуру, который стал в некотором роде товарищем, хотя бы на одну ночьнужна твоя помощь, поглотит тебя, даже если ты станешь отрицать это сто раз. Таким образом, ты поможешь мне, Гагарка, если сможешь, и, возможно, быстро. Я знаю, что ты спасешь меня. И поскольку ты это сделаешь, для меня будет намного лучше, если Кровь не узнает об этом.
Могет быть, я и пойду с тобой, пока, но это все. А могет быть, отправлюсь в Палустрию года на два-три, пока Кровь не забудет обо мне или не умрет. Люди совсем не такие, как ты думаешь, патера. Могет быть, ты долго учился, но есть много того, чего ты не знаешь.
Что, безусловно, было правдой, признался себе Шелк. По каким-то непостижимым причинам боги засунули био в виток, о котором они ничего не знают; и если бы они стали ждать, пока поумнеют настолько, что смогут действовать, не допуская ошибок, им пришлось бы ждать вечно. Внезапно Шелку мучительно захотелось действительно ждать вечно, как и делали некоторые.
И тем не менее он был уверен, что прав, а Гагарка плохо думает о самом себе. Временами Гагарка возвращался в мантейон, чтобы поговорить с маленькой майтерой Мята; сегодня вечером он убил человекаочень серьезное дело, даже для преступника, потому что у этого Выдры есть друзья,и он убил его только потому, что тот хотел убить великана по имени Мурсак. Гагарка мог быть вором и даже убийцей, но на самом деле у него нет ни таланта к убийству, ни внутренней склонности ко злу. Возможно, даже у Крови нет такой склонности. Он, Шелк, видел кое-кого в стекле Крови и пообещал себе, что с этого мгновения никогда больше не примет нечестность или безрассудство за склонность ко злу.
Но я знаю тебя, Гагарка,тихо сказал он и поерзал в напрасной надежде устроиться более удобно в жестком седле.Быть может, как ты и сказал, я слишком доверяю людям, но относительно тебя я прав. Ты поможешь мне, когда поймешь, что мне это требуется.
Гагарка, еле видимый в темноте, быстро и нетерпеливо махнул рукой:
А теперь помолчи, патера. Мы совсем близко.
Если они и были на тропинке, то теперь точно сошли с нее. Ослы, почти ничего не видя, стали подниматься по склону холма, петляя между камнями; время от времени их омывал загадочный небосвет. На вершине Гагарка слез и стреножил своего осла; Шелк последовал его примеру.
Здесь дул самый слабый из возможных бризов, незаметный, как вор, унося с собой смешанные запахи звездчатого дуба и шелковицы, травы и почти высохшего папоротника, пробегавшей лисицы и самой сущности ночи. Ослы подняли длинные морды, чтобы ухватить его, и Шелк обмахнулся широкой соломенной шляпой.
Видишь огоньки, патера?Гагарка указал на слабое золотое сияние за верхушками деревьев.Это поместье Крови. Мы обогнули его кругом, сечешь? Вот для чего мы сошли с главной дороги. С другой стороны находятся большие ворота из стальных прутьев и травяная дорожка для поплавков, которая идет к главному входу. Видишь извилистую черную линию между нами и домом?
Шелк прищурился и посмотрел, но ничего не увидел.
Это каменная стена. Она такая же высокая, как и это маленькое дерево вон там внизу. По ее верху идут большие шипы, но, я бы сказал, это больше для виду. Если ты забросишь на один из них веревку, тогда, может быть, сумеешь вскарабкаться на стенухотя я не знаю никого, кто попытался бы такое сделать. Но у Крови много охранников, сечешь? Я точно знаю о гвардейцах и большом талосе. И ничего не знаю об остальных. Ты когда-нибудь делал что-нибудь похожее, патера?
Шелк кивнул.
Я так не думаю. Ладно, что должно произойти, то и будет. Ты собираешься попробовать перебраться через стену, при помощи веревки или не знаю чего, только у тебя не получится. И после тенеподъема ты отправишься обратно в город, чувствуя себя хуже, чем дерьмо на улице, и будешь думать, что я посмеюсь над тобой до колик в желудке. Только я не буду. Я собираюсь пожертвовать, потому что ты вернешься живой, усек? Черный баран для Тартара, сечешь? Хороший большой баран в твоем мантейоне, послезавтра, даю тебе слово.