А еще ждали на ветру неподалеку от какого-то гаража, если чувству обоняния верить. И на второй этаж поднимались.
За приоткрытыми веками и в самом деле если не день, то позднее утро. Кабинет, окна с черными шторами, стол при табурете, а табурет всеми своими четырьмя к полу привинчен. Напротивстул и тот, кто на стуле при бронзовой пепельнице и коробке незнакомых папирос.
Проморгались, господин Белов? Неприятно, конечно, но что поделать, стандартная процедура. Лишние знания отягощают. Садитесь, садитесь
Что по-русски говорит, не слишком удивило. В панской Польше беглых беляков и прочих «бывших» полным-полно, на то она и панская. А вот вид непривычен. Голова брита под ноль, усики, как у Гитлера, в правом глазумонокль. Точно артист Илларион Певцов, который в фильме «Чапаев» полковника играл, только годами моложе. Тому за пятьдесят, этому едва за сорок.
В штатском, но выправку не скроешь. Плечи развернуты, бритый подбородоквражьим штыком вперед, на спинку не облокачивается, словно деревянный метр к спине привязали.
Именовать меня следует «господин майор», на «товарища» претендовать не смею, бледные губы дернулись усмешкой. И сразу, дабы лишних эмоций избежать Я не русский, чистокровный поляк, среди предков матушки кто-то из Пястов отметился. Не эмигрант, коренной варшавянин. А вот в Белой армии служил, было дело. В офицеры произведен лично генералом Корниловым во время Ледяного похода, в селе Лежанки. А до этого носил уникальное звание«походный юнкер». Мало нас тогда, «походных», уцелело, а какие ребята были, зерно к зерну! Горжусь!..
Замполитрука Белов пожал плечами. Каждый своим гордится. А вот то, что с настоящим белогвардейцем встретиться довелось, и в самом деле интересно. Жаль, никому не расскажешь.
Крепкие пальцы открыли папиросную коробку, картонный мундштук негромко ударил в столешницу. Александр невольно усмехнулся. Это уже не кино, это Багрицкий, «Дума про Опанаса».
А штабной имел к допросу
Старую привычку
Предлагает папиросу,
Зажигает спичку.
Не предложил. И спички не было, «штабной» обошелся зажигалкой, как и пани подпоручник.
Сквозь папиросный дымнеяркий блеск монокля.
Надеюсь, молодой человек, вы в полной мере осознали свое положение?
Вполне, не стал спорить замполитрука. Незаконно, в нарушение всех существующих международных соглашений, похищен и доставлен на территорию вероятного противника.
Рука с папиросой взметнулась вверх.
Незаконно! Подумать только!.. И кто это говорит? Комиссар! Да ваш Ульянов-Бланк от таких слов в своем стеклянном гробу перевернется! Нет-с, молодой человек, на войне закона нет, а есть целесообразность. В вашем случаереволюционная, в нашемсовсем наоборот Кстати, в каком высшем учебном заведении изволили грызть гранит науки?
А тебе дорога вышла
Бедовать со мною.
Повернешь обратно дышло
Пулей рот закрою!
Александр Белов взглянул сквозь папиросный дым.
Забыл, господин, майор. Память отшибло, такая вот беда.
«Штабной» невозмутимо кивнул. Подумав немного, извлек из ящика стола маленький медный колокольчик.
Дзинь-дзинь-дзинь!
Дверь за спиной отворилась.
Познакомьтесь! улыбнулся господин майор.
Александр встал, повернулся
Kazimierz, представился невысокий плечистый крепыш в сером, мышиного цвета костюме.
Белов, шевельнул губами замполитрука.
Вот и прекрасно, подхватил господин майор. Kazimierz, nasz gość ma złą pamięć.
Тот молча кивнул в ответ. «Штабной» вновь полез в ящик стола, откуда были извлечены два листа белой бумаги. Один лег на другой, крепкая ладонь придавила сверху, разгладила.
Господин Белов, не сочтите за труд взять все это в правую руку. Просто зажмите сверху ладонью. А теперьруку вперед!
Полюбовался тем, что получилось.
Kazimierz!
Тот, неспешно расстегнув пиджак, сделал шаг вперед. Взмахнул в воздухе правой рукой, лениво, словно воду стряхивал. Раз, другой
Тр-р-ресь!
Верхняя половина обоих листов так и осталась в пальцах, четыре практически ровных квадрата бесшумно опустились на пол. Крепыш потер запястье и застегнул пиджак.
А теперь подключите воображение, господин красный комиссар. Я бы, признаться, прямо сейчас и приступил. Не терпится молодость вспомнить! Увы, жду распоряжений из Варшавы. Так что подумайте до завтра. Пока еще думать способны.
Опанас, твоя дорога
Не дальше порога
7
Соль плыла над утонувшим в электрическом огне городом и думала о войне. Политикой она и в самом деле не увлекалась. Газеты просматривала, но главным образом заголовки. Не слишком интересно, предсказуемо и очень грязно.
Война на востоке Ее предки даже не считали те земли Европой. Ни городов, ни дорог, бескрайние леса, по которым бродят лохматые зубры и злобные язычники, убивающие миссионеров. С той поры мало что изменилось. Лесов стало поменьше, как и зубров, зато язычники, обернувшиеся русскими комиссарами, расплодились во множестве. С Церковью и Монархией покончено, а о судьбе «рабочих и крестьян», ради которых все эти зверства и творились, лучше к ночи не вспоминать. Поляки, если им самим верить, не пустили большевистский кошмар в Европу, подобно пращурам, остановившим нашествие татар.
Но и поляки никакой симпатии не вызывали. Из-за них все и заварилось. Три года назад Речь Посполитая отрезала от маленькой Литвы чуть ли не треть вместе с Каунасом, а этим летом предъявила литовцам очередной ультиматум.
Воевать они не будут, уверенно заявил отец. Пошлют Siesindnichtdorten.
Соль решила, что ослышалась или, того хуже, забыла немецкий. Отец невесело усмехнулся:
Sie-sind-nicht-dorten. Их-там-нет-ов. Навербуют всякую сволочь, раздадут оружие и перекинут через границу, чтобы действовали под видом местных повстанцев. В 1921-м именно так поляки захватили Вильно. А Siesindnichtdortenэто уже покойный доктор Геббельс. В марте 1936-го немцы перебросили в Рейнскую область несколько батальонов в штатском. Они и организовали народный энтузиазм вместе с плебисцитом. Геббельс все обвинения отверг и заявил с трибуны: «Sie sind nicht da!»
Ихтамнеты, повторила Соль. Когда-то даже восставшие вилланы воевали под знаменами. Ты прав, папа, с этими людьми договариваться не о чем. Их здесь, на Земле, действительно нет. Ихнастоящих рыцарей.
Однако на этот раз у поляков не выгорелона стороне Литвы внезапно выступил СССР. Польша ультиматум отозвала, но почти сразу же на советско-польской границе стало неспокойно. По чьей вине, поди разберись. К границе подтягивали войска, ведомства иностранных дел посылали гневные ноты, газетные статьи пенились ненавистью
Значит, война. И ладно. A plague on both your houses!
У неесвоя война. Во Францию они приехали, чтобы заменить высланных из страны коллег. Отец и мама, подданные Рейха, получили вид на жительство, как политические эмигранты, удалось снять маленькую, но удобную квартирку в тихом пригороде Сакле. Отец устроился на работу, Соль принялась обживаться в очередной школе, срочно подтягивая французский. Но спокойная жизнь длилась недолго. Гибель Транспорта-2 стала не только их личной трагедией. Оборвалась связь с родной Клеменцией, потеряна база со всеми запасами и техникой, погибли командиры и духовные пастыри.
Те, что остались на Земле, были обречены.
Собирайся, уходим! велел отец, и Соль поспешила в свою комнату, где ждал «тревожный» чемоданчик с самым необходимым. Учебники, тетради, любимые книги, игрушки, которые она не решалась выбросить или подарить
Прощайте!
Они перебрались на улицу Шоффай. Вовремя! По всей Франции началась охота. Рыцарей Клеменции не арестовывали, их убивали на месте.
Крестный очень постарался. В его сейфе обнаружились подробные списки и даже картотека. Карточку со своим именем Соль захватила с собой, на память, все остальное сгорело в кухонной раковине. Крестный не спорил, смотрел исподлобья и даже пытался улыбаться. Свою войну он выиграл.
Сольпоследняя. Земля предков не знала жалости.
* * *
Она скользнула из поднебесья вниз возле базилики Святого Сердца и сразу же услыхала музыку, легкий американский джаз. Кому-то в эту ночь весело. Чему удивляться? Внизу Монмартр, взбитые сливки парижской богемы, художники, рисующие розовых, в цвет кокаина, собак, поэты, не знающие, что такое рифма, безголосые певцы и музыканты, не умеющие читать ноты.
Прямо над острым шпилем храма, построенного в память убитых при Коммуне, Соль поглядела на компас. Карту она помнила, но в темном лабиринте старых улиц потеряться легче, чем в джунглях, по которым бегает Тарзан.
Точно на западеплощадь дю Кальвер, от неесразу на юг до сквера Жана Риктюса. Нужная улица как раз перед ним, в сотне метров
Соль протерла летные очки. Не заблудится!
С крестным говорить не о чем, как со всеми прочими рыцарями Франции. Бывшими рыцарями. Но есть еще и настоящие.
Вниз!
* * *
Время к полуночи, однако на улице Трех Братьев все еще светились огни. И людей пусть не толпа, но не так и мало. Авто, мотоциклы, автобус Соль нерешительно потянулась к одной из кнопок на поясе. Режим невидимости, последняя секретная новинка. К сожалению, он так только именуется, в электрическом свете она не исчезнет, а превратится в неясный бесформенный призрак, который к тому же отбрасывает тень. Нет, лучше не рисковать.
Дальше!
Огни остались позади, народу стало меньше. А вот и нужный двор, каменная арка ворот, домаквадратом, в центре груда кирпичей за невысоким забором. Все как и ожидалось, можно спускаться, вот только не все окна темны. Огонек, еще огонек, еще
Детективы Соль читать не любила, но для книг бельгийца Сименона делала исключение. Комиссар Мэгре ловил жуликов и убийц в самом Париже, поэтому очень интересно было читать и сравнивать с тем, что рассказывали газеты. Один момент запомнился сразу. Если убийство произошло в квартире, да еще в позднее время, мудрый сыщик сразу начинал искать полуночников, тех, кто не спит и смотрит в окно. Таковые всегда находились и помогали изобличить злодея. Вначале Соль сочла это выдумкой, умелым авторским ходом, но вскоре узнала, что такоеобычная практика. Вот и сейчас кто-то смотрит из окна на темный двор, может, и дневник наблюдения ведет скуки ради.
Нет, иначе!
Она спустилась на влажный асфальт прямо перед каменной аркой, на улице. Оглянулась, заметив нескольких прохожих, подождала немного И успокоились. Фонари хоть и светят, но не слишком ярко, люди спешат по своим делам, торопятся домой. Ее не заметили, а если скользнули взглядом, то без всякого интереса. Вышел из тени паренек в летном комбинезоне. Ну и что? Это же Монмартр!
Перед тем как зайти во двор, еще раз вспомнила план, чтобы не бродить от подъезда к подъезду. Взглянула на часыдесять минут первого. Поздновато, но тот, к кому она шла, тоже полуночник.
Говорить лучше по-немецки. Поймут!
* * *
Дин-дин-дин! сказал дверной колокольчик.
Соль оглянулась. Старый, давно не знавший ремонта подъезд пуст, но лучше бы открыли сразу. Мало ли у кого хороший слух?
Шаги за дверью Она вспомнила описание нужного человека. Двадцать восемь лет, высокий, спортивный, волосы темные
Вы к кому?
Рука дернулась к расстегнутой кобуре. Не двадцать восемь, а едва-едва пятнадцать, если не меньше, невысокая, светловолосая, тяжелый подбородок, внимательный взгляд. Спросила по-французски, но с акцентом.
Соль опустила руку, попыталась улыбнуться.
Добрый вечер! Извините, что поздно, но мне нужен Крабат.
Тоже по-французски, и тоже с акцентом, от которого так и не смогла избавиться. Та, что ее встретила, скользнула взглядом по кобуреи тоже улыбнулась.
Крабатэто из сказки. Если точнее, из сорбской мифологии, эпический герой, Метеор, сын Небесного Камня. Таковой, мадемуазель, здесь не проживает.
Соль внезапно успокоилась. Конспиративная квартира, а что хозяйка ее лет, так на то и конспиративная, меньше подозрений.
Я Я знаю пароль. Три кольца
Три? светлые брови взметнулись вверх. Не четыре? У вас чрезвычайное положение? Мадемуазель, ваш пароль скоро в детских журналах напечатают. Неужели вы такие дилетанты? В общем, никакого Крабата здесь нет, а русский шпион Иванов живет в соседнем подъезде. Дорогу указать?
Соль покачала головой. Чрезвычайное положение И это знает, и про шпионов, и, конечно, про Крабата. Никакие они не дилетанты, «Зеленый листок» тем и хорош, что служит вместо верительной грамоты. Сразу ясно, кто пришел, от кого и зачем.
Не повезло
Повернулась, застегнула кобуру, шагнула к близким ступеням.
Ночевать где будешь? На крыше? толкнуло в спину.
Оборачиваться Соль не стала, плечами дернула.
Мало ли чердаков? У меня костюм с подогревом.
Это тоже чердак, хотя и называется очень красиво«мансарда», рассудила светловолосая. Ладно, заходи, я как раз ужин грею. Ты обезьянину ешь?
Ч-что?
* * *
Одного возраста, одного роста, и лица чем-то похожи, только на одной летный комбинезон с черным «блином» на груди, другая же в простом сером платье, поверх которого накинуто пальто. И акцент одинаковый, немецкий, пусть и не слишком заметный.
Жертюд Грандидье на самом деле, конечно, Гертруда. Фамилия знакома?
Майор Пьер Грандидье
Мой дядя и заодно опекун. Но в вашей войне я не участвую, мне своей хватает. Крабата действительно нет, уехал три часа назад. Ты что, с ним стреляться пришла?
Н-нет, мне просто поговорить. Крабатединственный рыцарь в Париже, которому еще можно верить.
Крабаткто? Рыцарь? Он бы посмеялся. Ладно, что с вас взять, с марсиан? Застряли в своем Средневековье, как Янки у Марка Твена Гертрудаслишком длинно, поэтомуГерда.
Соланж. Но это слишком длинно, поэтомуСоль.
8
Опанасе, не дай маху,
Оглядись толково
Видишь черную папаху
У сторожевого?
Александр Белов сидел на цементном подвальном полу, обхватив руками колени, и вполголоса читал «Думу про Опанаса». Привязалась! Стихи очень хорошие, да и сюжет, если подумать, близок и понятен.
Знать, от совести нечистой
Ты бежал из Балты,
Топал к Штолю-колонисту,
А к Махне попал ты!
С Всеволодом, сыном покойного поэта, Белов не раз сталкивался в ИФЛИ. Тот заканчивал школу и работал литературным консультантом в «Пионерской правде». Познакомились на ходуи разбежались. А Багрицкого-старшего отец встречал на фронте. Тесен мир!
Отец и рассказал маленькому Саше, что настоящий Махно не преследовал евреев, они воевали в его Повстанческой армии и даже учили Батьку анархической премудрости. Красный комиссар Александр Белов-старший с махновцами общался неоднократно, но, как догадывался Саша, не воевал с ними, а Как-то иначе. Но про войну отец рассказывать не любил, из РККА ушел сразу после Перекопа, и сыну в армию идти не советовал. Если повестку принесут, иное дело, а самомусмысла нет. Не та контора.
Ну, а кто подымет бучу
Не шуми, братишка:
Усом в мусорную кучу,
Расстрелятьи крышка!
В предыдущем подвале были бочки, в этомкуча строительного мусора, которую наскоро сгребли в дальний угол. А в остальном похоже, окошки под потолком, решетками забраны, входная дверь дубовая, тараном не прошибешь. Из всех удобствстарое ведро у стены.
Воды не было, а просить Белов не стал. Из гордости! Просить в тюрьмепоследнее дело, как объясняли ему видавшие виды приятели в интернате. Лучше язык узлом завяжи.
Опанасе, наша доля
Машет саблей ныне
Не дочитал. Дверь с противным скрипом приоткрылась, затем распахнулась. Александр без всякой радости решил было, что в Варшаве проявили излишнюю оперативность, но тут же понялне за ним.
Поганые пшеки! Чтоб вы передохли, Himmekreuz, Donnerwetter, Hurensoehne verdammte, Schweinebande, bloede saecke!..
Александр искренне посочувствовал. Гостя не просто втолкнули, а сапогом, от всей души. Упал все же не лицом, а на бок, успев сгруппироваться. И тут же зашипел от боли, схватившись левой рукой за обмотанную грязными бинтами правую. Помотал головой
Ублюдки мазурские!
Встать даже не пытался, присел и то со стоном. Лицо в царапинах, синяк под левым глазом, один пиджачный рукав оторван, другой в пятнах крови.
Здравствуйте! сочувственно вздохнул Белов, вспомнив, что «доброго дня» в тюрьме не бывает. И в этом приятели его просветили.
Гость не без труда поднял голову, взглянул, поморщился.
Мерещится, что ли? Ты же, парень, вроде по-немецки говоришь. А почему петлицы русские?