Ладно,прервал его Херли.Вы играете какую-то сложную игру, мистер режиссер Эмори. Я не знаю, какие у вас намерения, но мы заключим соглашение. Вы даете мне главную роль в одной из ваших пьес, а я в своей программе гарантирую, что вставлю несколько подрывных замечаний. Но предупреждаю вас, что они будут тонкими. Очень тонкими. В них не будет ничего откровенного. Иначе я могу лишиться работы.
Эмори смотрел, как исчезает имидж доморощенного философа. Херли стал теперь бизнесменом, прямым и жестким. Эмори протянул ему руку.
Тонкие замечанияэто все, что нам нужно. Так и должно быть. Мы заключаем соглашение?
Заключаем,сказал Херли, обмениваясь с Эмори рукопожатием.
На следующей неделе Эмори глядел шоу Хэла Херли, заставляя себя слушать бесконечную пустую болтовню и выносить плохую игру на гитаре в течение почти часа, задаваясь вопросом, собирается ли Херли поступить в соответствии с соглашением или нет. Контракт, по которому Херли предлагалось сорок пять тысяч долларов за одно появление в «Часе драмы», с возможностью продолжения, уже лежал неподписанный в столе Эмори.
Шоу почти закончилось. Внезапно, в перерыве между игрой на гитаре, Херли усмехнулся своей улыбкой, покорившей сердца тысяч зрителей, и заявил:
Мой дедушка был великим любителем путешествий. В свое время он объездил весь наш мира умер он в девяносто восемь лети раньше он пел мне некоторые хорошие песенки из стран, лежащих за океаном. Сейчас мне вспомнилась одна древнеанглийская мелодия, которую я услышал, сидя на коленях у старика, когда еще носил детский комбинезончик...
И Херли начал играть что-то, в чем Эмори с трудом узнал «Зеленый листок», замаскированный обычным его стилем игры на гитаре. Но среди аккордов и устойчиво повторяющимся ритмом Эмори все же сумел различить знакомую старую мелодию. Он улыбнулся.
Херли получит свой контракт. Семя брошено в землю. Первое нападение на барьеры, разделяющие мир, стало набирать ход. Даже сам простой намек на то, что за океаном есть какие-то страны, которые сочиняют подобные песенки, был уже достоин того, чтобы взять Хэла Херли на главную роль в видеопьесе.
Позже Эмори позволит себе стать более открытым. Но сейчас была необходима осторожность, пока компания не пошла полным ходом.
Следующим шагом нужно встретиться с Родом Гарсоном, конкурентом Херли в студии «Юниверсал», и сообщить ему, что Херли взял новый курс и начал поддержку интернационализма. Гарсон был достаточно умен, чтобы подражать любой идее, при думанной Херли, и скоро «Юниверсал» должен тоже заболеть этой лихорадкой.
У Эмори были также и другие планы. Подумав о них, он улыбнулся. Для развития компании требовалось изящно возрождать классические пьесы, и Эмори чувствовал почти такое же острое наслаждение, какое, возможно, чувствовал бы, работая с пьесами Расина или Мольера. Постепенное внедрение сотен мелких намеков, небольших нюансов, почти незаметных тонкостей должно привести к одному великому кульминационному моменту. Такая работа, радостно думал Эмори, будет моим самым большим триумфом как режиссера!.
Прошли три недели. Они были наполнены сложными маневрами на многих уровнях, тщательным, придирчиво запланированным размещением подтекстов тут и там в различных видеопьесах. Эмори развивал свой заговор, словно прирожденный заговорщик.
Он продолжал ежедневные встречи с Каргом, и пока сидел в тихом кабинете, все вроде бы было безмятежно. Они с инопланетянином систематически перебирали произведения мирового искусства, и Эмори так строго контролировал себя, что даже не допускал не единой мысли об истинной цели Карга, пока находился в присутствии инопланетянина. Он даже странным образом полюбил это существо. Карг выказывал яркое, безграничное рвение учиться, что произвело на Эмори впечатление, а также он был открыто дружелюбен и весел.
К тому же, в Башне «Трансвидео» Эмори работал неистово, частенько отводя того или иного актера в сторону, чтобы пояснить ему особые оттенки фраз, несколько раз изменял реплики пьесы на заключительной репетиции. К счастью, Кавана и Грабен уделяли внимание какому-то другому месту, давая Эмори больше свободы, чем у него могло бы быть, если бы они присутствовали на всех репетициях, как делали время от времени.
И релаксомат, ухо Эмори, прижатое ко всему миру, показывал признаки кое-каких изменений. До него доходили обрывки разговоров: в некоторых репликах Эмори узнавал свои собственные рассуждения, внедренные в пьесы.
Он видел, что его работа не проходит даром, и радовался. Общественное мнение постепенно изменялось. Оставалось еще много времени до того, как Карг улетит со своей коллекцией и вместо него появится армия захватчиков.
Хэл Херли появился в новой пьесе, которую поставил Эмори, а написал Ли Ноерс, и все рейтинги подскочили на астрономическую высоту. Херли, Ноерс и Эмори получили премии и похвалы от Грабена. Кавана оставался на заднем плане, кисло бурча поздравления.
Эмори иногда встречался с Беккетом, Нойерсом, Вигланом и некоторыми другими, из которых сформировалась основная группа, агитирующая за антиизоляцию. Они были полны идей и энтузиазма, но Эмори видел, что все смотрят на него как на лидера. Он единственный находился в таком положении, что мог прямо действовать через пьесы. Остальным препятствовал отдел сценариев и другие формы цензуры.
Шли дни. Эмори получил сценарий от Мэтта Виглана под названием «Гордость, ведущая к падению», в котором было спрятано не менее четырех скрытых интернационалистических ссылок, избежавших топора сценарного отдела, и засучив рукава принялся за работу, готовя пьесу к следующей неделе. Но от работы его оторвал неожиданный телефонный звонок.
Он схватил трубку.
Да? Кто говорит?
В ответ на экране появилось квадратное, непривлекательное лицо Дэйва Каваны. Глава отдела сценариев выглядел еще более мрачным чем обычно, в его твердых глазах то и дело сверкал какой-то огонек, а тонкие губы были плотно сжаты и бледны.
Что вам, Дэйв? Я занят новым сценарием Виглана,раздраженно сказал Эмори.Концепция все еще не разработана, и...
Вы могли бы прерваться, чтобы повидаться со мной?спокойно спросил Кавана.
Эмори пожал плечами.
Я буду в студии в восемь вечера на репетиции. Что если я загляну к вам где-то около семи тридцати? Ладно?
Нет, не ладно,сказал Кавана.Я хотел бы увидеть вас прямо сейчас.
Что-то в его тоне подсказало Эмори, что лучше не спорить. Вскипев в душе, он спокойно сказал:
У меня есть планы на этот день, Дэйв. Это так срочно?
Да. А насколько срочны ваши планы?
Так себе.
Тогда сломайте их об колено. Я буду ждать вас через час.
Эмори почувствовал как по спине катится холодный пот. Как бы высоко ни было его собственное положение, Кавана стоял все равно выше него на иерархической лестнице, а строгое соблюдение иерархии было законом видеобизнеса. Кавана очень редко давил так на Эмори. Вероятно, у него были серьезные основания и какие-то особые причины сегодня. У Эмори были мысли насчет этих причин, и он надеялся, что окажется неправ.
Кавана сидел за широким столом из натурального дерева, отполированном так ярко, что его отблески заставили Эмори вздрогнуть. В поведении главы отдела сценария или в его голосе, когда он заговорил, не было совершенно ничего дружеского.
Садитесь, Джон. Сигарету?
Эмори машинально взял сигарету и небрежным движением большого пальца отщелкнул самовозгорающуюся капсулу. Он дважды затянулся и стал ждать.
У меня здесь сценарий,сказал Кавана.Ли Ноерс прислал его этим утром. Возможно, вы знаете, что я читаю все сценарии, которые лично посылают наши писатели, и даю рекомендации отделу относительно необходимых изменений, которые они должны туда внести.
Знаю,сказал Эмори.
Кавана достал из стола твердую зеленую картонную папку и резко открыл ее. В ней лежала стопка напечатанного сценария. Эмори прочитал вверх ногами название: «Мистер Миллер встречает любовь» Ли Ноерса. В принципе, эта пьеса была достаточно безопасна. Мельком подумал о том, что туда мог вставить Ноерс.
Кавана подхватил выскользнувшую из папки записку.
Я внимательно прочитал эту пьесу, так же внимательно, как читаю каждую пьесу, которая ложится на мой стол, особенно когда она подписана Ли Ноерсом. Это очень интересная пьеса. Но в ней есть семь различных интернационалистических намеков плюс один диалог на ту же тему, так что, в общем, пьеса совершенно безнравственна. И написано неаккуратно. Такая пьеса вызывает у старого театрала, как я, лишь содрогание, Джон. Я даже не могу ее отправить в отдел.
Контракт Ноерса допускает определенный процент брака, не так ли?натянуто сказал Эмори.Почему вы побеспокоили меня из-за какой-то паршивой пьесы? Я ведь не агент Ноерса.
Кавана улыбнулся, и улыбка его была не из приятных. Перед Эмори мелькнули кривые желтые зубы. В отличие от Ван Грабена Кавана не потрудился заменить свои натуральные зубы белоснежными искусственными.
Я отвечу по порядку на все ваши вопросы, Джон. Во-первых, контракт Ноерса больше ничего не допускает. Я аннулировал его контракт час назад, и на данный момент Ноерс уже у нас не работает. Разумеется, причиной я назвал девиационизм. Все его пьесы переполнены им.
Эмори нахмурился, но ничего не сказал. Ноерс уже много недель ждал, когда опустится этот топор. Вероятно, в этой пьесе он зашел слишком далеко, возможно, даже сознательно ускорив события.
Во-вторых, Джон, а также и в-третьих, я побеспокоил вас по поводу этой пьесы потому, что обнаружил определенные нездоровые тенденции в вашей собственной работе. Например, пьеса, которая прошла в прошлую среду, содержала целых четыре реплики, которых не было в одобренном сценарии, вышедшем из моего отдела.
Я ничего не знаю об этом, и...
В этих репликах,спокойно продолжал Кавана, доставая отпечатанный листок бумаги из ящика стола,упоминаются блюда, которые в ходу в латиноамериканских странах, а также рис, являющийся основным продуктом восточных стран, один случай из английской истории и намек на безрассудное поведение французских женщин. Четыре прямые интернационалистические ссылки, и всех их не было в пьесе после того, как мой отдел очистил сценарий.
У Эмори зашумело в ушах, так что он едва слышал голос Каваны. Он уставился на его лицо, ставшее почему-то шире обычного, на тонкогубый рот и покрытые прыщами щеки. А ледяной голос Каваны все жужжал и жужжал у него в голове.
Это показалось мне весьма странным, Джон, и я перепроверил ваши последние три пьесы. И еще более странным показалось то, что все они внезапно возникли после шоу Хэла Херли, а также вскоре после того, как Херли сыграл главную роль в вашей пьесе от четвертого мая.
Эмори почувствовал, что в горле у него внезапно пересохло.
К чему вы ведете, Дэйв? Вы называете меня девиантом?
Я просто предупреждаю вас, а никем не называю... пока что. Вы один из самых наших прекрасных режиссеров, Джон. Я бы не хотел, чтобы вы пошли дорогой Теда Беккета и Ли Ноерса.
Вы косвенно обвиняете меня в подрывной деятельности. Вы обвиняете меня в тех вещах, которые внезапно появились в моих постановках.
Да вовсе нет!рявкнул Кавана.Не надо говорить за меня. Я просто обращаю ваше внимание на определенные случайные ошибки и выражаю надежду, что вы сумеете избежать их в будущем. Иначе...
Иначе что?
Иначе мы, с сожалением, будем вынуждены аннулировать ваш контракт, Джон. Это причинило бы нам боль. Мы уважаем вас и ваш талант. А выталант, Джон, что очень редко в нашем бизнесе. Вы настоящий талант.
Не надо осыпать меня стандартной видеолестью,вспыхнул Эмори.Это у вас не очень убедительно получается, Кавана.
Ладно,сказал Кавана очень тихим голосом, который был гораздо опаснее, чем любой гневный крик.Буду говорить начистоту: мы собираемся очень тщательно контролировать ваши постановки. Если что-то найдем, то просто уволим вас. Наш бизнес не может вынести подрывной деятельности. Нам не нужны проклятые девианты-уклонисты, наполняющие головы наших зрителей грязью и интеллектуальным мусором. Понятно?
Вот теперь я все понял,сказал Эмори.Спасибо, что ясно объяснили мне, Дэйв.
Пожалуйста. Я надеюсь, что вы прислушаетесь к моим словам, Эмори. Вы не такая уж крупная фигура, чтобы мы не могли вас сломать. Каждое мое слово уже получило одобрение Грабена. Мы долгое время наблюдали за вами. И не потерпим всякой дряни. В конце концов, у нас есть обязанность перед нашими зрителями. И мы должны думать о наших клиентах. Мы...
А теперь вы злитесь, Дэйв. Успокойтесь.
Эмори усмехнулся прямо в лицо главе сценаристов, встал, погасил сигарету об атласную оборку стола Каваны, повернулся на каблуках и ушел.
Он спустился на лифте в свой кабинет, находящийся на десять этажей ниже кабинета Каваны. Там он набрал номер Ноерса. Как только худое лицо писателя появилось на экране, Эмори сказал:
Кавана только что вызывал меня на ковер. Он сказал, что уволил вас.
Примерно час назад. Я думаю, он выявил несколько тайных вставок в моей последней пьесе. Я справлюсь, хотя... Мой агент уже договаривается, чтобы я писал пьесы для «Юниверсел» за полцены под другим именем.
Хорошо. Но Кавана перехитрил меня, он раскрыл всех нас.
Что именно он сказал?
Эмори коротко пересказала ему беседу с Каваной. Ноерс нахмурился, криво усмехнулся и наконец заявил:
Другими словами, у нас теперь в запасе мало времени. И вас тоже могут подцепить на крючок в любой день, Джон.
Да знаю я.У Эмори внезапно пронеслось в голове, а стоит ли так рисковать, стоит ли вести дальше этот безумный заговор и жертвовать собой, не лучше ли отказаться от своих планов, но он выкинул эту мысль из головы.Сколько наличных мы можем немедленно собрать?
Девяносто видеоминут стоят пятьсот тысяч,сказал Ноерс.Я не могу много дать в виду моей нынешней безработицы. Не больше, скажем, тридцати тысяч. Мэтт Виглан даст еще сто тысяч. А вы сколько?
Я тоже дам сотню тысяч. Беккет мало чем может помочь, но участие может принять еще Херш Каймэн.
Тогда денег нам хватит,сказал Ноерс.Я напишу сценарий. Вы подберете актеров. Виглану мы позволим вести переговоры, разумеется через его агентов, так как он единственный из нас находится на хорошем счету, насколько нам известно.Ноерс усмехнулся и добавил:Мы свалим их, Джон. Мы действительно их прикончим.
Надеюсь, что так,сказал Эмори.
Пьеса была названа «Нет больше барьеров», девяностоминутная видеофеерия, и все средства массовой информации за последние недели были переполнены ее рекламой. Эмори удалось собрать больше миллиона на производство, половина из которого пошла на оплату времени «Трансвидео», а остальное на рекламу и зарплаты сотрудников. Режиссер, сценарист и часть команды работали бесплатно, что значительно уменьшило расходы.
Пьеса пробудила огромный интерес, который рос с каждым днем, приближавшим ее выход в свет. Имена Джона Эмори и Херли были наиболее заметными в связи с нею: Эмори в качестве режиссера, а Херли как звезда экрана. На самом деле Эмори с самого начала знал, что Херли не появится в пьесе. Люди, которые примут участие в создании «Нет больше барьеров», все без исключения, закончат свою карьеру в видеобизнесе той ночью. Херли не хотел подвергать опасности свое будущее, но он принял тридцать тысяч долларов за использование своего имени при условии, что в конце пьесы будет объявлено, что он отказался от участия в ней.
Эмори уговорил его пойти на это. Имя Херли было огромным активом. Разумеется, люди, которые буквально фанатеют от него, будут смотреть пьесу, по крайней мере первые десять минут. А именно эти минуты имели значение.
Что касается спонсора программы, то весь канал и любой сотрудник знали, что время для этой пьесы купила организация под названием Лига Свободы. Все видеоканалы продавали время лицам, предлагающим самую высокую цену, так и тутчеловек вел все переговоры через агента по имени Бартироун и подписал документ, в котором было обещано, что клиент не планирует показать пьесу атеистическую, безнравственную, подрывную или девиационистскую. Это была страховка, необходимая видеоканалу. Несколько позже Лига Свободы отказалась от услуг отдела сценариев.
Кавана очень упорствовал,сообщил Бартироун Эмори.Он настаивал, что все используют его отдел и никакая пьеса не выходит в эфир без печати одобрения отдела. Но в нашем договоре купли-продажи нет ни единого пункта, где было бы обязательно, чтобы мы непременно пропустили пьесу через отдел Каваны. Он говорит, что это поможет позже в случае неприятностей с законом.
Передайте ему,сказал Эмори,что у Лиги достаточно денег, чтобы пойти на любой судебный процесс, который может быть возбужден, таким образом мы сами поработаем над пьесой не хуже сценарного отдела.