Ты единственный, кто способен с этим справиться, Джеймс.
Команда не сводит с меня глаз, когда я подхожу к коробке и медленно открываю откидную крышку.
Внутри лежит маленький предмет: серебряная сумка со значком биологической опасности.
Это органическое вещество, поясняет Гарри, наклоняясь вперед, чтобы встать рядом со мной за столом, образец. Мы думаем, что сущность, создавшая его, прибыла на Землю сразу после вашего ухода. После паузы он добавляет: Нам нужно, чтобы ты сказал нам, что с этим делать.
Я больше не могу устоять перед тайной ни секунды. Осторожно сняв печать с пакета, я заглядываю внутрь: там белый и как будто опухший предмет размером с мою руку.
Мое лицо расслабляется, когда я понимаю, что это такое. Я медленно киваю.
Вы, ребята, весельчаки. В самом деле.
Всех разрывает неконтролируемый смех.
И вот этим вы занимались, пока меня не было? Я пытаюсь быть серьезным, но не могу больше сдерживаться. На моем лице появляется улыбка, и я качаю головой, стараясь не смеяться.
В моих руках подгузник.
Это и есть уровень зрелости команды самых гениальных людей, на которых мир надеется, что они его спасут? Шутки про подгузники?
Лицо Гарри снова становится серьезным, и он шепчет:
Нам нужно, чтобы ты сказал нам, что с этим делать, Джеймс. Он делает паузу. Ты единственный, кто может с этим справиться.
После этого хохот начинается по новой. Улыбается даже стоящий в дверях Оскар, который внимательно изучает окружающие его лица, старясь запомнить их реакции.
Именно тогда я понимаю, что на самом деле, судя по весу, в подгузнике что-то есть. Да неужели Из-за странной смеси ужаса и любопытства я медленно расстегиваю подгузник, открывая темно-коричневый шарик. Нет Ну не могли же они
И снова, симулируя серьезность, Гарри повторяет свои предыдущие слова:
Это органично.
Григорий отрывается от группы и подходит ко мне, держа руку в кармане.
Не беспокойтесь, Джеймс. Я пришел к вам на помощь.
Русский инженер разворачивает бумажный пакет и достает бублик. Прежде чем я успеваю отреагировать, он берет у меня подгузник, выливает клейкое коричневое содержимое на бублик и складывает пополам Потеряв дар речи, я смотрю, как он откусывает.
Он пожимает плечами, произнеся с набитым ртом:
Что? Не похоже, что они еще будут когда-нибудь производить Nutella.
* * *
После серьезного обсуждения с командой насущных вопросов мы с Оскаром спускаемся в подвал штаб-квартиры НАСА, в лабораторию, к которой имеют доступ только он и я. Это место, где я работал над секретным проектом, который, как я думал, сможет спасти человечество от грядущей войны.
Когда я вхожу в комнату, светодиодные фонари включаются автоматически, освещая пещерообразное пространство с его бетонными стенами и полом и металлическими балками над головой. Мои шаги эхом отдаются вокруг, когда я иду к своему прототипу.
Просыпайся. Запустить проверку системы, зову я.
Меня зовут Оливер. Все системные тесты прошли успешно.
Оливер выглядит точно так же, как Оскар, но при этом обладает значительными программными обновлениями. Одним словом, Оливер создан для битвы: на Земле или в космосе. Если у нас будет хоть какой-то шанс победить Сеть, нам понадобится много андроидов, подобных ему.
* * *
Офис Фаулера похож на мой: минимум украшений, стена, увешанная плоскими мониторами, и семейные фотографии на столе.
Самый большой настенный экран отображает в реальном времени недавно отстроенную Международную космическую станцию, сверкающую на фоне черноты космоса. Она была сконструирована тремя мировыми сверхгосударствами: Атлантическим Союзом, в котором живем мы с Эммой, Странами Каспийского Договора, в котором проживают выжившие из России и Ближнего Востока, и Тихоокеанским Альянсом, ставшим домом для жителей бывшей Азии. Моя команда была тесно связана с проектированием и строительством, включая консультации с Эммой. Она была командиром миссии на борту оригинальной МКС, когда Сеть разрушила ее, убив всю ее команду. Я думаю, что работа на новой станции была для нее сродни мощному успокоительному. На самом деле, для всех нас это было символическим достижениемпримером того, чего мы можем достичь за короткий промежуток времени, если будем работать вместе. Но что более важно, МКС является практическим инструментом защиты Земли. Новая станция будет намного больше, чем последняя: это будет верфь, и на ней мы построим флот, который будет защищать человечество.
Наш план защиты Земли состоит из двух частей: беспилотники и космические корабли.
Наши беспилотники «Центурион» будут способны как вести наблюдение, так и атаковать противника. Большая часть из шести тысяч «Центурионов», которые мы планируем построить, расположится вблизи Земли. Остальные будут разбросаны по всей Солнечной системе, находиться в режиме ожидания и наблюдать.
Космические корабли будут нести подавляющее большинство наших наступательных способностей. Мы называем их суперносителями, и каждый из них сможет перевозить и развертывать десять тысяч боевых дронов. Мы ожидаем, что первый подобный носитель войдет в эксплуатацию через пять лет, хотя не удивлюсь, если нам понадобится немного больше времени. На экране во все стороны от МКС отходят ветви строительных лесов, и начинается работа над нашим первым опытным суперносителем, «Иерихоном».
Хорошо, что ты вернулся, говорит Фаулер, поднимаясь со стула и протягивая руку. Как Эмма и Элли?
У них все отлично, отвечаю я, садясь. Спасибо, что спросил. Ну а ты как?
Давайте просто скажем, что если в лагере кончится кофе, я этого не вынесу.
Да, концентрация кофеина в твоей крови какое-то время превышает норму.
Фаулер прикусывает губу.
Послушай, у меня плохие новости, поэтому я начну с них. Комитет защиты Тройного Альянса отклонил вашу просьбу запустить Оливера в производство.
Они сказали почему?
Не совсем. Но я думаю, что они обеспокоены тем, что Сеть может поставить под угрозу любую армию андроидов.
То же самое относится и к беспилотникам.
Возможно. Но беспилотники не стоят у них на заднем дворе, в ста футах от дома, способные убить их ночью.
Ты видишь какой-нибудь шанс для переговоров?
На самом деле, нет. Они видят в этом проблему. Но позволяют вам продолжить работу по разработке. Они ценят наличие рабочего прототипа и надежного дизайна на тот случай, если нам когда-нибудь понадобится запустить Оливера в серийное производство.
Это решениеудар по моей работе, и я считаю его неправильным. Если мы закончим войной на Земле, нам понадобится помощь.
Я хочу спросить о прогрессе в создании «Иерихона» и о многих других вещах, но не могу не упомянуть интервью Ричарда Чендлера. На данный момент он может быть большей угрозой, чем Сеть.
Ты смотрел выпуск «Точки плавления» сегодня утром?
Обычно по-дедовски доброе выражение лица Фаулера становится жестким.
Я видел. Не беспокойся о Чендлере.
Трудно этого не делать.
Боюсь, у нас есть проблемы поважнее. Эти корабли и дроны понадобятся нам раньше, чем я думал.
Что я пропустил?
Кучу мелочей. И три очень большие вещи.
Фаулер нажимает на клавиатуру, и настенный экран переключается на карту Солнечной системы, со звездой в центре, планетами вокруг и тонкими белыми линиями, прочерчивающими их орбиты.
Он нажимает еще одну клавишу, и изображение приближается к Поясу Койпера, области астероидов и карликовых планет, которые окружают всю Солнечную систему чуть дальше Нептуна. Три объекта вырвались из Пояса и направились к внутренней области нашей звездной системы.
Как ты хорошо знаешь, потребовалось много усилий, чтобы просто установить эти зонды возле Пояса Койпера. Мы до сих пор не знаем, какова масса Пояса, но мы предполагаем, что она может быть в двести раз больше, чем в Поясе астероидов.
Гораздо больше массы, необходимой для Сети, чтобы построить оружие и солнечные ячейки.
Правильно. В Поясе Койпера три карликовые планеты, включая Плутон. Мы привыкли думать, что большинство периодических комет возникли в Койпере, но впоследствии эти данные были опровергнуты. Пояс динамически устойчив, поэтому мы были так удивлены, увидев, как эти астероиды отрываются от него.
Смысл мне понятен: Сеть вернулась. Вероятно, отправила к нам другую машину, похожую на первую, «сборщика» корабль, способный путешествовать по нашей звездной системе и превращать сырье в необходимые ему солнечные ячейки.
Вы думаете, что новый «сборщик» послал астероиды на Землю?
Я чувствую, что мы должны исходить из этого предположения. Если это так, значит, новый «сборщик» прибыл некоторое время назад.
Сколько у нас времени до удара?
Мы все еще работаем над прогнозами.
Лучшая догадка?
Два года. Очень приблизительно.
Суперносители ни за что не будут готовы к тому времени. Даже если мы ускорим строительство, то опоздаем на год, а может, и больше.
Согласен. Нам придется уничтожить астероиды с помощью флота дронов. Большого флота. Фаулер наклоняется вперед. Насколько это выполнимо?
Я не знаю.
Глава 3Эмма
Два года спустя
Дом заполнен моим любимым звукомтопаньем по полу маленьких ножек.
Как бы я ни хотела, я не в состоянии преследовать Элли этим утром. Я опираюсь на стену, ожидая, пока пройдет тошнота.
Из родительской ванной я слышу, как шаги затихаютоткрываются ящики на кухне, после чего до меня доносится грохот их содержимого.
Элли, кричу я, вернись туда, где я могу тебя видеть.
В ответ тишина, и только звук новостной передачи раздается из колонок, расположенных по всему дому.
В сегодняшнем докладе Организации Объединенных Наций говорится, что впервые с тех пор, как закончилась Длинная Зима, за пределами эвакуационных лагерей живет больше людей, чем внутри, поскольку продолжается волна эмиграции из Атлантического Союза, Каспии и Тихоокеанского Альянса. Новый Берлин возглавляет список городов с наибольшим населением, затем следуют Атланта и Лондон.
Но темпами миграции из эвакуационных лагерей довольны не все. Доктор Ричард Чендлер, один из ученых, сыгравших важную роль в разгроме Сети, призывает супердержавы уделять больше внимания возвращению своих граждан на родину. Вот выдержка из вчерашнего выпуска «Точки плавления» с Крейгом Коллинзом: «Сеть исчезла, но подавляющее большинство мировых экономик направлено на оборонные расходы. Эти эвакуационные лагеря стали не более чем принудительными трудовыми лагерями. Мы все бесконечно работаем над суперкораблями Джеймса Синклера, и, по его словам, беспилотники спасут нас. Ну, правда в том, что Сеть может не вернуться в течение ста лет. Или тысячи лет, или вообще когда-либо. И все же мы живем в крайней нищете, не имея ни голоса, ни основных прав. Это должно измениться».
Мне действительно не нравится этот человек. Не так сильно, как Джеймсу, но все же. Он повсюду в новостях, лжет и создает проблемы. К сожалению, у него тоже есть последователи.
Еще один ящик на кухне открывается.
Элли, я серьезно! Твое время выходит через
Тишина.
Три.
Два.
Один!
Раздается шлепанье крошечных ног по полу, точно началась гонка, и в дверях ванной, невинно улыбаясь, появляется Элли.
Что я тебе говорила? Никаких игр в ящиках стола. Только мама и папа могут открывать ящики.
У некоторых детей грустнеет только лицо. У Элли грусть выражается во всем теле: поникает голова, опускаются плечи, руки повисают по бокамкак будто ее покидает вся энергия. Обычно она находится в одном из трех состояний: счастливая игра и активность на полную катушку; сон; или текущее состояние угрюмости (которое перерастает в нытье, когда она не понимает, что от нее хотятэто бывает несколько раз в день).
Со своего насеста в закрытом туалете я указываю на игрушки на полу в ванной: семь браслетов, овечку и желтую резиновую уточку.
Мне нужно, чтобы ты играла здесь, пока я не закончу. Ладно?
Еще одна волна тошноты охватывает меня. Такое чувство, будто меня выбросили из самолета, и я нахожусь в свободном неконтролируемом падении.
Элли подходит ближе, протягивает руку и обнимает меня, ее крошечные ручки обвивают нижнюю часть моего живота, но они слишком коротки, чтобы сомкнуться. Она смотрит мне в глаза, изучая меня.
Мама бо-бо?
Нет, шепчу я. Я в порядке, милая.
Маме грустно?
Я кладу руку ей на спину и осторожно глажу.
Нет. Я в порядке. Просто играй со своими игрушками. Все в порядке.
Я снова закрываю глаза и жду. Когда тошнота проходит, я вижу, что Элли положила браслеты на руку, расположив их в порядке, понятном только ей одной. Без предупреждения она наклоняется и поднимает с пола изюм.
Нет, милая, не ешь это.
Элли подносит изюм к пасти овцы, как будто кормя ее, и делает паузу. Она смотрит на меня с искоркой озорства в глазах.
Я улыбаюсь.
И она съедает изюм, прежде чем я успеваю остановить ее. Я понятия не имею, как долго он валялся на полу. Точно не с момента завтрака. Но если наши человеческие предки были достаточно выносливы, чтобы пережить катастрофу Тоба и пересечь Берингов пролив, Элли, вероятно, переживет изюм с пола. Может быть, он лежал там два дня. Возможно, три.
Я открываю ящик своего тщеславия и нащупываю личный анализатор здоровья. Я держу его на пальце и жду, пока он наберет несколько капель крови и проведет рутинные анализы. Устройство подает звуковой сигнал, и результаты отображаются на дисплее. Химический состав крови нормальный, за исключением пограничного низкого уровня витамина D.
Лагеря находятся вне контроля над рождаемостью (в начале массовой эвакуации этот показатель был внизу в списке приоритетовправительства отдали приоритет пище, жилью и лекарствам, спасающим жизнь). Мы с Джеймсом были осторожны, но последние два года были чрезвычайно напряженными. Время нашей спальни стало необходимостью.
Я прокручиваю список вниз, затаив дыхание. И выдыхаю, когда вижу результат:
БЕРЕМЕННОСТЬ: ДА
* * *
Когда мы проходим через контрольно-пропускной пункт в НАСА, Элли держит меня за руку. Как обычно, она несет крошечный рюкзак, который сделал для нее Джеймс. По своему обыкновению, он пошел дальше, оснастив его GPS-трекером, камерой и динамиком, который мы можем использовать для общения с ней. Я не удивлюсь, если он тайно построит какой-нибудь скрытный атакующий беспилотник, чтобы защитить ее.
Мы с Джеймсом оба работали в НАСА и каждое утро вместе провожали Элли в детский сад. Но последние восемь месяцев или около того, когда я просыпалась, Джеймс уже уходил на работу и возвращался домой после наступления темноты. Он до смерти загнал себя. Хоть я и понимаю, что все это для того, чтобы защитить нас, но хотела бы, чтобы он больше времени проводил с семьей.
У входа в детский сад Элли отпускает мою руку и пытается побежать, но я хватаю ее и обнимаю. Стоит мне отпустить дочь, как она срывается с места, словно чистокровный скакун после первого сигнала Кентуккского дерби. Рюкзак на ее спине подпрыгивает, когда она проносится мимо учителя, который машет мне рукой.
Когда я иду по коридорам штаб-квартиры НАСА, то мельком замечаю, как меня узнают те, кто мог просматривать новостные ленты. Некоторым из них просто любопытно, что я хромаю.
Хромотаэто последствия того времени, что я провела в космосе, и снижения плотности костей, которое я перенесла. Лучше мне уже не будет, и из-за этого в космос я никогда не вернусь, во всяком случае, на длительный период времени.
С детства я мечтала стать космонавтом. И достигла этой цели, но две битвы с Сетью не позволили мне продолжить карьеру, которую я так любила. Как и все в этом странном новом мире после Долгой Зимы, я адаптировалась и нашла новую роль, которой очень рада.
Такова жизнь. Вещи всегда меняются. И мы должны изменяться вместе с ними.
Зал наполовину полон, когда я выхожу на сцену. Пятьдесят лиц смотрят на меня с поднимающихся амфитеатром рядов аудитории; планшеты наготове. Мои ученики напоминают мне меня же, когда я тренировалась в НАСА: энергичные, светлые глаза и преданность делу. Некоторые из этих мужчин и женщин станут членами экипажей двух суперкораблей-носителей, которые строятся прямо сейчас. В сражениях с Сетью они будут на передовой. Наше будущее в их руках, и моя работа состоит в том, чтобы подготовить их. Для этого есть только один способ, но, тем не менее, я боюсь того, что собираюсь сделать.
Я подхожу к кафедре и говорю в микрофон, мой голос взлетает куда-то под потолок зала: