Уолдо всегда был честен перед собой. Если то, что он видел, он действительно видел, значит это новое явление противоречило всем законам, тем самым законам, которые он принимал как действующие, законам, из которых он прежде ни разу не встречал исключений. И у него хватило духу признать, что первоначальные отказы декальбовэто такое же ошеломляющее нарушение всех физических законов, как и ни с чем не сравнимое поведение этих двух сборок. Разница только в одном: восстановление выглядело впечатляюще, а выход из строянет.
Совершенно очевидно, что доктор Рэмбо тоже обнаружил это; его, Уолдо, информировали: с первого же момента неприятностей с декальбами у доктора начали проявляться все более нарастающие признаки нервного перевозбуждения.
Потеря доктора Рэмбо заслуживала сожаления. Рэмбо безумный произвел на Уолдо гораздо большее впечатление, чем когда-либо смог бы произвести Рэмбо трезвомыслящий. Было ясно, что у этого человека какие-то способности были; он чего-то добилсяпричем большего, чем сам Уолдо, это надо было признать, хотя это и свело Рэмбо с ума.
Уолдо не боялся, что опыт Рэмбо, каким бы он ни был, может поколебать и его собственный рассудок. Возможно, такая уверенность в своих силах была полностью оправданна. Для защиты от недружелюбного мира вполне хватало собственных параноидальных склонностей Уолдо. С его точки зрения, это была здоровая, необходимая адаптация организма к невыносимым условиям, не большая патология, чем, скажем, мозоль или благоприобретенный иммунитет.
В противном случае он, возможно, не смог бы воспринимать тревожные факты более хладнокровно, чем девяносто девять процентов его современников. Он был рожден для бед, столкнулся с ними и раз за разом преодолевал. Да самый дом, в котором он пребывал, свидетельствовал о спокойствии и бесстрашии, с которыми он отражал натиск мира, не будучи в состоянии к нему примениться.
Сами собой напрашивающиеся направления исследований причудливо извивающихся металлических стержней на какое-то время оказались исчерпаны. Рэмбо недоступен, у Рэмбо не спросишь. Что ж, остается еще один человек, которому известно больше, чем Уолдо. Этого человека и надо разыскать. И Уолдо еще раз позвонил Стивенсу.
От доктора Рэмбо так и ни звука?
Ни слуху ни духу. Прихожу к мысли, что бедняги нет в живых.
Возможно. А этого знахаря, приятеля вашего зама, кажется, зовут Шнайдер?
Грэмпс Шнайдер.
Да-да. Не будете ли вы так любезны устроить мне разговор с ним?
По телефону или вам желательна личная встреча?
Предпочел бы, чтобы он прибыл ко мне, но понимаю, что он стар и немощен. Вряд ли ему легко дастся перелет. А если он еще к тому же окажется подвержен космической болезни, толку мне от него не будет.
Посмотрим, что можно сделать.
Очень хорошо. Ускорьте, пожалуйста, это дело. И еще. Доктор Стивенс!
Слушаю.
Если все же придется ограничиться разговором по телефону, устройте так, чтобы к нему в дом был доставлен комплект стереопередатчика. Мне желательно в наибольшей мере обеспечить непринужденную обстановку.
О'кей.
Представляешь? обратился Стивенс к Маклеоду, закончив разговор с Уолдо. «Великий Я» проявляет заботу о ком-то из окружающих.
Наверное, толстячок заболел, решил Маклеод.
Похоже на то. А вкалывать придется не столько мне, сколько тебе. Поедешь со мной. Мы едем в Пенсильванию.
А на ком останется централь?
Скажи Каррузерсу, пусть побудет за начальство. Если что-нибудь накроется, мы все равно ничем не поможем.
В тот же день попозже Стивенс опять вышел на связь.
Мистер Джонс?
Да, доктор.
Ничего не выйдет.
Имеете в виду, Шнайдер не сможет прилететь во «Фригольд»?
Во-первых, это, а во-вторых, то, что вам не удастся потолковать с ним по видеофону.
Полагаю, вы имеете в виду, что он мертв.
Избави бог. Я имею в виду, что он ни при каких обстоятельствах и ни с кем не хочет говорить по видеофону. Говорит, очень жаль, что причиняет вам неудобство, но он против всех этих штучек: фотоаппаратов, кинокамер, телевидения и так далее. Опасные вещи, говорит. И боюсь, закоснел в своих предрассудках.
В качестве посла вы оставляете желать лучшего, доктор Стивенс.
Стивенс сосчитал про себя до десяти и потом ответил:
Уверяю вас, я сделал все, что в моих силах, чтобы исполнить ваше желание. Если я не подхожу вам как сотрудник, будьте добры, обратитесь к мистеру Глисону.
И прервал связь.
Как вы насчет того, чтобы дать ему в зубы? мечтательно произнес Маклеод.
Мак, ты читаешь мысли.
* * *
Уолдо еще раз попытался действовать через собственных агентов, но ответ получил тот же самый. С его точки зрения, это было нечто возмутительноевот уже много лет ему не попадались люди, которых нельзя было бы купить, запугать или, в крайнем случае, уговорить. Покупка сорвалась; инстинктивно он сознавал: непохоже, что Шнайдером можно управлять через алчность. И как вообще прикажете запугивать или подмасливать человека, с которым нельзя встретиться и поговорить?
Это был тупики безвыходный. Ладно, забудем.
Конечно, еще есть средство из арсенала тех, про которые говорят «лучше сдохнуть, чем так». Нет. Нет, только не это. Даже не думай. Лучше бросить все это дело, признать, что оно не по зубам, и так и сказать Глисону. Уолдо уже семнадцать лет не ступал ногой на земную поверхность. Ничто не могло подвигнуть его на то, чтобы отдать свое тело на милость этого чудовищного поля тяготения. Ничто! Ведь оно могло даже убить его. Сдавить грудь, задушить. Не-е-ет.
Он грациозно поплыл через мастерскую, словно разъевшийся Купидон. Как? Отказаться от своей свободы? Даже на время! Самому отдаться на пытки? Нет, это нелепо. Дело того не стоит.
Проще упросить агорафоба залезть на Пюи-де-Дом или потребовать, чтобы клаустрофоб взял у кого-нибудь интервью в самой глубокой шахте мира.
* * *
Дядя Гэс?
А, Уолдо, привет. Рад, что позвонил.
Не опасно ли мне спуститься на Землю?
Чего? Как это? Говори ясней, парень. Я не понял.
Я спрашиваю, не повредит ли мне экскурсия на Землю?
Связь тут просто ужасная, проворчал Гэс. Мне послышалось, ты говоришь, что решил спуститься на Землю.
Именно это я и сказал.
Уолдо, что стряслось? Ты в своем уме?
В своем, в своем, но мне надо повидать на Земле одного человека. Другого способа поговорить с ним нет, а поговорить очень надо. Эта экскурсия мне повредит?
Не должна бы, если побережешься. Если на то пошло, ты здесь родился. Однако будь поосторожнее. У тебя солидное ожирение сердца.
О боже, дядя Гэс! Как вы считаете, это опасно?
Нет. Ты вполне здоров. Просто не перенапрягайся. И держись поспокойнее.
Постараюсь. Как только могу. Дядя Гэс!
Да.
Вы не съездили бы со мной, не помогли бы мне справиться?
Ну, я думаю, в этом нет необходимости.
Дядя Гэс, пожалуйста. Я больше никому не доверяю.
Уолдо, ты же взрослый человек. Ладно, на этот раз так и быть.
* * *
А теперь запомните, обратился Уолдо к пилоту. Модуль ускорения ни в коем случае не должен превысить одну и одну десятую g. Даже во время посадки. Я все время буду следить по акселерометру.
Я двенадцать лет вожу машины медпомощи, ответил пилот. И пациента не побеспокоил ни разу.
Это не ответ. Вы поняли? Одну и одну десятую. И к этой цифре даже не приближайтесь, пока не пройдем стратосферу. Тихо, Бальдур! Прекрати сопеть.
Я вас понял.
Постарайтесь, чтобы все так и было. От этого зависит ваша премия.
Может, вам стоит самому повести?
Мне не нравится ваше отношение, милейший. Если я в этом контейнере сдохну, останетесь без работы на всю жизнь.
Пилот что-то буркнул.
Что вы сказали? вскинулся Уолдо.
Сказал, что, может, овчинка и стоит выделки.
Уолдо побагровел, открыл рот, но тут вмешался Граймс:
Уолдо, спокойней. Помни о своем сердечке.
Да, дядя Гэс.
Граймс скользнул вперед и знаком дал знать пилоту, что хочет сесть поближе.
Что бы он ни говорил, не обращайте внимания, вполголоса сказал Граймс пилоту. Но насчет ускорения уж постарайтесь. Он вправду не выдержит больших ускорений. Того и гляди, отдаст концы в контейнере.
Думаете, будет велика потеря? Далеко не уверен. Но пойдем аккуратненько.
Вот и славно.
Я готов занять место в контейнере, отозвался Уолдо. Дядя Гэс, не поможете ли с ремнями справиться?
Буду через секунду.
Разумеется, противоперегрузочный контейнер был не обычного типа, а специально построенный для этой поездки. На взгляд он больше напоминал огромного размера гроб на карданном подвесе, позволяющем постоянно удерживаться в плоскости, перпендикулярной результирующему вектору ускорения. Уолдо плавал в водеудельный вес его жирной туши был достаточно низок, отделенный от нее обычной нежесткой водонепроницаемой парусиной. Голову и плечи поддерживала пригнанная по телу подушка. В контейнер был встроен механический автомат для искусственного дыхания, подкладки под спину находились под водой, грудные накладкинад водой, но они были убраны в стороны.
На специальном сиденье слева от контейнера пристроился наготове Граймс с неоадреналином. Справа от контейнера, пристегнутый к специальной полке, находился Бальдур. Пес служил противовесом Граймса.
Граймс удостоверился, что все готово, и объявил пилоту:
Стартуйте по готовности.
Хорошо.
Пилот захлопнул люк. Входная труба сжалась в гармошку на плоском причале «Фригольда», дав возможность кораблю отвалить. И корабль плавно отправился в путь.
Уолдо закрыл глаза. На лице у него явилось выражение неземного страдания.
Дядя Гэс, а вдруг корабельные декальбы откажут!
Не имеет значения. В машинах медпомощи шестикратный запас.
Вы уверены?
Едва ощутив появление веса, Бальдур начал скулить. Граймс заговорил с нимпес притих. Но по мере того как машина углублялась в гравитационное поле Земли, суммарное ускорение поневоле нарастало, хотя скорость машины существенно не менялась. Уолдо казалось, что это тянется нестерпимо долго и никогда не кончится. А пес ощущал, как все тело наливается изнурительной тяжестью. Причины он не понимал, и от этого происходящее нравилось ему еще меньше, оно пугало его. Он начал выть.
Уолдо открыл глаза.
О господи! простонал он. Сделайте же хоть что-нибудь! Он, должно быть, умирает.
Сейчас гляну, ответил Граймс, отстегнул ремень безопасности и потянулся через контейнер. Перераспределение масс заставило кардан качнуться; Уолдо колыхнуло к стенке контейнера.
Ой! с трудом выговорил он. Осторожней!
Не обращай внимания.
Граймс погладил пса по голове и ласково заговорил с ним. Когда тот успокоился, Граймс собрал в горсть шкуру на его загривке, прицелился и всадил дозу успокоительного. И потер место укола.
Вот так, старичок. Теперь тебе полегчает.
Врач отвалился на свое место, от этого Уолдо опять качнуло, однако он молча вынес эту пытку.
После входа в атмосферу машина резко дернулась всего один раз. Взвыли оба: и пес и Уолдо.
Частник, вполоборота крикнул пилот. У меня преимущество, а он нарушил.
И пробурчал что-то про баб за рулем.
Я видел. Наш не виноват, сказал Граймс Уолдо.
Пилот необычайно мягко посадил машину на площадке, подготовленной между шоссе и домом Шнайдера. Их прибытия дожидалась целая команда; под присмотром Граймса контейнер с Уолдо сняли с кардана и вынесли из машины. Как ни старались действовать осторожно и не спеша, все-таки не обошлось без встрясок и толчков. Уолдо перенес их с молчаливой стойкостью, но из-под закрытых век градом катились слезы.
Едва его вынесли из машины, он открыл глаза и спросил:
Где Бальдур?
Я его отвязал, пояснил Граймс, но он не последовал за нами.
Бальдур, сюда! Ко мне, малыш! хрипло окликнул Уолдо.
Пес, остававшийся внутри корабля, услышал голос хозяина, приподнял голову и придушенно гавкнул. Он все еще чувствовал устрашающую немочь, но пополз на брюхе, силясь исполнить приказ. Граймс вовремя оказался у дверцы и увидел, что происходит.
Пес дополз до края своей полки и сделал неуклюжую попытку ринуться туда, откуда слышал хозяйский голос. Он попробовал применить единственный известный ему способ передвижения: оттолкнулся задними лапамии полагал, что вылетит через открытую дверь и прекратит полет, упершись передними лапами в контейнер. Но вместо этого рухнул с полуметровой высоты на пол кабины, неловко принял удар на непружинящие передние лапы и притом болезненно взвизгнул.
Теперь он лежал пластом там, где упал, голоса не подавал, но и не пытался двигаться, а дрожал всем телом.
Граймс наклонился над ним, осмотрел, убедился, что животное не покалечилось, и вышел из кабины.
С Бальдуром небольшая авария, объяснил он Уолдо. Ничего серьезного, но бедный чертяка не умеет ходить. Лучше оставь его в кабине.
Уолдо с усилием покачал головой:
Хочу, чтобы он был со мной. Пусть раздобудут носилки.
Граймс позвал двух человек на подмогу, договорился с водителем машины медпомощи насчет носилок и приказал помощникам нести собаку. Один из них заворчал:
Не нравится мне это. Собака выглядит злобной. Посмотрите, какие у нее глаза.
Нет-нет, заверил его Граймс. Она просто перепугана до потери сознания. Давайте я подержу ее за голову.
А что с ней? То же самое, что и с этой жирной тушей?
Не-е-ет, с ней все в порядке, здорова как бык. Просто ей в жизни не приходилось ходить. Она на Земле в первый раз.
Окосеть, будь я трижды проклят!
Знаю один такой случай, охотно отозвался второй носильщик. Про псину, что выросла в Лунополисе. Так она первую неделю на Земле вообще ходить не моглатолько ползала, выла и делала под себя.
В точности как эта, мрачно отозвался первый.
Носилки с Бальдуром поставили рядом с контейнером Уолдо. А тот с неимоверным усилием приподнялся на локте, вытянул руку и положил на голову собаке. Пес лизнул хозяйскую руку и разом перестал дрожать.
Так-то вот, дружок, прошептал Уолдо. Здорово худо, а? Ну ничего, держись.
Бальдур вильнул хвостом.
Четверых отрядили нести Уолдо и еще двоихсобаку. Грэмпс Шнайдер ожидал на пороге своего дома. Ни слова не сказал, когда процессия приблизилась, просто дал знак, чтобы Уолдо внесли в дом. Носильщики с собакой замялись.
Его тоже, сказал Шнайдер.
Когда прочие удалилисьдаже Граймс вернулся к машине, Шнайдер заговорил:
Добро пожаловать, мистер Уолдо Джонс.
Спасибо за привет, дедушка Шнайдер.
Старик любезно кивнул, не говоря ни слова, и подошел к носилкам с Бальдуром. Уолдо хотел было предупредить его, что для незнакомых зверюга опасна, но какое-то странное стеснениенаверное, поле тяготения на нервы подействовалопомешало ему вовремя заговорить. А потом он увидел, что зря беспокоился.
Бальдур перестал тихо поскуливать, поднял голову и лизнул Грэмпса Шнайдера в подбородок. И радостно завилял хвостом. Уолдо почувствовал внезапный укол ревности; ведь до этого за псом никогда не водилось, чтобы он проявил дружелюбие к незнакомым людям без особого приказа хозяина. Это была нелояльность, даже более тогоизмена! Но Уолдо подавил приступ раздражения и хладнокровно расценил это происшествие как свой тактический успех.
Шнайдер отвел в сторону собачью морду и тщательно осмотрел собаку, поталкивая, поглаживая, вытягивая ей лапы. Приподнял Бальдуру губы, глянул на десны. Оттянул веки, заглянул за них. Покончив с осмотром, подошел к Уолдо.
Пес-то и не хвор, сказал Шнайдер. Просто у него ум за разум зашел. С чего бы это?
Уолдо рассказал о необычном прошлом Бальдура. Шнайдер выслушал, покивалпричем Уолдо не мог сказать, понял он его или нет, и внимательным взглядом окинул Уолдо.
Нехорошо, когда взрослый парень лежкой лежит в постели. Давно это с тобой?
С рождения, дедушка.
Это нехорошо.
Шнайдер обошелся у Уолдо точно так же, как и с Бальдуром. Уолдо с гораздо большим трудом сносил чужое прикосновение, чем обычный, здоровый, но легко возбудимый человек, однако выдержал это по причинам вполне прагматическим. Чувствовал, что как-то надо втереться, умаслить этого странного старикашку. И что его не стоит раздражать.
Чтобы отвлечься от унижений, которые он терпел по собственной воле, и побольше узнать о старом шарлатане, Уолдо обшарил взглядом его комнату. Это была совмещенная гостиная-кухня. Узковатая, но довольно длинная, она была тесно заставлена. Весь кухонный конец занимал то ли огромный очаг, то ли камин, однако теперь он был заложен кирпичом, а в его дымоход сквозь дырку шла жестяная труба от плиты с механической подачей угля. Плита углом заходила в камин слева. Соответствующее место справа занимала тумба с небольшой мойкой. Вода подавалась в мойку ручным насосиком, рукоять которого торчала из-за тумбы.