Он охотно кивнул:
Вы просто наши самолеты сжигаете.
Девушка потянулась вперед, ударила взглядом.
Мы?!
Отвечать замполитрука Белов не стал. Темные силуэты в приметных фуражках, выстрелы, добивающие раненых, горящие самолеты Может, у тех, кто аэродром уничтожил, еще и справку с печатью потребовать?
Значит, рассмотрел, кивнула пани подпоручник. И я, представь себе, конфедератки заметила. Только вот беда, наших там не было, только моя разведгруппа. На всякий случай послала запрос, но в ответе уверена.
Тонкие пальцы пробежались по столу, потянулись к пачке сигарет. Замерли.
Нет, не буду Плохая привычка, разведчику курить нельзя, многие на этом погорели. В одном ты прав, комиссарчик, искать тебя станут, причем именно у нас. Ноне найдут. Был бы ты просто бойцом непобедимой и легендарной РККА, тебя прямо здесь выпотрошили бы и прикопали. Но тыпарень интересный, перспективный. Поэтому мы тебя отсюда уберем. Спрячем где-нибудь подальше, и будем разделывать, не спеша, с пониманием. Пока до донышка не вывернем.
Блокнот легко ударил о столешницу.
А если ваши спросят, руками разведем. Какой Белов? Не знаем никакого Белова, у себя ищите.
Усмехнулась.
Готовься!
И внезапно пропела, негромко, но красиво и чисто:
Рвутся люди выйти в люди,
Кто сорвется, тех не жаль.
Вот правдивое преданье
Трехгрошовая мораль.
5
Приход Гитлера к власти в семье отметили своеобразноотец предложил в ближайшую субботу сходить в кинотеатр, где повторным экраном шла «Трехгрошовая опера» режиссера Георга Пабста. «А потому что запретят!» пояснил он, наставительно вздевая указательный палец. Маленькой Соль только-только исполнилось восемь, и фильм произвел на нее сильное впечатление. Сеанс, на который они сходили, действительно оказался последним, а юная зрительница, подумав несколько вечеров, взяла чистую тетрадку и принялась сочинять роман на ту же тему, конечно, но совсем по-другому. Главной героиней оказалась девочка, очень похожая на автора, но в весьма зрелом возрастеей было уже целых двенадцать. Героическая героиня вступила в поединок с мерзким и жестоким Мэкки Мессером, причем не без успеха. В первой же главе она спасла свою похищенную школьную подругу, которую негодяй запер в гостиничном номере на двенадцатом этаже. Для этого пришлось спускаться на парашюте прямиком на балкон
Балкон!
Ноги коснулись тверди, и она поспешила выключить перчатку-гироскоп. Выпрямилась, посмотрела вниз. Двор пуст, только два желтых пятна света вокруг часовых-фонарей. За стеклами балконной дверитемно и тихо. Что ж, так даже лучше.
Этаж не двенадцатый, как в ее незаконченном романе (полтетради все-таки исписала!), пятый. И не гостиница, обычный жилой дом, построенный в начале века и уже начинающий потихоньку ветшать. Даже лифт работал исключительно по собственному желанию. Когда они в последний раз были здесь с отцом, подниматься пришлось на своих двоих.
Соль сдвинула на лоб летные очки и поправила чуть сбившийся на сторону рюкзак, отметив, что левый ремень следует обязательно подтянуть. Но это потом, сейчаспояс. Две кобуры, слева поменьше, побольше справа. Правую! За балконной дверью нет страшного Мэкки Мессера, значит, хватит и обычного Borchardt-Luger P08, в просторечии именуемого «парабеллум».
Перчатки снять, кобуру расстегнуть, оружие достать, проверить предохранитель и патроны.
Глушитель?
Пистолет «местный», купленный отцом еще в Германии. А вот глушительсамоделка, постарались умельцы с Транспорта-2. Земные аналоги слишком громоздки и примитивны.
Есть глушитель! С ним пистолет стал заметно тяжелее, и Соль поспешила перехватить оружие двумя руками. Стрелять рано, сейчас требуется молоток.
Тре-е-есь!
В недописанном романе отважная двенадцатилетняя героиня поступила куда умнее. Заранее купив баночку меда, намазала им газету, приложила к оконному стеклу Ничего, сойдет и так! Только бы не порезаться
Соль, осторожно просунув руку сквозь дыру в стекле, нащупала задвижку. Повернула. Пальцы скользнули, она, закусив губу, повернула еще раз. Дверь приоткрылась. Есть!
В комнате темно и тихо, но из-за приоткрытой двери, что ведет в коридор, какой-то странный шум.
Пистолетв правую. Вперед!
Уже у самой двери поняла, в чем дело. Шум никакой не странный, просто в ванной льется вода. Время позднее, здешний обитатель решил принять душ перед сном.
Усмехнулась, распахнула дверь настежь, впуская в коридор холодный воздух. Почувствует? Почувствует! Решит, что забыл закрыть балкон, поспешит восстановить статус-кво
Выглянула в коридор, никого не заметив, тихо ступая, прошла к входной двери. Кажется, именно здесь телефонный провод. Вот он, у самого плинтуса.
Оружие положила на коврик, достала из-за пояса нож.
Теперь можно возвращаться в комнату и спокойно ждать. Пусть отмывает свою грязь!
* * *
Когда Соль была совсем маленькой, отец объяснял все просто. Люди бывают хорошие, но иногда встречаются и плохие. Поэтому доверять следует тем, кого знаешь и кому веришь. А потом принес детскую книжку с картинками и показал ту, на которой красовался герой-рыцарь в полном доспехе верхом на сером коне.
Ты что, папа, и в самом деле рыцарь? не поверила маленькая Соль. А-а А меч у тебя есть?
Много позднее отец познакомил ее с руководителями «Общества немецкого Средневековья», с теми, кому верил сам. Девочка даже выполняла нехитрые порученияперезвонить, передать, напомнить. А потом пришлось ходить на похороны. Три года назад по рядам рыцарей словно коса пронеслась. Ордена избрали новых гроссмейстеров и ландмейстеров, но с ними отец встречался реже и не спешил откровенничать.
В отличие от Германии, где старину уважали, Франция, глубоко вспаханная революционным плугом, казалась пустыней. С «почетными легионерами» говорить не о чем, прочие же были откровенными самозванцами, подобно многочисленным «наследникам» давно сгинувших тамплиеров. Маленькими островками оставались чудом уцелевшие приораты Ордена Святого Лазаря Иерусалимского и Странноприимного Ордена Святого Иоанна. С ними отец и поддерживал связь. Возможности у братьев не слишком велики, но им, рыцарям Клеменции, они помогали.
Все изменилось месяц назад.
* * *
Шум воды стих, негромко хлопнула дверь в ванной. Соль поправила лежавший на коленях «парабеллум» и вдруг поняла, что она во Франциипоследняя. Те, что отстреливались на улице Шоффай, наверняка уже мертвы. Отца, если он жив, должны были два дня назад вывезти в Италию друзья из Туринского приората ордена Святого Лазаря. Если и они предали, значит, отец тоже мертв. Завтра или послезавтра уедет она сама.
Францию, родину предков, они потеряли. Смогут ли вернуться? После гибели Транспорта-2 связь с Клеменцией практически прервалась, за два года прислали только один корабль. И еще приказ: перейти на нелегальное положение, аппаратуру и все запасы, кроме хранящихся в тайниках, уничтожить, ждать дальнейших распоряжений. Ждать, ждать, ждать
Тяжелые шаги в коридоре, громкое сопение, легкий скрип двери. Вот и свет загорелся. Следовало поздороваться, но она даже не взглянула.
С-соль! надтреснутым басом прозвучало с порога. Соль, девочка! Что случилось? Почему
Потому, крестный.
Эжен Виктор Бертье, давний друг отца, «человек, влюбленный в Грааль», как сказал когда-то папа. Профессор, европейское светило, а еще шутник, душа общества и великий дамский угодник.
Ее крестный отец. Рыцарь
Она наконец-то взглянула. Толстяк с мокрой бородой в китайском халате и шлепанцах. Волосатое брюхо, ноги волосатые. И душа шерстью поросла.
Подняла с колен пистолет и спокойно прицелиласьпрямо в брюхо.
Предложила бы тебе кресло, крестный, но лишнего нет, а вставать не хочется. Так что садись прямо на ковер. И, очень прошу, не заставляй меня стрелять.
Но Соль!..
Бас обернулся фальцетом. Ствол пистолета дрогнул, и профессор Бертье грузно опустился на пол. Запахнул халат, задышал громко.
И не стыдно! Грозить оружиеми кому?! Влезла через балкон, стекло разбила Ты уж извини, но я буду вынужден всё рассказать Жеану
Соль кивнула.
Расскажешь, когда встретитесь. Начальство наверняка поручило тебе узнать, где мой отец, но это крестный, извини, вам знать ни к чему. Кстати, на кого работаешь? На майора Грандидье или на кого-нибудь повыше? Впрочем, разницы нет, рыцарь Эжен. Ты предал всех наси Грааль свой тоже предал. Но это мы обсуждать не станем
Почему? взгляд крестного внезапно налился злобой. Спрашиваешь, Соль, на кого я работаю? На Францию, девочка. Когда мы познакомились с твоим отцом, мне обещали помочь в исследованиях древней Окситании, альбигойцев, катаров. Вы же прямые их наследники! А чем кончилось? Грязная политика, заговоры, террор!..
Голос загустел, налился металлом. Соль поморщилась.
У меня хорошая память, крестный. В Берлине ты много раз повторял, что республика во Франции умирает, что только возрожденная аристократия сможет спасти и твою родину, и всю Европу. Все-то ты знал! Между прочим, пока нас не начали отстреливать, по нашей вине не пострадал ни один французский гражданин. Мы даже ваших шпионов отпускали. Помнишь художницу, внучку Верлена, за которую ты просил? И правительство о нас знало. Мы обещали не вступать в контакт с вашими политическими партиями и обещание сдержали
Профессор засопел, мотнул тяжелой головой.
Обстоятельства изменились, девочка. В ближайшие дни в Европе может начаться большая война. Франции не нужна «пятая колонна».
От удивления она даже привстала.
Война? Какая война? Где?
Крестный усмехнулся в густую бороду.
Политикой ты не интересуешься, я давно заметил. На востоке война. Русские вот-вот нападут на Польшу, у поляковвоенный договор с Францией. А Гитлер только этого и ждет. Между прочим, в Рейхе ваших тоже начали давить, несмотря на все соглашения. Может, и правильно. Земляне сами должны решать свои дела.
Соль вдохнула. Выдохнула Война? Впрочем, даже это сейчас не важно.
Ты прекрасный полемист, крестный. Выходит, мы сами виноваты, и да здравствует прекрасная Франция? Только за предательство надо платить, рыцарь Эжен.
Встала, подняла пистолет повыше.
Н-нет! профессор даже не упал, растекся по ковру. Нет, девочка. Т-ты! Ты добрая, ты не сможешь выстрелить в человека!.. Нет!..
Легкий хлопок. Пуля из «парабеллума» вонзилась в стену. Бертье взвизгнул.
Тебя будут судить, крестный. И если ты хочешь дожить до суда, мы сейчас пройдем в кабинет, и ты откроешь сейф, который за портретом маршала, твоего прадедушки. Мне нужны документы, часть мы сожжем, остальные заберу с собой. Постарайся не делать глупостей А насчет того, что не смогу выстрелить, так это мы сейчас, если хочешь, проверим.
Не надо! Бертье приподнялся, не отводя взгляд от «парабеллума», встал на четвереньки. Я согласен, согласен!
Соль усмехнулась, подошла к столику, где стоял графин с водой. Плеснула в стакан, шагнула к замершему в ожидании профессору.
Ты знаешь историю, крестный. Тому, кто нарушил долг рыцаря и не соблюл свою честь, выливали на голову позорную чашу, а потом разбивали щит с его гербом.
Вода плеснула на затылок, потекла по шее, по плечам.
Да будут дни твои кратки, и достоинство твое да возьмет другой. Отныне ты не рыцарь, Эжен Виктор Бертье!
6
Из плена надо бежать. Это и в уставе записано («бежать самому и помочь бежать товарищам»), и здравый смысл велит, особенно когда на бифштекс намекают. Но это больше для кино про «Красных дьяволят», потому как враг тоже уставы читал и здравым смыслом владеет.
Пусть не тюремная камера, не башня старинного замка, а поди убеги! Окошко маленькое, под самым потолком, решеткой забрано, из подручных средствдве старые бочки, и те пустые. И почти полная тьма. Пленному не полагался даже чадящий свечной огарок. Всего-то и успел, что взглядом узилище окинуть, когда втолкнули и тяжелую дверь закрывали. Одно хорошо, шинель оставили, понятно, без ремня. Ее и на пол земляной положить можно, и просто закутаться, если не спится.
Александру Белову не спалось. Болела голова, перед глазами плавали желтые пятна, пульс назойливым дятлом стучал в ушах. А на душе безраздельно царила сестра-тоска. Куда ни кинь, всюду выходил даже не клин, а целый кол, осиновый и заостренный, как у англичанина Стокера, что про вампиров писал.
На курсах подготовки политсостава в Подольске Александр откровенно скучал. Лекции и лекции, стрельба хорошо если раз в неделю, гранату же только посмотреть дали, и то одну на отделение. Словно институт не покидал, конспекты, зубрежка, зачеты. А выходит, правильно учили! И форму польскую по силуэту распознал, и «Двуйку»-офензиву, чтоб она пропала, титуловал правильно, главное же собственную судьбу вычислил сразу и без ошибок.
«Тем, кто попал в плен, верить нельзя!» сказал на лекции товарищ бригадный комиссар и велел занести слова в конспект. А потом, словно мысли слушателей прочитав, снисходительно посоветовал не обращать внимания на книжки «про войну» и кинофильмы для наивной молодежи. Да, там героические бойцы РККА из плена бегут, похвалы удостаиваются и дальше к победам шагают. Такое пишут и снимают ради оптимизмаи в доказательство превосходства советского человека над буржуазными выродками.
Нельзя! Нельзя верить!
Причина не в том, пояснил бригадный комиссар, что пленный наверняка все тайны-секреты разболтал. Жизньне кино, разговорят сразу. Есть нечто похуже. Вернулся красноармеец живой, снова в строй встал, а на душе зарубку сделал. Ни к чему ему теперь умирать, идти грудью на вражьи пули, если все так удачно обернулось. В следующий раз надо сразу бросать винтовку и руки вверх тянуть. Не наш уже человек, порченый! И сослуживцам дурной пример, поймут, что пленэто не так и страшно.
Поэтому товарищам будущим комиссарам следует запомнить и затвердить: бывшим пленным не верить, оправданий их не слушать, общение с иными бойцами пресекать. Есть компетентные органы, они и разберутся, до донышка вывернут.
Замполитрука Белов сидел, прислонившись спиной к холодной бочке, и думал о том, что от судьбы не уйти. Он не зря попросился добровольцем с третьего курса ИФЛИ, когда в институт пришла разнарядка на учебные сборы. И потом, в Подольске, на курсах, не стал дожидаться лейтенантских «кубарей», попросился на границу, когда объявили набор. И в Минске, в штабе Белорусского округа, сразу заявил, что желает в часть, к бойцам, чем очень удивил кадровика. Подальше, подальше, подальше А выходит, никуда не ушел, чего боялся, то и случилось. «Двуйка» или родные «компетентные» разница невелика.
Бифштекс по-польски: лук, яйца, мука, масло растительное, масло сливочное, сольи один хорошо отбитый комиссарчик в собственном соку.
Smacznego!
* * *
За ним пришли на рассвете. Обыскали, вытолкали в коридор, отвели в отхожее место. Затемснова коридором, руки назад, смотреть прямо, дверь на улицу
Тьма! На глаза надвинули повязку из прочной ткани. Удар в спину
Idź, komisarzu!
Вместо переводаободряющий толчок приклада.
А потом гудели моторы. Сначала грузовик и холодный продуваемый ветром кузов, а потом знакомый самолетный гул. Рядом постоянно кто-то сопел, поэтому Белов даже не пытался выглянуть из-под ткани. Понял лишь, что летит не на угнанном У-2, а на чем-то заметно покрупнее, определенно с двумя моторами. Скамья была жесткой, борт давил в спину, а в ушах по-прежнему метрономом частил пульс.
Не ушел не ушел не ушел не ушел
Przybyliśmy!
Когда толкнули в плечо, он очень удивился. Думал, что лететь придется долго, но прошел едва ли час, а моторы умолкли, и сопящий конвоир торопит.
Szybko! Szybko!
На землю замполитрука не сошел, а упал. Лестница, а его не предупредили. Встал не сам, за плечи вздернули. Александр глубоко вдохнул сырой весенний воздух Может, хоть сейчас повязку снимут?
Не сняли. И снова загудел мотор.
* * *
Повязку можете снять, молодой человек. Смелее, смелее! Только зажмурьтесь сперва, а то, знаете, с непривычки
Послушался. На дворе наверняка уже белый день. Взлетали на рассвете, но пока добрались, пока улицами ехали
Город не слишком большой, петухи кричат.