А, к черту все. Спокойной ночи, Питер.
Оуэн резко оглянулся. Покачав седой головой, доктор Краффт вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Когда дверь захлопнулась, фиолетовая вспышка заставила Оуэна повернуться к окну. Он как раз успел увидеть, как неутомимый кипарис на краю скалы подсветила молния, прежде чем преследуемое дерево снова упало в воду.
Доктор!воскликнул испуганный Питер Оуэн.Доктор Краффт!
Он плотно закрыл глаза, бросил голубые эмалевые часы на постель и вслепую потянулся к пиву. Затем открыл векииз страха, что может случайно засунуть руку в открытую пасть гоблина. Когда стакан с пивом в целости и сохранности оказался в руке Оуэна, он снова закрыл глаза и сделал глоток, тихо простонав от удовольствия. Открылась дверь. Донесся непонятный шуршащий звук.
Если это доктор Краффт, входите быстрее,не открывая глаз, сказал Оуэн после долгой паузы.Если вы кипарис, я не могу вам помочь. Уходите. Молния все равно вас настигнет, и тогда нам обоим крышка. Радуйтесь, что вы дерево. Вы не можете сойти с ума. А вот я могу.
Как ты так быстро напился?спокойно спросил доктор Краффт.У тебя же был только один стакан!
Оуэн открыл глаза и с облегчением увидел морщинистое лицо под буйно растущими седыми волосами.
Один стакан?переспросил он.Да вы носите мне пиво всю ночь.
Он встревоженно посмотрел на руки доктора Краффта.
Пиво?спросил доктор.Я?
Он развел пустыми руками.
Ну,слабо ответил Оуэн,мне казалось, что так.
Вон твое пиво,сказал доктор Краффт.Там, где я его поставил. Теперь мне надо найти Макси!
Доктор,поспешно обратился Оуэн.Сколько сейчас времени?
Доктор Краффт посмотрел на электрические часы, показывающие десять тридцать пять. Лежащие на смятой постели голубые эмалевые часы тупо взирали на них. Стрелки показывали десять сорок восемь.
Ровно десять сорок восемь,сказал доктор Краффт, ссылаясь на наручные часы, которые никогда не ошибались даже на секунду.Электрические часы врут. Должно быть, отключали электричество. Такой шторм.
Он подошел к столику и настроил электрические часы. Теперь на них было то же время, что и на голубых эмалевых.
Доктор Краффт,в отчаянии спросил Оуэн, вертя часы в руках,я хочу вас кое о чем спросить. Возможно ли путешествовать во времени?
Краффт меланхолично взглянул на него.
Мы и сейчас путешествуем по времени, Питер,ответил он.
Да, знаю, знаю. Но я имею в видудействительно перемещаться в будущее или прошлое. Кому-то это уже удавалось?
Как можно определить это?спросил Краффт, предлагая Оуэну подумать.Доказательство этого я и ищу в экспериментах по созданию тессеракта. Ты понял? Я построю модель тессерактачетырехмерную модель куба в трех измеренияхи затем попытаюсь освободить свой разум от осознания времени так, что он сможет свободно существовать в паравремени. Я сосредоточу всю энергию своего разума на тессеракте. Должно случиться так, что энергия, перемещающаяся сквозь время, ударит в тессеракт, и он сложится в обычный куб. Инерцияэто инерция, а массаэто масса, как в пространстве, так и во времени. Но это трудно доказать, Питер.
А что могло бы послужить доказательством этого?потребовал Оуэн.Если бы кто-нибудь нашел способ совершать прыжки на десять минут назад, как он сможет это доказать?
Старый ученый покачал головой и с сомнением посмотрел на Питера Оуэна.
Зачем ему это делать, Питер?разумно спросил доктор Краффт.Путешествовать в будущееда. Так можно чего-то добиться. Но ведь ты уже знаешь, что случилось в прошлом. Зачем туда возвращаться?
Я не знаю зачем,закрыв глаза, ответил Оуэн.Но знаю как. Всё эти часы.Он открыл глаза и безумно посмотрел на доктора Краффта.Сейчас я переведу их на пять минут назад и покажу!сказал он.Нет, стойте. Сделайте это сами. Переведите стрелки на пять минут и посмотрите, что произойдет.
Ладно, Питер,пробормотал доктор Краффт.
Вот, попробуйте!
Моргнув, Краффт взял часы и выполнил инструкцию. Не случилось вообще ничего. Краффт ждал. Оуэн тоже.
Затем Краффт вернул стрелки в исходное положение и отдал часы Оуэну, одарив того вопросительным взглядом. Оуэн потупил глаза.
Но это происходило,в отчаянии сказал он.Смотритевсе, что я делал, это...
Оуэн стал крутить маленькую ручку на задней панели часов и смотрел, как минутная стрелка скользит назад...
Спокойной ночи, Питер,сказал доктор Краффт и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.
Оуэн схватил полный до краев стакан с пивом, который, как он знал, стоит на прикроватном столике. Из него не было сделано ни единого глотка. Жадно глотая, он в ужасе смотрел на окно, дрожа от сочувствия к бедному кипарису, даже сейчас взбирающемуся на скалу, чтобы не опоздать на встречу в Самарре. Неизбежно сверкнула молния...
Значит, сейчас он еще вообще не разговаривал с доктором Краффтом о путешествиях во времени. Этого еще не произошло! Как Оуэн мог доказать, что часымашина времени? Видимо, она воздействовала лишь на него одного. Не только ей не мог воспользоваться никто другой, но и у самого Оуэна не получилось бы показать результат действия этих часов, автоматически не стерев последние воспоминания Краффта.
В отчаянии Оуэн осушил стакан с пивом, отбросил его в сторону, выключил ночник и притворился свернувшимся гастроподом, закопавшись под одеяло и ни о чем не думая. Он не смел думать. Если бы он увидел, как чертов кипарис получает еще один удар молнией, то, наверное, спрыгнул бы со скалы следом за ним. Все казалось совершенно невозможным, очевидно, каким-то необъяснимым образом он напился, обезумел и грезил наяву. Оуэн полностью выключил сознание.
И через долгое, долгое время наконец заснул.
Ему приснился странный сон.
Во сне Оуэн был рыбой, бездельничающей в водах тропического моря. Высоко над ним проплывала тень корабля, странно напоминающего гигантский деревянный башмак. Из тени тянулись вниз длинные стержни, медленно изучающие дно моря, как телескопы. Оуэн подплыл к одному из них. Вода текла через его жабры, напоминая об удивительном, необъяснимом напитке времени, который он испил из голубых эмалевых часов будучи человеком. Казалось, это произошло давным-давно.
Пошевеливая плавниками, Оуэн опустился под ближайший стержень и подплыл ближе, вглядываясь в то, что могло быть линзой. Он смотрел прямо в большой внимательный странный голубой глаз...
Оуэн проснулся.
Голубой глаз оказался квадратом ясного голубого неба в окне. Оуэн лежал, глядя на него и не желая принять темноту реального мира. Он все еще не отошел от сна и слабо махал руками, пытаясь плавно выплыть из кровати. Но вскоре понял, что больше не является рыбой. Он был Питером Оуэном, с ужасными проблемами и темным будущим.
Он сел и заранее начал бояться предстоящего дня. Жизнь в качестве секретаря дяди Эдмунда мало чем могла похвастать, особенно сейчас, когда все надежды выхлопотать роль леди Пантагрюэль для Клэр были мертвы. Дядя Эдмунд находился в худших из возможных отношений со всеми, кого встречал, причем сам к этому и стремился! Он даже пытался то и дело поссориться с миролюбивым доктором Краффтом, впрочем, так ничего и не добившись. Со всеми остальными он постоянно и с радостью ругался, и одной из самых сложных обязанностей его секретаря было улаживание этих конфликтов до такой степени, чтобы сохранить С. Эдмунду Штамму жизнь. На тот момент дядя Эдмунд состоял в смертельной вражде с начальником полиции Лас Ондаса и с местным мусорщиком. И всему этому дядя Эдмунд уделял искреннее внимание.
Это делало жизнь посредника между дядей Эдмундом и всем остальным человечеством очень сложной. Но уже завтра Питер Оуэн перестанет им быть. Возможно, умрет, потому что уйти от дяди Эдмунда было все равно что пригласить к себе домой молнию, но смертьэто еще не худший конец.
С несчастным видом Оуэн посмотрел в окно. Скала успокаивала тем, что на ней не было кипариса, и это слегка улучшило настроение племянника.
Что за сон,пробормотал он.
Потому что это должен был быть сон,скорее, два сна: один с пивом и кипарисом, а второй с рыбой и кораблем. В каком-то еще были часы. Или нет? Оуэн глянул на прикроватный столик. Только электрические часы.
Ах, это сон,подумал он.Ясный, но все же сон.
Он говорил это себе,не сильно веря в свои слова,спускаясь на завтрак на нижний этаж.
Необязательно было так торопиться,оторвавшись от овсяной каши, сказал дядя Эдмунд с едкой улыбкой.
Дядя Эдмунд,сделав глубокий вдох, начал Оуэн.Дядя Эдмунд, заткнитесь! Я от вас ухожу.
Затем он задержал дыхание и стал ждать удара, который выбьет из него дух.
В чем же заключалась проблема, которая привела Питера Оуэна к такому опрометчивому решению? Всему причиной была Клэр Бишоп. Вы все помните Клэр Бишоп в киноверсии «Укрощение строптивой» с Джеймсом Мэйсоном, Ричардом Уидмарком, Дэном Дюрэ и Этелем Бэрримором. В такой выдающейся компании можно было ожидать, что дебютантка вроде Клэр окажется в тени, но этого не произошло. Все заметили и запомнили ее. Она была очень привлекательным созданием с копной светлых волос и неотразимой походкой, которое подъехало на зеленом кабриолете в конце второго акта (можно вспомнить, что Голливуд всегда допускал некоторые вольности в обращении со сценарием).
За этим последовал стремительный взлет карьеры Клэр, и таким же стремительным было ее падение из-за нескольких неудачно выбранных картин с ужасными актерами и отвратительным сценарием. Очутившись на дне, она встретила Питера Оуэна. Расцвела любовь. И из любви родилась розовая надежда, что с помощью Питера у нее получится достичь невозможного и сыграть леди Пантагрюэль в будущей постановке. В свободное время Питер Оуэн на крыльях любви сдвинул горы и собрал группу тех, кто был согласен вложить деньги в съемку трех фильмов с Клэр, если «Леди Пантагрюэль» вырвут из неослабевающей хватки С. Эдмунда Штамма.
А это, вообще, было возможно? Питеру нужно было только спросить. Он спросил. С. Эдмунд Штамм, любивший власть как ничто другое, не сказал ни «да», ни «нет». Вместо этого, однако, он заметил, что ему нужен личный секретарь, чтобы делать простую работу за низкую зарплату. Возможно, намекнул он, что если этот личный секретарь застанет его в момент слабости, то он, С. Эдмунд Штамм, вероятно, подпишет договор, передающий права на экранизацию фильма по пьесе «Леди Пантагрюэль».
Вот тут и началась деградация Оуэна. Предыдущий секретарь либо сошел с ума, либо покончил с собойникто не знает наверняка. Грань между секретарем и рабом была прискорбно размытой, но Оуэн храбро сносил все тяготы и лишения, держа в голове красивое лицо Клэр и возможность того, что дядя Эдмунд в конце концов подпишет злосчастный договор.
До вчерашнего дня еще оставалась надежда. Но Клэрэто уже было упомянуто?тоже обладала своенравным характером. Вчера был один из тех редких безмятежных дней, когда С. Эдмунд Штамм, смягченный серией удачных совпадений, зашел так далеко, что намекнул,если Клэр, ее адвокат и договор окажутся в его библиотеке в подходящий момент, он обдумает возможность написать свое имя...
Собеседование закончилось, когда Клэр выхватила пластинку Прокофьева из фонографа и швырнула ее через всю комнату, тем самым выразив предпочтение Шостаковичу, а заодно и неприязнь к талантам С. Эдмунда Штамма, и вместе с этим умерла надежда, что она вообще когда-нибудь сыграет леди Пантагрюэль.
Затем Клэр выскочила из дома, разбив сердце Питера Оуэна и пластинку Прокофьева в библиотеке дяди Эдмунда, разъярившегося, как никогда прежде. Отсюда ночное нападение на несокрушимую запись Шостаковича. Отсюда утреннее отчаяние Питера Оуэна. И, как следствие всего этого, его безрассудный вызов урагану, сидящему с другой стороны кухонного стола.
Ненадолго попав в прошлое, даже без помощи голубых эмалевых часов, мы вошли в кухонную дверь и уселись за стол рядом с Питером Оуэном, уставившимся в лицо С. Эдмунда Штамма и своей смерти. Теперь,если желаете,продолжим историю.
* * *
Дядя Эдмунд... заткнитесь! Я ухожу от вас.
Таков Питер Оуэн. После этого он приготовился к худшему и пожалел, что не может закрыть глаза. Но он не смел. В переломные моменты лучше было следить за дядей Эдмундом как можно более внимательно. И хорошо, что Оуэн так и сделал.
Дядя Эдмунд выглядел не особенно обнадеживающе. Он походил на злобного коршуна средних лет с прилизанными пучками седых волос и заостренным носом, больше напоминающим клюв. Его рот был узкий, маленький, аккуратный и созданный для произнесения язвительных замечаний.
Дядя Эдмунд прервал трапезу и медленно поднял голову, пока слова его личного секретаря вибрировали в утреннем воздухе. Он подливал сливки в овсяную кашу, держа кувшин над тарелкой и одновременно глядя на Оуэна маленькими буравящими глазками, постепенно наливающимися ярко-красным цветом, пока до него медленно доходило значение слов Оуэна.
Ты... что это?со скрежетом отодвигая стул, потребовал дядя Эдмунд глухим голосом.Что ты сказал?
Я сказал, что...Питер Оуэн начал говорить весьма храбро, но так и не закончил. Дядя Эдмунд швырнул кувшин со сливками!
Глава IIIОграбление
Сливки попали Оуэну прямо в лицо. Кувшин разбился о стену за его спиной, и осколки упали на ковер. Доктор Краффт безмятежно покачал седой головой и продолжал потягивать кофе. Ничто не могло возмутить доктора Краффта.
Дрожащей рукой Оуэн вытер сливки с лица. Что он мог сделать, как только снова обрел способность видеть,спорный вопрос. Теперь он считает, что выбил бы дяде зубы первой попавшейся под руку тарелкой. Но тогда у него не было на это времени. Потому что сердечный смех дяди Эдмунда заглушил гул ярости в ушах Оуэна. Захрустела бумага.
Смотри сюда, ты, малолетний дуралей!закричал дядя Эдмунд.Вытри сливки со своей глупой морды и посмотри на это!
И он снова засмеялся, так радостно, так искренне, что сердце Питера Оуэна опустилось, как гирька весов.
«Это» было договором. Вообще, если быть точным,договором, по которому Клэр получала права на роль леди Пантагрюэль. Дядя Эдмунд махал им перед измазанным сливками носом Оуэна, как сочным куском мяса перед собакой.
Возможно, тебе, неблагодарному болвану, станет интересно,сказал дядя Эдмунд язвительным тоном,что этим утром я получил письмо из «Метро», где они наотрез отказались увеличивать сумму, предлагаемую ими за «Леди Пантагрюэль». Ты понимаешь, что это значит? О, нет, конечно же, нет! С чего бы ты вдруг понял? Для этого же требуется ум трехлетнего ребенка, так что, разумеется, нет!
Дядя Эдмунд сильно ударил по столу, заставив посуду затанцевать. Доктор Краффт предусмотрительно поднял свою чашку.
А я тебе скажу, что это значит!проорал дядя Эдмунд.Предложение мисс Бишоп было самым лучшим из всех, что я получил. Ты знаешь это. Сам видел. Поскольку роешься в моей личной корреспонденции...Это было самым нечестным, слезно подумал Оуэн,...нагло читаешь мои письма,продолжал бушевать дядя Эдмунд,и пронюхал, каким было наилучшее предложение. Затем увидел, что мисс Бишоп перекрыла его. Отлично! Небольшая верность семьеэто все, что я прошу. Верность своей плоти и крови и руке, что кормит тебя. Скажешь, это слишком много? Да, думаю, для такой жабы, как ты, это и вправду много. Так что!Дядя Эдмунд снова атаковал стол.Когда ты ворвался сюда, как бешеный тигр, я уже намеревался попросить тебя позвонить мисс Бишоп. Я передумал. Мне нужны деньги, и кому лучше тебя об этом знать, ты, подлый шпион? Если «Метро» не предложит больше, у меня не будет другого выхода. Я поддерживаю твою жизнь в роскоши, а роскошь стоит денег. Янищий. Меня обложили со всех сторон!Дядя Эдмунд свирепо посмотрел на спокойное, погруженное в мысли лицо доктора Краффта, наполовину скрытое чашкой кофе.Меня обложили со всех сторон!закипая от этого зрелища, проревел дядя.Я собирался принять предложение этой мегеры. Слышишь меня, Питер? Если бы не твои оскорбления, я бы осуществил твое желание!
Дядя Эдмунд...начал Оуэн.Дядя Эдмунд, я...
Звук рвущейся бумаги прервал его. Яростно улыбаясь, дядя Эдмунд порвал договор пополам. Сложив обе половины вместе, он разорвал их еще. Четвертованный договор спланировал в тарелку. Дядя Эдмунд взял чашку с недопитым кофе и вылил ее содержимое на клочки бумаги.
Вот!прокричал он.Вот! Можешь теперь сожалеть! Слишком поздно, мой пронырливый юный друг, слишком поздно! Пошел прочь! Сию секунду! Долой с моих глаз! Если не соберешься и не исчезнешь через пятнадцать секунд, я сделаю так, что этот бестолковый начальник полиции посадит тебя за решетку. Пошел вон отсюда!