Правильное решение.
Скажу прямо, доктор Кодинари: меньше всего меня интересуют оставшиеся от отца бумаги, я практически никогда в сейф не заглядываюесть список, когда какой пакет нужно вскрыть и в чьем присутствии. За этим следит миссис Риковер, и неделю назад она сообщила, что подходит срок пакета за подписью Эверетта. Признаюсь честно: до того дня я понятия не имел, кто такой Эверетт и есть ли у него наследники. Миссис Риковер меня просветила. Хью Эверетт был физиком, в свое время довольно известным, умер от сердечного приступа
В возрасте пятидесяти одного года, вставил Кодинари.
Вы знаете?
Марк как-то упоминал.
Тогда не буду вас задерживать Проходите, Луиза, берите стул, садитесь ближе, вам нужно будет расписаться на двух листах.
Луиза выглядела испуганной, скованной, то и дело оглядывалась на Эльзу.
Шеф, я все объяснила
Отлично. Приступим. Документ я извлек из сейфа позавчера и положил в стол.
Шеффилд потянулся к крайнему правому, запертому на ключ ящику. Нашарил в кармане ключикпод внимательными взглядами Луизы и Эльзы, Кодинари же больше интересовала черно-белая фотография, он пытался разглядеть в лицах мужчины и женщины фамильное сходство с Шеффилдомнаверняка это были его родители, кто ж еще, а сделан был снимок, несомненно, в пятидесятые годы прошлого века, судя по композиции кадра и качеству изображения.
Итак, сказал Шеффилд, положив на стол довольно пухлый пакет, посмотрите, пожалуйста: убедитесь, что конверт не вскрыт, надписи понятны, и день обозначен.
Он протянул пакет Луизе, которая с опаской взяла его в руки и сразу передала Эльзе, бегло взглянув на надписи и подписи. Она уже участвовала в подобной процедурегода полтора назад, когда вскрыли шкатулку, оставленную на хранение китайцем, имени которого Луиза, конечно, не запомнила. Народу тогда в кабинете набилось многочеловек десять, все китайцы; во всяком случае, все были на одно лицо, только разного роста, и, что возмутило Луизу, ни одной женщины, и это в наш двадцать первый век! Сюда бы какую-нибудь феминистку, она бы Мысль Луизы сбилась, и она вспомнила, что в шкатулке оказался только лист вощеной бумаги с китайским текстом, который мужчины тут же принялись обсуждать и, похоже, осуждать и даже проклинать, судя по выкрикам, выражениям лиц и поднятым кулакам. Хозяин тогда утихомирил возбужденных китайцев, сказав всего три слова, прозвучавших, как набат Бога, и заставивших всех умолкнуть и быстро покинуть кабинет. Шкатулку прихватил самый высокий, под два метра, а расписался в получении самый низкий, с Луизу ростом, и, похоже, самый молодой, не на лицолица-то у всех были одинаковые, а фигурой: подтянутый, спортивный, даже в какой-то степени красивый.
Взяв пакет из рук Луизы, Эльза внимательно осмотрела три печати: две на обеих сторонах пакета поставил старый Шеффилд, которого Эльза еще застала в живыхумер он в двадцать первом в почтенном возрасте и до последних дней приезжал в офис, хотя давно передал дела сыну. Не мог старик без работы, только Эльзу почему-то называл донной Паулой. У стариков много причуд.
Печати были на месте, третью поставил, видимо, сам Эверетт, это был факсимильный штампик с подписью, а рядом Эверетт расписался лично, и подпись была по всем правилам заверена старшим Шеффилдом.
И надписьразмашистым, но четким почерком поперек листа: «Вскрыть через пятьдесят лет после моей смерти».
Кодинари изучил надпись и печати.
Все в порядке. Он положил пакет на стол. Юридические правила соблюдены. Вскрывайте, и посмотрим, что оставил Хью Эверетт Третий.
Думаете, это завещание? с сомнением произнес Шеффилд, но Кодинари не стал измышлять гипотез и только пожал плечами.
Кстати, коллега, сказал он, вы, естественно, обратили внимание на даты.
Обратил. Доктор Эверетт скончался в ночь на девятнадцатое июля тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Пакет он лично передал на хранение восемнадцатого июля, то есть за несколько часов до смерти. Это поразительно. Однако
Шеффилд не закончил фразу и аккуратно поддел клапан ножом для разрезания бумаг.
Полиция, продолжил фразу Кодинари, внимательно следивший за действиями коллеги, не заинтересовалась этим совпадением?
Нет. Шеффилд перестал резать и поднял на Кодинари укоризненный взгляд. Во-первых, не было сомнений, что Хью Эверетт Третий умер естественной смертью от внезапного сердечного приступа
Относительно молодой мужчина, заметил Кодинари. Ничем не болевший. Вдруг. Полиция должна была заинтересоваться совпадением.
И это второе, что я хотел сказать. Шеффилд закончил надрез и заглянул в пакет. Бумаги, сообщил он. Да, так второе: полицию смерть Эверетта не заинтересовала, потому что об оставленном на хранение пакете полиция извещена не была.
Я понимаю, протянул Кодинари. Профессиональная тайна. Но ваш отец Его не смутило совпадение?
Нет, отрезал Шеффилд. Не смутило. День смерти Эверетта онили его секретарша, сейчас это трудно установитьотметил в картотеке. Отсчет времени пошел. Кстати, отметка в картотеке о том, что Эверетт умер девятнадцатого, была сделана двадцать седьмого. Видимо, отец только через восемь дней узнал о смерти клиента.
Кодинари покачал головой. Эльза нахмурилась. Нотариус сделал то, что просил клиент. Какие могут быть претензии? Луиза слушать пересталав сказанном она не поняла почти ничего и ждала, когда тягомотина закончится.
Пакет я вскрыл, поскольку это входит в мои обязанности, Шеффилд протянул пакет коллеге, а содержимоев вашей компетенции, доктор. Доставайте.
Кодинари вытащил двумя пальцами несколько сложенных пополам листов бумаги обычного формата А4. Заглянул в пакетпусто. Вслух пересчитал листы: одиннадцать. Исписаны каждый с одной стороны.
Формулы, удивился он. Формулы, формулы На каждой странице.
Луиза приподнялась, чтобы увидеть. Формулы? Она не видела ни одной формулы после того, как бросила школу в Брайтоне и стала убирать в офисах, потому что да ладно, она давно не думала об этом, заставила себя однажды, и действительно никогда больше не задумывалась над тем, что могла бы стать менеджером по продажам или коучем: говорили, что эта профессия хорошо кормит, но ей-то деньги нужны были сразу, а не когда-нибудь Формулы, как интересно
Луиза, Шеффилд даже не посмотрел в ее сторону, вы можете заняться своей работой, хорошо?
Она поняла и пошла к двери, немного сутулясь. Почему-то ей казалось, что, если сутулиться, на нее будут меньше обращать внимание.
Формулы, надо же. Полвека держать бумаги с формулами в сейфе, никогда она о таком не слышала, а ведь работала у разных адвокатов уже двадцать сколько три? Нет, двадцать четыре года.
Кодинари перебирал листы, переворачивал, надеясь обнаружить «нормальные» записи на обороте.
И это все? Кодинари последний раз видел формулы, когда сдавал в высшей школе экзамен по алгебре. Бином Ньютона. Или бином был раньше? Он уже не помнил, да и зачем?
Шеффилд поднял листы, которые коллега уронил на стол, будто не хотел их больше касаться.
Да, формулы. Ну и что? Эверетт был математиком. Или физиком? Почему бы ему не оставить потомкам эти значки? Если он так поступил, значит, бессмысленная на вид смесь букв, знаков, цифр и символов означала для него нечто важное. Интересно, изменится ли смысл, если все это перемешать миксером и раскидать на страницах в случайном порядке?
Эверетт оставил пакет у нотариуса, вернулся домой и умер. Естественной смертью, да. Но что такое естественная смерть, если смотреть на нее с полувековой горы времени?
Не наше с вами дело, Шеффилд аккуратно сложил листы и передал Кодинарииз рук в руки, разбираться в содержании документов, переданных на хранение.
Не наше, эхом повторил Кодинари, заталкивая бумаги в пакет. Я передам Марку. Как я уже сказал, сегодня возвращаюсь в Сан-Хосе. Правда, в разговоре Марк делал вид, будто не интересуется содержимым.
Вот как? спросил Шеффилд, потому что Кодинари ждал этого вопроса.
Конечно, с удовольствием сообщил тот. Марк к отцу равнодушен. Я бы даже сказал: имя отца вызывает у него раздражение и досаду.
Кодинари замолчал, и Шеффилд, продолжая навязанную ему игру в слова, спросил:
Почему?
Они не были близки, охотно пустился в объяснения Кодинари. Шеффилд об этом уже читалвчера, когда достал конверт из сейфа и искал в интернете сведения о Хью Эверетте Третьем, чтобы загрузить память перед вскрытиемпро себя он так и называл эту процедуру: вскрытие, патологоанатомическое действие.
Отец не обращал на Марка никакого внимания, продолжал Кодинари. Его интересовала только работа. Эти формулы, да. Адвокат встряхнул пакет. Вы знаете, доктор Шеффилд, он Хью Третий, я имею в виду даже головы от газеты не поднял, когда Марк приехал из больницы, куда онребенок! отвозил свою сестру, пытавшуюся покончить с собой. Ее тогда спасли, Марк вернулся совершенно разбитый, в истерике, а отецдело было утром, он завтракал и читал газетуспросил только: «Все в порядке?» Родной отец, представляете? Поэтому Кодинари закашлялся, извинился и продолжил: Поэтому меня не удивляет, что
Меня тоже. Шеффилд прервал собеседника довольно грубо, но время шло, через пару минут явится миссис Оукс. Кодинари намек понял, спрятал пакет в дипломат, поднялся и через стол протянул руку Шеффилду. Пожатие получилось довольно вялым«адвокатским», как сказала бы Эльза.
Знаете, коллега, предположил Шеффилд, выйдя из-за стола, чтобы проводить Кодинари до двери, вашему клиенту эти формулы не нужны, но пресса, думаю, заинтересуется.
Пресса? Мысль, высказанная Шеффилдом, заставила Кодинари остановиться. А знаете, возможно, вы правы. Я об этом не подумал. Формулы знаменитого математика. Эверетт сейчасфигура культовая, надо признать. Наверняка журналисты ухватятся Предложу Марку, сам-то он не догадается.
Тугодум? едва заметно усмехнулся Шеффилд.
Ну что вы! У Марка очень живой ум, но его в свое время задрали извините, что использую это слово, но Марк говорил именно «задрали» Лет двадцать назад журналисты его буквально преследовали. Это когда отцовские теории стали вдруг популярнее песен Марка. Он участвовал в съемках документального фильма на ВВС, произносил слова о многомирии, смысла которых не понимал. Потом ему еще раза два предлагали сниматься в биографических фильмах об отце, он отказался и однажды, лет десять, кажется, назад заявил журналистам, что, если его еще хоть раз спросят о многомирии, он пошлет прессу в параллельный мир, ха-ха, и большеникаких интервью!
И выполнил угрозу? вежливо поинтересовался Шеффилд, поглядывая на часы.
Да. Но сейчас спасибо за подсказку я предложу Марку передать листы в прессу. Хорошая идея! Вдруг физики заинтересуются? Или математики?
Кодинари наконец вышел, Шеффилд закрыл за ним дверь и спросил у Эльзы, прибыла ли миссис Оукс.
Об Эверетте и его формулах он больше не думал.
* * *
Добрый вечер, Марк. Отдохнул после перелета?
Не очень, Дик. Мне странно это говорить, но годы действительно берут свое. Ты забрал пакет у адвоката? Что там?
А по-твоему?
Завещание? Нет, конечно. Тогда отец оставил бы соответствующее указание. Он был очень пунктуален. Да и что он мог завещать? Тайный вклад?
Слышу в твоем голосе надежду. Нет, не вклад. И не завещание.
Так я и думал. Дневник, который он тайно вел все годы? Это на него похоже.
Нет, не дневник.
Дик, не интригуй. Больше ничего в голову не приходит.
Так-таки ничего?
Что-то связанное с его делами? С компанией? Нет, вряд ли. Через полвека? Бессмысленно.
Формулы, Марк. Одиннадцать страниц формул. Ни одного человеческого слова.
Хм
Марк? Ты со мной?
Да. Прости. Задумался. Формулы. Научная статья?
Вряд ли. В статье есть должны быть слова, какие-то объяснения, введение, основные положения, заключение. Список литературы, наконец, я уж не говорю о названии. Здесьничего. Только формулы.
И что мне с этим делать?
Что хочешь. Ты хозяин. Вряд ли найдется кто-то, кто станет претендовать на эти листы.
Ты хочешь сказать, что никому это не нужно?
Сам посуди, Марк. Если это наброски научной статьи, то ведь прошло полвека! Где-нибудь такая статья давно опубликована. Сейчас не девятнадцатый век и даже не двадцатый. В девятнадцатом, если какой-нибудь ученый сделал открытие, то и другой сделает, но может пройти полвека В двадцатоммаксимум несколько лет, и кто-нибудь обязательно повторит, а сейчас я вообще не представляю, чтобы формулы, написанные полвека назад, имели хоть какую-то ценность. Я тоже думал об этом весь день. Доктор Шеффилд подал идею передать листы в прессунаписанное рукой самого Эверетта может представлять ценность, чисто историческую, конечно. Возможно это я уже фантазирую но вдруг. Может, выставить бумаги на аукцион? Продают же с молотка письма знаменитостей. А твой отец, что ни говори, знаменитость.
Ах, оставь, Дик. Не надо прессу, бога ради. Хватит с меня тогдашнего бума. Аукцион? Не знаю Подумаю. Ты ведь не захочешь этим заняться?
Н-нет, пожалуй. Не моя область.
Вот видишь. Ладно, все. Ваннаи спать. До завтра.
До завтра, Марк. Я прилетаю ночью.
* * *
Он схитрил. Не сказал Дику всей правды. Обычно говорил все как есть, а на этот раз скрыл. Последний концерт в Осаке попросту провалился. То есть с точки зрения публики все было как всегда. Два с половиной часа музыки, любимые песни, пришлось и «Другие миры» исполнитьна бис, публика привыкла, что он поет эту песню в финале, как дань отцу, великому человеку. Пусть не великомупросто известному. Марку не нравилось, да что там «не нравилось», он терпеть не мог, когда журналисты писали, что он сын «того самого Эверетта, который придумал параллельные миры». Марк был сам по себе, всегда, с детства. Не потому, что таким было его желание, а потому, что отца у него, по сути, не было. Или правильнее сказать, желание самостоятельности, естественное в подростковом возрасте, было поддержано отцом, не в том смысле, как об этом обычно пишут в мемуарах: «будь самостоятельным, сын, ты должен сам решать свои проблемы, а я тебе помогу в трудную минуту, можешь не сомневаться, я ведь твой отец». Ха! Эверетт-старший никогда не произносил такую фразу. Если бы кто-нибудь произнес при нем что-то подобное, Хью Третий поднял бы на говорившего рассеянный взгляд, а потом опустил бы и продожил читать что он обычно читал дома Газеты, да. Книги? Научныеконечно, Марк видел много книг с непонятными названиями на корешках у отца в кабинете, куда ему обычно ход был закрытне запрещен, в семье не было прямых запретов, «не ходи туда, ты будешь мешать отцу» но он просто знал, что нельзя. Отец однажды посмотрел на него, когда Марк в поисках игрушки вошел в «запретную комнату». Только посмотрел, ни слова не сказал, и взгляд его был вовсе не сердитый, не осуждающий, не приказывающий. Равнодушный, пустой взглядкак если ты идешь по улице, на скамейке сидит чужой дядя и читает газету, а может, думает о своем, ты проходишь мимо, вы встречаетесь взглядами, и ты быстрым шагом уходишь, почти убегаешь, дальше, дальше, потому что во взгляде такое равнодушие, пустота, уж лучше бы крикнул, обругал, обозвал «плохим мальчишкой», такого отца он мог бы полюбить, да, наверно, хотя это он сейчас так думает, чисто теоретически, а на самом деле не было ничего. Он тогда отступил за дверь, не повернулся спиной, а отступил, пятясь, не отрывая взгляда от пустоты, и дверь не захлопнул, а закрыл тихо-тихоне потому, опять же, что не хотел мешать, а потому, что пустотаэто и тишина тоже.
Плохо прошел концерт в Осаке. Никто этого не понялзрители, само собой, но и Ник, Верман, Стенли Они тоже. Играли как обычно, с настроем, не на автоматизме. Неплохоопять же, как обычноимпровизировали. Вдруг на середине песни «Верни мне октябрь» (хорошая песня, он всегда пел ее третьей, когда публика уже немного разогрелась, самое время для реального начала, драйва) он будто упал, выпустил из рук гитару, оттолкнул микрофон и Нет, конечно, он пел как обычно, играл уверенно, то есть не он играл, пальцы привычно делали свое дело, а он лежал в пустоте и понимал, что это конец. Он ничего не чувствовал, он был автоматом, как кукла Олимпия в «Сказках Гофмана». Сейчас кончится механический завод, и завести его будет некому, никто не догадывается, что он стал механической куклой, и, допев (как падает вертолетне валится с неба, а опускается на авторотации), он уйдет со сцены, чтобы никогда не возвращаться.