Не прошло и пары минут, как к КПП подлетел обвешанный ветками командирский броневик, тут же взявший дорогу под прицел. Лишь удостоверившись, что все уже закончено, и скошенные пулеметным огнем всадники не поднимутся, Мохов выбрался из машины и поспешил к своим подчиненным за разъяснениями.
- Что тут произошло, Семен? - формально командирами бронированных автомобилей числились унтер-офицеры из состава роты охраны авиационного отряда. Но в реальной жизни они лишь перенимали опыт, осуществляя одновременно функции установщиков и снарядных. Два же основных человека из экипажей каждого броневика числились временно приписанными гражданскими специалистами заводов-изготовителей техники. В силу каким-то великим чудом пропихнутого через великого князя указа о недопустимости мобилизации в военное время рабочих занятых в производстве вооружений для ИВВФ, к числу которых относились в том числе все сотрудники завода "Мотор", официально они осуществляли приемо-сдаточные испытания и не более того. А по факту главными в экипажах являлись именно они.
- Да вот, Матвей Николаевич, приехали и попытались солдатика на пику насадить, когда он у них поинтересовался кто такие и куда путь держат, - высунувший голову из люка башни пулеметчик, кивнул в сторону шлагбаума. - Я, как вы и приказывали, их на прицел взял сразу, как на дороге появились. А уж как увидел, что нашего пытаются бить, сразу и открыл огонь.
- Понятно. Продолжай бдеть. - Кивнув подчиненному, он поспешил непосредственно к КПП, где за небольшой замаскированной кустарниками стеной, сложенной из набитых песком мешков, прятались трое солдат. Они уже успели отловить четырех уцелевших лошадей и теперь дожидались прибытия начальства.
Всего в короткой перестрелке погибли десять немецких гусар, чьи тела тут же принялись осматривать как раз подъехавшие на грузовике во главе с командиром роты бойцы тревожной группы, но появившаяся со стороны города очередная группа кавалеристов заставила их на время отложить это увлекательное занятие и обеспокоиться поиском укрытий. То, что это противник, уже не подлежало сомнению - форму черных гусар нельзя было спутать ни с чем. Особенно характерными являлись их шапки с кокардой из перекрещенного костями черепа.
Все еще лежавшие на дороге павшие оказались весьма показательным знаком для немецкого подкрепления и те мгновенно убрались с дороги в близлежащие заросли, где и спешились. Изображать из себя мишень, браво гарцуя посреди дороги, дураков не было. Все дураки, как и храбрецы, остались лежать на русской земле после встречи с русскими аэропланами и собратьями-гусарами. И лишь те, кто проявлял осторожность, смогли просочиться в тыл вражеских войск.
Вот только попытка приблизиться к небольшому укреплению оказалась прервана самым радикальным способом - не менее полутора десятков самозарядных карабинов, которыми авиаторы вооружили свою охрану, гаркнули со стороны русских и оба посланные в разведку гусара уткнулись лицами в землю, не проползя и полусотни метров. В ответ же на залп оставшихся кавалеристов к ним тут же прилетел 37-мм фугасный снаряд, а потом еще один и еще один. Да и злой лай заработавшего пулемета с частым треском выстрелов винчестеров, дали понять, что тут им не рады. И вообще, наткнулись они отнюдь не на обозников, как на то втайне надеялись. Если судить по плотности огня, по ним вообще вела огонь едва ли не полнокровная пехотная рота.
Решив, что они встретились с авангардом 8-й русской армии, командир сократившегося уже на четыре человека отряда приказал срочно отступать. По какой причине русских войск не оказалось непосредственно в местечке, куда они успели ненадолго заглянуть, преодолев редкую завесу вражеских разъездов, если уже через полтора километра они встретили столь солидное сопротивление, вахмистр не понимал, но для выдвижения умных мыслей у него имелся командир эскадрона, которому и следовало доложить о сложившейся ситуации.
Возвращающиеся на аэродром пилоты оказались немало удивлены открывшейся им картиной ведшегося на подступах к аэродрому боя. А точнее, избиения. Два броневика гнали по дороге в сторону города полдесятка всадников, а вслед за броней продвигалась редкая цепь бойцов их роты охраны.
Удостоверившись, что топлива еще достаточно, Егор на руках приказал Тимофею уводить штурмовик на аэродром, а сам отвернул в сторону, чтобы выйти отступающему противнику во фланг. Заодно удалось на личном опыте оценить, насколько же неудобно оказалось осуществлять перезарядку ФД-12. Сперва, потянув за рычаг, он высвободил пулемет из крепления, после чего потянул его на себя, выдвинув внутрь кабины. Хорошо еще, что упитанным назвать его было нельзя, да и плечевого упора пулемет был лишен, иначе перезарядка могла окончиться, так и не начавшись. В любом случае, в момент отсоединения опустевшего диска выдохнуть ему все же пришлось, так как тот уперся краем в панель приборов и застрял. Справившись и с этим, Егор достал из специального чехла на борту кабины заправленный диск и запихал на его место опустевший. Лишь после этого он вновь выдохнул, но на сей раз в целях осуществления зарядки. В общем, к тому моменту, как он закончил перезарядку и второго пулемета, внизу уже все было кончено. Пулеметный огонь с остановившихся броневиков не оставил немецким кавалеристам ни единого шанса на выживание. Слишком уж небольшой дистанцией для такого оружия являлись три сотни метров.
Но куда большую роль в разгроме немецкого полка должен был сыграть сводный отряд броневиков и эрзац мотострелков, что еще с утра был отправлен в обход с целью выхода противнику в тыл. По причине наличия не столько дорог, сколько направлений, двигаться машинам приходилось с надетыми на задние пары колес резиновыми гусеницами, что снизило их скорость вдвое. Но даже так уже к пяти часам вечера отряд оседлал дорогу Млава-Сольдау, по которой немцы осуществляли снабжение.
Обозники даже не пытались оказать какого-либо сопротивления при встрече с бронированными монстрами и, поднимая лапки, соглашались на все условия, даже не понимая русский язык. Но интернациональные жесты, а также волшебные пендели легко позволяли наладить взаимопонимание. Лишь изредка в выскакивающий на дорогу из засады броневик производились выстрелы, но с такими особо не церемонились и огнем остальных машин тут же сминали всякое сопротивление.
Точку же в оборонительных боях при Млаве поставила атака бронетехники. Стоило Егору убедиться, что дорога надежно перекрыта, как был отдан приказ двум охранявшим летное поле броневикам выдвигаться к городу для атаки вновь ринувшихся в бой немцев. Не смотря на понесенные потери и некоторую растерянность, ставшую результатом столкновения с прежде неизвестным оружием, командир 128-го пехотного полка сохранил возможность думать здраво и принял, наверное, самое верное в сложившейся ситуации решение. Чтобы уберечь остатки полка от постоянных нападок с неба, требовалось укрыться там, где противник не мог бы тебя достать. И столь безопасным местом виделось Млава. Требовалось только пробиться на улицы города. Потому в эту атаку были брошены все, кто только мог держаться на ногах.
Преодолев линию укреплений казаков, обе бронемашины, полностью игнорируя ружейный обстрел со стороны залегших в полях цепей немецкой пехоты, устремились вперед, изредка останавливаясь, чтобы отстреляться по очередной заманчивой цели. Дабы не рисковать, БРДМ-2 держался метрах в трехстах от головного БА-3, потому основная доля вражеских пуль доставалась пушечному броневику. Но и по корпусу разведывательно-дозорной машины время от времени постукивали пули, давая понять экипажу, что нервы у германского солдата достаточно крепкие, дабы не удариться в панику при встрече с не виданным ранее и неуязвимым противником.
Но вечно продолжаться подобное противостояние не могло. Стоило с тыла появиться паре артиллерийских броневиков, что огнем своих 2,5-дюймовых орудий принялись наносить куда более тяжкий урон, а с неба посыпаться очередной порции бомб, избиваемый уже не первый день полк дрогнул. Именно этого момента дожидался генерал-майор Штемпель. Стоило ему махнуть рукой, как со стороны Млавы пошла постепенно расширяющаяся волна всадников. Выслушавший очередной план авиаторов, командир 2-й бригады 6-й кавалерийской дивизии признал его достаточно годным, чтобы попробовать. И вот теперь две трети состава 6-го гусарского полка нагоняли показавшего таки спину противника.
Нельзя было сказать, что немцы принялись драпать, бросая все, что только мешало бежать. Нет, поначалу они откатывались весьма грамотно, то и дело ведя огонь по жиденькой волне русской кавалерии. Но сперва, после того как рядом разорвался снаряд, убивший разом трех сослуживцев, побежал один, за ним устремился второй, что едва избежал пулеметной очереди, прошедшей в каком-то сантиметре от его ног, они потянули за собой третьего, четвертого... И прежде казавшиеся чем-то монолитным пехотные цепи рассыпалась на кучки спасающихся людей. Так был опрокинут левый фланг 128-го пехотного полка, после чего началось преследование и избиение.
В результате из всего состава полка за последующие пять дней к Сольдау вышло всего двести тридцать семь человек, включая трех офицеров. Остальные же, либо погибли, либо попали в плен. Но праздновать победу было рано, ведь Цеханов все еще оставался в руках противника и, судя по данным воздушной разведки, там разместился еще один полк усиленный артиллерией. Стоило ли говорить, что именно они стали приоритетной целью авиаторов на ближайшие дни?
Впрочем, нового изрядного напряжения всех сил не понадобилось. Немцы сами прекратили всякие попытки продвинуться куда-либо, начав обустраиваться на достигнутом рубеже. Именно это дало защитникам Млавы столько необходимую им передышку. Ведь только пленение свыше тысячи солдат противника, не менее половины которых были ранены, едва не парализовало всю бригаду. К тому же нельзя было сказать, что игра шла в одни ворота. И гусары, и казаки, понесли изрядные потери, так еще теперь приходилось выделять солидные силы для охраны пленных. А ведь к исходу сражения их самих оставалось в строю немногим более количества захваченных немцев. Плюс собственные раненые. Плюс отсутствие возможности их эвакуации в Варшаву. Плюс изрядно растраченный боезапас. Одним словом, проблем хватало. Хорошо еще, что в местечке имелись аптеки и доктора, позволившие организовать во временно реквизированных зданиях хоть какое-то подобие госпиталей.
Готовить в сложившейся ситуации удар по превосходящим силам противника, можно было даже не мечтать. Не только попавшие в плен немцы оказались изрядно изнурены недавним боем. Что люди, что кони, что техника, требовали хотя бы небольшого перерыва. Но это вовсе не значило, что противнику следовало спускать с рук пребывание на своей территории. Так Цеханов превратился в приоритетную цель для авиаторов. А вот броневики, не смотря на все протесты командира 5-й автомобильной роты, что с превеликим удовольствием принял командование над "маневренной группой", оказались на неопределенное время привязаны к полевому аэродрому, ведь теперь между летным полем и немецкой пехотой не было столь удобной преграды, как обороняемый сотнями солдат город. Лишь высланные по округе разъезды, собственная охранная рота, половина которой к тому же оказалась отряжена для сбора трофеев, да броневики, могли воспрепятствовать неожиданному сваливанию на голову сонным летчикам озлобленных немецких пехотинцев. Потому в течение двух дней они только и делали, что совершали налеты на биваки 5-го гренадерского полка. Причем, не только дневные. Когда-то надо было начинать нарабатывать опыт ночных налетов, и столь простая мишень, как раскинувшийся на многие сотни квадратных метров лагерь, выделяющийся на фоне земли белизной палаток, оказался великолепным полигоном. Особенно учитывая факт действия над своей территорией.
Не менее пятидесяти тысяч флешетт были вывалены на эти самые палатки и коновязи не знающих покоя и отдыха пилотами. В силу неподвижности, размеров и опасности новой мишени, со стороны которой с каждым налетов все чаще и чаще раздавалась залповая стрельба, атаки по лагерям батальонов производили с высоты не менее полукилометра. Пусть увеличение высоты сильно сказалось на точности ударов, но тут Егор решил взять свое не качеством, а количеством, имея целью не столько нанести противнику максимальный урон, сколько сберечь своих пилотов и технику. Война, можно сказать, толком еще не началась, а отряд уже лишился одной машины, что попала в заботливые руки механиков с двумя поврежденными пулями цилиндрами. Да и прочие щеголяли десятками белых пятен наложенных на скорую руку заплат.
Тем не менее, первый налет был все же осуществлен с применением куда более ценных трехпудовых авиационных бомб. Немецкие артиллеристы, чье уничтожение было назначено нижегородскими авиаторами в качестве приоритетной задачи еще годы назад, на стадии зарождения отечественного военно-воздушного флота, всегда могли рассчитывать на самое горячее приветствие. Все еще непуганые они расположились, как у себя дома. Ни о какой маскировке не было и речи, и шесть орудий выставленных в открытом поле в одну линию вскоре оказались перемешаны с землей и особо непонятливыми артиллеристами не поспешившими унести от своих пушек ноги, когда в воздухе появились русские аэропланы. Три орудия разбило вдребезги, еще два перевернуло близкими разрывами, но внешне они смотрелись вполне целыми, а одно просто испарилось - на месте его нахождения осталась лишь глубокая воронка. Столь же незавидная судьба постигла и вторую батарею, приданную 5-му гренадерскому полку. И лишь после авиаторы взялись за сокращение поголовья пехоты, продолжавшееся в течение последующих 48 часов.
А 17-го августа немцы сами выдвинулись по направлению к Млаве, теперь уже с двух сторон. По всей видимости, изрядно взбешенный понесенными потерями командующий XVII-м армейским корпусом не только получил достаточные разведывательные данные, но и донес свои мысли в виде конкретного приказа до выдвинувшихся на русскую территорию войск. Благо блуждать в неведомых далях гренадерам не требовалось - достаточно было следовать вдоль железнодорожных путей, что вели прямиком к Млаве. Расстояние же в 36 километров вполне можно было преодолеть всего за один дневной переход, после чего навалиться на зажатые с двух сторон русские войска одновременно со 175-ым пехотным полком, выдвинувшимся со стороны Сольдау вместе с уцелевшими батареями 72-го артиллерийского полевого полка, что своим огнем должны были сравнять с землей все полевые укрепления противника и разобраться с теми блиндированными автомобилями, которыми пугали всех окружающих уцелевшие солдаты 128-го пехотного полка.
Вполне естественно, что разорваться надвое авиационный отряд хоть и мог, но тогда боевая эффективность снизилась бы в разы. Ведь основная сила их воздействия на противника, включая психологический эффект, заключалась именно в массовости применения, если так можно было выразиться об отряде в полдюжины машин. Но на фоне полетов одиночных разведчиков, что практиковали все остальные, налет шести бомбардировщиков действительно смотрелся грозно. Хорошо еще, что выдвижение противника удалось вовремя засечь и согласовать дальнейшие действия с генерал-майором Штемпелем.
В результате, уже с полудня начались налеты на колонны 5-го гренадерского полка. Здраво рассудив, что лучше отступить, но сохранить силы и какие-никакие, а достижения, нежели полечь всем при попытке защиты не имеющего никакого стратегического значения города, было принято решение приложить все силы, если не к уничтожению, то к рассеиванию тех сил, что перекрывали путь к Новогеоргиевску и Варшаве. Естественно, об идущем от границы противнике тоже никто не забыл, и на его сдерживание было выделено два БА-3 с эскадроном казаков в прикрытии. Но с учетом разницы сил, речь там могла идти именно что о сдерживании. Основные же силы оказались брошены на южное направление.
Как и в предыдущий раз, основной упор решили сделать на тактике засад, для чего навстречу противнику весьма споро выдвинулся похудевший до трех БА-3 броневзвод и рота мотострелков - поровну бойцов охранной роты и казаков, которых удалось разместить в кузовах временно приписанных к авиационному отряду грузовиков, как своих, так и из состава 5-й автомобильной роты. Хотелось бы отправить больше, но штабс-капитан Бажанов, командир этой самой роты, согласился привезти с собой из Варшавы в Млаву только шесть трехтонных Бенц-Гаггенау, поскольку больше свободных платформ у железнодорожного состава не нашлось, а отправлять технику своим ходом он наотрез отказался. Впрочем, теперь, наверное, он сам более прочих горевал о том своем решении. Поставленный в качестве командира этой сборной солянки он был вынужден ломать голову над тем, как с наибольшей пользой применить наличествующие откровенно невеликие силы. Хорошо еще, что опыт уже имелся, пусть большей частью он и состоял в перехвате обозников, да бегущих с поля боя солдат, которых по пятам преследовала кавалерия. Нынче же предстояло сойтись с достойным и куда более многочисленным противником лоб в лоб. Сойтись и надеяться, что этот вызывающий вагон и маленькую тележку вопросов пилот-охотник Озеров, не приврал, и действительно сравнял с землей всю вражескую артиллерию силами своего авиационного отряда. Иначе вся их надежда на плотный пулеметный огонь и непробиваемые пулями бронемашины могла сгореть в горниле разрывов артиллерийских снарядов. Хотя для столь малого отряда огневая мощь у них была поразительная. Помимо выделенных авиаторами шести ручных пулеметов и, естественно, броневиков, а также самозарядных карабинов половины солдат, удалось наложить руки на три немецких MG-08, что в числе прочих трофеев оказались притащены на полевой аэродром. Поскольку конструктивно они были схожи с Максимом, оружейники весьма споро привели их в порядок, а уж о запасах немецких патронов и вовсе можно было не беспокоиться - этого добра у них нынче имелось куда больше, чем отечественных. Да и у изрядно разошедшихся авиаторов, чьи боевые возможности штабс-капитана начали откровенно пугать, нашлось в закромах еще немало подарков для незваных гостей, кои они не замедлили вывалить на головы намеченной цели.