Каване так и передали. Он принялся возражать, но, к своему удивлению, обнаружил, что нет никаких способов заставить спонсора использовать сценарный отдел, если спонсор того не хочет.
Эмори проводил репетиции с командой актеров и обслуживающим персоналом по утрам, днем сидел с Каргом над списками произведений искусств, а вечерами выполнял свою обычную работу по выпуску очередной пьесы. Это был напряженный график, но он постепенно втянулся. Он обратился в детективное агентство, чтобы они нашли одного одноногого нищего, выпрашивающего подаяние в Манхэттене, и когда его нашли, Эмори предложил ему пять тысяч за исполнение главной роли в новой пьесе. Бывший актер, разумеется, принял это предложение.
Постепенно все шло на лад. Тед Беккер написал воззвание: «Люди всех стран, объединяйтесь!» и нашел где можно размножить этот листок. Пресса работала день и ночь, готовя сто миллионов жителей к взрыву бомбы, Эмори даже нанял эскадрилью вертолетов, чтобы распространять рекламу с воздуха.
Эмори жил по твердому расписанию. Причем для этого ему пришлось разделиться на три части. Одна его часть работала с Каргом и была отделена от другой части, которая готовила еженедельную видеопьесу, а обе они были полностью отгорожены от той части, которая по утрам трудилась над «Нет больше барьеров». Дни мелькали, как телеграфные столбы за окнами вагона. С рекламных плакатов телефакса буквально кричали аршинные слова:
«СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ! НЕ УПУСТИТЕ ВИДЕО СЕНСАЦИЮ ГОДА!»
В релаксомате Эмори услышал разговор:
Ты собираешься смотреть завтра вечером эту пьесу?
Наверняка. Почему бы и нет, после такой-то рекламы?
Вот и я тоже. Мне чертовски любопытно, что это будет за пьеса?
И вот наступил четверг. Днем часы ползли, как улитки. Эмори выпросил у Карга на сегодня перерыв и провел весь день в релаксомате, бесполезно пытаясь сбросить накопленное напряжение.
В семь тридцать он поймал такси в жилой части города и поехал в студию. Это была единственная пьеса, на которой он собирался присутствовать.
Пьесу планировалось показать в тридцать четвертой студии Башни «Трансвидео». Это была запасная студия, редко используемая, и Эмори выбрал ее по одной причине: в отличие от крупных студий наверху эта могла быть полностью отрезана от нежелательных посетителей. И, конечно, было необходимо удерживать сотрудников канала как можно дольше, когда они поймут что это идет за пьеса.
Трое из состава исполнителей Эмори уже стояли на страже у узкого входа в студию. Его они впустили внутрь без проблем, потому что знали в лицо.
Мистер Грабен только что был здесь,сказал один из них.Но он не сказал, чего хочет.
Вы впустили его?
Конечно же нет. Да он и не пытался войти.
Хорошо,сказал Эмори.Если появится Кавана, скажите ему, что меня здесь нет. Не медлите ни секунды. Если он появится, обязательно уведомите меня.
Он вошел в студию. Виглан был уже там, а также Ли Ноерс, Тед Беккет и еще несколько человек. Эмори присоединился к ним.
У вас были какие-нибудь затруднения с проходом в студию?спросил он.
Ноерс покачал головой.
Я просто попросил пропустить своих спонсоров. Они не поверили, но не стали спорить. Может потому, что я показал пропуск.
Эмори снабдил всех теневых членов предприятия пропусками, определяющими их как представителей клиента. А спонсорам невозможно было отказать, даже если этим спонсором являлся Тед Беккет.
Эмори поглядел на часы. До начала пьесы оставалось еще три четверти часа.
Все на местах?спросил он.Операторы готовы?
Ноерс кивнул.
Все здесь и готовы. Они не знают, что будут участвовать в девиационистской пьесеэто скоро поймут все.Он указал на троих дополнительных членов группы.Вот эти парни будут поддерживать актеров во время хода пьесы. Не думаю, что они создадут какие-нибудь проблемы.
А еще мы запрем, разумеется, аппаратную,сказал Беккет.Никто не сможет остановить нас, не обрезав главную магистраль. Конечно, это займет у них время.
Эмори отстранено кивнул. Теперь, когда все было готово начаться, он чувствовал себя спокойным и уравновешенным. Он увидел своих ведущих актеров, стоящих возле стойки с камерой, и направился к ним, чтобы еще раз напомнить им ключевые реплики.
За десять минут до начала пьесы кто-то прикоснулся к его рукаву и сказал:
Пришел мистер Кавана, сэр.
Один?
Да, сэр.
Ладно. Пропустите его сюда и заприте за ним дверь в студию.Эмори усмехнулся.И приготовьте хорошую прочную веревку. Вам понятно?
Кавана ворвался в студию точно буря, сметая всех со своего пути. Добравшись до Эмори, он без всякой преамбулы заявил:
Ну и какой же трюк вы придумали на этот раз, Эмори?
Боюсь, что я не понимаю вас, Дэйв.
А я боюсь, что вы прекрасно все понимаете! Охранники студии внизу сказали мне, что Ноерс и Беккет пришли сюда с пропусками спонсоров! Как, черт побери, это произошло? И кто все эти актеры? Они вообще не работают на канале! Почему вы не дали мне заранее просмотреть сценарий этой пьесы?Говоря, он хмурился все сильнее и под конец потребовал:Что это вообще за пьеса, черт побери?
Это девяностоминутная девиационистская пьеса,спокойно ответил Эмори.Думаю, это будет забавно.
Кавана сделал шаг назад. Мгновение он молчал, словно прикусил себе язык, затем сказал:
Девиационистская пьеса? Джон, не шутите так со мной.
Я сказал вам чистую правду,ответил Эмори.
Внезапно Кавана пришел в себя. Он развернулся и побежал к двери, крича:
Вы все арестованы! Это измена! Эта пьеса не может пойти в эфир!
С этими криками он добрался до двери.
Держите его, парни,тихим, но властным голосом сказал Эмори.
Появились два актера и схватили Кавану. Эмори подошел к ним и увидел белое от ярости лицо руководителя сценарного отдела.
Кавана вырвался на свободу, и Эмори схватил его. Он был почти на голову выше Каваны и вдвое тяжелее.
Руки прочь!рявкнул Кавана.Вы все арестованы. Как только я выйду отсюда...
Вы не выйдете отсюда,сказал Эмори и кулаком ударил Кавану в скулу.
Кавана отпрянул, словно ужаленный, лицо его было мертвенно-бледным от ярости, и внезапно он выбросил руку, целясь Эмори в грудь. Эмори заблокировал его удар быстрым движением левой руки, а правой ударил Кавану снизу в подбородок. Кавана пошатнулся, Эмори ударил его в живот, и руководитель сценаристов потерял сознание.
Свяжите его и отнесите в кладовую,велел Эмори.Держите двери студии запертыми.Он взглянул на часы.Все по местам. Начинаем двухминутный отчет.
Он занял место в дальнем конце студии, а пораженные операторы с белыми лицами готовили свою аппаратуру. «Нет больше барьеров» была готова начаться.
Пьеса открылась кратким приветствием и прологом, состоящим из быстрого исторического пересказа мировых событий. Актер, отобранный за сильный, энергичный голос, рассказал о разделении между полушариями после Второй мировой войны, и по мере того как шли годы, стали появляться все новые барьеры, пока, фактически, война стала невозможна, но уровень идеологии вознесся на небывалую высоту.
Он продолжал рассказывать как волна изоляционизма распространилась по стране во время прошлого поколения, как, подобно черепахе, Америка прервала все контакты со странами по другую сторону моря.
До сих пор это был только рассказ. Затем ведущий сказал:
Эти барьеры существовали слишком долго. Мы верим, настало время для того, чтобы их убрать, чтобы мир снова объединился в гармонии, со свободной торговлей и контактами между странами.
На сцену вышли четыре скудно одетые девушки как представители других стран, предназначенные для того, чтобы смягчить острый укол девиационистского выпада. И началась пьеса. Тут же зазвонил телефон студии.
Я возьму трубку,сказал Эмори, направившись в звуконепроницаемую кабинку. Там он взял трубку.
На экране появилось лицо Грабена. На этот раз руководитель редакции утратил свое вечное глянцевое спокойствие.
Джон, что, черт побери, там происходит? Почему заперта дверь в студию?
Просто так проще,пожал плечами Эмори.А почему бы и нет?
Вы не можете выпустить в эфир эту уклонистскую грязь,сказал Грабен.Где Кавана?
Он здесь, в студии. Но вы не можете поговорить с ним. С ним приключился... э-э... небольшой несчастный случай, и мы вынуждены были связать его, чтобы помешать ему причинить себе вред...
Мы отключим вас!бессвязно забормотал Грабен.Мы бросим вас всех в тюрьму на долгие годы! Джон, вы с ума сошли? Почему вы делаете это?
Да просто так вот,сказал Эмори и повесил трубку.
Он вышел из кабинки и почти немедленно был перехвачен Ноерсом и Беккетом.
Звонил Грабен,сказал Эмори.Он начал наверху смотреть пьесу и теперь просто безумствует. Скорее всего нас отключат в любую минуту.
Им потребуется по крайней мере десять минут, чтобы добраться до главной магистральной линии. К этому времени все уже будет сделано,сказал Ноерс.А через десять минут после этого до нас доберутся парни из безопасности. Джон, сообщите всем, чтобы в ту же секунду, как нас отключат, они бежали. Они не смогут поймать всех.
Но Эмори лишь улыбнулся.
У бедного Грабена, должно быть, случился инфаркт! Сто миллионов зрителей глядят весь этот уклонизм!
Пьеса длилась ровно шестнадцать минут, на шесть минут больше, чем рассчитывал Ноерс, когда писал сценарий. И за эти шестнадцать минут прошла такая открытая интернационалистическая пропаганда, какой Америка публично не слышала уже четверть века.
Эмори сидел в дальнем конце студии посреди тесно сплотившейся группы и смотрел как идет пьеса. Он чувствовал в груди теплое удовлетворение. Его заключительная видеопьеса была лучшей. Актеры, не являвшиеся сотрудниками канала (хотя большинство из них работало тут какое-то время, прежде чем их выкинули по обвинению в девиационизме), играли отлично, доводя до зрителей все скрытые нюансы Эмори, которые он так любил и которые были так необходимы в подобных постановках. Они играли так, словно ими управляла чья-то невидимая рука.
Что же касается воздействия пьесы на население, приученное верить всему, что они видят на видео... Эмори просто был не способен оценить это воздействие. Противники интернационализма действовали тупо и прямо. Цензура вырезала любые возможные интернационалистские намеки, и власти думали, что таким образом могут сохранить изоляционизм. Но вместо этого они высушили его и надоели народу хуже горькой редьки. Эмори думал о том, что сообщат разные агентства по опросу.
Восемнадцать минут. Девятнадцать.
Вероятно, Грабен к настоящему моменту уже добрался до магистральной линии,сказал Ноерс.
Секунду спустя, прежде чем кто-то успел согласиться или начать спорить, свет замигал и погас. Софиты умерли. Яркое оранжевое сияние сцены медленно растворилось в темноте. Эмори тут же запрыгнул на сиденье стула и закричал:
Народ, послушайте меня! Нас отключили, но, думаю, мы им дали хороший пинок. Теперь нужно как можно быстрее убираться отсюда. Идите, но не бегите, к двери... А как только окажетесь снаружи, неситесь как ветер, во всех направлениях. Постарайтесь не бежать все вместе, а рассыпаться в разные стороны. Тогда они не смогут поймать всех.Он спрыгнул со стула.Отпереть дверь студии!крикнул он.
А что делать с Каваной?спросил Ноерс.
Эмори пожал плечами.
Нам не нужны заложники. Оставьте его здесь. Его найдут достаточно быстро.
В полумраке он видел как открылась дверь студии и участники пьесы побежали через нее, все еще в костюмах: некоторые девушки полуголые, а многие мужчины в диковинных иностранных нарядах. Секунду Эмори смотрел на это, пока Ноерс не дернул его за рукав.
Идемте, Джон. Вы будете интересовать их прежде всего. Давайте, уходим!
Эмори побежал, появился в зале и увидел как Грабен и еще несколько сотрудников канала кричат и машут руками на бегущих актеров, но безопасников пока что не было видно.
Держитесь подальше от лифтов!закричал Эмори.Вероятно, они уже охраняются вооруженными охранниками, и там всех поймают.Он взглянул на Ноерса и добавил:Идите туда, мы должны разойтись.
И сам он пошел в противоположном направлении, по обшитом панелями коридору, мимо каких-то кабинетов, складских помещений для софитов и камер. Позади он слышал крики.
Вот и лестница. Он включил фонарик и побежал вниз, перепрыгивая сразу через три ступеньки и одной рукой крепко держась за перила. Нужно много времени, чтобы пробежать тридцать четыре лестничных пролета. Он все бежал и бежал, бесконечно бежал вниз, и стук каблуков отчаянно разносился в тишине.
При этом его охватила странная бодрость, тем более странная в беглеце. Сердце его стучало, все чувства оказались обостренным. Крик позади становился все тише с каждым лестничным пролетом.
Когда он достиг уровня улицы, то увидел припаркованные перед огромной Башней серые грузовики Корпуса безопасности. Эмори несколько секунд постоял, чтобы выровнять дыхание, глядя как к зданию мчатся безопасники. Он надеялся, что большая часть труппы уже убежала и сейчас находится на пути к трущобам, которые они называли своим домом. Еще он подумал о том, будет ли сопутствовать удача его главному, безногому актеру и сумеет ли он убежать, а затем подумал, сумеют ли убежать Беккет и Ноерс.
Затем он вышел из здания, подняв воротник, хотя стоял теплый июльский вечер. Возможно, его узнают из-за роста, а может и нет. Но Эмори понимал, что нужно идти, причем идти быстро, пока все не закончится так или иначе.
Быстрым шагом он прошел на Пятидесятую стрит, а там нырнул в магазин. Продавец стоял за продовольственным прилавком и что-то передвигал на полке. Эмори спокойно и быстро прошел к будке видеофона-автомата у дальней стены магазина, и его не заметили.
Вероятно, ему все же придется куда-нибудь пойти. Разумеется, сегодня вечером небезопасно возвращаться домой, а может, он вообще никогда не сможет вернуться туда. Конечно, в первую очередь он должен покинуть территорию города вместе с пригородами.
Но у него еще было к кому обратиться за помощью. Он сунул монету в прорезь и набрал номер Карга.
Затем он стал ждать, ожидая появления на маленьком, старомодном экране будки уже знакомое лицо инопланетянина. Но телефон продолжал звонить... тринадцать, четырнадцать, пятнадцать раз. Эмори недоуменно смотрел на свое отражение в темном экране. Почему Карг не отвечает? Где сейчас могут быть инопланетяне?
Эмори раздраженно повесил трубку, набрал оператора и дал ему номер Карга.
Дело очень важное,сказал он,а я почему-то не могу связаться. Может, вы попробуете за меня.
Разумеется, сэр,раздался ровный, словно механический, голос, но экран оставался мертвым, а минуту спустя тот же голос сказал:Простите, сэр. Этот номер удален из книги.
Что значит удален? Что это значит?
Это значит, что тот, кто использовал этот номер, покинул свой адрес проживания и больше не хочет пользоваться телефонной связью, сэр. Мне очень жаль, сэр. Могу я что-нибудь еще сделать для вас, сэр?
Нет-нет,сказал, нахмурившись, Эмори.
Он повесил трубку и услышал как звякнула монета в коробочке возврата. Карг уехал? Когда? Куда?
Он открыл дверь будки. Часы над продовольственным прилавком показывали девять тридцать. Прошел всего лишь час с тех пор, как все завертелось. Эмори сунул никель в прорезь телефакса, думая о том, успели ли что-то написать о пьесе в девятичасовом выпуске?
Из прорези, слегка трепеща, появилась бульварная газетенка. Эмори схватил ее прежде, чем высохли чернила, и начал просматривать. Нет, ни единого упоминания о какой-то необычной пьесе этим вечером. Или было еще слишком рано, чтобы об этом сообщил факс, или власти решили сознательно проигнорировать существование этой пьесы. Последнее наиболее вероятно, подумал он.
Ссутулившись, он подошел к прилавку и заказал сэндвич. Экран магазина, как увидел Эмори, был настроен на канал «Трансвидео», но там показывали какое-то безвкусное варьете.
Он ткнул большим пальцем в сторону экрана.
Эй, Мак, сегодня ведь вроде бы должно пойти что-то захватывающее? Что-то там о барьерах?
Человек за прилавком был робкий, маленького роста, с острым подбородком и постоянно отворачивающимися глазками, к тому же он носил странные розовые контактные линзы.
Вы хотите сказать,хихикнул он,что не слышали, что произошло?
Эмори подался вперед.
Нет. А что произошло?