Нет, тихо ответил Гоша и опустил глаза. Не за этим.
Тогда зачем?
Я же сказал: посидеть, поболтать.
Тогда давай болтать.
Мы уже это делаем.
Гоша ухмыльнулся. Взъерошенный, тощий, плохо выбритый. Жертва древней, как мир, болезни. «Будь я его женой, подумал Савелий, я бы тоже устраивал скандалы. И в конце концов ушел бы. В доме грязно. Пыль. Пахнет едой. Дурной, жирной едой. Когда в доме пахнет едойэто несовременно, это мешает персональному комфорту. Сколько пропивает этот бывший баловень фортуны, автор бестселлера Я ваш сосед? Алкоголь стоит больших денег. В наши времена пьянствонедуг богатых. Как триста лет назадподагра. Бледные граждане не пьют водкуу них есть мякоть стебля».
Кстати, заявила жертва недуга богатых, передай нашим, что я не пойду на банкет.
Пойдешь, отрезал Герц. И не просто пойдешь. Ты пойдешь трезвый, в смокинге и с супругой. Все идути ты пойдешь.
Гоша покачал головой и грубо выругался.
Пойдешь, спокойно повторил Савелий и закинул ногу на ногу. Таково распоряжение шефа.
Похер мне распоряжения шефа, так же спокойно парировал Гоша. У шефа пластмассовая задница и резиновый желудок. Шефу сто лет, он живет в своем мире
Ошибаешься, произнес Герц. Теперь шефя. А мне всего пятьдесят, и моя задница натуральная.
Вопреки ожиданиям Гоша Деготь отреагировал вяло. Всего лишь молча кивнул. «Даже не поздравил, подумал Герц. Тоже мне, товарищ. Впрочем, что взять с пьющего?»
Он воодушевился и продолжил:
Более того, господин Деготь, именно с банкета начнется твоя новая жизнь. Я загружу тебя работой так, что у тебя не останется времени на водку. Ты станешь моей правой рукой.
А Варваралевой, тусклым голосом сказал Гоша.
Нет. Варвара займется финансами.
Ах да. Разумеется.
Через два года ты переедешь отсюда в приличное место. Гарантирую. Допустим, в башню «План Путина». Куда-нибудь на шестьдесят восьмой. И это будет только начало. Мы перестроим работу. Мы станем более развлекательными, цветными и веселыми. Тираж поднимется. Рекламные поступления возрастут. Мы с тобой, дружище, оставим внукам резиденции в пятнадцать залов на восьмидесятых уровнях
Внукам? иронично спросил Гоша, пододвигая к себе бутылку. У тебя и детей-то нет.
Надеюсь, будут.
Что ж, отличный план. Варвара знает?
Еще нет.
Она будет рада.
Я тоже так думаю.
Только это ничего не изменит.
А что должно измениться?
Ничего, сурово произнес Гоша. Это я так. Нахожусь под впечатлением беседы с матерью моих детей. Женщиныособенные существа. Они никогда не хотят ничего менять. Они принимают мир таким, какой он есть. Они адаптируются. И требуют того же от своих мужчин. Ты очень изменился, Савелий. Я помню тебя другим. Ты был злой. Ты хотел что-то изменить. А теперь у тебя есть твоя Варвара, и она переделала тебя
Прекрати.
Гоша ухмыльнулся:
Прекратить? Ты еще скажи, что я наношу вред твоему персональному психологическому комфорту.
Не в этом дело. Просто Варвара тут ни при чем.
Гоша вдруг послушно кивнул:
Ты прав! Извини. Варвара ни при чем. Он провел ладонью по лицу. Не слушай меня. Видишь ли, Савелий Не знаю Надо как-то Я всегда тебя любил. Ценил и уважал. Я хочу, чтоб ты это знал. Я журналист, но янеконтактный человек, одиночка, вокруг меня всегда было мало людей У меня близкихдети ты и все. Понимаешь?
Понимаю, но не до конца. К чему ты клонишь?
Ни к чему! крикнул Гоша. Просто мне нужно, чтобы ты именно сегодня от меня это услышал.
Что-то случилось?
Ничего. Абсолютно ничего. Кстати, ты В общем, прими поздравления.
Я не хотел, деловым тоном сказал Савелий. Но старик настаивал.
Старикон, да пробормотал Гоша. Он кого угодно Тышеф, это прекрасно, это первоклассная новость Это лучшее, что можно представить. Особенно сегодня. Это счастье. Это мне знак
«Сколько он выпил?» подумал Герц. Не удержался, протянул руку и взял яблоко. Тут же крупно вздрогнулоно оказалось декоративным, пластиковым.
Мне пора.
Гоша Деготь вздохнул:
Посиди еще минуту. Просто посиди. Ты хороший человек, Савелий. Завтра все будет по-другому. Для тебя и для меня. Ты станешь шефом, а я он помедлил, ну, тоже, наверное, стану кем-нибудь В любом случае жизнь продолжается. Трава растет, контора пишет. Китайцы работают. Никто, так сказать, никому ничего. Ты прости меня, ладно?
За что?
За все. И жену мою прости. Она немного несдержанная женщина, но она права. Я слабак, сам себя загнал в угол.
Поедем со мной, предложил Савелий. Переночуешь у меня. Ты мне совсем не нравишься. Напьешься сегодняутром будешь страдать. А завтратяжелый и важный день.
Не волнуйся, твердо сказал Гоша. Все будет хорошо. Варваре привет передавай.
В дверях он схватил Герца за плечи, сильно рванул к себе и обнял. От друга пахло по́том, коньяком и соевым соусом. Савелий осторожно провел ладонью по худым вздрагивающим лопаткам.
Держись. Завтра все изменится.
Знаю, тихо ответил пьяный товарищ. Еще как изменится.
Через пять минут Савелий, мучимый винойему казалось, что он слишком мало сделал, чтобы приободрить унылого выпивоху, позвонил Гоше из машины.
Ты точно в порядке?
Более чем! Голос звучал бодро, трезво и даже немного грубо. Знаешь что? Ты, уважаемый господин шеф-редактор, за меня не переживай. Ты за себя переживай.
Савелий обескураженно попрощался, посмотрел на часы и прибавил ход. Все-таки алкоголикитяжелые люди. Говорят, сейчас даже модно иметь в друзьях настоящего хронического алкоголика. Говорят, такие, если очень много выпьют, начинают в собеседника пальцем тыкать и говорить неприличные, но, в общем, правдивые вещи. Или плачут и бессвязно объясняются в любви. Или начинают признаваться в дурных поступках, совершенных, предположим, пятнадцать лет назад.
До ближайшей скоростной эстакады было около трех километров темной, в ямах и лужах, дороги меж старых домов эпохи начала высотной застройки. Герц сообразил, что даже для этого района, неблагополучного, сплошь заселенного бледнейшими, здесь как-то слишком темно. Словно произошла авария и уличные фонари разом выключились. Мелькали группы людейвсе почему-то прижимались к стенам. Только мужчины: темная одежда, капюшоны, поднятые воротники, руки в карманах. Почти все курят. Лица бледные. Кто-то отделился от остальных, торопливо перебежал дорогу.
Ах ты, черт трущобный, выругался Савелий, выворачивая руль и предчувствуя нечто дурное, впрямую угрожающее личному психологическому комфорту.
Тут же предчувствия сбылись: впереди и сбоку ослепительно сверкнуло бело-желтым, вспышка озарила улицу на сотню метров вокруг, и оказалось, что людей, прижавшихся к стенам, очень многоможет быть, несколько сотен. Спустя мгновение донесся звук взрыва. Машину тряхнуло, но Герц не потерял управления. Затормозил, всмотрелся. Секунду или две ничего не происходило. Потом сверху косо надвинулась тень. Что-то огромное медленно опускалось, загораживая небо и дальние огни. Герц, ничего не понимая, инстинктивно втянул голову в плечи. Тень изогнулась, накрыла собой все. Стебель, понял Савелий, они валят стебель! Земля дрогнула, звук удара был протяжный и неприятный. Узкое чешуйчатое тело рухнуло поперек дороги в двух десятках метров от капота. Асфальт лопнул, вздыбились обломки, мелкая пыль взлетела в воздух.
Люди побежали еще до того, как трехсотметровая змея перестала колебаться. Взревели моторы, из переулков вылетели автомобили с выключенными огнями. Никто не подавал голоса, слышался только бешеный топот многих ног. На Герца не смотрели. Кто-то упал, другой спортивно через него перепрыгнул. Вообще большинство бегущих демонстрировали отменную физическую форму и заметна была организованность: по мере приближения к поверженному стеблю толпа разделилась на примерно равные группымашины устремились к верхушке, пешие облепили середину. Взревела портативная пила, потом еще одна, и ещедребезжащие визги слились в дикий хор.
Герц сидел не шевелясь, загипнотизированный зрелищем. Однако его привели в чувство: подскочили двое широкоплечих, с железными трубами наперевес, и несколькими точными ударами разбили ему передние фары. У Савелия хватило ума не покидать безопасный салон, а злодеи явно преследовали чисто практические целиликвидировав помеху, бегом присоединились к остальным.
Выполнив свою работу, пильщики подхватили инструмент и рванули прочь, в темноту. Навстречу им неслись другие, с ведрами и даже архаичными одноколесными тачками. Замелькали тесаки, топоры и лопаты. Полные ведра передавали по цепочке. Иные, подхватив на руки большие, оплывающие куски мякоти, тут же погружали в них лица; это выглядело отвратительно.
В домах одно за другим зажигались окна. Спустя несколько минут верхушку оприходовали, и черные машины, взвыв моторами, растворились во мраке. Пешая толпа быстро редела, унося с собой полные ведра, тазы и бочонки. Вдалеке уже хрипели милицейские сирены, с запада приближались вертолеты, гоня перед собой конусы прожекторного света. Стебель был растащен, остались только бесформенные сегменты коры и длиннейшие белесые волокнате самые, уникальной структуры, благодаря которым живая антенна всегда стояла вертикально, сгибаясь лишь под сильным ветром. Среди остатков теперь бродили, оскальзываясь, помятые существа из числа неорганизованных: распихивали мякоть по карманам, в убогие пакеты и мешки, и одновременно глотали, давясь, размазывая бурую массу по щекам, облизывая пальцы, жмурясь и воровато содрогаясь.
Герц пришел в себя и стал разворачивать машину.
Вертолеты приближались, но у него был шанс. Он выжал из мотора все, что мог, моля Бога, чтобы в темноте не задавить зазевавшегося травоеда, и через несколько секунд был уже далеко. На перекрестке догадался снизить скорость. Осторожно свернул, на ближайшем светофоре добропорядочно нажал на тормоз. В зеркале увидел, как несется к месту преступления целая стая мощных милицейских броневиков. Над головой прогрохотала вторая группа вертолетовна этот раз телевидение.
Выбрался, подумал Савелий, и едва не вскрикнул от неожиданности: к прозрачному колпаку снаружи приникло перекошенное страхом лицо.
Он не сразу сообразил, что это женщина. Даже почти девчонка. Очень нарядно одетая и очень испуганная.
Огляделся. Ничего подозрительного не обнаружил. Для злодейской засады место не подходило, повсюду горели фонари, на ближайшем столбе висела гроздь милицейских видеокамер. Открыл дверь. Тяжело дыша, девчонка влезла, головой вперед, явно не заботясь о том, как выглядит со стороны. Подобрала длинные ноги, прижала к плоскому голому животу крошечную сумочку.
Загорелся зеленый, Герц тронул.
Кошмар, выдохнула пассажирка и засмеялась.
Только молодые и цветущие девочки умеют так быстро переходить от испуга к веселью. Савелий тут же расслабился, а когда выскочил на трассу, где можно было включить автопилот, высвободить руки и напиться воды «Байкал экстра-премиум», тоже усмехнулся. Появление загадочной незнакомки с круглыми коленями, едва восемнадцати лет, явно можно считать финальным аккордом сумасшедшего дня. Это был его, Герца, приз.
Спасаетесь бегством? осведомился он.
Ага, дружелюбно ответила девчонка. Спасибо вам.
Очень приятная, решил Савелий.
Куда путь держите?
Куда-нибудь. Отсюда! Я такого кошмара давно не видела.
Герц изловчился и состроил гримасу глубокого недоумения.
Какого кошмара?
Ну, вертолетов и прочего.
Он спросил, что, собственно, произошло, зачем и откуда вертолеты, и получил сбивчивый рассказ о поваленном стебле.
Это был ужас! восклицала юная леди, перехватив у него бутылку с водой. Вы бы это видели! Толпа черных ниндзя с ведрами! Пять минути осталась одна кора!
Рассказывать она не умела. Медленно подбирала слова, и всякий раз найденное слово оказывалось самым скучным, грубым и простым.
Финал экспрессивной новеллы совсем не понравился Герцу. Его спутница сунула руку в сумочку и достала изрядный кусок мякоти, завернутый в пластиковую гигиеническую салфетку.
Вот, важно заявила девчонка. Это она и есть.
Стоп, нахмурился Савелий. Мы так не договаривались. Я не желаю на это смотреть. Откройте окно и выбросьте.
Да ладно вам. Ее все едят.
Во-первых, не все, твердо возразил Савелий. И даже не большинство. Во-вторых, я могу быть милиционером. В-третьих, это просто неприлично. Такая хорошая культурная женщина
Ладно вам. Какой вы милиционер. Вы какой-то известный тип, архитектор, что ли В общем, шишка Я вас видела. По телевизору.
Это было давно, мирно ответил Герц. И я не архитектор.
Но и не милиционер! Я слышала, все эти знаменитые жрут мякоть. Только не сырую. Концентрат, в таблетках.
Савелий пробормотал:
У вас обширные познания.
Не издевайтесь.
А вы уберите дрянь. За ее хранение вас могут посадить в тюрьму. И меня заодно.
За траву не сажают.
Вам виднее.
Я серьезно. Девчонка понюхала содержимое салфетки.
Стало ясно, что она большая любительница. При том что Герц точно знал: сырая мякоть не имеет запаха.
За траву не сажают, повторила младая травоядная. Мне «друг» говорил. Он там был. В тюрьме. Уже давным-давно за траву никто не сидит. Наобороттам ее едят. Все. И охрана тоже.
Не может быть. Тюрьмы подключены к проекту «Соседи», там везде объективы
Везде, да не везде, взросло возразила девчонка.
Значит, у вас есть «друг»?
Как же без «друга» приличной девушке?
Вот как.
Между прочим, он приятный. Пальцем меня не трогает. Он меня всему научил.
И траву естьтоже научил?
А что такого? с веселым вызовом воскликнула девчонка. Я вижу, вы хоть и архитектор, а совсем темный дядя. Вы знаете, как ее правильно жрать?
Употреблять, поправил Герц.
Употребляют, снисходительно, по слогам сказала его спутница, наркотики. А травужрут. Знаете, как ее жрут?
Понятия не имею, твердо произнес Савелий. А что, есть особые хитрости?
А как же. Вас как зовут?
«Она первая начала», сказал себе Герц и представился.
А меняИлона. Будем знакомы. Кстати, это Спасибо вам.
Пустяки.
Если бы не вы, я бы уже сидела в изоляторе. Пришлось бы звонить Моисею. Он бы, конечно, сразу меня вытащил, но потом Девчонка вздохнула. Он, это не любит, если я попадаю во всякие истории. Он любит, чтобы все было тихо.
Я его прекрасно понимаю. Куда вас отвезти?
А никуда не надо. Могу выскочить прямо здесь. Возьму такси. Денег, правда, нет Но я знаю ребят, которые отвезут по дружбе.
Хотитея вам одолжу.
Девчонка рассмеялась:
Эх вы. Давать в долг нельзя! Это настоящее преступление. В сто раз хуже, чем хранить мякоть стебля. За такое как раз могут в тюрьму. И меня, и вас.
Пятисложное слово «преступление» далось ей с большим трудом.
Мелкие суммы разрешены, внушительно возразил Савелий. Одиннадцатая поправка к Конституции.
Ну, я в этом не понимаю. И в долг брать не буду. Я никому ничего не должна. Я бы закурила, вот.
Курите, разрешил Савелий.
Нет, твердо сказала девчонка. В вашей машине не курят. Это сразу чувствуется. Я, между прочим, не какая-нибудь У меня своя порядочность есть.
Вы хотели меня научить. Насчет травы.
Девчонка подумала, посмотрела на Герца и серьезно заявила:
Если вас до сих пор не научили, я не хочу быть первой. Пусть вас учит, это кто-нибудь другой. Я вас научувам понравится. Вам понравитсявы начнете жить совсем другой жизнью. Это серьезное дело.
Савелий кивнул:
Я готов. Я люблю серьезные дела.
Девчонка улыбнулась:
Ну вас к черту. Не буду.
Помолчали. Он смотрел на дорогу и на спутницу. Онав боковое окно.
В двух словах, мягко попросил Герц. Чисто теоретически.
Лучше на практике.
Исключено. Ограничимся вводной лекцией. Я весь внимание.
Девчонка опять засмеялась:
Сколько вам лет?
Пятьдесят.
И вы про это ничего не знаете?