Судя по обстановке, решил Уолдо, либо Шнайдер старше, чем выглядит, что просто невозможно себе представить, либо унаследовал этот дом от кого-то, кто уже век как помер.
Жилой конец комнаты был загроможден и заставлен, что просто неизбежно в небольших помещениях. Кругом были книги: в нескольких шкафах, стопками на полу, россыпью на стульяхтак, что вот-вот свалятся. Старинный, заваленный бумагами деревянный стол представлял собой пьедестал для давно устаревшей механической пишущей машинки и занимал целый угол. Над ним на стене висели богато украшенные часы-ходики в виде домика. Над циферблатом имелись две дверочки; именно в тот момент, когда Уолдо разглядывал часы, из левой выскочила резная деревянная птичка, раскрашенная красной краской, четыре раза пропела «фью-фью» и тут же спряталась. Следом из правой дверцы явилась серая птичка, трижды лениво прокуковала и вернулась на место. Уолдо решил, что очень хорошо бы заиметь такие часы; разумеется, их маятник и гиря во «Фригольде» не работали бы, но часы легко можно приспособить на центрифугу, дающую ускорение в одно g, где у них будут как бы те же условия для работы, что и на поверхности Земли.
Ему даже в голову не пришло поставить скрытый источник питания для имитации работы маятника; Уолдо любил, чтобы механизмы работали так, как задумано.
Слева от часов висел старомодный бумажный табель-календарь. Какого года, было не разглядеть на темном фоне, но повыше была отчетливо видна надпись крупными буквами «ВСЕМИРНАЯ ВЫСТАВКА В НЬЮ-ЙОРКЕНА ПАМЯТЬ О МИРЕ ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ». У гостя глаза чуток округлились при взгляде на нечто вколотое в подушечку для булавок на краю стола. То была круглая плоская пластмассовая штуковина с заколкой для крепления к одежде. Она была так близко, что Уолдо смог прочесть надпись на ней:
ЗА СВОБОДНЫЙ СЕРЕБРЯНЫЙ ДОЛЛАР ШЕСТНАДЦАТЬ К ОДНОМУ
Но тогда Шнайдер, стало быть, очень стар!
Дверной проем с арочным верхом вел в другую комнату. Что там находилось, было не разглядеть, арку закрывала занавеска из крупных раскрашенных бусин на ниточках.
Комната была полна различных запахов, многие из них отдавали стариной и затхлостью, но ничем мерзким не пахло.
Шнайдер выпрямился и поглядел на Уолдо:
Нет у тебя в теле никакого изъяна. Давай вставай и ходи.
Уолдо слабо покачал головой:
К сожалению, не могу, дедушка.
Тебе надо дотянуться до силы и приказать, чтоб она тебе служила. Ну-ка попробуй.
К сожалению, не знаю, как это делается.
В том-то и вся закавыка. На свете нет ничего определенного, если кто не знает. Ты отослал свою силу в Иномир. Тебе надо дотянуться до Иномира и стребовать ее назад.
Но где этот «иномир», дедушка?
Шнайдер, казалось, засомневался, отвечать ли. А потом сказал:
Другой мир. Его нельзя увидеть. Он и тут, и там, и повсюду. Но прежде всего вот здесь, постучал он себя пальцем по лбу. Ум помещается в нем и через него управляет всем телом. Постой-ка.
Он порылся в стенном шкафчике, вынул какую-то баночку. В баночке было снадобье, похоже мазь, и он принялся натирать себе руки этой мазью.
Закончив, вернулся к Уолдо и опустился рядом с ним на колени. Взял обеими руками Уолдо за запястье и принялся ласково растирать.
Пусть ум успокоится, приказал он. Почувствуй силу. Иномир близко, и силы в нем полным-полно. Почувствуй ее.
Массаж оказался донельзя приятен утомленным мускулам Уолдо. То ли от снадобья, то ли просто от рук старика по телу пошла упоительная теплая волна.
«Будь он помоложе, я бы его в массажисты нанял, подумал Уолдо. У него магнетическое прикосновение».
Шнайдер выпрямился и сказал:
Полегчало, а? Теперь отдохни немного, пока я кофе сварю.
Уолдо с приятным чувством откинулся на свое ложе. Уж очень он устал. Не столько сама по себе езда дала по нервам, сколько хватка проклятого поля тяготения, в которой он чувствовал себя, как муха в патоке. Пассы Грэмпса Шнайдера принесли облегчение и навеяли сон.
Должно быть, он и в самом деле задремал, так как последнее, что он помнил, это Шнайдер, бросающий в кофейник яичную скорлупу. А в следующую секунду старик уже стоял перед ним с кофейником в одной руке и дымящейся чашкой в другой. Отставил их, взял три подушки, подложил их Уолдо под спину и протянул чашку. Уолдо с трудом вытянул обе руки, чтобы ее взять.
Шнайдер отвел чашку в сторону.
Не-е-ет, с укоризной сказал он. И одной руки больше чем хватит. Делай, как я показывал. Потянись в Иномир за силой.
Он взял правую руку Уолдо, поднес пальцы к фаянсовой дужке, сомкнул их на ней, поддерживая руку Уолдо своей. А ладонью левой ласково провел по руке Уолдо от плеча до самых кончиков пальцев. И опять по руке прошла теплая волна.
И Уолдо с удивлением обнаружил, что держит чашку одной рукой. Вот это да! Ко времени, когда он семнадцать лет назад покинул Землю, у него уже сложилась неизменная привычка ничего никогда не пытаться удержать одной рукой. Разумеется, во «Фригольде» он частенько управлялся одной рукой со всякой мелочью и без помощи «уолдо». Видимо, годы упражнений сказались, хватка улучшилась. Отлично! Настоящий триумф!
Почувствовав прилив задора, он пил из чашки, держа ее одной рукой и стараясь изо всех сил не пролить кофе на себя. А кофе был вкусный, ничего не скажешь. Такой же вкусный, как и тот, что он сам себе готовил из самых дорогих экстрактов. Уж если совсем честно сказать, возможно, даже вкуснее.
Когда Шнайдер предложил ему к кофе свежеразогретую коврижку с коричневой сладкой корочкой, которая благоухала корицей, он настолько разошелся, что взял ее левой рукой, не спрашивая, куда бы отставить чашку. И, положа локти на край контейнера, поочередно то откусывал, то запивал, то запивал, то откусывал.
Разговор за чашкой кофе заканчивался, и, похоже, пора было начать разговор касательно декальбов. Шнайдер не стал запираться, что знает Маклеода, и припомнил, хотя и смутно, случай, когда он наладил Маклеодово «помело».
Хью Дональдславный парнишка, сказал он. Машины я не люблю, но чинить детям разные штукиэто одно удовольствие.
А не расскажете ли мне, дедушка, каким образом вы отремонтировали машину Хью Дональда Маклеода? спросил Уолдо.
Что, у тебя есть такая же, поломанная, и ты хочешь, чтобы я ее починил?
У меня полным-полно таких поломанных, я взялся их починить, но, должен признаться, не знаю, как это сделать. И приехал, чтобы узнать, как это получается у вас.
Шнайдер призадумался:
Это трудно. Показать-то можно, но не так существенно то, что ты делаешь, как то, что при том думаешь. А это только с опытом приходит.
Должно быть, на лице Уолдо изобразилось слишком большое недоумение, потому что старик пояснил:
Говорят, на все на свете можно смотреть так, а можно эдак. Это как бы правда, но не вся, потому что смотреть можно хоть сотней способов. Некоторые годятся, а некоторые нет. Кто-то из древних говорил, что все на свете либо существует, либо нет. Это не вся правда, поскольку кое-что одновременно и существует, и не существует. Кто с опытом, тот способен и так смотреть, и этак. Иногда вещь, предназначенная для этого мира, не предназначена для Иномира. А это важно, поскольку живем-то мы в Иномире.
То есть как это «живем в Иномире»?
А как же еще нам жить-то? Умне мозг, а умсуществует в Иномире, а до здешнего мира дотягивается через тело. Это один из верных способов глядеть на вещи, хотя есть и другие.
Значит, есть несколько способов рассматривать приемники де-Кальба?
Правильно.
А будь у меня с собой прибор, который не работает, вы показали бы мне, как надо на него глядеть?
Да нужды нет, и притом я не люблю, когда машины в доме. Лучше я тебе нарисую.
Уолдо вздумалось было настоять, но он подавил в себе этот порыв. «Ты пришел сюда, смиренно прося о наставлении, сказал он себе. Не учи учителя, как тебя учить».
Шнайдер раздобыл карандаш и лист бумаги и сделал очень аккуратный и очень тщательный эскиз пучка антенн и главной балки аэромобиля. Эскиз был довольно точен, хотя в нем и недоставало нескольких существенных, но второстепенных деталей.
Вот эти пальцы, сказал Шнайдер, проникают глубоко в Иномир, чтобы зачерпнуть силу. А что зачерпнули, то вот по этому столбу, указал он на балку, передают туда, где сила используется, чтобы машина двигалась.
«Прекрасное аллегорическое объяснение, подумал Уолдо. Если принять, что Иномирэто синоним гипотетического эфира, оно звучит если не полно, то безукоризненно». Но ему стариковы речи ничего не объяснили.
А Хью Дональд устал, продолжал Шнайдер, и какая-то маета его ела. Вот он и выискал одну из худых правд.
То есть вы хотите сказать, раздельно произнес Уолдо, что машина Маклеода вышла из строя по той причине, что он тревожился на этот счет?
А из-за чего же еще?
К ответу на этот вопрос Уолдо был не готов. Стало очевидно, что старик целиком в плену каких-то странных суеверий; тем не менее он мог бы показать Уолдо, что именно надо делать, хотя и не знал почему.
А что вы сделали, чтобы изменить положение?
Да ничего я не изменял! Я просто глянул с другого боку.
Но как глянули? Мы нашли там какие-то пометки мелом
Ах те? Они помогали мне сосредоточиться в нужную сторону, а больше они ни к чему. Я рисовал их вот так, он взялся водить карандашом по эскизу, а сам в это время представлял себе, как пальцы тянутся за силой. Ну они и потянулись.
И это все? И больше ничего?
Зачем? Хватит и этого.
«Либо старик сам не понимает, каким образом он произвел ремонт, рассудил Уолдо, либо он тут вообще ни при чем, а имеет место чистое, хотя и удивительное совпадение».
Пустая чашка давно стояла на краешке контейнера, ее вес приходился на металл, пальцами Уолдо ее только придерживал. Увлекшись разговором, он позабыл про нее, и чашка выскользнула из ослабевших пальцев, упала на пол и разбилась.
Уолдо вконец расстроился:
О, я простите, дедушка. Я пришлю вам другую.
Не тревожься. Я починю.
Шнайдер тщательно собрал осколки и положил на стол.
Ты устал, продолжил он. Это нехорошо. Из-за этого теряешь, что приобрел. Возвращайся домой, отдохни, а потом можешь поупражняться, как силу возвратить.
Мысль показалась Уолдо здравой; он очень устал, и сделалось очевидно, что у старого обаятельного пройдохи никаких особых секретов не вызнать. Он с чувством и глубоко неискренно поклялся, что будет упражняться, «как силу возвратить», и попросил Шнайдера оказать любезность и кликнуть носильщиков.
На обратном пути обошлось без приключений. У Уолдо не хватило духу даже на то, чтобы пререкаться с пилотом.
Полный тупик. Одни машины не работают, хотя должны, а другие работают, но невозможным образом. И никто не знает, что делать, кроме старикашки, у которого помутилось в голове. Несколько дней Уолдо трудился апатично, по большей части повторяя опыты, которые уже проделывал, лишь бы не признаваться себе, что застрял, что не знает, как быть дальше, что по-настоящему-то он потерпел поражение и пора бы позвонить Глисону и признаться в этом.
Два «заколдованных» комплекта декальбов продолжали работать, стоило их включить, но все тем же диковинным и невероятным образом, с извивающимися антеннами. Другие неожиданно вышедшие из строя и присланные ему на обследование декальбы по-прежнему отказывались работать. А третьи, годные, действовали великолепным образом, без нелепых верчений и подергиваний.
В невесть какой раз он достал нарисованный Шнайдером эскизик и внимательно изучил его. «Остается только одна возможность, подумал он. Еще раз вернуться на Землю и настоять, чтобы Шнайдер в моем присутствии действительно проделал все, что им было сделано с целью вернуть декальбы в рабочее состояние». Теперь он понимал, что на этом следовало бы настоять с самого начала, но тогда его настолько сбила с толку борьба с этим до чертиков сильным гравитационным полем, что недостало воли продолжать встречу.
Возможно, в этом его заменит Стивенс и притом изготовит стереофотоснимки процесса для дальнейшего изучения? Нет, старик суеверно предубежден против искусственных изображений.
Уолдо плавно подплыл туда, где стоял один из неработающих декальбов. Проделанное Шнайдером было, судя по его словам, до нелепости просто. Он нарисовал мелом на антеннах черточки, вот так, чтобы сосредоточиться. А потом уставился на антенны и представил себе, как они «черпают силу», устремляясь в Иномир, тянутся
Бальдур неистово залаял.
Да замолчи, дурак! огрызнулся Уолдо, не сводя глаз с антенн.
Каждый металлический патрубочек по отдельности начал извиваться, вытягиваться. Послышался тихий ровный звук нормально работающего аппарата.
Уолдо все еще обдумывал происшедшее, когда внимания потребовал телевизор. Нет, ему ни капельки не грозила опасность повредиться в уме, как это произошло с Рэмбо; и все же думал он так напряженно, что голова заболела. И все еще не пришел в себя, когда пришлось включить видеофон.
Да.
Звонил Стивенс:
Привет, мистер Джонс. Это Мы тут думали То есть
Говорите яснее!
Ну-у-у, насколько вы близки к результату? выпалил Стивенс. Дело становится очень срочным.
В каком смысле?
Частично обесточило Большой Нью-Йорк прошлой ночью. К счастью, не на максимуме нагрузки, и аварийщики сумели кинуть времянки, прежде чем исчерпался резерв, но вы же представляете себе, что было бы, случись это в час пик. По моему собственному отделу число отказов за последние недели удвоилось, и страховщики почуяли неладное. Так что мы срочно нуждаемся в результатах.
Получите вы свои результаты, свысока сказал Уолдо. Я на завершающем этапе исследования.
Не то чтобы он уж так был в этом уверен, но Стивенс злил его даже больше, чем большинство безволосых обезьян.
На лице Стивенса боролись сомнение и надежда.
Полагаю, вы откажетесь хотя бы намекнуть нам, в каком плане они ожидаются?
Разумеется. Но невозможно было не позабавиться, не подшутить над Стивенсом:
Ближе к объективу, доктор Стивенс. Я скажу вам.
И сам подался вперед, так что в некотором смысле они оказались нос к носу.
Черная магия ходит по белу свету! зловеще сказал Уолдо и тут же отключил связь.
Глубоко в подземном лабиринте собственной станции «Норт-Америкэн» Стивенс молча смотрел на темный экран.
В чем дело, шеф? поинтересовался Маклеод.
Не понял. Не совсем понял. Но у меня появилась мысль, что у нашего толстячка крыша поехала, совсем как у доктора Рэмбо.
На лице Маклеода явилась счастливая улыбка:
Какая прелесть! Всегда был уверен, что он тот еще придурок.
Но Стивенс не намерен был шутить:
Лучше бы тебе молиться, что она не поехала, мы ведь от этого зависим. Дай-ка мне нынешнюю сводочку глянуть.
* * *
Черная магия ходит по белу свету. Объясненьице ничем не хуже других, размышлял Уолдо. Причинность дает сбой за сбоем, священные законы физики больше не действуют. Магия. Как утверждает Грэмпс Шнайдер, все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
Дело ясное, Шнайдер знал, о чем говорит, хотя, разумеется, понятия не имел о физической теории, положенной в основу декальбов.
Подождите минутку! Подождите. Вероятно, он сам, Уолдо, подходил к этой проблеме не с того боку. Он занялся ею с некой собственной точки зрения, с точки зрения, которая настроила его критически по отношению к словам старика. Исходил из предположения, что уж он-то, Уолдо, понимает в этом деле больше, чем Шнайдер. Да, спору нет, он выбрался из дому, чтобы навестить Шнайдера, но считал-то его знахарем из захолустья, человеком, который, возможно, располагает некой долей полезной информации, но в основе своей невежественным и суеверным.
Предположим, он рассмотрит ситуацию с иной точки зрения. Примет, что все сказанное Шнайдеромэто никакие не суеверия и не аллегории, а сугубый факт и высокая наука
Уолдо отвел себе несколько часов на обдумывание ситуации.
Прежде всего, Шнайдер то и дело употреблял слово «Иномир». Что оно означает буквально? «Мир» это пространственно-временной энергетический континуум, следовательно, Иномирэто континуум, но отличный от того, в котором пребывает сам Шнайдер. Теоретическая физика не отвергает таких представлений, возможность существования бесконечного числа континуумов заложена во многие знакомые и вполне ортодоксальные суждения. Это предположение даже используется в некоторых выкладках.
Неужели именно это и имел в виду Грэмпс Шнайдер? Реально физически существующий Иномир? Поразмыслив, Уолдо убедился, что, должно быть, так оно и есть, хотя старик не пользовался общепринятой физической терминологией. «Иномир» это звучит как поэзия, но термин «дополнительный континуум» имеет тот же физический смысл. Стало быть, Уолдо заблудился в двух терминах.